Подарок пустыни

      Если террористы хотели бомбу, они её получат. Они получат бесчисленное множество бомб, ракет и взрывающихся снарядов, и Тони готов был убедиться лично в том, что каждая из них осядет внутри их тел, как чёртовая шрапнель – в его собственной груди. Он пустил бы их все в лицо и стёр в порошок каждого причастного к этой кровавой группировке, чего бы это ему не стоило. Инсен был прав, если эти месяцы являлись последними в его жизни, нужно было поджечь здесь всё к чёртовой матери и устроить зажигательные по-настоящему фееричные похороны в духе Тони Старка. Это он мог устроить.       Он начал с малого: разбирая ракеты, чтобы создать видимость какой-либо деятельности, он поймал себя на мысли, что уже разработал идею того, как заменить собой ветхий аккумулятор на что-то более подходящее и работоспособное. В конце концов Тони не должен был умереть раньше, чем проклятые ублюдки.       Элементы палладия, обнаружившиеся в его ракетных установках, послужили прекрасными составляющими для создания маленького ядерного реактора, который было несложно воссоздать, используя имеющиеся средства. Террористы обеспечили его необходимым, всем, чего он только мог пожелать в рамках своих возможностей. У них были отменные запасы его оружия и нескончаемые резервуары различных деталей, которыми Тони намеревался воспользоваться.       Отрадно, что организация «Десять колец» совершенно не разбирались в физике, и даже через свои камеры не могли понять, что то оборудование, которое с таким рвением мастерил их пленник в пещере, было совсем не обещанным Иерихоном. Для них происходящее здесь не имело ни малейшего смысла, и Тони невежество террористов в области создания оружия было на руку. Старк, ни на мгновение не рассматривающий вариант добровольного создания ракеты, не собирался становится послушной игрушкой лишённых морального кодекса бандитов. К их сожалению, они не знали, с кем связались.       Ему пришлось попотеть. Даже все поставляемые ему террористами ресурсы не могли должным образом гарантировать быстрый результат. Тони был обделён помощью компьютерных технологий, к которым привык, и условия жизни в пещере, отсутствие подходящего света, напряжение от перспективы возможной смерти, недостаток еды – брали своё. Но он любил трудности. Работая почти в полевых условиях, он ни на мгновение не мог забыть, что стояло на кону.       Операция по внедрению ядерного реактора была… неприятной. Мягко говоря. Это было не худшее, что он испытал за это время, (водные пытки террористов в этом плане вырывались вперёд на финишной прямой), но значительно паршиво было лежать, пока в твоей груди ковырялась чья-то рука, осознавая, что малейшее неверное движение может стать для тебя последним, что ты почувствуешь перед смертью. Тони был рад, когда этот кошмар закончился.       Без помощи Инсена, он должен был признать, исход безумной затеи был бы не столь удачным. В конечном итоге Тони с каждый днём всё больше и больше убеждался в лояльности лысого мужчины, находя его довольно приятным собеседником и полезным помощником, с которым время, проведённое в плену, казалось не столь тягостным. Разговоры с Инсеном не длились слишком долго, мужчина как и Старк прекрасно понимал, что они не могут праздно проводить время в плену, но в минуты позволения лёгкого отдыха они находили общие темы, и да — это то, что Тони не хватало для того, чтобы чувствовать себя в строю. Ещё бы Инсен умел делать виски из подручных материалов, цены бы ему не было.       Тони не пускал в свою жизнь людей с тех пор, как… никогда. Но будь их план удачным и если бы они выбрались из этого адового места, он, возможно, рассмотрел бы разговоры с Инсеном, как нечто, что бы он посчитал нужным повторить. Находя ценность его обширным знаниям, Старк бы даже предложил ему место в «Старк Индастрис». Возможно, с дополнительной привилегией в виде дружбы с её владельцем? Роуди приревновал бы, несомненно. Но об этом пока рано было думать.       За время, проведённое в плену, он старался в целом не думать о многих вещах, в особенности о будущем. То, что их ждёт, казалось малоперспективным. Все они, и Инсен, и ребёнок, и он сам стояли на шатком поле, усеянном минами. Один шаг влево - смерть, вправо - смерть. И в этой безнадёжной конфигурации сил шанс выжить был одним процентам из ста. Но они должны были хотя бы попытаться.       У него имелся план. Это обнадёживало.       С ребёнком Тони подолгу больше не контактировал. Он был слишком увлечён тем, что теперь ясно видел их путь наружу, и стремился воплотить задумку в жизнь. И, как это бывало с его многочисленными новыми проектами, работа над ним полностью завладела его вниманием, не оставляя место для чего-то другого. Он не мог отвлекаться, времени оставалось всё меньше, не стоило сильно надеяться на то, что террористы продолжат и дальше игнорировать отсутствие появления ракеты, которую Старк должен был создавать.       Присутствие малыша всё же ощущалось, иногда Тони ловил на себе взгляд внимательных карих глаз, но зачастую ребёнок был занят рисованием в своём любимом месте под столом и не мешался у Старка под ногами. Из-за того, что тот был таким тихим, иногда Тони забывал о его существовании.       Один случай изменил всё в одночасье.       Он как раз начинал демонтировать одну из частей боеголовки, поверхность, покрытая алюминиевым напылением, которую он собирался использовать, отлично подходила его планам и пригодилась бы для создания внешней брони, когда попросил Инсена подать ему гаечный ключ. Было немного шумно, но он понадеялся, что остался услышанным, и, ещё раз взглянув на свои чертежи, решил проверить механизмы соединения, полностью погрузившись в бумажную работу.       Инструмент, о котором он просил, появился в его поле зрения, и Тони, даже не взглянув на него, машинально забрал рукой. Пробормотав благодарность, он обернулся к дожидающейся его ракете, только потом в свете сварочных искр напротив заметив Инсена, увлечённого металлообработкой, которую Тони ему поручил. Лысый мужчина находился на другой стороне пещеры, из-за шума, вероятно, даже не услышал просьбы Старка, однако кто-то всё равно подал ему инструмент.       И когда Тони догадался посмотреть, кто это был, то увидел Питера стоявшего перед ним, разглядывающего крепления, которыми металлическая поверхность соединялась к остальным частям корпуса, с серьёзным вниманием. Мальчик, заметив, что на него смотрят, поднял голову, улыбнулся Тони одной из своих застенчивых улыбок и устремился обратно к месту под столом, оставив Старка одного.       В его руках по-прежнему был гаечный ключ, и Тони перевёл взгляд на него, удивлённо подмечая, что инструмент в точности совпадает с резьбовым соединением нужного размера. Тони не озвучивал, какой именно номер ему необходим. Ребёнок понял это сам, рассмотрев ракету перед собой. И, пожалуй, это было похвально.       – Что у нас здесь? – он со вздохом склонил голову, когда опустился на корточки перед малышом, спрятавшимся под столом.       Питер не вздрогнул и не отпрянул, и Тони посчитал, что хорошей идеей было дождаться прекращения шума от сварки, прежде чем подходить к ребёнку. Чем продолжительнее казался их плен, тем всё более раздражительным и нервным становился сам Тони. Пугаться шумных звуков или внезапных прикосновений было не зазорно, когда ты проводишь дни в пещере на пороховой бочке. Его собственной психике, и так расшатанной трудным детством, наркотическим дурманом юности и с устоявшимся подозрением на СДВГ, услышанным как-то от психотерапевта, вряд ли пошло на пользу проведённое здесь время. Что уж говорить о ребёнке, чей рассудок и ментальное здоровье были, как известно, более восприимчивы к внешним раздражителем. Тони не хотелось бы, чтобы к этим раздражителям причисляли и его.        Защитная реакция ребёнка на стресс давала о себе знать, когда малыш вздрагивал от внезапных прикосновений, закрывал уши руками от громких звуков и забивался под стол каждый раз, когда кто-то из террористов стучал им с противоположной стороны двери, будь они прокляты. Иногда Питер реагировал бурно даже на Инсена, который непреднамеренно заставал ребёнка врасплох, обращаясь к нему, когда тот был чём-то отвлечен.       Единственным, кто не пугал малыша и кому он позволял подойти к себе незамеченным, был Тони. Каждый раз, когда они делили еду (Тони взял за привычку отдавать часть порции малышу, повторяя их первый опыт) ребёнок, даже отвлекаясь на поедание каши, не выказывал испуга, когда Старк внезапно заговаривал с ним. Мальчик само собой не понимал ни слова, но Тони это не останавливало. В некоторые моменты ему необходим был просто слушатель, Дам-И прекрасно справлялся с похожей ролью ранее в его цивилизованной жизни, Питер был лучше робота, безусловно. Он хотя бы изредка моргал.       Но если говорить серьёзно, ребёнок вёл себя с ним довольно непринуждённо, что было лестно. Им на самом деле удалось добиться чего-то похожего на понимание в условиях ограниченного возможностями общения. Тони больше не смотрел на малыша, как на бомбу замедленного действия, а тот и вовсе почему-то всегда расслаблялся в его присутствии, а один раз даже прикорнул, облокотившись о плечо, когда они с Инсеном о чём-то бурно дискутировали во время ужина. Тони тогда рисковал получить сердечный приступ от волнения, и Инсен, посмеиваясь, разбудил мальчика, сказав ему готовиться ко сну.       Инсен разговаривал с Питером, как он сам сказал, на пушту - официальном языке Афганистана. Но между тем мужчине было неизвестно, что довелось пережить ребёнку до того, как ему разрешили забрать его на некое подобие попечительства, или жива ли его настоящая семья. Питер игнорировал вопросы о том, как он попал в руки террористов. Инсен считал, что подобная психологическая реакция была результатом явно пережитой серьёзной травмы. Может быть, ребёнок даже стал свидетелем смерти собственных родителей, что побудило его прекратить говорить. Тони пылко воскликнул, что этот мир полный отстой, если подобное действительно могло произойти, на что Инсен в своей манере терпимого принятия, которая уже успела осточертеть миллиардеру, сказал, что кошмарные вещи случаются даже с хорошими людьми. По мнению Тони, они не должны были случатся с детьми.       Повернув к нему испачканное лицо, Питер моргнул, очевидно, задаваясь вопросом, чего хотел от него мужчина, и, только когда Тони протянул руку, чтобы взглянуть на рисунок мальчика, тот понятливо посторонился. Недоумение ребёнка сменилось на уже знакомое состояние воодушевления, которое он выказывал, стоило Тони проявить к нему интерес. Старк не стал задумываться, что это значило. При Инсене малыш так себя не вёл.       Рисунков было несколько. Одни представляли собой неразборчивую мазню, будто кто-то просто беспорядочно водил фломастером из стороны в сторону, на других можно было заметить какие-то похожие на фигуры объекты, но Тони привлёк внимание последний рисунок, который являлся ещё, судя по всему, не законченным и, как можно было заметить, был выполнен уже с более вдумчивым подходом к деталям, как будто малыш набирался опыта.       На нём был изображён человек в защитной броне с встроенным посередине груди кругом… Детский вариант чертежей, который Старк запечатлел на просвечивающейся бумаге, зашифровав от глаз террористов, под видом схемы ракеты.       – Как ты… как ты это увидел? – поразительно прошептал Тони.       Слова прозвучали резче, чем он намеревался, и Тони прикусил язык, заметив лёгкий испуг в распахнутых глазах малыша и побуждение отстраниться.       – Я имею в виду… чёрт.       Языковой барьер, чтоб его. Мальчик не понимал, что говорил Тони, но распознавал интонацию. Следовало немного сбавить тон.       – Я лишь хотел сказать, что твой рисунок, – он обратился к жестам, указывая пальцем на изображение и поднимая вверх большой палец, стараясь сделать свой тон максимально мягким, – очень крутой. Правда, крутой! Тебе нравится рисование? Мне в твоём возрасте не давались творческие дисциплины. Кроме музыки. То, как ты тут всё изобразил... – он обвёл пальцами доспехи нарисованного человека, они действительно были похожи на его чертежи, только озвучивать это при нацеленных на них камерах не следовало. – Что ж, а ты внимательный, верно?       Тони улыбнулся мальчику, и тот отзеркалил ему улыбку, наконец, немного успокоившись.       – Хочешь помочь? – внезапно спросил он и поднялся, побуждая Питера тоже встать, рисунок он скомкал незаметно за спиной и положил себе в задний карман. – Давай, мне не помешала бы помощь с этим.       Вернувшись к ракете, Тони вручил мальчику гаечный ключ. И каким-то образом, не зная языка, Питер прекрасно понял, что от него требовалось.

***

      Ребёнок не отлипал от него ни на мгновение. Казалось, тот случай с гаечным ключом и то, что Тони предложил Питеру ему помочь, сделало Старка в глазах мальчика более интересным компаньоном, чем альбом, где заканчивались пустые страницы, и его верные, но почти высохшие фломастеры, к которым он впредь не притрагивался. Рисунков больше не прибавлялось, и всё чаще место мальчика под столом оставалось пустовать, когда малыш, освоившись и больше не скрывая свой повышенный интерес к проекту Тони, оказывался вовлечён в бурлящую полным ходом деятельность, призванную послужить их обратным билетом из этого места наружу. Само собой важную и тяжелую работу Старк ему не доверял, чаще поручая Питеру какие-то малозначительные и даже иногда не сильно связанные с проектом занятия, только чтобы того увлечь.       Нахождение малыша в непосредственной близости от оружия, ракет или неустойчивых механизмов, рискующих взорваться в любой момент, которые Тони периодически тестировал, могло быть довольно опасным для жизни мальчика. Об этом неустанно напоминал Инсен, призывая Питера держаться подальше от того, что они создавали с миллиардером за сварочными столами и самодельными кузницами, и не одобрял позволения Тони. Но его беспокойство, по мнению Старка, являлось избыточным.       Питер был предельно аккуратен и необычайно сообразителен, он проявлял любопытство, но умеренно, знал, когда следует держаться подальше, не трогал предметы, когда они накалены, не лез под руку, не бегал и не совал пальцы в узкие отверстия или к оголённым проводам. Малыш как тень следовал за Тони, делая в точности то, что ему велели, внимательно слушал всё, что говорил ему Инсен, которого Старк использовал для перевода и облегчённой коммуникации. И пусть Питер за всё это время так и не произнёс ни слова, они с горем пополам научились понимать друг друга в отсутствии хирурга, когда тот был занят чем-то другим, иногда хватало и языка жестов, чтобы сообразительный ребёнок додумывал всё нужное сам.       1:0 в счёт Тони, он прекрасно адаптировался к обстоятельствам психологической травмы Питера.       Пользы от вклада ребёнка было немного. Пока тот с трудом, но полный энтузиазма, откручивал один шуруп, Тони довершал целый ряд, но иногда ему удавалось делать то, что по меркам мужчины, он сам не был способен в этом возрасте. Питер разбирал некоторые детали, лишь единожды увидев то, как это делается, и собирал их вновь, словно забавляясь. И Тони мог признать, что ребёнок для своих лет был довольно-таки одарённым и наблюдательным. Что бы не произошло с малышом в плену у террористов, было большим облегчением увидеть, что это не ранило его так сильно, чтобы погасить детское наивное любопытство и жажду знаний.       Питер казался почти идеальным ассистентом, всегда знающим, когда и где ему следует быть, чтобы поднести нужный инструмент, или наоборот не мешаться под ногами. И Тони поймал себя на мысли, что пребывание Питера под боком странным образом успокаивало его.       Если убрать все эти удручающие декорации, можно было дать волю воображению и представить, что Тони взял себе в помощники слишком юного стажёра в свою мастерскую. Хотя в это трудно было поверить. Он не пускал туда даже Роуди. Но малыш... что ж, его присутствие терпеть оказалось не столь ужасно. Словно... да, наверное, так казалось правильным. Ребёнок, увлекающийся техникой, и взрослый проводят время за общим хобби. Такими были бы будни маленького Тони Старка, если бы Говард не являлся столь отвратительным сукиным сыном и абсолютно дерьмовым родителем?              – Никогда бы не подумал, что Тони Старк отлично ладит с детьми, – сказал ему как-то Инсен после десятка выматывающих часов за работой, когда они, изрядно выдохшиеся, позволили себе отдохнуть за настольными играми.       Тони приподнял бровь в немом удивлении.       – Что? Нет, – покачал он головой, скривившись, забывая о том, какую комбинацию карт намерен был выкинуть, и ответил незаинтересованным тоном. – У меня есть парочка фондов в защиту приютов, но это всё заслуга Пеппер, моего ассистента. Я совершенно точно не переношу детей. У меня на них аллергия.       – Что-то я не заметил, – произнёс мужчина, по-прежнему улыбаясь.       Затем Инсен посмотрел на уместившегося напротив них в старом неуютном кресле Питера, даже во сне обнимающего свой рюкзак с эмблемой звёздных войн, прежде чем сделать ход. Тони не мог себе вообразить, чтобы кто-то спал в такой неудобной позе, свесив голову с подлокотника, но малышу, кажется, было всё равно.       Он совершенно точно не ладил с детьми, что бы такое Инсен себе не напридумывал, Тони не понимал, как должен реагировать на подобное заявление, но мужчина не дал ему возможности обдумать свой ответ, с интересом поинтересовавшись:       – Вы никогда не задумывались о том, чтобы стать отцом?       – Задумывался ли я? Задумывался ли… – Тони отложил карты, вперив в хирурга обескураженный, но чуть насмешливый взгляд. – Прошу прощение, может быть, вы были в плену слишком долго и могли забыть, что подобные вещи обычно обсуждаются людьми обоих полов? Преимущественно замужними. Я не был в браке, и, если честно, не порываюсь оказаться. Говорят, там нужно хранить верность и следовать правилам. К чёрту правила, я храню верность только выпивке и деньгам.       Тони подмигнул мужчине напротив, сведя разговор в шутливый тон.       Понадеявшись, что на этом их беседа об отцовстве посчитается исчерпывающей, он потянулся за стоявшей на столе железной кружкой с налитой там бурдой уже остывшего подобия кофе, приготовленного Инсеном.       – И неужели ни одна женщина, побывавшая в постели Тони Старка, никогда в ваших мечтах не становилась матерью вашего ребёнка?       Тони сузил глаза в раздражении, но шутливости в интонации не убавил:       – Ни одна.       – И вы даже не представляли, – не унимался Инсен, которому было явно невдомёк, что личные темы Тони Старка не подлежат обсуждению, – как в конце концов остепенитесь, наденете кольцо на палец суженной, станете воспитывать маленького карапуза, юного Старка…       – Никаких детей! – отрезал он, не уследив за тоном голоса, и мимоходом обратил внимание на Питера, заворочавшегося во сне от громкого выкрика, но, к счастью, не проснувшегося.       Они выполнили сегодня ответственную работу, завершив пятьдесят процентов из того, что планировал Тони, и малыш старался изо всех сил, выполняя даже то, что едва ему было по силам. Он заслуживал отдых, по меркам Старка.       – Знаете, так и быть, – Тони отпил из кружки малопривлекательный напиток и поморщился от вкуса, прежде чем взглянуть на хирурга. Как и каша, вкус напитка оставлял желать лучшего. Но им следовало довольствоваться малым. Как-никогда сильно он скучал по алкоголю. – Начну издалека. У вас ведь было, могу предположить, хорошее детство?       – Думаю, что если сравнивать с вашим, мы не купались в деньгах.       – Да, пожалуй, вы правы, – он усмехнулся, на миг отведя взгляд в сторону, – с моим вам не потягаться. Когда я родился, репортёры заглядывали ко мне в колыбель, в школе и университете меня ненавидели мои сверстники, потому что считали зазнавшемся богатеньким сосунком с большим эго. В чём-то они и были правы, но не суть. А мой отец… – он прервался, сделав глоток из кружки вновь, преувеличенно равнодушно пожимая плечами. – Скажем так, я видел его по праздникам, где он считал своей обязанностью оповестить меня о недостатках и неудачах, которыми я по его мнению позорил нашу семью. Думаю, вы согласитесь, что пример отцовства у меня был не самый удачный.       Его родители были давным-давно мертвы, но осадок от прошлого по-прежнему отдавался в груди сжимающимися тисками. Инсен не знал, о чём он спрашивает. Тони никогда не обременял себя поисками спутницы жизни, боясь связывать себя какими-либо обязательствами, и, безусловно, не хотел детей. Какой из него получился бы отец? Версия Говарда? Равнодушный жестокий тиран? Или то подобие мужской фигуры-яркого примера, которую он иногда олицетворял, напиваясь до крайности? Нет, он бы стал дерьмовым отцом для несчастного ребёнка. И дерьмовым мужем, в этом не было сомнений. Даже если Тони и заходил иногда далеко в своих самых дерзких фантазиях, представляя себя рядом с Пеппер, это никогда не могло стать долговременной историей. Она бы бросила его на следующую же годовщину, о которой он бы не вспомнил, валяясь в пьяном беспамятстве на диване дома в Малибу.       – Меня устраивает быть холостяком всю жизнь, – довершил он сказанное и горько хмыкнул, пробормотав про себя. – Надеюсь, ещё будет шанс и эту жизнь у меня всё же не отнимут.       Инсен посмотрел на него внимательно, прежде чем сказать.       – Хотите вы того или нет, но иногда судьба преподносит нам сюрпризы.       – Не в этом случае, – возразил он. – Я вложил часть акций в компанию производителя презервативов. Сюрпризы, о которых вы говорите, мне не страшны.       Рассмеявшись, Инсен покачал головой, словно отказываясь принимать шутливую фразу за ответ. Впрочем, ему следовало знать, что говоря об акциях, Тони совсем не шутил.       – Интересный вы человек, Тони Старк, – произнёс мужчина.       – Это рассматривать как комплимент?       – Сами решайте, – мужчина пожал плечами, подавил зевок и, отложив свои карты, поднялся. – Прощу меня извинить, оставим партию до следующего раза?       – Счёт был в мою пользу, какая жалось, – с прискорбием заключил Тони, провожая Инсена ироничным взглядом, пока тот направлялся к своей койке. – Вы это сделали намерено, я уверен.       Он ловко перевернулся и откинулся назад, облокотившись спиной о стол, за которым они сидели, преувеличенно бодро окидывая взглядом пещеру, стремясь найти для себя занятие. Инсен больше не удостаивал ответными репликами Старка. Через пару минут мужчина, судя по доносившемуся похрапыванию, уже спал на укрытых одеялами поддонах, вырубившись практически мгновенно. Тони ему завидовал.       Спать в этом месте ему самому без кошмаром не удавалось, и каждый раз Тони ловил себя на мысли, что бодрствовать сутками, пожалуй, было не таким плохим вариантом, который можно было рассмотреть. По крайней мере раньше ему подобное сходило с рук. Он мог три дня подряд провести на ногах в своей мастерской, пока Джарвис, следуя протоколам, установленным им же самим под руководством Пеппер, не вырубал электричество во всём доме. И даже это иногда не останавливало рвение Старка, которому требовалось всего пары часов дремоты, чтобы восполнить запас бодрости ещё на три дня.       Но сон в мягкой кровати, даже непродолжительный, безусловно отличался от сна на жёстоких досках местной неудобной койки. Он бы поставил минус полторы звезды за сервис этой тематической гостинице с уклоном в первобытность, если бы кто-то здесь спрашивал его мнение.       Оцепенение было тем, что сопутствовало его увлечённости проектами, в минуты полного погружения в работу Тони мог совершенно отключить лишние мысли, заставив свой мозг работать с нацеленностью на конкретный результат. В такие моменты, как сейчас становилось труднее программировать себя на отсутствие чувств.       В голове у него пульсировало, тишина вокруг являлась утомительной и жестокой свидетельницей его безумия. Тони потёр свои уставшие глаза, начиная испытывать неуемную тревогу и нервозность, которая словно по венам передавалась ему от работающего реактора, как будто прибор замкнуло. Хотя это было невозможно.       Нет, он не мог спать, но и бодрствование без дела представлялось довольно мрачным времяпровождением.              В пещере было холодно. Встав, чтобы накинуть на себя плед, лежавший в дальнем углу, Тони прошёл мимо Питера, невольно обратив взгляд на него. Мальчик лежал в неудобной позе, вцепившись крохотными пальчиками в рюкзачок, словно он давал ему мнимое чувство защищённости и спокойствия, и при свете аварийной лампы можно было увидеть, что ребёнок слегка дрожал.       Тони не понимал, что им двигало, но в следующую минуту он уже направлялся к Питеру.       Наклонившись, он осторожно высвободил смявшийся рюкзак, стараясь, чтобы ребёнок не проснулся от движений, разжимая маленькие кулачки, и подхватил руками мальчика под спину и колени. Слегка приноровившись и загнав в дальний угол вспыхнувшее чувство смущения, Тони поднял малыша на руки, удивившись, тому, что, казалось, будто Питер почти ничего не весил. Вес ребёнка ощущался до странного правильно, словно Тони занимался этим всю жизнь - таскал на себе маленьких карапузов с очаровательным каштановыми кудряшками и совершенно точно знал, что делает. Однако... он совершенно точно не знал, что он делает.       Питер нахмурился во сне, но не проснулся. Его головка безвольно откинулась назад на предплечья Тони, будто в этом мире не было ничего, что могло нарушить сон малыша.       Ребёнку не следовало спать в неудобном кресле. Ему в целом не следовало находится в этом сыром помещении в окружении людей с автоматами, но Тони не был волшебником, чтобы исправить то, что уже произошло. Будь его воля, он бы не допустил подобное. Никогда.       Однако сейчас Старк не являлся архитектором собственной судьбы, что уж говорить о чужой. Всё, что он мог сделать, это убедится, что Питер будет спать в тепле и относительном удобстве, это являлось ему по силам.       Он перенёс Питера на его спальное место, аккуратно опустив вниз. После чего, немного подумав, завернул его в десяток лежавших там пледов плотным коконом, надеясь, что это поможет ребёнку согреться, подоткнул края и в очередной раз пришёл в ужас от того, каким крошечным тот казался. Разве дети всегда выглядели такими маленькими и тощими? На невысоком нахмуренном в беспокойстве лбу Питера было пятно от сажи, кудряшки застыли в смешном беспорядке, разметавшись по подушке, худенькое тельце было почти незаметно в ворохе одеял.       Тони не находил название тому чувству, которое образовалось у него внутри при виде этой картины, но тяжело сглотнул и провёл рукой по лицу, стирая признаки волнения. Вернувшись к столу, Старк взялся за прибор, позволяющий улучшить дальность ракеты, желая его усовершенствовать.       Он так и не ложился.