Солнышко

Раннее утро после бурной грозы всегда свежо и прекрасно. Мокро, грязно, скользко везде, но это не влияет на настроение. То, как поют птицы, радуется душа. И деревья будто вновь зеленеют. Спокойно и тихо вокруг, умиротворенно. Как давно же он не бывал в такой атмосфере? Будто тысячу лет назад он вставал рано с поднятием солнца, выходил из избы, набирал в легкие побольше воздуха и следовал к излюбленному месту, садился на сваленное дерево и просто наблюдал за жизнью, что разворачивалась в чаще. — Воемил, — произносит собственное имя уже в сотый раз. Его так долго называли то Солнцем, то Солнышком, что имя, которая дал ему при рождении батюшка, кажется чужим, отдаленным и неизвестным. И забытым. — Меня зовут Воемил! Никакой я не Солнышко, — с дрожью, где-то голос срывается, где-то становится свистящим. Непривычно говорить, но теперь он может открыто заявлять о своей боли. Нить, что связывает его с Чертой, он обрывает. И от этого одновременно легко на душе и тяжко. Легко потому, что больше не будет опасных путешествий, агрессивных Чудесных тварей и манипуляций со стороны Черты, а тяжко потому, что она все же плотно переплелась с его жизнью, влезла в его судьбу. Он сильно привязался к ней и полюбил ее. Он думал, что она меняется, думал, что она выбирает путь Света, но она показала свое истинное лицо в тот день. Человек, который бросает в беде своего товарища, дабы сохранить собственную шкуру, гнусный и подлый. И с такими Воемил ничего не хочет иметь общего. — Меня зовут Воемил. — Отказ от имени Солнышко — отказ от самой Черты. Она не ушла. Находится где-то рядом, может даже наблюдает за ним сейчас, но он больше не посмотрит на нее. Он останется с Иосифом, и ей придется смириться, что он отрекается от нее. Немного переживает за Всеволода и русалку. Где они сейчас и что с ними? Он уверен, что они выстояли в битве с Дивьими Людьми. Белослав не дал бы их в обиду. Хоть он совсем не знает этого вороненка старухи, но уверен, что он не такой, как Черта. Он мог бы не бороться с отвратительными Чудесными тварями и не защищать его. Замечает Белослава собственной персоной в обличии вороненка с серпом в лапе. Он покидает ветвь высокого соснового дерева, садится рядом и обращается в человека. Наклоняет голову чуть набок и смотрит, не выражая ничего. — Русалка и вурдалак прибудут к тебе через пару часов, поэтому особо не переживай. — Точно читает его мысли. Раньше немо его понимал только Иосиф, но в его жизнь неожиданно ворвались русалка, Белослав и Всеволод. Воемилу кажется, что последний тоже его понимал, но не подавал ввиду. Эта Благословленная Чудесная тварь не может себя подобающе вести. Слишком эмоциональный, энергичный, кривляющийся и шутливый. — Русалка пока не вернула свое Благословление, но это дело времени. Вурдалак несет ее на руках. — Воемил невольно улыбается. Представляет эту картину: вечно ворчат друг на друга всю дорогу, может, даже и дерутся. Отчего-то пробивает на смех. Он глубоко счастлив, что с русалкой все в порядке. Начала признавать товарищей и не вести себя, как одержимая и сумасшедшая. — Сила в тебе так и бурлит, — зачем-то говорит Белослав и машет серпом по воздуху. — Знаешь, я хотел у тебя спросить, — прерывается, боковым зрением наблюдает за реакцией Белослава, но тот сохраняет безразличное спокойное лицо, — тебя совсем не удивляет, что я говорю! — выходит как-то возмущенно. Он ждал удивления, расширенных зрачков, восторженной улыбки, но ничего из этого не получил. Обидчиво скрещивает руки на груди, на вскоре чертыхается. Заразительная привычка. Сперва русалка, после Черта, потом Всеволод, а сейчас и он. Правду говорил Иосиф, с кем поведешься, от тех и наберешься. Проводит ладонями по рубашке, будто стряхивает пыль. — Чему я должен изумляться? — пожимает плечами. — Я доверяю своим глазам. Рука-то твоя вернулась, значит и язык тоже. — Кстати, не знаешь, как это произошло? — вопрошает Воемил, пододвигается ближе к Белославу. — Я проснулся целым, а Иосиф нет. — Можешь считать это озеро, — указывает пальцем, — волшебным, но оно не просто возвращает. «Чтобы что-то вернуть, нужно у кого-то отнять» — по такому принципу работает оно. Да и, вообще, с этим озером связано много историй. В нем покоится тело матушки, думает Воемил. Неужели кроме нее кто-то еще бросался в воду? — Иосиф тебе не рассказывал? — наигранно удивляется Белослав, но Воемил слепо хватается за удочку. — А что он должен был рассказать? — Пора тебе наконец-то узнать правду, — прикрывает глаза от упавшего на него солнечного света. Опускает голову. В день, когда Ярополк убил его отца, светило такое же яркое солнце. С той поры в его сердце поселилась злость и ненависть, что отравляет его тело и душу. А ведь он не может даже оплакать его смерть. Скорби, печали и горечи нет, и от этого только сильней закипает все внутри. Кулаки сжимаются. Оглядывается и замечает на пороге Иосифа. Он узнал его. Он его не забыл. Это он во всем виноват! Только он! Виноват! В смерти его отца! — Что с тобой происходит? — волнуется Воемил и не позволяет Белославу вскочить на ноги, обняв его. Он чувствует его боль и страдания с биением сердца. Видит, как он мучается, не может выразить то, что чувствует. Белослав успокаивается, хватается за руку Воемила, но не отталкивает его. Вместо этого опускает голову на его плечо и обещает себе, что не тронет Иосифа, как бы ему не хотелось, ведь Воемил дорожит им. Не станет он пачкать свой Свет об его Черноту. — Мне жаль тебя, Воемил, — выходит резко, в какой-то степени даже громко, нет, оглушающе. — Ты слеп и наивен! Воемил отстраняет от себя Белослава и заглядывает ему в глаза. Немо требует объяснений. В какой-то момент забывает, что может говорить. Слова все равно не способны достучаться до сердца, лишь требующий взгляд раскрывает все двери, за которыми скрывается правда. Пора Воемилу узнать, что он не просто человек… — Начну с легенды, — говорит и морщинит лоб. Как же там рассказывал ему отец? — Давным-давно на сырой Земле Матушке существовали только Чернота и Свет, и были они близкими братьями. Они прекрасно ладили, обожали друг друга и любили. Каждый считал своим долгом поддерживать баланс между Злом и Добром. Чернота рождала Зло, Свет — Добро. И все было прекрасно, пока Чернота не затаила обиду на своего брата. — Прерывается. Глядит на озеро. Хмурится. — Добро по законам баланса должно всегда побеждать зло, как так ее масса мала. Черноте надоело проигрывать, поэтому он затеял немыслимое. Перестал подаваться Свету, с каждой битвой постепенно его уничтожал, превращал его силу в свою, делая ее значительно могущественней. Черная чаша весов тем временем становилась все тяжелей и тяжелей, она точно бы нарушила баланс, если бы Свет не пошел на резкие меры. Он решил запечатать своего брата в этом озере, и сам залег вместе с ним на дно. Настолько он его любил. — А что было дальше? — Ты и сам, наверное, прекрасно слышал, что из этого озера выходят Чудесные твари? — Воемил утвердительно кивает головой. Все об этом знают в деревне, поэтому и возвели высокую оборонительную стену, будто это защитит от нечисти. — Так вот, Чернота не успокоилась. Сам полностью он не мог выбраться, печать Света ему мешала, поэтому и выпускал мелкими порциями свою силу. Запомни, в каждой способности, есть свои изъяны и недостатки. Вот и в Великой печати Света были дыры. Нет ничего идеального в нашем мире. — Но поток тварей прекратился в какой-то момент. С чем это связано? — Люди устали боятся. Настали темные времена, когда человек, укладывающийся спать, мог не проснуться. Его могла задушить Анчутка, что вышла из себя — они часто промышляют этим, когда человек не слушается, мог убить Дрекавак, мог остановить сердце Злыдень или навредить Навь. И это малая доля Чудесных тварей. — Воемил рад, что не «познакомился» с большей долей. Он бы точно не выдержал и сошел бы с ума. — Поэтому Светлые Могущественные Колдуны решили разбить печать и уничтожить Черноту. И одним таким колдуном оказался батюшка Иосифа. — Воемил шокировано хлопает глазами. Не знает, что и сказать. Лишь оборачивается и замечает Иосифа, что следит за ними, но не приближается. Его лицо выражает усталость, разочарование и печаль. Создается впечатление, что он слышит их, чего не может быть. Расстояние между избой и сваленным деревом пусть недалекое, всего несколько шагов, но человеческий слух все равно ничего не улавливает. — Одной глубокой ночью, когда только месяц был виден на небе, Светлые Колдуны приступили к делу. Они разорвали печать, насильно вынимали Самое Черное из озера, но в какой-то момент что-то пошло не так. Маленький Иосиф все испортил, и Чернота вышел из-под контроля. Он убил двух жрецов. В какой-то момент от него откололась часть, что напала на Иосифа и ударила ему по ногам. Все, к чему прикасается Черная сила, погибает. Батюшка пожертвовал собой ради глупого сына, лишившись возможности ходить. — Чернота вновь гулял по миру, навеивал хаус и нарушал баланс, — догадывается сам Воемил. — Все так, как ты говоришь, — зачем-то кивает головой. — Но быть сгустком Черноты слишком опасно. Заметен издалека даже для слепых Светлых Колдунов, поэтому Чернота решил прятаться в людях, но он не думал, что таким образом станет терять себя. Каждое новое тело забирало у него силу и память, пока в какой-то момент он совсем не ослаб и не застрял в последнем теле. Черта — и есть Самое Черное из озера. Гром среди ясного раннего утра. Или Воемилу кажется? Он раздается в его голове, при каждом стуке сердца, что опускается к пяткам. Черта на самом деле зло? Нет, он отказывается этому верить. Этого просто не может быть. Бред. Обычная байка! Бурная фантазия Белослава! Воемил криво, натянуто улыбается, желает рассмеяться истерично, но вместо этого хочется плакать, понимая, что Белослав не шутит и говорит правду. Его глаза, будто так и говорят, что он и не думал фантазировать. — Чтобы больше не нарушать баланс между Чернотой и Светом, Черте необходимо стать настоящим человеком, и ты ей в этом поможешь. — Я? — изумляется Воемил, смотрит на свои ладони. Что он может сделать? Он всего лишь слабый мальчишка, который ничего не умеет. Стрелять из лука научился, но какой в этом толк, если все равно не смог полноценно защитить своих друзей. Наоборот, они защищали его, прикрывали, не дали погибнуть. Он всегда для всех был обузой. Для Иосифа, для Черты, для русалки и Всеволода. — Сила твоя заключается вовсе не физической форме, в тебе живет яркий и чистый Свет, коим не все могут похвастаться. Ты — уникальный! — выделяет последнюю фразу, заставив мурашки пробежаться по спине. Воемил даже немного смущается от его восторженной интонации. — Черта долго искала такого особенного человека и наконец-то нашла. Ты не пожелал смерти своему обидчику, когда он тебя, между прочим, готов был сжечь. — Речь идет о Владимире. Давно он его не видел, и Елену тоже. Следует навестить родную деревню, встретиться с подругой, которая его ждет. Надеется, что она не держит на него зла. А вдруг, она, вообще, его забыла? — А как бы ты поступил на моем месте? — вопрос обжигает пощечиной. Сложный и трудный. Не знает, как и ответить. По правде, Белослав и сам задавался когда-то подобным вопросом. — Ну, если бы обидчик проявлял агрессию исключительно ко мне, то бы помиловал, а если он затрагивал не только меня, но и близких мне людей, то… — замолкает. Сомневается в ответе. — То переступил бы черту? — Что ты ко мне пристал?! — раздражается Белослав и подальше отсаживается от Воемила. Может быть, и переступил бы, но только он дорожит Светом, что достался ему от отца. Поэтому Иосиф до сих пор цел и невредим. — Прости, — извиняется Воемил и сокращает возникшее между ними расстояние. — В любом случае не важно, как бы я поступил, самое главное, что ты не запятнал свою силу. — Поднимает серп вверх, что сталь сверкает на солнечных лучах. — Хочешь, я тебе покажу, как выглядит твоя душа? — зеркало-то у него нет. Как он собрался это делать? Уже тянется, чтобы достать нужную вещицу из кармана, как Белослав подставляет серп острым концом к его груди. Чуть надавливает, что-то подхватывает и вытягивает. У Воемила сужаются зрачки, он уже дергается телом, только вот ладонь Белослава успокаивающе перемещается на его спину. Без лишних слов просит его сохранять спокойствие. Воемил видит, как белая, очень плотная дымка выходит из него. Резкий взмах серпом, и крохотная часть души обрубается, мгновенно превратившись в ласточку. Такое зрелище удивляет не только Воемила, но и Белослава. Тот даже прикрывает рот, протирает глаза руками, будто это ему кажется. — Мы с тобой так похожи! — После долгого молчания подает голос. — Моя душа также имеют форму ласточки. — И зачем нужно было это делать? — недовольно восклицает Воемил, пропустив мимо ушей речь про души и ласточек. У него чуть не остановилось сердце, когда он отрезал часть его Света. — Чтобы знать, когда ты умрешь. — Что? — Это ему сейчас не послышалось? — Когда с тобой что-то случится, то ласточка превратится в звезду и разобьется. — Слова его навеивают на Воемила ужас, но он имеет право знать правду, чтобы наконец-то увидеть судьбу и принять сложное, но важное решение, которое может изменить ход событий всего мира. От того, что он предпримет, будет зависеть будущее. — Как я уже говорил, с тобой я очень похож. Не только душой, но роковой судьбой. Такой же сирота, как и ты, такой же обладатель уникального Света и такая же жертва Черноты. — Смачивает рот слюной. Придется еще долго объяснять. — Тебя использует Черта, меня — старуха. Мы связаны с ними особыми красными нитями. — Вновь вооружается серпом, вот уже разрезает воздух, как неожиданно сталкивается с крепкими нитями, концы которых привязаны к пяти пальцам левой руки Воемила. На первый взгляд, не скажешь, что плотные. Тонкие, едва заметные. Странно, почему серп не перерезал их? — Они заколдованы старухой. — Вновь читает мысли. Воемил чувствует себя обнаженным и сломленным. Даже в собственной голове ему не укрыться. — Нити — проводники основных эмоций. Радость, — загибает большой палец Воемила, — печаль, — переходит на указательный, — страх, удивление и злость. — Получается плотно сжатый кулак. — Ты с Чертой связан. Чтобы ей стать настоящим человеком, чтобы прекратить нарушать баланс, уничтожая Чудесных тварей с Чернотой, ей необходимо пять главных эмоций и жертва человека. — Жертва? — Земля под ногами рушится. — Человека? — Мир сужается в две крохотные точки. Зрачки Белослава кажутся куда более черными. Будто кроме них ничего не остается. Воемил громко сглатывает. «Ты хоть когда-нибудь испытываешь злость?» — больше этот вопрос Черты не кажется странным. Четыре пальца сейчас изнывает, кроме одного. У Черты нет последней эмоции. — Ты должен исправить ошибку Иосифа! — решительно заявляет Белослав, привстает с мокрого дерева. Ласточка взмывает в небо и задерживается на определенном уровне. — Иосиф знал, кто на самом деле Черта? — холодеет внутри. Больно. Сердце покалывает. — Конечно. Думаешь, он бы отпустил тебя с первым встречным? — Трудно дышать. Воздух не поступает. Белослав подпрыгивает на месте и обращается в вороненка, подхватывает серп лапой и зависает в воздухе. «Мы действительно похожи, но есть в нас и различие». — Голос Белослава пробирается в голову Воемила. «Старуха сделала роковую ошибку, выбрав меня проводником эмоций, ведь я не испытываю печали. Отец постарался. Безупречный Свет редок и ценен. Скоро я совсем погублю эту чертову старуху. А что будешь делать ты, Солнышко?». Он не ошибается в имени, не оговаривается. Специально выделяет его, чтобы подчеркнуть особую связь между ним и Чертой. Белослав не нуждается в ответе, взлетает ввысь, набирает высоту и улетает, оставив Воемила одного со своими мыслями. Оборачивается на Иосифа и застает его на том же месте. Неужели он действительно растил его для Черты? Вскакивает на ноги и убегает прочь, опустив голову, чтобы Иосиф не заметил его слез. Сам не замечает, как пробегает весь лесок, не глядя, и останавливается напротив защитной стены деревни. Куст сирени больше не узнать. Нет густых веток, крупных зеленых листьев. Он весь оборван, изуродован, вырван с корнями. Назло обидчику растут два самых крупных ствола, на которых виднеются глубокие зарубки. Видно, их хотели срубить, но в последний момент передумали. Нет сирени, и дыра в стене заколочена досками. Не к добру это, вовсе не к добру. — Елена!