– Три треснувших ребра. Порез до кости. И в довесок - сотрясение мозга. Сампо Коски, ты меня поражаешь! Твои аферы с каждым годом становятся всё опаснее и опаснее!
Голос Наташи был приглушён медицинской маской. Она склонилась и ловко орудовала иглой над рукой раненного.
– Наташенька, тут не афера, тут любовь… – Сампо зашипел от очередного укола. На него у главного врача Подземья почему-то никогда не хватало обезболивающего. Он начинал подозревать, что это не могло быть случайностью.
– Любовь? К деньгам, что ли? – Наташа отрезала нить и отложила инструменты. – Ты сможешь отлежаться в отдельной комнате, пока не придёшь в норму. Помни, это только потому, что положить тебя в общую палату равносильно подписанию смертного приговора. И если у меня появится более сложный пациент, требующий личного ухода, я выселю тебя без угрызений совести. Тебе повезло, что сейчас больных мало.
– Наташенька, ты лучшая женщина на свете, – Сампо пошевелил рукой и остался доволен результатом.
– Подожди, сейчас забинтую. Руку не напрягай. Через две недели придёшь - швы тебе сниму. Или сам снимешь, как обычно. Но помни, что надо соблюдать стерильность!
– Знаю, знаю, Наташенька, мне так приятно, что ты обо мне беспокоишься…
– Я обо всех вас беспокоюсь. А вы всё калечитесь и калечитесь, как дети малые.
Сампо дорожил Наташей, как сестрой. Уже многие годы между ними существовали негласные деловые отношения: Наташа подлатывала его, когда Коски заявлялся к ней раненным, а он в свою очередь доставал дефицитные медикаменты для клиники. Врач вопросов не задавала.
А ещё иногда ему нужно было поговорить с кем-то по душам. Наташа же умела лечить душу не хуже, чем тело.
– Неужели ты тоже не веришь, что Сампо Коски способен на искренние чувства? – спросил он, будто в шутку.
Наташа, собиравшаяся уходить, остановилась у порога:
– Тоже? Хм… Странно, что ты задаёшь этот вопрос. Конечно верю, все люди могут любить. Но, мне кажется, то, что ты называешь любовью - это флирт ради получения наживы, – она обернулась и посмотрела ему прямо в глаза, – можешь попробовать доказать обратное.
Она оставила Сампо наедине с его мыслями. Мысли были безрадостные. Он надеялся, что Наташа несерьёзно отнесётся к его вопросу, но в то же время хотел получить её поддержку. А получил по башке. Каким образом ему доказать что-то Гепарду, если даже Наташа в него не верит?
Впрочем, это отходило на второй план по сравнению с волнением за командующего. Он чувствовал, что теряет время, но понимал, что ему нужен отдых, а беспокойство не давало уснуть, несмотря на усталость. Сампо думал о том, что будет делать утром.
«Только бы у него не было какого-то запасного плана», – тревога не отпускала.
Убийца вряд ли был настолько глуп, чтобы зарезать командующего в его собственной постели. Кажется, Гепарду ничего не угрожало до следующей вылазки в Пригородные поля. Тем не менее, оставаться в больнице Сампо не собирался. Надо только получить от Сервал информацию, и он наверняка будет знать, кто стоит за покушением, и тогда… Он усмехнулся. Тогда он покажет этому парню, что значит кошмар наяву.
Сампо Коски не считал себя злым человеком и никогда не ненавидел людей. Он относился к каждому, как к клиенту. Есть общий язык – есть сделка. Нет общего языка – ничего не поделаешь. От конфликтов мошенник просто убегал, хохоча, и тут же менял планы в соответствии с новой обстановкой.
В этот раз Сампо понимал, что готов навредить. Не сделать мелкую пакость, скрываясь от преследования, не обмануть ради наживы, а намеренно испортить человеку жизнь. Впрочем, люди часто готовы испортить себе жизнь сами, им требуется лишь немного помочь.
Он вздохнул, закашлялся и сполз вниз по подушке. Надо было успокоиться. Хорошие дела делаются на трезвую голову.
***
Командующему Среброгривых стражей редко снились сны, и в основном – кошмары. Этот сон казался иным.
Он стоял на внешней стене Белобога и смотрел на вид, открывающийся его взгляду. Картина не то, что захватывала дух, от неё кружилась голова и подкашивались колени: вдаль, до самого горизонта, насколько хватало глаз, расстилались покрытые нежно-зелёными всходами поля. Тёплый ветер был сладким и тягучим от растворённых в нём ароматов цветов и распускающихся почек. Гепард завороженно разглядывал растения, которые раньше видел только на картинках в древних атласах.
Он снял перчатки. Солнечные лучи на коже ощущались тёплыми прикосновениями. Неужели, Солнце и правда греет? Гепард протянул ладони к небу.
– Что это?.. – прошептал он в восхищении.
– Это, – послышался сзади знакомый голос, – весна в Белобоге.
Гепард обернулся и, прищурившись от яркого света, увидел сидящего на парапете Сампо. Его вид не вызывал раздражения, а, кажется, даже наоборот…
Будто почувствовав настроение командующего, Коски соскочил со своего места, подошёл к Гепарду и прижал его к себе. Гепард не отстранился. Какая разница, это ведь просто сон. Он обнял Сампо в ответ, закрыл глаза и уткнулся в чужое плечо. Его окутало ощущение тепла и покоя, которого он никогда прежде не испытывал. На ум пришло одно слово: «дом». Да, сейчас он ощущал себя дома сильнее, чем в родительском особняке, в мастерской Сервал или даже в казармах.
Гепард подумал, что хотел бы стоять так вечно, ну или хотя бы до пробуждения, но вдруг вместо тёплого ветра по ногам пробежал ледяной сквозняк. Он поднял голову. Вокруг были колонны до боли знакомого подземного храма. Где-то раздалось еле слышимое тиканье настенных часов.
– Прости меня, – сказал Сампо и отпустил Гепарда, – я не смог тебя спасти.
– Стой! Не уходи! – Гепард попытался схватить Коски за воротник, но тот растворился, словно видение.
Командующего обступала темнота. Он хотел бежать, но ноги стали будто ватными и не хотели слушаться. Тиканье часов становилось громче.
– Сампо! – крикнул Гепард в отчаянии, – Сампо, где ты!?
Шёпот Пожирательницы был ему ответом. Гепард упал на пол и свернулся в клубок. Он уже не видел ничего вокруг. Каждая секунда вызывала дрожь в груди, как будто звук шёл со всех сторон и даже изнутри. Командующий зажал уши. Почему-то становилось трудно дышать…
Его сковало от ужаса.
Гепард вспомнил, что в его комнате никогда не было часов.
***
Сервал написала почти в полночь. Сампо так и не смог уснуть.
«Спасибо за Гепарда. В свою очередь, не остаюсь в долгу. Я замучала Пелу, и она дала мне доступ к базе данных. Траннэт Лаймштейн единственный из всех подходит под описанные тобой критерии. 28 лет, лейтенант, на службу поступил в ХХХХ году - на год раньше Гепарда. Надеюсь, это тебя устроит. Сладких снов»
Сампо долго сидел, глядя в одну точку.
– Лаймштейн… – пробормотал он наконец.
Наглые, высокомерные, заносчивые – о Лаймштейнах знали все.
– И зачем ты в армию полез, сидел бы себе на золотых горах отца и носу не показывал… Лаймштейн, Лаймштейн…
– Лаймштейн, Лаймштейн, – показалась в дверях Наташа, – не лез бы ты лучше к Лаймштейнам, Сампо.
– Что? – Коски поднял голову, – откуда ты знаешь эту фамилию?
– Был тут пару недель назад один Лаймштейн, патрулировал улицы. С первого взгляда видно, как перед ним все подчинённые на животах ползают. Но сам он хороший парень: вежливый, учтивый, о простых рядовых думает. Расспрашивал про отравление углекислым газом. Говорит, у них в казармах вентиляция плохо работает, у солдат голова болит, вот он и… Ох, Сампо, Сампо, что с тобой? Ты весь побледнел!
Внутренности сжались в тугой узел, он еле заставил себя глотнуть воздуха:
– Наташа, хватай кислородную маску.
