***
Гостей выдворили из садов на время расследования, предоставив им многочисленные комнаты, подготовленные Саерой. У каждой двери поставили стражу, а окна заперли. В эти тревожные времена излишняя осторожность не повредит. Но, как оказалось, они были недостаточно осторожны. В фамильном солярии неподвижно сидит принцесса Крови. Её клятвенный защитник, дракон во плоти, меряет шагами солярий, охраняя её как драгоценное сокровище. К большому огорчению его тётушки. —Деймон, брось мечь. Мои псы и твои уже позаботились о безопасности этого места. Пренебрежительный ответ лишь раззадорил мятежного принца. Он стиснул Темную Сестру еще крепче. —Именно из-за твоих псов мы в этом дерьме, Саера, — процедил он, ледяным взглядом глядя на пожилую женщину, которую окружили два ее старших сына. Несмотря на прохладную ночь, лиловые глаза мятежного принца пылали яростью. Он прохаживался туда-сюда, оставляя следы на мраморном полу. Его тело заслоняло все еще оцепеневшую принцессу. Взгляд Рейниры был пустым и застывшим, устремленным на одинокую пылинку на утопленном столе. Вопросы на вопросы, голоса на голоса — воспоминания, которые, как ей казалось, были уже погребены, всплывали на поверхность. Лицо принцессы осунулось, бледная кожа слилась с серебром волос, словно в тот момент, когда Королевская Гвардия преклонила колени и объявила их… Деймон хмуро качнул головой, осознавая всю гнетущую тяжесть этого слова — узурпаторы. Мысль о том, что это на самом деле означает для них, для Рейниры, пронзила его как ледяной кинжал. Это слово стало предвестником хаоса, разрушения и неопределенного будущего. —Зеленая шлюха, наконец, сделала свой ход, — прошипел он про себя. —Неужели их не проверяли? — голос Деймона прорезал тишину, обжигая своим гневом. Как предатель мог так легко проникнуть в ваше окружение? Как ваша хваленая охрана допустила, что среди них оказался чужак? Визерион и Аурион, хмурясь, смерили его взглядом. Ему было плевать на их осуждение. Мысли о том, что его слова и действия могут поставить под угрозу этот альянс, не омрачали разум принца. Его волновало только одно… —На вашего почетного гостя было совершено нападение! — прошипел он, указывая на Рейниру, которая вздрогнула от его ярости. —Принцесса крови, один из двух драконьих всадников в вашем доме! Целенаправленная мишень, которая могла погибнуть сегодня из-за вашей некомпетентности и отсутствия безопасности! Аурион фыркнул: —Таргариен… —Я получу свои ответы прямо сейчас, Саера, — потребовал Деймон, игнорируя растущее раздражение своих кузенов. —Или я обрушу на ваш драгоценный городишко гнев Караксеса! Его обещание прогремело раскатом грома, эхом разнесшимся по залу. Ветер, словно подгоняемый яростью дракона, нес в себе его бурлящую силу. Все присутствующие зашевелились, нервно ёрзая на своих местах или поднимаясь на ноги. В их глазах читался страх, словно в тот момент, когда он и Рейнира впервые ступили на эти земли с мольбой о помощи. Теперь же им самим уготована участь оказаться в логове крылатого змея. —Осторожнее со словами, отступник, — процедила Саера, поднимаясь со своего места, чтобы бросить вызов Деймону. В ее голосе звучала неприкрытая угроза. —Возможно, твои чудовища и рыщут там, снаружи, но здесь, ты находишься в моих владениях, — заявила она с презрительной усмешкой. Все еще облаченная в платье цвета заката, ее бледная кожа, ласкаемая солнцем десятилетиями, не утратила своей аристократической белизны. Она походила на восходящую богиню солнца, готовую своим сиянием сжечь и ослепить тех, кто посмеет потревожить ее сон. Она с радостью встретила бы извергающего пламя дракона, лишь бы сохранить свой покой. —Расследование уже проведено, — с нажимом произнесла Саера. —Наемники томятся в темницах, отвечая за свои преступления. А мои гости, — подчеркнула она, — важные люди королевства, которые из-за любых безосновательных обвинений готовы развязать войну со мной, содержатся как обычные пленники и допрашиваются в этот самый момент. Но Деймон знал, что этого мало. Никогда не будет достаточно, сказал он ей несколько часов назад. Особенно, когда речь идет о благополучии его племянницы. Он посмотрел на Рейниру, пока тетя бранила его, на ее мрачное лицо и беспокойно теребящие пальцы. Увядающая роза перед штормом, который они сами и создали. — К тому времени у нас всех будут ответы, но вам бы не мешало помнить, кому вы обязаны своими жизнями! —Я прекрасно запомню это, если вы тоже вспомните о своих долгах, — прорычал Деймон в ответ, шагнув вперед, чтобы встать с тетей лицом к лицу. Лиловые глаза встретились с истинно-сиреневыми. Один дракон рычал вслед за другим. Бывшая принцесса ни в коем случае не унаследовала низкий рост матери. На самом деле, она была достаточно высокой, ей нужно было лишь слегка задрать нос, чтобы встретиться с яростным взглядом племянника. Но, подобно своей ауре, Саера дерзко выдвинула подбородок и смотрела на Деймона сверху вниз, будто он был не более чем мальчишкой, качающимся в истерике. Он не стерпел такого отношения к себе. К счастью, однако, потребовалось лишь одно слово, по сути, приказ, чтобы мятежный принц отступил. —Деймон. Деймон не стал оборачиваться, прекрасно осознавая, что это Рейнира произнесла его имя. В ее тихом шепоте звучал призыв к спокойствию и вниманию, обращенный исключительно к нему. Медленно, нехотя, Деймон отходит, возвращаясь на сторону Рейниры, где ему и место. На мгновение лицо Саеры озарила волна облегчения. Хотя, возможно, это был просто обман зрения. —Оставьте распри, матушка и кузен! — Гвин с тревогой наблюдала за их спором, хмуря брови. —Не время сейчас браниться, когда, вероятнее всего, нас всех хотят уничтожить. Он задержал взгляд на своей кузине — названой или нет, Саера не делала различий с теми, кого считала своими, — прежде чем кивнуть в знак согласия. Гвин кивнула в ответ, строго взглянув на мужа, когда он последовал за матерью, бросая ей вызов. Он тоже понимал предупреждение, когда его видел. Несомненно, вторая дочь Саеры обладала талантом сглаживать острые углы в семейных отношениях. Она, не являясь родственницей по крови, но прекрасно понимая их, своим присутствием дарила им чувство спокойствия. Это было неожиданно, но приятно. Разговор не заставил себя ждать, так как Ариадна быстро вмешалась. —Он налил нам всем по четыре бокала одного и того же вещества, — отметила Ариадна, — Включая компаньонку Рейниры. —Очки ещё есть? — спросил Аурион. —Да, их мейстер, Герардис, помогает Дженейре узнать, что было в вине, — подтвердила Ариадна. Странное положение лекаря с Запада всё ещё было им непривычно, несмотря на то, что он сопровождал их кузин в этом путешествии. —А если он ничего не найдёт, Драккар наверняка найдёт, когда закончит играть с этими ублюдками, — презрительно фыркнул Аурион. —Или мы можем получить ответ прямо сейчас, — указала Гвинн, —«потому что кто-то в этой комнате уже подозревал, что там было, ещё до того, как мы смогли узнать. Все снова взглянули на Рейниру. Деймон коснулся руки Рейниры, останавливая её от нервного кручения колец. Он понимал, как ей тяжело под гнётом всеобщего внимания. Сколько раз ей уже приходилось выдерживать подобные взгляды в одиночку? Без поддержки, без чьей-либо руки, протянутой в знак сочувствия, без защищающей спины? Он нежно сжал её руку. Я здесь, с тобой. Не бойся, я защищу тебя. Рейнира не ответила на пожатие, но ее дыхание стало чуть более ровным. —Я почувствовала этот запах… от Тихе… — при упоминании племянницы и внучки внимание к Рейнире усилилось, но она продолжила: —Когда я благословляла её на том пляже, мне показалось, что я уже улавливала этот запах. Сначала я подумала, что это просто запах древесины или ткани, в которую её завернули, но теперь… Принцесса замолчала, сглотнув комок в горле. —Это был тот же запах, что и у чая, который я пила дома… Когда он подошел к ним, Рейнира понюхала напиток и поморщилась, словно запах пробудил в ней воспоминание, которое она давно заперла, еще до их отъезда к Восточным берегам. —Какой чай? — мягко спросила Гвинн. Рейнира судорожно вздохнула: —Он… он пах… пах так же, как тонизирующий напиток, который мейстер Меллос присылал мне, чтобы… успокоить нервы и снять спазмы в желудке. —Ты знаешь, что это за запах? Рейнира, прикрыв веки, погрузилась в воспоминания, отчего ее рука невольно сжала его пальцы. —Мед. Мята. Душица. И еще какой-то древесный аромат… Деймон, нахмурив брови, пытался вспомнить, какой же напиток мог вызвать подобную реакцию. —Он не особо помогал. Спазмы становились меньше, но не проходили до конца, — хмуро пробормотала Рейнира, — Меллос так и не объяснил, почему. Даже их четверо братьев и сестер не могли с уверенностью сказать, о каком напитке говорила Рейнира. Вдруг Саера резко развернулась, ее рот округлился от ужаса: —«Они давали тебе это, когда ты была беременна? Глаза Рейниры распахнулись. В них отражался тот же ужас, что и на лице Саеры. —«Я… да, давали. Деймон не помнил, пила ли Аєймма что-либо, чтобы облегчить беременность, но, по логике, это было бы разумно. Однако, как верно заметила Рейнира, он думал, что эффект будет более выраженным. Единственный напиток, который, как он мог вспомнить, мог вызвать такую реакцию, это… —Лунный чай. Они дали тебе лунный чай? — прошипела Саера, ее враждебность стала еще более явной, чем когда Деймон посмел усомниться в ее авторитете. Рейнира часто заморгала, на ее прекрасном лице отразились замешательство и страх. Деймона же охватил ужас, ледяной комок сковал его руки и ноги, а затем осел тяжелым грузом в животе. В этот момент все встало на свои места. Часть головоломки встала на место, сделав картину немного более ясной. —Что такое этот лунный чай, матушка? — спросила Ариадна. Саера дрожала, ее зубы скрипели друг о друга. —Средство для прерывания беременности в Вестеросе, не сильно отличающееся от чая с сильфием и пивных дрожжей здесь, на Востоке, — ответила она, меряя шагами комнату, ее туфли на каблуках стучали по полу. —Неправильно приготовленное, оно может вызвать внутреннее кровотечение, выталкивание плода, нечеловеческие судороги в желудке и смерть… —Не может быть, — покачала головой Рейнира. — М-мне приходилось пить лунный чай раньше, я знаю его вкус. Он хотел спросить, как она может это сказать, но принцесса уже ответила: —Четыре года назад отец заставил меня выпить его после… скандала, — она бросила на него взгляд. И Деймон понял, о чем она говорит. —Рейнира… —Лунный чай, который тогда подал мне Меллос, был другим, — настаивала девушка, но в дрожи ее голоса и в жалостливом взгляде Саеры он понял, что сомнения начали поселяться в ее душе. Деймон ни разу не спросил, как Криспин переметнулся на сторону Зелёной Королевы, после долгих лет верной службы племяннице, которая лично выбрала его своим защитником. Он справедливо предположил, что Криспин, возможно, признался ей в своих чувствах, предложил бежать с ним, соблазняя жизнью беглецов, словно этого когда-либо было бы достаточно для Рейниры. И она, по праву, отвергла его. Но теперь он задается вопросом, не произошло ли чего-то еще той ночью, в первую ночь, когда он её покинул… Не были ли эти чувства вызваны более интимной ситуацией, которая заставила его брата предложить дочери выпить чай? Всплыло воспоминание о гримасе, которую корчила Мисария, когда он наблюдал, как она принимает травяной напиток после каждой близости. Из любопытства и для собственного спокойствия он следил, как его шлюхи тщательно отмеряют ингредиенты, чтобы ни один бастард его крови никогда не пустил корни. Он, возможно, разочаровал брата, подумал принц. Но это не значит, что он растратит их наследие, их родословную на какую-нибудь жалкую простолюдинку. Именно по этой причине Деймон поклялся никогда не ложиться со своей Бронзовой Сукой, помимо их взаимной враждебности. Мисария однажды обдумывала эту мысль. Бастард, рожденный от королевского принца, мог бы потенциально дать ей так необходимую безопасность. Даже столкнувшись с осуждением, она могла бы с гордостью сказать, что подарила принцу первенца и насладиться всеми богатствами, которые он им обеспечит. Однако угроза расправы над бастардом-принцем и его простолюдинкой матерью стала непреодолимым препятствием для их союза. С самого первого раза, когда они легли вместе, принц безапелляционно заявил: только невеста из рода валирийцев, способная выносить его ребенка, или никто. С тех пор она ни разу не обмолвилась об этом и покорно пила чай под его неотступным взором. Он наблюдал, как она морщится, слёзы стекают по её лицу, как она сжимает живот и всхлипывает, когда ей кажется, что он не смотрит. Мисария больше никогда не сможет испытать радость материнства. Деймон проводил её холодным взглядом, одиночество снова стало его верным спутником. Но теперь его неотступно преследуют её слова: —Я давно позаботилась о том, чтобы меня никогда не подвергали опасности родов, — прошипела она, полная гнева и обиды на фарс, в котором он заставил её участвовать. Что, если ложь не имеет значения? Что, если она уже заранее позаботилась о том, чтобы беременность стала невозможной? Что, если последствия его обмана оказались более разрушительными, чем он мог себе представить? Более необратимыми? —А откуда ты знаешь, что это не было обманом в первый раз, принцесса? — спросила Саера. — В конце концов, бастард, рожденный от одной ночи греха, был бы им на руку… —Прекрати! — прошипела Рейнира, сверкнув на Саеру глазами. — —Откуда ты знаешь? Ответ Саеры прозвучал спокойно, ее накрашенные ногти царапали ткань на животе. —Потому что это не первый раз, когда серая крыса заразила свой дом, — голос ее тети звучал отрешенно, уныло и в то же время скорбно. — Почему, как ты думаешь, я уехала в Эссос? —Это… это было сразу после моих родов. Я еще не до конца выздоровела. Я не позволила себе выздороветь, это… известно. Саера лишь приподняла бровь. —И все же ты так и не выздоровела полностью. Деймон содрогнулся от этих слов. Все больше и больше кусочков мозаики складываются в ужасающую картину. —Нет… Нет, я не могу… — покачала головой его племянница. —Рейнира, дубазма, пожалуйста, успокойся, — умоляла Гвин. —Ты ошибаешься, это мое тело виновато. Мейстры знали, отец знал, весь двор знал, я сама знала, это моя вина! —Рейнира… В комнате воцарилась тишина, когда Рейнира резко выбежала из комнаты. Лицо ее было бледно, а руки дрожали. Воздух в большой палате стал тяжелым. Деймон уже собирался встать, но Саера цокнула языком, указывая на него одним пальцем, запрещая ему двигаться к двери. —Идите к тому мейстеру и сообщите ему о наших подозрениях, — приказала она одному из королевских стражей. — Визерио, собери наших людей и патрулируй гостевое крыло. Я не хочу, чтобы кто-то стучал в двери, требуя, чтобы их выпустили. —А ты, — она указала на Деймона, который едва замер на месте, горя желанием куда-нибудь пойти, что-нибудь сделать. —Дай ей отдышаться. Ей это нужно. —Ей нужен я — хотел возразить Деймон, но был вынужден остаться. Палящий лиловый взгляд тети пронзил его. —Моя госпожа, мы проверили чужеземцев… этих белых плащей. При упоминании о людях его… нет, нет. Да здравствует королева! Таргариен выпрямился, напрягся. —Впусти их. — Саера повернулась к племяннику, кивнув, признавая его власть. Дарклин, Каргилл, Бирч. Четверо мужчин низко поклонились. В тишине Серебряного зала Лавандовой Леди, где издаются указы, ведутся переговоры и проводятся встречи между опальным принцем и людьми его брата, не было нужды в формальностях. Не тогда, когда принц уже давно подозревал свое отлучение. И все же, они здесь. Одетый в те же темно-серые одежды, принц являл собой контраст с чужеземными косами, украшавшими его серебристые волосы. Но его лиловые глаза оставались неизменными, и чем дальше они отплывали от Вестероса, тем сильнее эти глаза преследовали их. А сами рыцари, скинув тяжелые доспехи и белые плащи, предстали перед ним в скромных лохмотьях. Лица их были изможденными, помеченные морщинами и сединой. Лишь позолота на потрепанном плаще сира Балона Бирча оставалась гордым символом принца, завоевавшего его верность. —Долго же вас не было, мой принц, — с усмешкой проговорил сир Стеффон Дарклин. Возможно, это был первый раз, когда Деймон видел, как этот человек ему улыбается. Он не привык к такой приветливости, когда речь шла о людях его брата. Грубый и беспощадный Балон Бирч лишь хрипло пробормотал: —Да, без вас, принц, люди совсем пропали. Деймон затаил дыхание, чувствуя, что его кузины теперь еще пристальнее наблюдают за происходящим. —Ожидают ли меня еще люди? —Да, — подтвердил Балон, — Двенадцать ждут за этими стенами, ожидая вас. —Ожидают, говорите? — Ариадна негромко напевала, облокотившись на стол. —«Тогда почему же вы четверо находитесь за нашими стенами, а не со своими собратьями? Рыцари переглянулись, внезапно осознав, что не одни в комнате, и растерялись. —Мужчины, это… Таргариены с Востока. Дом Мелкастас из рода Саеры Таргариен, — представил он их. Деймон едва сдержал ухмылку, видя, как смутились рыцари. В Вестеросе все знали судьбу Беглянки-Принцессы, шлюхи, опозорившей свою семью, отверженной и бесчестной. Её история служила нравоучительным уроком, рассказом о том, что случается с женщинами, которые сходят с пути благочестия и открыто пренебрегают волей отца. Это служило предостережением, чтобы удержать дочерей от поиска независимости, самостоятельности и жизни. Саера Таргариен, одетая в свои багряные одежды, с короной из серебристо-золотых волос на голове, лишь коротко кивнула в знак согласия со своего величавого крес Ходили даже более невероятные истории о том, как Беглянка-Принцесса обрела огромную власть. Говорили, что она контролирует большую часть торговли Волантиса, имея в своем распоряжении несметные богатства, с которыми никто не смеет ей указывать. —Нет, — размышлял Деймон, — такой сюжет не вписался бы в повествование Джейхериса. Женщина, прокладывающая свой собственный путь и добивающаяся успеха, не годится на роль трагической героини. Мужчины узнали принцессу и склонили головы в знак признания. Лишь сир Дарклин на мгновение замешкался, глядя на нее с благоговением. —Ваше величество, — запинаясь, произнес он, — по правде говоря, мы прибыли в ваши владения всего через день после того, как услышали о Битве за Апельсиновые Берега. Затем он добавил: —Я полагаю, мы уже встречались, мой принц, в тот день, когда вы с армией вернулись с битвы. Деймону пришлось напрячься, чтобы вспомнить, о чем идет речь, но вскоре до него дошло: Площадь. Рейнира в паланкине. Он едет следом. Какая-то фигура в плаще врезается в него и исчезает в толпе. Золотые плащи достигли золотых берегов. Предвидела ли это Джейенара? Видела ли она это в языках пламени и, прикусив язык, опасалась того, что эти чужаки могут принести ее дому? —Мы… держались в тени в западной части города, Ваша Светлость, — продолжил один из близнецов, скорее всего, Эррик. —В Доме купца, если сир Джонос Селтигар правильно перевел с их языка. Губы его брата были сжаты в суровую линию. —Хотя Харелип похоже, уверен, что мы остановились в борделе, — добавил сир Аррик, — не то, чтобы он жаловался. —Да уж, — рассмеялся Бирч, — вы, белые плащи, все просто неженки, вот и все. Даже тот парень… Дарк, кажется? — вчера веселился! Не отрицай, Каргилл! Глаза Деймона расширились. Харелип. Селтигар. Дарк. Все его люди были здесь. Сколько их еще? Сколько из них сидят в пивных и борделях, ожидая его команды? —В любом случае, это не объясняет, как вы проникли внутрь наших стен, — настаивала Ариадна, не удовлетворенная тем, что ее вопрос остался без ответа. Рыцари молчали, пока не заговорил сир Стеффон. —«В каналах возле западных ворот есть уязвимость, — сказал он, глядя прямо в глаза Саере, — «Так мы проникли, и так же проникли и они. В покоях стало душно. —Аурион, — выдохнула Саера, и ее старший сын тут же откликнулся. —Мы с этим справимся, матушка. Аурион уходит, целуя бледную руку матери и, отвечая на встревоженный взгляд Ариадны, обнимает ее за плечо и шепчет ей на ухо слова утешения, прежде чем покинуть комнату. Его место рядом с матерью занимает Визеррио. В нем вскипела смесь гнева и разочарования. Сама мысль о том, что оборона дворца была скомпрометирована изнутри, оставила горький привкус во рту. Как быстро рухнула их защита в том хрупком мире, который они создали! Как быстро могут застыть улыбки Рейниры, когда она столкнется с прошлым, от которого они так отчаянно пытались убежать. А теперь, с этой попыткой переворота, откровениями Саеры, слезами Рейниры, рыцарями, преклонившими колени, и с донесениями… —Почему? — спросил Деймон в смятении, с тяжестью на сердце. Он знал, что должен сесть, чтобы не упасть под гнетом ответов, которые, как он знал, скоро последуют, но его колени были словно скованы. Он только и мог слышать, как спрашивает себя: зачем вы здесь? Сир Эррик просто ответил: —Потому что мы присягнули служить королевской семье, мой принц. Деймон фыркнул: —Что ж, вы, безусловно, великолепно продемонстрировали свою преданность. Рыцари заерзали. Он знал, что был несправедлив. В конце концов, он тоже подвел ее так, что даже они не могли взять на себя вину. Но как же дерзко — сделать что-то только сейчас, когда Рейнира практически похоронила их заживо вместе со своими призраками и их криками, когда она только начала улыбаться без напряжения и смотреть на него без страха, что он может исчезнуть. Все они её предали. И продолжают предавать. —Ваша Светлость, мы действительно стали лишь сторонними наблюдателями её горя, — с болью признал сир Стеффон. — Мы знали, что происходит за закрытыми дверями, но всё же закрывали глаза и прикусывали языки… Ради сохранения королевского мира. —Воля короля всегда будет иметь приоритет над нуждами наследницы. —Я не буду слушать ваши оправдания, — выплюнул Деймон. — Не передо мной вам следует умолять о большей милости. —Именно поэтому мы пришли к вам сейчас, мой принц, — торопливо выпалил сир Эррик. — Ничто не сможет компенсировать наш провал в защите принцессы, но если вы позволите нам помочь вам защитить её сейчас, пока Зеленые поднялись… —Эррик! — оборвал его брат, но интерес Деймона уже вспыхнул. —Что происходит в Королевской Гавани? Ответ пришел от единственной храброй души, готовой навлечь на себя растущий гнев Дракона. —Эти долбанные Хайтауэры захватили власть, Принц Деймон, — презрительно хмыкнул он. — Так называемая Зеленая Королева чуть ли не сплотила весь Вестерос, чтобы поддержать претензии своего сына. Король Визерис практически мертв. —Что? Деймон стоял в растерянности, когда перед ним раскрылась правда. Его руки похолодели, пока он обрабатывал информацию. —Примерно два месяца назад короля в последний раз видели обедающим со своей женой и детьми. Через несколько часов он внезапно потерял сознание. С тех пор его никто не видел. Его брат… Тот самый человек, который когда-то был ему опорой, когда они вместе провожали в последний путь своих родителей. Тот, ради которого он без колебаний поднимал свою армию и преклонял колено. Тот, кто раньше искренне и весело смеялся над его проделками, пока не устал от них. Его брат, чьи решения, подвластные чужому влиянию, разочаровали Деймона и доводили его до безумия. Тот, с кем он делил детство, по которому тосковал, по прошлому, стертому расстоянием и гордыней. Тот, кого он клялся защищать, а затем клялся защищать от него Рейниру. Тот, кого он оставил Зеленым, потому что тот отвернулся от него и от их семьи. В его душе бушевала буря эмоций: ярость на предательство со стороны Хайтауэрской шлюхи, горечь и злоба на брата, который оказался слишком слабым, чтобы разоблачить махинации своей жены, и глубокий страх за Рейниру, за их будущее. Брат всегда был частью его жизни. А теперь, узнав правду, он… Их встреча завершилась клятвой Деймона отомстить за королевство, которое его брат не смог защитить. В тот момент, покидая брата, оставляя его наедине с мыслями и последствиями, Деймон задался вопросом: не тогда ли он окончательно порвал с ним все связи? Не осознал ли он в тот миг, насколько горько одиноким и бесполезным он стал? Неужели эта изоляция позволила змеям его двора наконец нанести удар, когда дракон оказался беззащитным без родни? Этого ли ты хотел для нас, отец? Неужели мы всегда были обречены стать тем, кем никогда не смогли стать ты и твой брат? Мечта о Норвосе, где Рейнира могла бы познакомиться с миром и обрести улыбку, угасла. Призрак несбывшегося будущего тает, поглощаемый надвигающейся бурей. Да, буря действительно надвигалась. Погруженный в свои мысли, Деймон не заметил, что Балон все еще что-то бормочет, не подозревая о внутреннем смятении принца. —Он подписал отречение, с подписью гарпии и ее любимого мейстера, утверждая, что королем должен стать старший сын. Деймон нахмурился, представляя, как этот толстый, избалованный и прожорливый мальчишка, глупый и склонный к истерикам, наденет корону его брата, корону Рейниры… Саера фыркнула, вертя в пальцах бокал с вином. —Остальное королевство с радостью преклонится перед своим мальчишкой-королем, — презрительно прокомментировала она. Деймон, к своему удивлению, не согласился: —Нет. Мой брат слаб, это верно. Готов лизать сапоги своим слугам, лишь бы сохранить свое драгоценное королевство мирным и спокойным. Но даже он не настолько глуп, чтобы не осознавать последствия… этого. Деймон не мог сдержать горечи, говоря о Визерисе. Да, у него было много недостатков. Столько, что можно было бы написать мемуары обо всех его ошибках, приведших к падению нашего дома, и все равно не хватило бы ни одной книги. Принц мысленно перечислил ошибки брата: —Визерис должен был быть лучшим отцом. Не должен был жениться на подруге своей дочери, запятнав ее репутацию и обрекая ее наследство на провал еще до его начала. Должен был утвердить ее права, а не заставлять исправлять беспорядок, который сам же создал. Он должен был быть лучшим братом. Не должен был изгонять единственного человека, который мог бы его защитить. Должен был позволить мне расторгнуть первый брак и объединить свои права с правами Рейниры. Не должен был отвергать меня снова и снова. Он не должен был быть таким разочарованием. Но, несмотря на все это, Даже он не посмел бы так грубо и осознанно осквернить память своей дочери. Единственная чистая страница в его жалком существовании, единственное светлое воспоминание о любимой жене, которую он пожертвовал ради мертвого сына. Если у него и было какое-то положительное качество, то это безграничная любовь к дочери. Визерис не раздумывая отправился бы за дочерью, готовый даже призвать Эйгона к ответу. Ничто не смогло бы остановить его, если бы шанс вернуть свою маленькую девочку в объятия и исправить все ошибки стал реальным. Зачем менять свое мнение сейчас, когда восемь лет он бездействовал, позволяя своему сыну править? Ведь он отлично понимает, что коронация Эйгона означает смерть для всех, кто предал Рейниру. Саера фыркнула, презрительно морщась: —Хайтауэрами отсюда воняет.— Она озвучила то, что Деймон и сам прекрасно знал. Возможно, Саера не застала Отто Хайтауэра во время его службы Десницей Короля при ее отце, но ее осведомители, без сомнения, снабдили ее достаточной информацией. —А старый добрый Отто выжил? Не удивлюсь, если он уже возомнил себя вершителем судеб, — язвительно прокомментировал Деймон. Таракан. Сир Аррик неловко кашлянул: —Нет, к счастью. Он умер через три дня после ожогов, полученных во время своего, эм, визита на Драконий Камень.«Остается только предполагать, что ожоги ему нанесли драконы во время последующей схватки… Победоносная ухмылка Деймона стала для них финальным аккордом в подтверждение их подозрений. Мысль о том, что Отто Хайтауэр, наконец, повержен, и свергнут той самой женщиной, которую он пытался уничтожить и заменить своим бастардом-наследником, наполнила его мерзким, болезненным удовлетворением. Рейнира обезглавила змею — главу дома Хайтауэров, и, не осознавая того, лишила их руководства. Слабые. Они никогда не восстановятся вовремя. Его мстительная радость поглотила его целиком, поэтому следующие слова собеседника мгновенно развеяли ее. —Это была сама Зеленая Королева, — произнес сир Эррик, осторожно оценивая реакцию Деймона, — которая короновала своего сына в Драконьей яме перед сотнями простолюдинов… Или, по крайней мере, тех, кого заставили это видеть. Этот факт не принес ему утешения, когда он вышел из зала, чтобы посмотреть на открытые окна. — Верховный Септон назвал его королем Эйгоном, Вторым своего имени, а Алисенту Хайтауэр — королевой-регентшей. —Смена одного мнимого короля другим — словно отрубили одну голову, а другую приставили. Просто обменяли куклу на куклу, позволив Хайтауэрам дергать за ниточки, — насмешливо фыркнула Ариадна. —И это не всё, — задумчиво добавила Саера. — Заставив простолюдинов принять нового короля, который принесет им только смерть и разрушение. Отпрыска тех, кто уже причинил предостаточно бедствий королевству, чтобы вызвать настоящий гнев Дракона… Она бросила на задумчивого принца взгляд искоса. —…Полагаю, им совсем не по вкусу оказаться втянутыми в этот бардак. —Боги, этот регион — сплошной бардак, — Гвинн потерла виски. —Я рада, что меня усыновили здесь, в Волантисе, — громко шепнула она, чтобы он услышал. И на данном этапе он даже не мог ее винить. —Они недовольны, принцесса, — ответил рыцарь. —Не называй меня так. Я уже тридцать лет как не обращаю внимания на этот титул, — Саера усмехнулась, потом посмотрела на рыцаря, назвавшего ее прежним титулом, и ее глаза сверкнули любопытством. —Хотя, полагаю, для тебя я могу сделать исключение. Дэймон и его кузены переглянулись, озадаченные. Сир Стеффон, сдержав удивление, откашлялся. —Не все потеряно, — заявил он. —На коронации многие роптали против нового правления, мой принц. Вместо приветствий звучали молитвы, а Хайтауэров проклинали вместо восхвалений. И что самое важное… люди звали Рейниру. —Как они ее назвали? — хмуро спросил Деймон, вспоминая провальную коронацию, плачущего мальчика в короне брата и женщину в зеленом, растерзанную толпой. Сир Стеффон, с глубоким вздохом склонив голову, провозгласил: —Единственной истинной правительницей. Королевой, которой она и должна была быть. Принц-Разбойник вздрогнул, чувствуя, как рушатся все его планы. Но слова рыцарей вернули ему надежду. Лунный свет озарял их потрепанные доспехи, делая их похожими на призраков. —Мы пришли, чтобы встать на ее сторону, — решительно заявили они. —Похоже, твой план провалился. —Терпение, теперь мы знаем, с чем имеем дело. —Черт, придется, видать, Скорпионов снова ставить, — проворчал капитан. —Проклятый шпион нас подвел! — вскричал один из его людей. —Они же обещали, что никто ничего не заподозрит! —Неважно, заподозрили или нет, — спокойно ответил капитан. —Мы оставили царапину на их броне. Этого достаточно, чтобы напомнить, что не все за них. С одного из кораблей, избежавших драконьего гнева, группа людей наблюдала, как по стенам разносится эхо криков. Их одинокий корабль спокойно покачивался на иронично названном «Заливе Драконов», в безопасности от огнедышащих чудищ, чьи оглушительные предупреждения разрывали ночное небо. —Похоже, Разбойник решил поиграть, — подумал он, поглаживая косы своей фиолетовой бороды. Ему удалось ускользнуть от слов Червя, но это неважно. Леди Лаванда всегда была непредсказуема. Однако он должен признать, что они недооценили Леди Лаванду и ее родственную связь с западными Таргариенами. Глупо было полагать, что гордость не позволит ей просить помощи у родственников, лишивших ее наследства. —Опять та же песня, — проворчал он, вспоминая, как всё начиналось. —Проклятые Таргариены, верные лишь своей крови. —Поднять паруса! — рявкнул он своим людям, колокольчики на его юбках зазвенели. —На Ступени, пока залечим раны! Но знайте, Волантис будет наш! Великая Блудница падет перед нами! Его люди встретили слова с неистовым энтузиазмом. —Дай мне еще пару месяцев, леди Лаванда, и я одолею тебя. —Но, сэр, — робко спросил рядовой, —а как же наши люди… —Они уже мертвы. Мертвых не вернуть, но, пожалуйста, — он указал на чудовищ, воющих вдалеке, —угадайте, кто это?! Зеленоволосый мальчишка притих. Нужно будет отвезти его в публичный дом, дать ему пару девиц с серебристыми волосами, чтобы привести в чувство. —Это было лишь послание, — процедил он сквозь зубы, его лицо омрачилось гневом. —Ответ на оскорбление, которое мы стерпели три недели назад. Испытание наших неприступных стен. —Но эти два чудовища, — он яростно указал на драконов, чей оглушительный рёв эхом разносился по округе, — не смогут остановить меня. Я возьму то, что мне принадлежит, и начну с Волантиса, Золотого города. Он не повторит судьбу своего предшественника, павшего от руки безумного дракона. —Пора обратиться к нашим южным союзникам, — произнес он, подходя к носу корабля. —Ты снова хочешь бросить им вызов? — с недоверием спросил заместитель. Никто в здравом уме не станет играть с драконом. Но он не был таким, как все. Его мысли роились, рисуя возможные сценарии. Он вспоминал истории о бесчестной деве, превратившейся в призрака, и восставшей из пепла, о владыке драконов, оплакивающем ее и вернувшем к жизни. И если ужас, который он уже начал сеять по Вестеросу, — лишь малая часть его замысла… что ж, тогда… —Не сейчас.— Не с имеющимися ресурсами, не без поддержки, не без… —Но я думаю, у меня есть решение, — сказал он, глядя на запад.***
В этом дворце она обрела покой. Счастье. Это утро стало одним из немногих, когда ей казалось, что ей вернули то, что было отнято — возможность быть окруженной девушками, которым она доверяла, о которых заботилась и которых баловала, под звуки живой мелодии нормальной жизни. Ей так не хватало тех времен, когда она могла спорить с фрейлинами о манерах, слушать сплетни, не будучи центром их внимания, смеяться без оглядки на завтрашний день. Война дяди, словно тень, следовала за ними, напоминая громовыми раскатами о цене обретенной свободы. Рейнира пыталась забыть о ней, но тщетно. Иногда ей хотелось умолять Деймона закрыть глаза на эту войну, хотя бы на время. Когда он приглашал ее на танец, шептал нежные слова, крепко прижимал к себе, она чувствовала себя… Обожаемой. Защищенной. Цельной. Боги, как же глупо она себя вела, позволяя ему так легко завладевать собой! Столько раз она отталкивала его, заставляя чувствовать ту же боль, что он причинил ей. Но под жаром его тела, под искренностью его слов все обиды таяли. Она поняла, что беззащитна перед ним. Когда его решимость ехать к Саере и продолжать тираду поколебалась, Рейнира не испытала ни облегчения, ни радости. Вместо этого ее сердце сжалось от жалости к себе. —Давайте наслаждаться солнцем, луной и звездами, — прошептала она. — В замке, скрытом во мраке, мы их так редко видим. Её рука тянулась к нему, моля остаться, вкусить солнце и свободу вместе. Но явилась отравленная чаша. В тот миг, когда лезвие нависло над его головой, она узрела жизнь без Деймона. Затем рыцари, верные слуги её отца, короля, склонились перед ней. Обвинения Саеры, ярость Деймона, интриги мейстера, дети, её мертвые дети. Всё, что она с таким трудом склеила, рассыпалось на глазах, превратившись в зияющие трещины. Ступая в комнату, Рейнира ощутила холодок по спине, будто что-то таилось в тени, наблюдая, вторгаясь в её покой. Тихий голос шептал ей бежать. И она побежала. Деймон нашел её у подножия кровати. Обхватив колени, она сидела, её серебристые волосы рассыпались волнами, а красивое розовое платье мялось, когда принцесса сжимала его края, чтобы взять себя в руки. Она не шелохнулась, когда Деймон присел рядом. На его вздох Рейнира резко ответила: —Не надо. Она не думала, что сможет сопротивляться ему, если он снова произнесет её имя. Он ждал, когда она заговорит. В последние луны принц всегда был ей послушен. Он всегда так добр к ней. Идеальный. Даже после всего, что он сделал. Почему все не может быть как раньше? —Я не хочу, чтобы кто-то передо мной преклонял колени, высказывал свои подозрения или делал заявления, о которых я никогда не просила, — срывается Рейнира, теряя самообладание. —Я никогда не просила быть наследницей отца. Никогда не просила быть обремененной такими ужасными амбициями. Никогда не просила, чтобы войну развязали от моего имени, никогда не просила, чтобы ты меня воскресил и…- она задыхается, ей становится трудно дышать, —Я никогда не просила ничего этого! Я никогда… Рейнира резко оборачивается к Деймону, который не шелохнулся с тех пор, как она начала бушевать. Он молча, почти бесстрастно выдерживает ее гнев. Но она знает своего дядю лучше, чем кто-либо другой. Она знает, что за этой маской молчания скрывается бушующий гнев. Она видит гнев в его глазах, в сжатой челюсти, в том, как крепко он сжимает рукоять меча. Она знает, что стоит ей сказать слово, и Деймон отправится вершить месть. Едва слышно, она пробормотала ему в грудь: —Просто скажи… Что они сделали? Страх перед правдой сковывал ее, но она не могла отвести ушей. Деймон приблизился, его тихие шаги не предвещали ничего хорошего. Лиловые глаза, словно два бездонных колодца, заглянули в ее душу. Он заставил ее сесть на край кровати, требуя встретиться с ним взглядом, когда она пыталась его отвести. Видит ли он боль, затаившуюся в аметистовых глубинах ее глаз? Отражается ли в них зеркало его собственных чувств, утопающее в бездне ее отчаяния? Дядя нежно касается кончиками пальцев ее пухлых губ, его взгляд мечется между ними и ее глазами, словно ища дальнейших указаний. Затянувшееся молчание прерывает Деймон. А ей так хочется приказать ему замолчать. Говорят, ничто не сравнится с яростью дракона. Ученые утверждают, что его пламя горит жарче, ярче, неся смерть всему живому. Именно это сейчас чувствует Рейнира, швыряя на пол и разбивая вдребезги все, что попадается под руку: полы, стены, мебель. —Эта проклятая тварь! Грохот разбитой стеклянной вазы. Осколки шкатулок с драгоценностями. Разорванные в клочья воспоминания. —Она убила моего отца! Она продолжает убивать его! Она оскверняет его тело, пока мы тут разговариваем! Эта лживая, обманывающая шлюха! — кричит Рейнира, женщина на грани безумия. Ее волосы растрепаны, из глаз льются слезы гнева, подол платья испачкан капельками крови от осколков хрустального кубка, который она раздавила и швырнула через всю комнату. Но этого недостаточно. Раны всегда затягиваются, выталкивая из ее пальцев осколки стекла, не позволяя ей почувствовать их жжение. Не позволяя ей чувствовать ничего, кроме тьмы, бурлящей внутри. —Проклятие! — вскрикнула она, — Qogralbar līve! Ziry pryjata tolvie run, bona aspo! Эта тварь! Она разрушила все. Абсолютно все. Алисента снова пошатнула хрупкий мир, который она так тщательно создавала. Рейнира надеялась, что, отправив ее отца на тот свет, превратив его верный щит в лужу расплавленного металла, а их армию — в кровавую пыль, ей удастся отпугнуть эту — эту стерву. Она думала, что призрак Рейниры Таргариен будет вечно терзать их, оставив ее в покое. Но, как оказалось, даже разорванной страницы, напоминающей об их общем прошлом, недостаточно, чтобы искупить годы унижений и душевных ран. И все же… —Я ушла из этого проклятого места, чтобы она спокойно сгнила на амбициях своего отца! Я ушла от них, потому что они, черт возьми, заслуживают того, чтобы уничтожить друг друга! — принцесса захлебнулась слезами, ошеломленная внезапным осознанием. Я их бросила… Я его бросила… Она бушевала, дрожала и рвала все, что попадалось ей на глаза. Ее гнев был настолько осязаемым и темным, что когда в этот миг откровения он отступил… Она его оставила. Она бросила его в змеиное логово, как он когда-то бросил ее. Она его оставила. Принцесса ничто, призрак прошлого, настоящего и будущего своего отца, рухнула на пол, превратившись в жалкий комок вины и сожаления. —Почему он не дал ей отпор?! — умоляла Рейнира, — «Почему он позволил ей сделать это с ним?! Почему он ничего не сделал? Хоть что-нибудь? Все знают, что ее отец был слабым человеком. Он предпочитал отшучиваться от обид и оскорблений, вместо того, чтобы дать им отпор. Он перекладывал ответственность за свои ошибки на дочь, не желая отвечать за них самостоятельно. Он изгнал своего брата за правду, предпочитая сладкую ложь Десницы. Снова и снова Визерис выбирал бездействие, пока оно не начинало его раздражать. Он не мог утешить ее, когда она теряла детей, хотя сам пережил подобное горе. —Будут другие, дочь. Не горюй, — говорил он. Она ненавидела его. Она всегда будет презирать его за слабость, жадность и трусость. И все же. Образ отца, лежащего на том же ложе, где умерла ее мать, не выходит из ее головы. Он в коме, на грани между жизнью и смертью. Он совершенно один. Это его вина, что он их оттолкнул. Все его вина. Так зачем? Рейнира бьет себя в грудь, желая, чтобы сжатие в сердце ослабло. —Проклят он! — снова бьет себя в грудь, — Проклято его чертово эго! Отпусти меня. Пожалуйста. Освободи меня от этой боли. И тут, когда она собирается снова ударить себя, сильная рука хватает ее за запястье. Теплое тело прижимает ее к себе. —Рейнира, хватит, — говорит Деймон. Он отпускает ее, когда она поворачивается к нему, по лицу текут слезы. Твердые, сильные руки обхватывают ее за плечи, а мягкий гудящий голос вибрирует у него в груди. Племянница позволяет ему утешать себя, со слезами на глазах. Она должна оттолкнуть его. У него нет права на это, ведь все случилось из-за него — из-за его вины, его желания все исправить. Но она не делает этого. Рейнира зарывается в него, горячо плача ему в шею, чтобы выпустить мучительный крик. Рыдания душили, не давая возможности говорить связно. —Я… я же его дочь! Я должна была быть ему… быть ему опорой… наследницей… Почему он… почему он выбрал других?! Теперь посмотри, что с ним случилось. С нами. Со мной. Её кулаки сжались на его дублете, ногти оставили вмятины, которые наверняка оставят след на его коже. Она надеялась на это. —Так почему… — задыхалась Рейнира. — Почему это всё ещё б-больно? Он не заслуживает моих слез, он н-не заслуживает ничего. Не от меня. Так как же — почему… Почему она должна играть скорбящую девушку? Почему она должна плакать из-за воспоминаний о том, как отец сажал её на колени, пока они изучали валирийскую модель, которую он собирался создать? Почему она должна скучать по пирам, которые он устраивал в её честь, и по испуганному, но гордому взгляду в его ярко-фиолетовых глазах, когда она впервые поднялась в небо? Почему она должна желать, чтобы он действовал иначе, если все его поступки были вызваны некомпетентностью или жадностью? Почему ей хочется кричать на его тело, чтобы оно встало? Сражалось. Делало что-нибудь. Деймон, словно укачивая младенца, нежно обнимал Рейниру и напевал ей забытую колыбельную. В его объятиях она будто снова становилась ребенком, в те времена, когда всё было проще. В тихом уединении своих покоев, среди сломанных раковин и поврежденных вещей, с сердцем, измученным тяжестью бремени, Рейнира обрела утешение в теплоте его объятий. —Он тоже этого не заслуживает, — прошипел ей в голову ядовитый голос. —Он не заслуживает и твоего тепла. Половина её с этим соглашалась. Деймон тоже не был безгрешен в этой роли. И всё же. —Каким образом я могу облегчить твою ношу, Рейнира? — спросил он, глядя ей в глаза с нежностью и беспокойством. —Пожалуйста, поведай мне, что требуется от меня. Принц-разбойник мог быть добрым, когда хотел. Как ей хотелось возненавидеть его и за это. Если бы он не прятал эту часть себя, не рисковал бы ею, если бы он хотя бы чуть-чуть дал ей понять, на что он способен… Моего отца больше нет. Ты — всё, что у меня осталось. Мне так надоело быть одной Рейнира только сильнее зарыдала у него на груди. —Пожалуйста, не бросай меня, Деймон. Пожалуйста, не оставляй меня одну. Я не могу — я не могу — я не могу… Деймон успокаивающе прошептал, и, неожиданно, сам того не осознавая, прикоснулся своими мягкими губами к ее. Мир вокруг них расплылся. Слабый всхлип девочки был поглощен отчаянной мольбой дяди, прошептанной ей на ухо. Это была симфония новых и давно позабытых ощущений, вновь расцветающих. Дрожь пробежала по ее позвоночнику. —Я здесь, Рейнира, — хрипло прошептал он, крепко зажмурив глаза. Слезы на ее глазах остановились, а зрачки расширились от его действий, от его признания. —Я все еще здесь. Рейнира не сделала никаких попыток оттолкнуть его, слишком ошеломленная его проявлением чистой, неприкрытой преданности. Он поцеловал ее. Не те целомудренные прикосновения к пальцам, не утешительное прикосновение ко лбу. Не этот всепоглощающий, всепожирающий, всемогущий… Деймон снова бросился вперед, словно не в силах сдержаться, и поцеловал ее залитые слезами щеки, трепещущие веки, виски, нежное место за ухом. Рейнира ахнула. —Ты больше никогда не будешь одинока, — его голос пророкотал у ее шеи. Ночь была темной, воздух был наполнен тонким ароматом лаванды и морской соли, а мягкое шуршание шелковых занавесок позволяло лунному свету проникать прямо сквозь них. Деймон был прекрасен, все еще в своих темно-серых одеждах, его серебристые волосы развевались по плечам. И его губы. Пухлые и розовые, как его щеки и кончики ушей. Луна красиво смотрелась на нем, лунный бог, который пришел забрать ее боль и наполнить ее светом. Деймон касался ее. Он поглощал ее. Он был всем. Он был рядом. И в тот самый миг все ее защиты рухнули. Она жаждала сбежать, и он перевез ее через весь континент в поисках покоя. Ей нужно было снова ощутить тепло, и он прижал ее к своей груди, вдыхая тепло обратно в ее душу. Ей хотелось на что-то наброситься, и дядя опустился на колени, подставляя свою нежную грудь, чтобы она вонзила в него свои когти. Деймон всегда был рядом — даже когда она этого не хотела, даже когда ненавидела его, даже когда хотела убить его, — предлагая себя на ее милость. Со всеми его недостатками и трусостью — Он был единственной неизменной величиной в ее жизни. И он был здесь, рядом. Снова предлагая себя. Он нуждается в тебе. Ты хочешь его. Возьми его. Возьми его. Возьми его— И Рейнира сделала то, чего он никогда не думал, что она сделает. Выплеснув всю свою ярость, отчаяние, облегчение, принцесса рванулась вперед и прижалась своими губами к его. —Как она? —Спит. Просто сказал принц, тихо закрывая дверь, словно опасаясь, что громкий звук мог бы разбудить Рейниру. Семья Мелкастас вместе с так называемой Королевской гвардией, следовавшей за ними, прибыла в зал совета. Джаенара и Драккар вернулись, успешно выполнив свои задания с пленниками, готовые поделиться тем, что они узнали за эти изнурительные часы в сырых подземельях их дома. Но вместо этого они ждали возвращения принца Деймона, который отправился утешать свою племянницу — вполне понятное оправдание, учитывая новости, которые до них дошли через Узкое море, а также произошедшее сегодня вечером убийство. И они ждали. И ждали. Спустя томительное ожидание, принц явился. Его суровый взгляд и напряженная осанка выдавали озабоченность. Словно под гнетом невидимой ноши, он ступал неторопливо и опустив голову, направляясь к ним, ожидающим у длинного стола. Девушка, сопровождающая Рейниру, не может сдержать слез. Она только что закончила с утомительной обязанностью — наблюдать за пленниками и перевязывать их раны вместе со жрицей Дженаерой. Сначала один допрос, потом второй, после того, как сир Драккар… допрашивал их. Кажется, она никогда не видела столько крови. Ее эскоффион вот-вот развяжется, и русые волосы выпадут из-под него. Вихрь событий этого дня, мягко говоря, вымотал ее. Но в душе она все еще сочувствует своей госпоже, чьи крики раздавались по всему фамильному крылу. —Ей больно, моя бедная госпожа… — всхлипывает девушка, не замечая принца, который с сочувствием наблюдает за ней. —Иди к ней, — приказывает Деймон, привлекая внимание девушки. —Убедись, что она не одна. Я приду к ней, как только мы закончим. Девушка кивает и уходит, оставляя королевскую семью и их стражей наедине. Они ждут вердикта принца. Они рождены огнем. Но даже они знают, что лучше позволить дракону проснуться самостоятельно, чем тыкать его палкой. Потому что в манере поведения принца есть что-то еще. Он похож на зверя, восставшего после векового сна. В его глазах горит лавандовый ад, он тяжело дышит, готовясь прицелиться и выстрелить. Серебряный Разбойник изменился. Он выглядит обновленным, оживленным. Возрожденным. Больше нет того мужчины на грани краха, который следовал за своей племянницей, как потерянный щенок, прося подачки. Призрака, который нес в себе меланхолию и отчаяние, как мрачного спутника, который, казалось, никогда не исчезнет. Нет. Что бы ни произошло между противостоянием в фамильном солярии и покоями принцессы, Разбойный Принц вернулся с яростью. Он принес с собой волны гнева и пламя песни дракона в своем сердце. —Кто бы ни довел нас до этого безумия, он заплатит, — говорит он. Его голос низкий и ровный, но в нем звучит обещание мести. Мир, который они знали, рухнул. Убежище, возводившееся три десятилетия, хрупкий мир, построенный принцессой и принцем за три недели, предвкушение рыцарей, отправившихся сюда месяц назад — все сводится к этому моменту. —Мы к вашим услугам, мой принц, — твердо произнес сир Стеффон, и рыцари, под его пристальным взглядом, выпрямились. —Саера. На этот раз ни дразнящей улыбки Лавандовой Леди, ни показного равнодушия Драккара. Женщина лишь пробормотала на их языке: — Se ānogar hen zaldrīzes dakogon qumblie. В их жилах бурлит кровь Дракона. Опасность осознана: с запада на восток они окружены врагами. Теперь их защита — только в их руках. Деймон, удовлетворенный, расправил плечи. —Есть новости из Королевской Гавани о планах Зеленых? —Они совершают королевское турне, Ваша Светлость, — ответил сер Эрик. —Объезжают Шесть Королевств, чтобы напомнить всем, кто их король. Принц презрительно хмыкнул. —Фарс шута. —Эффективный, если им удастся, — прокомментировала Ариадна, барабаня пальцами по карте Семи Королевств. —Они собирают силы против грядущего. Рука принца крепче сжала рукоять меча, его взгляд стал стальным, когда он встретился глазами с Королевской Гвардией. —Тогда мы тоже соберем свои. Хватит бездействовать. Освященный весенним поцелуем и клятвой богине, скрепленной кровью, принц Деймон Таргариен унял дрожь в груди и дал волю песне Караксеса. Огонь и кровь. Он доставит именно это.