сказки о заоблачных цветах и медовом солнце

      Чимин говорит однажды, подкатившись под бок Юнги ранним утром: - Я хочу вернуться и увидеть его снова. Юнги понимает сразу, о чём говорит его любимый. Он и сам мыслями возвращался не раз в те полные покоя и умиротворения дни. Потому сейчас, лёжа в постели с Чимином, он крепче стискивает объятия и шумно вдыхает, едва справляясь с собственными чувствами. Чимин ласково гладит его по груди. Он, наверняка, чувствует, как ускорило ритм сердце Юнги. Они оба знают, что у них одинаковая реакция на воспоминания о прошлом. - Думаю, давно пора было сделать это, - тихо говорит Юнги. И Чимин утыкается носом в его плечо, весь подрагивая то ли от вдруг накативших слёз, то ли от предвкушения и волнения. Что бы там ни было, Юнги прижимает его к себе ближе, касаясь губами светловолосой макушки, и закрывает глаза. Их спонтанное решение становится причиной для небольшого отпуска, так что через пару дней, собрав два рюкзака, они отправляются на вокзал. Их путешествие не должно быть очень уж долгим – несколько часов на скоростном поезде, а потом ещё немного на автобусе, который довезёт их до небольшой живописной деревеньки у подножия гор. В то тихое место, полное воспоминаний, они не возвращались уже много лет. С тех пор, как сбежали вместе, не желая расставаться из-за неодобрения семьями их отношений. Минуло почти десять лет, полных всяческих трудностей и радостей. Было нелегко поначалу, но потом, мало-помалу, всё устаканилось, вошло в свою колею, и они сумели выдохнуть, привыкая и к новой рутине и к быту – одному на двоих. За эти годы получилось даже помириться с родными, что для Юнги и Чимина было особенно дорого – несмотря ни на что своих родителей они любили и были рады, что те смогли их принять. За круговертью извечных дел и за попытками выстроить нормально свою жизнь в городе, таком чуждом и непривычном для обоих, они забыли о чём-то очень важном, что оставили там, где прошли их детство и юность, где они обрели друг друга. Всю дорогу они молчат. Юнги знает, что Чимин переживает точно так же, как он сам. И переживания эти настолько сильны, что нет возможности даже отвлечься на самый пустяковый разговор. Вместо того, чтобы пытаться поговорить о чём-нибудь, они позволяют себе вариться в мыслях, одолевающих их, но при этом ни на мгновение не расцепляют рук. - Как думаешь, - негромко спрашивает Чимин, когда по прошествии нескольких часов они стоят на автобусной остановке, дожидаясь нужного транспорта, - он всё ещё там? - Я очень хочу в это верить, - отвечает Юнги. Автобус увозит их всё дальше от привычной им уже цивилизации, от высоких домов, неба, исполосованного проводами. Теперь вокруг та самая тишина, от которой все волнения понемногу укладываются, а мысли перестают метаться в голове. Становится легче дышать. Здесь много садов, сейчас полных душистых запахов и цветущих деревьев. Здесь дома, в которых они провели долгие счастливые годы своей жизни. Но обоих интересует совершенно не это. Потому, как только автобус уезжает, оставляя их на пустой остановке, Юнги и Чимин переглядываются, решительно кивают и, взявшись снова за руки, направляются чуть в сторону от деревеньки. Знакомая тропинка уводит их мимо окраинных домов к самому подножию гор. Туда, где на небольшом пустыре растёт большая старая яблоня. Это дерево никогда не было похоже на те яблони, что росли у местных в садах. Раскидистая и высокая, с парой глубоких трещин в стволе, она могла скорее сойти за дуб. Но цветы, появлявшиеся в период цветения, не обманывали. Яблоневый цвет выдавал нежную натуру, так отличающуюся от довольно грубоватого внешнего вида. На несколько долгих мгновений Юнги и Чимин замирают на тропе, видя яблоню издалека. Они невольно стискивают руки друг друга. Первым нерешительный шаг вперёд делает Юнги, увлекая возлюбленного за собой. Это не даётся ему легко – ощущение, что он ступает по вате, норовя вот-вот куда-то провалиться. Сердце, сходя с ума, грохочет в груди так, что из-за шума крови в ушах он едва может что-то разобрать. Ему страшно, ему странно, ему радостно до желания позорно всхлипнуть и расплакаться. Радость эта робкая, несмелая. Она может в любую секунду обернуться разочарованием и болью, но Юнги убеждает себя – яблоня же здесь, значит всё должно быть хорошо! Ведь так? Когда они оказываются под раскидистыми ветвями, любуясь белоснежными, с лёгким розовым румянцем у основания лепестков, цветами, Чимин тянется к стволу. Касается ладонями, прижимается к тёплой коре щекой. Прикрывает глаза. - Прости нас, - шепчет он тихо. – Мы не хотели, чтобы так всё обернулось. Так они стоят в тишине долгие минуты – Юнги неловко топчется рядом, желая и страшась коснуться яблони, будто чувствуя, что не заслуживает этого. - Мой хороший, - зовёт Чимин тихо, открывает глаза и ловит взгляд Юнги, болезненно и разбито улыбаясь. Они, конечно, не ждали, что их встретят с распростёртыми объятиями после всего. Но не получать ответа оказалось страшнее, чем думалось сначала. Ещё несколько минут проходят в полной тишине. Юнги уже хочет сказать, что им пора, наверное, потому что оставаться тут – больно и тяжело. Но он не успевает позвать Чимина, не успевает даже рта раскрыть, потому что… - Я знал, что вы вернётесь. Юнги словно бьёт током от звука прозвучавшего за спиной голоса. Повзрослевшего, но неизменно родного. Он резко оборачивается, встречаясь взглядом с молодым мужчиной, примерно их ровесником, который стоит в десятке шагов. Он улыбается нежно, смотрит ласково, и Юнги на негнущихся ногах делает пару шагов к нему. Тянет руку. - Чонгук… Тот улыбается в ответ так красиво и счастливо. Право слово, они разве заслужили эту улыбку? Всё это ощущается, как сон. Сладкий, несбыточный, который должен остаться после пробуждения горечью на языке. Но когда они втроём обнимаются – крепко, отчаянно, едва находя в себе силы поверить в происходящее, реальность этого становится сложно отрицать. Юнги вжимается носом в шею Чонгука, судорожно вдыхая любимый запах спелых яблок. Сжимает пальцами белую рубашку на его спине. - Чонгуки, - всхлипывает рядом Чимин, цепляясь за того так же потерянно и жадно одновременно. – Мы не хотели бросать тебя. У нас… - Не было выбора, я знаю, - мягко ответил тот, обнимая их крепко. – Слышал новости, что приносили птицы и ветер. Вы сбежали, потому что вашу любовь не принимали родные. Я счастлив видеть, что вы по-прежнему рядом. И счастлив знать, что помнили обо мне. Юнги зажмуривается. Стыдом ему обжигает уши, щёки и шею. - Мы… на самом деле на какой-то момент забыли, - шепчет он честно. – Было столько всего. Порой едва вспоминали собственные имена в круговерти дел. - Но сейчас же вы тут, - шепчет Чонгук. – Это всё, что имеет значение. Они втроём устраиваются у корней дерева, не решаясь отстраняться, не желая расцеплять объятий. Всё ещё жмутся близко-близко. Чимин со всё ещё не отпустившей его тоской жмётся губами к щеке Чонгука, жмурится до влажных ресниц. - Я так скучал, мой хороший, - говорит он и искренностью в его голосе полосует даже Юнги, который разделяет это чувство, но всё ещё чувствует себя не заслужившим нежности. Потому он с улыбкой в уголках губ смотрит, как Чонгук обнимает Чимина за талию, привлекает к себе и осыпает поцелуями в ответ его лицо. Юнги воскрешает в памяти эти ласковые прикосновения, которые похожи на касания нежных лепестков, и его охватывает долгая дрожь. Приходится отвести взгляд. Они встретили Чонгука, когда им обоим было по четырнадцать. Здесь, под этой яблоней, пока болтали обо всём на свете, скинув форменные школьные пиджаки и отбросив в сторону сумки с учебниками. Незнакомый тогда ещё мальчишка появился словно из ниоткуда. Любопытно повертелся рядом, а потом подсел к ним, когда его позвали. Поначалу они думали – это кто-то городской, приехавший погостить у родственников. Но учебный год ещё не кончился, а мальчишка казался их ровесником, так что этот вариант отпадал. Да и не встречали они его в деревне никогда. А потом, когда яблоневый цвет сошёл, их новый знакомый вдруг пропал. Он, конечно, говорил, что скоро его тут не будет до следующей весны, но ни Юнги, ни Чимин тогда этому не придали особого значения. На самом деле, природу своего любимого мальчика они поняли и осознали уже оказавшись в городе. И это не было для них чем-то пугающим. Какая в сущности разница – человек или дух старой яблони? Они любили его, дорожили им, и Юнги думал, что будь оно возможно, забрали бы с собой. Во дворе их небольшого дома есть прекрасное место для яблони. - Юнги, - зовёт его Чонгук тут, в настоящем, заставляя вынырнуть из своих мыслей. Тянет к себе, накрывая губы поцелуем, не позволяя ни отстраниться, ни увернуться. Он ведёт себя так уверенно, так настойчиво – прежний Чонгук больше робел и смущённо прикрывался да жмурился. – Ты слишком много думаешь, - выдыхает он ему в губы. - У меня… не выходит иначе, - признаётся Юнги, стараясь научиться обратно нормально дышать. Чимин, льнущий к Чонгуку с другого бока, тихо смеётся. - А то ты забыл, Чонгуки, что Юнги мастер самоедства, - нежно заметил он. – Правда, в этот раз я не могу винить его в этом. Потому что чувство вины разъедает и меня тоже. Чонгук вздыхает. Он отпускает Юнги, опускает голову – пряди длинноватых белых с нежным розовым отливом волос закрывают ненадолго от них выражение его лица. - Не буду обманывать, мне было горько, когда вы перестали приходить, - проговорил он. – Я ждал так долго… пока не узнал, что вас больше нет в деревне. И в какой-то момент даже злился. Но, признаюсь, моя злость быстро прошла. Я ведь знаю – вы должны были бороться друг за друга. Оставаться лишь из-за меня тут, где вам не позволяли быть вместе, было бы неправильным. Чонгук вскинул взгляд сначала на Чимина, потом на Юнги и мягко улыбнулся. - Я верил, что если вы сохраните любовь друг к другу, то обязательно сбережёте память и обо мне. - Иначе и быть не могло, - говорит Юнги. – Но я бы… я бы хотел, чтобы с нами была не только память, Чонгук. Мы с Чимином уедем обратно в город, это неизбежно. Возвращаться сюда каждый год – не проблема, но это всего на несколько дней. Это ужасно мало. Чонгук слушал его внимательно с притаившейся в уголках губ улыбкой и теплеющим с каждым словом взглядом. - Вы хотите забрать меня с собой? – с надеждой спрашивает он. - Если это возможно, - говорит Чимин. – Да. Чонгук улыбается уже широко, радостно, словно именно этого ждал всю свою долгую жизнь. Он прижимает ладони к груди, прикрывая глаза, на несколько секунд от его волос и кожи начинает исходить свечение, а потом он отстраняет ладони, держа их лодочкой. В них он держит несколько семян. - Возьмите их, - просит он. – Посадите, когда приедете домой. И тогда в следующий год вам не придётся никуда ехать, мы встретимся там. Чимин достаёт небольшой тканевый платочек, осторожно заворачивает в него семена и убирает во внутренний кармашек рюкзака для надёжности. - А что будет с этой яблоней? – спрашивает Юнги. - Она медленно погибнет, - Чонгук вздыхает. – Сначала перестанет цвести, а потом высохнет, как и любое другое дерево, у которого нет духа-хранителя. Но остатки моей силы ещё несколько лет позволят ей продержаться. Когда опадут её последние листья, это будет конец. Звучит грустно. Но, если подумать, то между тем, чтобы цепляться за память, и тем, чтобы иметь возможность проводить несколько прекрасных недель каждый год вместе с Чонгуком, они явно выберут второе. А прекрасные воспоминания навсегда останутся с ними. Долгие часы они проводят сидя рядом друг с другом. Иногда нежно целуются, иногда болтают, а порой молчат, обнимаясь и привыкая к тому, что снова рядом. Юнги и Чимин уходят только когда темнота уже совсем наползает на небо, зажигая первые звёзды, а воздух холодает. Чонгук провожает их до первых домов. Он не хочет отпускать – это видно. Но всех троих греет мысль о том, что теперь в их распоряжении будет так много прекрасных дней. Пусть это и случится только в следующем году. - Мы будем ждать тебя, - шепчет Чимин, обнимая Чонгука крепко. – Возвращайся к нам. Чонгук тычется носом в его висок, сжимая в коротком крепком объятии, а потом тянется к Юнги, чтобы обнять и его. Пропуская мягкие прядки волос сквозь пальцы, Юнги чувствует огромную невыносимую нежность. Он ласково касается скулы Чонгука губами и заглядывает ему в глаза. - Скоро увидимся, Гуки. Тот кивает, кусая губы, и улыбается несмело. Прощаться ему не хочется точно так же, как и Чимину с Юнги. Когда они уходят по тропе, оборачиваясь постоянно на оставшегося провожать их взглядом Чонгука, Юнги успокаивает только одно лишь осознание – частичка их любимого духа осталась с ними и она станет той неразрывной нитью, которая теперь не позволит им потерять друг друга.