***
Развлекаем индусов из последних сил. Наш столик самый трезвый, чего нельзя сказать про остальных. Больше всего шума производит последний столик, что не удивительно. Бедные англичане, вон китайцы уже навеселе, а англичане смотрят на голую жопу Барби. Жаль их. Пьяный шум прерывается громкой истерикой, Барби ходит, что-то орет и кидается всякой хуйней. Англичане сматывают удочки. Карина говорит, что у Барби белочка, Маха и Алина стараются сделать вид, что ничего необычного не происходит. Ага standard russian evening. Смотрим и китайцы почапали к выходу и наши гости дорогие засобирались, ну чтож скатертью дорожка. Стоим впятером и машем индусам, как прямо за нами, слышим шум битого стекла. Мы все резко оборачиваемся. В меньше чем метре от нас лужа красного вина и стекло от битой бутылки. — Вы чё ебанулись? — Алина заводится, всем пизда. — Тварь, ненавижу, — орет Барби, которую пытаются успокоить Поцелуева и Лиза. — Да ты заебала, у тебя есть чё мне сказать? — понимаю, что подарочек летел в меня. Кого ещё из нас пятерых может она так ненавидеть, я не ебу. Иду к ней. Девки топают за мной. Замечаю довольную рожу Милы, вот кто реально кайфует когда мы между собой грыземся. Только зачем сегодня увела Лизу? Реально дружба? Или конфликт между Лизой и Поцелуевой ей не нужен? — Пошла нахуй, — орет эта неадекватка, к нам уже бежит охрана и уволакивает Барби в сторону дома. Карина добрая душа жалеет её. Я же просто наблюдаю за всем представлением, мда… белка это страшно. Но какие проблемы у Барби со мной я так и не поняла. Удивляет спокойствие Поцелуевой будто это не её — девушка? Не ебу какие у них отношения. Тут разъебывает все вокруг в том числе и себя. Нас пока не пускают в дом, там всё разъебывает Барби, походу не хотят дополнительных конфликтов или наоборот их хотят, потому что большая часть девочек не довольна таким раскладом. На улице начинает холодать, а мы в ебанных сарафанах. Потом все вспоминают про алкашку, и мы дружной толпой идем бухать. Ага все кроме меня, под подозрительными взглядами двух Макаровых, наливаю себе сок. Сок тоже с водкой. Мда, хороший тамада и конкурсы интересные. Отодвигаю от себя сок, Лиза удивленно смотрит, берет мой стакан и принюхивается. — Это у кого такое ебанное чувство юмора? Узнаю закопаю, — Лиза злится, беру её за руку успокаивая. — Лиза, я же тебе сказала, свои проблемы я буду решать сама. — Конечно сама, — Лиза улыбается. — Сама с Дахой языками сцепилась. Я молчала. Заметь даже Барби слова не сказала. Лиза молодец. А вот кто-то, что-то устроил в беседке, — ухмыляется ещё. А мне нечего ответить, я тоже улыбаюсь, немного виновато и откидываюсь ей на плече, пряча лицо руками. — Так ты то ничего не сделала, хули они приебались? — шепчу в свои ладони. Реально хули они там к Лизе приебались? — И кто из нас теперь рыцарь? — обязательно так хихикать? Пихаю её локтем, Лиза смеется ещё громче. Она так и тянет своё пиво, рядом с нами что-то бурно обсуждают девчонки. Я устраиваюсь на Лизе поудобнее, переплетаю с ней руки у меня на животе. Наши руки соприкасаются прямо над моим фениксом. Когда-то для нас с братом он был символом новой жизни, теперь всё иначе. Теперь есть только я и больше никого. Лиза сжимает мою руку, будто слыша мои мысли. Недалеко смеются Карина с Оеланой, а я смотрю в ночное звездное небо. Под нашими сплетенными пальцами, я будто чувствую тепло от давно мертвого феникса и думаю, что возможно и обезглавленная птица сможет возродиться. Так мы и сидим, пока об мои ноги не начинает тереться Котыч. — Котыч пришел, — нагинаюсь и поднимаю кота. Он сразу же начинает мурлыкать, но перебирается к Лизе, предатель. — Предатель, — щёлкаю его по носу, тот морщится и отталкивает меня лапой. — Хотя я тебя понимаю, на Лизе удобно. — Снова устраиваюсь у неё на плече.***
С утра нас опять будит тренер, ну ебанная хуета, но хоть одно радует без камер. Просто пиздуем на зарядку, бухавшие вчера девки пиздец недовольны. Барби среди нас нет. Поцелуева говорит тренеру, что та спит после вчерашнего. А чё так можно было? Тогда я тоже вчера бухала и хочу спать. Делаем какие-то ебейше полезные упражнения, с меня сошло уже семь потов и на подходе ещё столько же. Ну и нахуя так жить? — Я скоро сдохну, — говорит Алина. — Я с тобой, пиздец заебалась, — говорю ей в ответ. — Титова, десять приседаний, — здрасте, дядя тренер, а какого хуя? — С хуя мне? — задаю логичный вопрос. — Пятнадцать, по пять на каждый мат, и это каждой касается, — говорит этот дьявол в теле качка. Ну пиз… ну и ситуация конечно. На ху… к черту его вдруг и в мыслях считается. Пока приседаю думаю рожу, даааа мой образ жизни не к чему хорошему не привел. Доделываем зарядку и идем на завтрак. — Да еба… в гробу я видела такие подъемы, — жалуюсь на жизнь, всем готовым меня слушать. Рядом согласно мычит Карина, буквально висящая на Оелане. Та же не выглядит зае… да какого ху… хрррр. Оелана не выглядит уставшей. Вот. Шах и мат тебе тренер, никаких приседаний. Радуюсь своей маленькой победе, над своим же словарным запасом. — Лика, — рядом появляется довольная жизнью Лиза, тоже не выглядя зае… УСТАВШЕЙ! Обнимает меня за талию и тащит подальше от остальных. Спокойно иду за ней. Прячемся за деревом и меня сразу прижимают к его стволу. — Доброе утро, — шепчу ей прямо в губы, скрещивая руки у неё за шеей. Лизина правая рука остаётся у меня на талии, а вторая ползет вниз по бедру, спрятанному под спортивными штанами. Останавливает Лиза свою руку у меня на ягодице и крепко сжав, притягивает меня ближе. Я выдыхаю и прикусываю нижнюю губу. — Неа, — так же тихо шепчет Лиза и наклоняется ещё ниже. Смотрю в её теплые, карие глаза, отмечаю выбритую бровь и аккуратный носик. Наверное я могу в неё влюбиться, вот в такую Лизу. Мягкую, нежную, мою. Да в мою Лизу я готова влюбиться. Я не знаю кто преодолевает последние миллиметры между нами. Она? Я? Или мы вместе? Это не важно, важно лишь тепло исходящее от ее тела, важно ощущение маленьких пузыриков в животе. Её губы на моих губах, наши сплетенные языки. Запах её духов и легкий запах пота, но мне плевать, что я вся мокрая после тренировки. Даже на шум, находящихся где-то рядом, других участниц плевать. Для меня есть только Лиза, которая в этот момент заменяет мне целый мир. Её руки на моем теле, каждое прикосновение которых оставляет пылающие следы, горящей кожи, даже через одежду. Вот она ведет одну руку по краю футболки и почти касается моей оголённой кожи. Я перехватываю ее руку. Нет, пожалуйста, я не готова. Лиза понимающе возвращает ладонь поверх футболки. Я не знаю сколько ещё проходит времени, когда Лиза отстраняется и разрывает поцелуй, в последний раз легко чмокнув меня в губы. — Вот теперь доброе утро, — светит своей неповторимой улыбкой. Моя Лиза.***
Всей толпой топаем к старому полуразвалившимуся дому. На его пороге нас встречает какой-то тип в карнавальном костюме. Ему его мамка сшила на новый год? И эта хуе… чепуха должна нас напугать? Чё то вещает и просит пройти за ним. Заводит в какой-то дешевый квест-рум с красным светом. — Мы идём к мистеру Грею? — ору стрёмному мужику, несколько девок ржут. — А чё, Титова, так хочется? — спрашивает меня Поцелуева. Ой отъебись от меня уже. — А мне Барби не разрешает с тобой разговаривать, так что отъебись. — Реально заебала меня уже эта сладкая парочка, ебитесь там между собой, в мозг или ещё куда, но от меня отъебитесь. Жаль, что нельзя взять Лизу за руку, вокруг эти ебанные камеры, которые пишут каждый наш пук. Барби молчит, она вообще сегодня молчаливая, ну и слава богу. Ещё Поцелуевой половым путем это молчание бы передалось. — С каких это пор ты у нас послушная девочка? — ржет эта тварь. — Бля как жаль, что мы всё-таки не у мистера Грея, твой ебучий рот хорошо бы украсил кляп. Заебала пиздеть. — Дохуя приседаний, Титова. И я всё украшаю, — поворачивается ко мне и подмигивает. Вот ссссука. Бля точно приседания, простите дядя тренет, это все Поцелуева. — Елка бля нашлась, — девки посмеиваются над нашей словесной дуэлью. Обычный день в доме пацанок, если мы с Поцелуевой не посремся, то он прошел зря. Наконец-то поднимаемся наверх, там в комнате стоят несколько клеток с разной хуе… мммм… разными штуками внутри. Нас всех ставят к своим тумбам. В моей клетке пуанты и медаль за второе место. Понятно, детство в клетке. Дыши, Лика, дыши. Нам говорят нажать на эту хуе… кнопку, когда назовут наше имя и включится какая-то запись, потом её нужно будет прокомментировать. Жду свою очередь, но первая Лиза и я превращаюсь в одно большое ухо. Лиза будто ещё сильнее выровнялась, стоит будто палку проглотила. И на лице никаких эмоций кроме безразличия, только скулы немного напряглись. Она этого никогда не покажет, но я вижу, что ей больно. Чувствую это на интуитивном уровне. Слышать такое от матери, какой бы она не была пиздец как больно. Хочу подойти и обнять её, но понимаю, что нельзя. Лиза не заплакала, поэтому это будет выглядеть странно, вместо неё готова заплакать я. От своего бессилия, даже просто поддержать не могу. Ненавижу в этот момент всё и всех вокруг. Слушаю других девочек в пол уха, смотрю за Макаровой. Та расслабляется только спустя три-четыре человека. Ловит мой взгляд и слегка улыбается. Из её тела уходит напряжение и я тоже выдыхаю. Дальше слушаю внимательней. История Алины это не просто пиздец, это блять вообще что-то невообразимое. У меня будто ноги к полу прирастают и ком в горле образуется. От ужаса, от осознания того, через что пришлось ей пройти, будучи ребенком. Тут и взрослый не выгребет. Боже Алина, понимаю, что плачу, только когда моей руки касается стоящая рядом Оелана. Киваю ей. Барби идёт к Алине, всё-таки она хорошая девочка. Только вот чего ко мне приебалась непонятно. Идем дальше, пиздец конечно у нас у всех жизни. Подходит моя очередь, нажимаю на кнопку. — Как ты могла? — слышу истеричный женский голос. — Я столько сил в тебя вложила! Мы же живем ради тебя, всё для тебя делаем, а ты чего? Чего молчишь? Неблагодарная, маленькая дрянь, — звук удара и звон битого стекла. Внутри не больно. Я наверное простила мать за побои, за крики и истерики. Я до сих пор ненавижу её лишь за одно. — Моя мама, — комментирую ситуацию. — Я в очередной раз не выиграла соревнования и она не могла похвастаться мной. Я была выставочной куклой. Когда я не брала первое место, мама злилась и била меня. Потом крушила всё вокруг, рыдала и орала, что я её вынудила. А нет не отпустила, всё еще больно и обидно. Прикусываю щеку изнутри. Теперь мы знаем друг друга немного лучше. Конечно у каждого свой ад, нам всего лишь приоткрыли двери в каждый из них. Приходит Любовь и просит пройти на психологию. Ну привет душевная мясорубка. Сажусь рядом с Лизой, так я хоть руку могу её взять за руку. И похуй на всех вокруг. Макарова один напряженный нерв, этого не видно, если не присматриваться. А никто и не присматривается, Лиза для всех бесчувственная приспешница Милы, но я вижу и я знаю другую Лизу. А всё-таки Любовь смотрит и видит, и первой спрашивает Лизу. — Боль, — прямо говорит Лиза о своих чувствах. Я вцепляюсь ей в руку и вывожу на ней какие-то узоры. Лиза рассказывает про свою мать, уже заочно недолюбливаю эту женщину. Говорят что-то про внутреннюю девочку, я пиздец как хочу с ней познакомиться. Потом Оелана, ей тоже сложно делиться личным. Мы с ней об этом разговаривали. И я её понимаю, но боюсь, что проект может не понять. У нас нет времени на то чтобы подготовиться к тому, чтобы открыться. Нас сразу кидают в мясорубку, не дав даже сгруппироваться, ведь это нихуя не поможет. Но она всё-таки говорит и я пиздецки ей горжусь. Следующая Кариша, моя светлая девочка. Со смехом рассказывает о своем личном аду. Безумно хочу чтобы ей помогли. Остальных слушаю вполуха, больше увлечена рисованием на руке Лизы непонятных узоров. Отвлекаюсь только на любимую соседушку, чей брат душил мать подушкой, Маха плачет и мне её искренне жаль. И на Светку, конечно интересная у нее семейка И конечно же блять я слушаю историю Поцелуевой, хотя казалось нахуя бы мне надо было? Пусть идет на хуй. Но нет. Поцелуева тоже прячет эмоции за семью печатями и вот её внутренних демонов я не могу прочесть. Лиза для меня открытая книга, потому что позволяет мне себя узнать. А вот Поцелуева это ебучий квест, без единой подсказки. Но я же блять люблю, что посложнее. Рассказывает про отчима, ещё один нехороший человек. Понимаю из историй девок, что зверье воспитало зверят. Которые умеют только кусаться. Которым чуждо всё хорошее, мы во всем ищем подвох. А кто ищет тот всегда найдет. Мы первые на очереди среди тех, кто укусит кормящую руку. Потому что не верим в любовь и хорошее отношение. Я проникаюсь даже историей Милы. Железная Грац вытирает слезы и я вижу в ней обычного человека, что в случае с Милой я делаю крайне редко. — Лика? — вот и пришла моя очередь на экзекуцию. — Что в руках у тебя? Я демонстрирую пуанты, медаль за второе место и маленькую куколку, которую я сразу не заметила в клетке. — Я в детстве много чем занималась, мама заставляла. Компенсировала мной свою жизнь. Она родила меня в восемнадцать и стала жить моей жизнью. Так и жили, я должна была быть идеальной. Любой промах, — демонстрирую медаль, — нес за собой наказание. Потом кричала, истерила, била всё вокруг, говорила, что я её довела. Вынудила себя побить, чтобы я шла искать другую мать, хорошую. Я ревела и говорила, что она хорошая и что я буду лучше стараться. Я же правда старалась, — уже вовсю реву и последнее предложение говорю детским голоском. Ебанные отходняки, сделали из меня тряпку, нихуя не умеющую контролировать эмоции. Встаю и выбегаю, не хочу реветь при всех. Слышу, что за мной кто-то идет, но никого не хочу видеть. Вернее не хочу чтобы меня кто-то видел. Выбегаю в другую комнату, забиваюсь в угол и продолжаю реветь. Рядом кто-то садиться и крепко прижимает к себе. Чувствую знакомый аромат. Лиза. Прижимаюсь к ней всем телом, чуть ли не заползаю на неё, прячу лицо в ее ключицы и полностью себя отпускаю. С Лизой можно плакать, она спрячем меня ото всех, кто просто хочет поглазеть. Успокаиваюсь через время. Со мной в комнате Лиза, Карина, Оелана, Маха, Светка и что удивительно Мила, Барби и Поцелуева. Ладно Барби ей всех жалко, похоже даже меня, Мила пошла за Лизой. Но Поцелуева нахуя подняла свой царский зад? Улыбаюсь всем девочкам, беру Лиза за руку и иду обратно в общий зал. Любовь даже и не думает прерывать мою пытку. — Кто нибудь пытался как-то тебе помочь? — Никто не знал, даже отец. Хотя ему всегда было похуй, что на меня, что на мать. Единственное, что его волновало это деньги. А всем остальным мама говорила, что я с лошади упала. Потом отдала на единоборства, чтобы я не казалась всем дурой, больше падающей с лошади, чем даже занятий у меня было, — улыбаюсь своей тупой шутке. Хватит на сегодня с меня откровений. Любовь ещё что-то спрашивает, но я уже спряталась, я в домике. Отвечаю какую-то хрень и она от меня отстаёт. От истерики Алины у меня волосы дыбом. Цепляюсь за Лизу пока стоим в толпе девок, никогда не видела такого, за всю свою жизнь. Хочется забрать у неё хоть кусочек боли, бедная, как она с этим живёт всю жизнь? Через время она всё-таки успокаивается. Психология подходит к концу. Любовь говорит про внутреннего ребенка, а я сжимаю в руке куколку. Понимание того, что то что мне казалось мертвым ещё живо, выбивает у меня почву из-под ног. Во второй руке сжимаю руку Лизы, как единственную константу на данный момент. Пишем письма и закидываем предметы в коробку. Не хочу возвращать куклу, а вот от остального с удовольствием избавляюсь. Пишу письмо маме, что очень хочу её простить, особенно за то, за что ненавижу вот уже много лет. Возможно на немного становится легче, потому что это искреннее желание.***
Всю дорогу до дома и в самом доме все тихие. Каждый погряз в своих мыслях. Все молча разбредаются по комнатам, говорю Лизе, что хочу побыть одна. Нахожу гитару и иду с ней на улицу. Устраиваюсь под яблонями. Что-то тихо бренчу, напевая под нос. Порезанный палец побаливает, но спасибо пластырю, можно играть. — Красиво играешь, — надо мной появляется Поцелуева. Она тянется к верхним веткам и срывает несколько яблок. И вот нахуя природа делает таких сук, такими красивыми? Кидает два мне и два оставляет у себя. Кладет на землю кофту и устраивается рядом. — Тебе кто-то разрешал? — хули она уселась? Пусть пиздует отсюда. — Что? Яблоки? — она правда выглядит удивлено. — Нет, — ну че за хуйня? — садиться тут, будто тебя кто-то звал. — Единственное, что тут подписано твоим, Титова, так это кровать. Так вот она мне нахер не сдалась, а сидеть я могу где хочу и когда хочу. И ты кстати садись, — она отодвигается, освобождая место на кофте. — А то опять жопу заморозишь. — А чё тебе моя жопа? — сидеть на земле реально прохладно и я немного двигаюсь вперед. — Ой бля заебешь, — Поцелуева притягивает меня ближе. Теперь мы с ней сидим слишком близко. И конечно же она с правой стороны, ну кто бы блять сомневался. — Сыграй ещё, — просит тихо и без привычных выебонов и я соглашаюсь. Наигрываю знакомые дворовые мотивы. — Я не смотрю на тебя как на говно, — вдруг говорит она. — Чё? — я слишком погрузилась в музыку, что не поняла о чём она говорит. — Ты вчера сказала я на всех так смотрю, на тебя нет. — Мне чё теперь спасибо сказать? — когда-нибудь я начну понимать Дашу Поцелуеву? — Можешь начать с этого, — говорит насмешливо и момент как будто упущен. — Хотя со спасибо у тебя проблемы. По крайней мере для меня. — Спасибо, Дашенька, что еще мне сделать обосраться? Ты вот можешь начать с похода нахуй и Барби передай пусть от меня отъебется. Опять веду себя как истеричка. Это всё Поцелуева виновата, её ебучий запах и запах яблок, эта смесь кружит мне голову. И мне хочется её ударить, иначе я сделаю то о чём пожалеем мы обе. У меня есть Лиза. Моя Лиза, с которой мне хорошо и комфортно и мы делаем одинаковые шаги навстречу друг другу. С Поцелуевой же меня уносит в эмоции, это не просто качели, это крутящие ебанное солнышко качели. Даша не идет на встречу, к Даше нужно сделать тысячу шагов, а она даст секунду рядом и сделает две тысячи назад. Или это я улепетываю от нее на сверхзвуковой? — Пошла нахуй, Титова. — Поцелуева поднимается, — скажи Лизе пусть лучше тебя ебет, а то на людей кидаешься. — Говорит это и уходит. Ах тыж сссуккаааа. Моим же оружием? — Это ты Барби плохо ебешь. А мои отношения с Лизой тебя вообще нахуй не касаются, — кричу ей в след. — Титова, Титова, — эта дура качает головой и всё-таки уходит. Через несколько шагов не оборачиваясь говорит, — не забудь про приседания, Титова, — и наконец то совсем уходит. Какие нахуй приседания? А бля точно маты, бью себя по лицу. Ну и пиз… неприятная ситуация. Понимаю, что так и сижу на её кофте. Ну пиз… и дела, коллекционирую вещи Поцелуевой получается.