***
Добро пожаловать на пацанки «fashion week», хотя скорее не неделя, а день. «Fashion day» такое интересно существует в мире? Надо спросить у Евы. Сегодня нас опять перекрутили через эмоциональную мясорубку, поэтому никому нет дела до наших личных разборок. У нас тут обед. Можно немного расслабиться, нам потихоньку снимают микрофоны, «освобожденные» сразу убегают в сторону нашей импровизированной столовой. Не хочу толкаться в толпе голодных девчонок и отхожу к стене. Через время подходит Лиза: — Я тебя потеряла, думала ты уже там, — она встаёт рядом, кивая в сторону накрытых столов. На ней уже нет микрофона, конечно я бы удивилась если бы он был. Отрицательно качаю головой. Слишком вчера и сегодня меня вымотали эмоционально, что энергии ноль целых, ноль сотых, мне кажется я сейчас усну тут возле стены. — Земля вызывает Лику, — Лиза меня тормашит, а я легко зеваю, сильно зевнуть не дает бинт на щеке, когда его уже снимут. Сегодня немного чесался шов, от сильной жары, отвратительное ощущение. — Спать хочешь? — Лиза прижимает меня к себе и приваливается спиной к стене, я же висну на ней, крепко прижатая за талию к её сильному телу. ХО-РО-ШО. — Мы немножко отдохнем и опять пахать начнём, — говорю ей прямо в шею, вкусно пахнущую шею. Не могу удержаться и слегка её лижу, Лиза вздрагивает а я улыбаюсь. Хочу сделать кусь, но перед глазами возникает другая шея, усыпанная засосами. Да ну на хер, не думать о Поцелуевой, не думать о Поцелуевой, не думать о Поцелуевой. — Титова, давай быстрее последняя осталась, — кричит кто-то из звукачей. — Не ори, идем, — Лиза звучит зло, аж венка на шее набухает, целую прямо в неё. В кольце рук Макаровой так спокойно, у меня такое было только с братом, когда он был в себе, а не под чем-то. Я только с ним знала, что не надо выпускать колючки, меня прикроют. Он и прикрыл. Собой. На глаза наворачиваются слезы. Ну реально стала тряпкой. Лиза это замечает и рыкает на звукачей ещё раз, я улыбаюсь. Да я теперь тряпочка, приятно познакомиться. Но пока мне комфортно, пусть все идут нахуй. — Лик, серьезно давай снимать, — говорит их главный. — Мы сейчас все проверим и опять вещать, перерыв то только у вас. А нам в тренировочный зал идти, там смотреть, что со звуком. — Да иду я, иду, — подхожу к столу и поднимаю руки, пока мне отсоединяют микрофон. Беру стоящую рядом Лизу за руку и уже собираюсь идти есть, как до моего сонного мозга доходит информация. — Тренировочный зал? Не подиум? — меня немного потряхивает, Лиза смотрит на меня с недоумением. Н-нет, п-пожалуста, н-нет, я мотаю головой и уже готова провалиться в панику. — Что случилось? — спрашивает Лиза, я лишь мотаю головой и всё-таки тяну её к столу. Свободное место только между Милой и Поцелуевой, ну вот какого хрена? Понятно, что оставляли место Лизе, но блять. Ещё и стулья не могли поставить, ебанные лавки, мы в детском саду? Если бы меня так не страшило предстоящее испытание я бы была возмущена. А так я только сажусь между Лизой и Поцелуевой. Макарова села рядом с Милой, по правую сторону от меня, за что я ей благодарна, не хочу быть слишком уязвимой перед Грац. Руки всё еще трясутся, перебинтованные и распухшие костяшки пальцев нихуя не помогают, я даже контейнер открыть не могу. Это замечает Поцелуева и помогает мне его открыть. Какое геройство. Аппетитный запах сразу бьет в нос, ням-ням. Сейчас когда я не пью и не принимаю, начала замечать сколько много я ем. Ну пока в форму влажу, перестану тогда буду думать. Однако поесть нормально не удается, итак перебинтованные руки ещё и трясутся, ну ебанная ты жизнь. Я даже вилку не могу взять. И всё бы ничего, но я левша, а с левой стороны Поцелуева палит все мои движения. — Ты чего? — участливо спрашивает Лиза. — Не голодна, — вру я и делаю страшные глаза Поцелуевой, чтобы рот свой не открывала. В животе тем временем все возмущены таким моим ответом и начинают переваривать друг друга. — Я как пить перестала, столько ем скоро в форму не влезу, — улыбайся, Титова, улыбайся. — Могу обеспечить физ.нагрузку, — Лиза наклоняется ко мне и шепчет в самое ухо. — Фу, девки, мне одной сладкой парочки хватало, теперь и Лизу потеряла, — тяжело вздыхает Мила. — А тебе завидно, Милочка? — тяну елейным голоском. — Нисколечко, Ликачка, — отвечает мне тем же Грац и смеется. Остальные девочки тоже начинают жаловаться, что поднобрали. — Нужен будет совет как жить в большом теле, записывайтесь на мой мастер-класс, — смеется Алина, мы к ней присоединяемся. Прятаться за сарказмом, могу, умею, практикую. Сегодня правда какое-то слишком дружный день, никто не срется, все спокойно общаются. Обсуждают прошедшее и предстоящее испытание. Светка как-то сошлась с Романовой, сидят шушукаются. Карина больше всех возмущается, что набрала и демонстрирует свои типа увеличившиеся щечки, Оел смотрит на неё глазами сердечками. Рядом Лиза поглаживает меня по колену, иногда задевая виднеющуюся в разрезе кожу. Если не смотреть в другую сторону то прям идиллия. Только надо было сказать это другой стороне, оттуда ко мне подкатывается яблоко. Благодарно смотрю в голубые озера, яблоко то я смогу съесть, вгрызаюсь в его сочный бок. Мммм вкусно. А откуда у Поцелуевой яблоко? — Ого, Лика, где яблоко достала? — спрашивает Алина, а я не знаю, что ответить. — Где взяла, там уже нет, — подает голос Поцелуева, когда пауза затягивается. — Да, Титова, это же твой любимый ответ? — смотрит на меня насмешливо, а вот Барби буравит меня таким взглядом, что кусок в горле встаёт. — Ого а ты все мои ответы записываешь? Мой личный летописец, правильно, правильно, труд из обезьяны сделал человека и с тобой справиться. Сложно конечно будет, — надеюсь я правильно поняла её намек, потому что если нет то какая же я тварь. — Я хоть писать умею, в отличии от некоторых, — выдыхаю, правильно поняла. Девки закатывают глаза на то что мы опять сцепились языками и возвращаются к своим разговорам и обеду. Вкусному, мать его, обеду. Опять хочу взять в руки вилку и опять не получается, руки трясутся как у эпилептика, благо яблоко не роняю. — Дах, завали, — говорит Лиза и Поцелуева поднимает руки. — Ты чего трясёшься? Замёрзла? — Неа, — отрицательно мотаю головой и опять кусаю яблоко. — Ща нас гонять будет, эта моделька, но вроде без шпилек, я в зал их ходила, там этой хрени не было, — Мила делиться с нами инсайдерской информацией. — А зал там типа танцевальный, прикольный и дорожку нам там состряпали. — Вот блять, — слышу приглушенный голос Поцелуевой, пока остальные кидают свои догадки быть шпилькам или не быть. — Ты из-за этого? — снова шепчет, поймав мой взгляд. Киваю головой, смысла скрывать не вижу, всё равно все увидят мою истерику. — Я не пойду на следующее испытание, — вдруг громко говорит Даша. Какого хрена? — С какого перепугу? — слышится со всех сторон. — Не хочу, — тянет она. — Я тоже не пойду, — теперь я могу не объяснять причин, что не может не радовать. — Так у вас кто-то и спросил, чё вы хотите, — влезает Романова. — Лик, что случилось? — теперь Лиза смотрит мне в глаза и переплетает наши пальцы, а у меня слезы на глазах. — Лиз, ну ты же не хуже меня знаешь как выглядят танцевальные залы, — одновременно с ее «ебать», я договариваю, — в последний раз, когда я там была, это была комната увешанная зеркалами. — А чё наша «красотка», — Барби делает кавычки пальцами, — боится зеркал? — ядовито выплёвывает она. — Ты же знаешь, что да, — говорит с упрёком Карина. — Ебало завалила, — а вот Лиза не стала выбирать выражения. — Сама завались, иди нахуй вместе с этой сукой, — в нашу сторону летит поднос с едой. Больше всего попадает на меня и Поцелуеву, но и до Лизы и даже Милы долетает. Барби утаскивает охрана, Мила орет все известные ей маты и пытается вытереться салфетками, нас с Поцелуевой отправляют переодеваться. Лизу с нами не пускают, ну пиздец. Костюмеры разводят руками, что есть только одежда для испытаний и будет странно, что мы так резко переоденемся. Поэтому решают стирать, отправляют в какую-то раздевалку и выдают пледы. Даша пропадает по дороге, со словами сейчас вернусь, возвращается минут через десять. Что-то прячет за спиной, я не приглядываюсь. Я пиздец как рада её задержке, так как смогла переодеться и она не видела меня без одежды. Зато её это совсем не заботит и она быстро избавляется от одежды, оставаясь в нижнем белье. И нахуя мне это, но я смотрю не отрываясь, запоминая каждый изгиб её тела. И запоминая каждый засос, на этой нежной коже, прикусываю губу до крови, еще не зажившая ранка легко поддаётся. Это больно, вру себе, что я это про губу. — Спрячь засосы, Поцелуева, — выплёвываю сквозь зубы. — Спрячь ебало, Титова, — не остаётся в долгу блондинка, но накидывает плед. — Ты то я гляжу пипец как спрятала, — она кивает на меня, полностью укутанную в плед, по макушку. — Тебя ебать не должно. — Тебя же ебет, — говорит она насмешливо. — Пошла нахуй. Ну вот и поговорили, пиздец как хорошо. Заходит девушка и забирает нашу одежду. Мы же дальше сидим в тишине. — Ты только со мной не умеешь в «спасибо»? — вдруг спрашивает она, поднимается и кидает в меня контейнером с едой. — Токарову ты чуть в десна не целовала и Лизу, а мне как чё, так пошла нахер. В чём твоя проблема? Становится немного стыдно, но у неё оголяется плечо и снова перед глазами эти красные пятна. — Я не хочу, — кидаю контейнер ей обратно, — Барби пусть тебе спасибо говорит, когда шею твою будет грызть. Вот её походу не кормишь, раз она тебя ест. — После этой тирады у меня предательски урчит в животе. Сука, блять за что? — Ой блять заебешь, — Поцелуева открывает контейнер, там курица и овощной салат. — Сама сможешь? — смотрю на всё еще трясущиеся руки и качаю головой. Это вылезло потом, после первой больнички, ПТСР сказали умные дяди в халатах, подавленные воспоминая иногда будут вылазить в треморе конечностей. Вот такой пиздец. Хорошо, что не ноги. Даша садиться рядом и накалывает курицу на вилку, она блять серьёзно? — Нахуя тебе это? Засунь свою жалось в задницу, так чтобы даже Барби не достала, — скалюсь и мотаю головой. — Чё ты к Барби приебалась? Ревнуешь? — Я? С хуя? — максимально правдоподобно удивляюсь. — А вот она походу да. Только вот прекрасная Белль, никогда не выберет Квазимодо, — перестаю выебываться и съедаю курицу с протянутой вилки. — Умница, — Поцелуева меня хвалит и протягивает следующий кусочек. Мне пиздец как не комфортно, но я ем. — Че за Белль? Это вообще к чему? — Книжки надо читать Поцелуева. Ещё раз скажешь умница — зуб выбью. — Так я читала. Вот умница, — ржет эта сволочь и уворачивается из подзатыльника. — Какие? Пятьдесят оттенков серого? — не могу не смеяться в ответ на ее заразительный смех. — Не читала, но кое что оттуда могу, — она играет бровями. — Да ты че? Вот Барби обрадуется, — надо же я и не заметила как схомячила большую часть контейнера. — Не начинай, — тихо просит Даша, а потом опять улыбается. — Давай лучше за маму, — видя мое выражение лица, она осекается. — Давай за Лауру Альбертовну, — мы обе смеемся, а я ем. Я ничего и не начинаю Дашенька, то что мертво не может вновь ожить. Я доедаю, Даша выкидывает контейнер и мы с ней разговариваем, не знала, что мы с ней умеем. Не состязание, кто кого переговорит, а обычный такой человеческий разговор. Нашу одежду приносит одна из редакторов. — Одеваемся девочки и вперёд на испытания, вас только ждём, — говорит она и кладет наши вещи на стул. Я же мотаю головой и пячусь назад: — Н-нет, п-пожалуйста, я н-не п-пойду, — мне пиздец как страшно, я даже не замечаю сползающий плед. — Мы не идем на испытания, — Даша прячет меня от всего мира за своей спиной или мне это только кажется. — Даша и ты туда же? Только Макарову успокоили, отойди. Лика, — она заглядывает ко мне из-за плеча блондинки, которая всё-таки не отошла. — Никаких зеркал, ни одного, даже самого крошечного, мы не звери Лик, всё будет хорошо. — Т-точно? — спрашиваю я с лёгкими детскими нотками в голосе, пиздец, блять дожила. — Точно, точно одеваемся и марш, а то там Лиза всех сейчас убьет, — редактор тяжело вздыхает и выходит из комнаты. Шепчет что-то про проклятие названия и девочек играющих в рыцарей. Смотрю на неё и не замечаю как оборачивается Поцелуева и как тянет руку к моим рёбрам, вернее к фениксу у которого видно часть головы из-за сползающего пледа. — Красивый, — шепчет она и хочет дотронутся. Отпрыгиваю назад и ору чтобы не трогала, нельзя, его нельзя трогать. Никому нельзя. — Всё, всё хорошо, тихо, успокойся. — Она обнимает меня, поверх пледа и смотрит прямо в глаза. И опять одно на двоих дыхание и два сердца в унисон, но один глаз начинает темнеть до карего и я закрываю глаза, легко её отталкивая. Она всё понимает правильно. — Иди одевайся, мне отвернуться? — Д-да, — быстро ныряю в худи, отстирали хорошо, а вот высушили не до конца, но плевать. Главное, что не видно моего феникса. Говорю, что Поцелуева может повернуться, что она и делает, начиная быстро одеваться. Походу её одежда тоже сыроватая, но нам всё равно мы быстро бежим на испытания.***
Вбегаем в комнату, реально не одного зеркала, спасибо организаторам. Замечаю Лизу и влетаю в её объятия, рядом морщится Мила, но мне плевать. Заглядываю в теплые, карие глаза, теперь вроде всё правильно, но чего-то не хватает. Как же это сложно. Приходит наша наставница и начинается ад. Это что ещё за юбки? Их с какого-то бабушкиного сундука вытащили? Но юбки это ещё не самое страшное. Вот то как мы ходим, вот это жесть. У меня болит живот от смеха. Единственные кто более менее хорошо справился — это Барби, Юна и Ева ноль удивления, Лиза и я, спасибо бальным танцам и неожиданно Поцелуева. Кариша же у нас теперь терминатор. У Махи всё ещё охеренная улыбка, а вот у Поцелуевой выросла корона еще сильнее, хотя казалось куда. Когда Ирина говорит про красивое Дашино лицо, та выебывается, но видно, что ей приятно. И в конце концов она объективно красивая. — Не увеличивайте ей корону, — ору я сидя на полу, опираясь на стену, рядом с Кариной. — Нам с ней ещё в одном доме жить, боюсь мы тогда не поместимся. Девки ржут, — вот, вот, — слышны крики одобрения. — Она это себе каждое утро говорит, — улыбается Лиза. — Да, это потому что она себя объективно оценивает в зеркале же видит, — говорит Барби, а потом смотрит на меня. — В отличии от некоторых. — Барби, — это Даша, говорит что-то ещё, а я не слушаю. — А чё я? Я просто за то чтобы люди себя объективно оценивали и не прыгали выше головы, — все ещё молчу и хватаю за руку стоящую рядом Лизу. — И чем ты лучше людей в зале? — говорит Карина. — Кто создал какой-то шаблон, по которому мы должны себя оценивать? Вообще оценивать человека по внешке это путь в никуда. Каждый может эту внешку потерять и чё ты тогда побежишь от него? Моя маленькая, сильная девочка, благодарно на неё смотрю. Надеюсь я тоже, когда-нибудь смогу сказать так же. Пока же я боюсь зеркал, боюсь своего образа и того, что за ним прячется. И именно тогда толстый червяк сомнения вползает в мою голову. А что во мне нашла Лиза? Я никогда не могла назвать себя хорошим человеком, оставалась только внешка, теперь и этого нет. Тогда что? — Я, нет, — Барби теряется, — я не про это. Зал на некоторое время погружается в тишину. Потом мы возвращаемся к репетиции и зал снова наполняется смехом. Само дефиле проходит охрененно, мы все вместе и каждая по отдельности все красотки. Стою на подиуме с цветами и люблю всех девочек. Даже Милу. Это было нереально, мы сделали, мы смогли, мы красотки. Впервые даю эмоциональный синхрон. Даже редактора меня хвалят. Наконец-то едем домой. Лежу щекой на плече у Лизы, хорошо и спокойна. За окном слишком яркая Москва, от искусственного света кажется будто сейчас и не ночь, будто здесь ночей и не бывает. — Лиз? — Ммм — Лиз, а я тебе нравлюсь? — Лика, чё за тупые вопросы? Нет я просто так с тобой сосусь, спи давай, нам ещё долго. — А почему я тебе нравлюсь? — всё-таки червяк в моей голове не дает жить больше никаким мыслям. Сажусь ровно и смотрю на Макарову. — У меня же это! — показываю на лицо. — А я уже вроде говорила, похуй. Ты красивая, для меня самая, на остальное поебать. Но ты можешь выглядеть как угодно, мне нравится другое. Твои тупые шутки, твой смех, то как ты себя ведёшь. Не знаю я сидела тогда с тобой, тебе было больно, а я вообще ничего не могла сделать. Я реально готова была забрать твою боль. Так что да Лика, ты мне нравишься, а почему я не ебу. Улыбаюсь и целую её, не позволяя карим глазам стать голубыми, я целую Лизу Макарову, потому что хочу её целовать. А «самые красивые глаза» проекта буравят нас ненавидящим взглядом, но я этого не замечаю.