Солнышко

Иосиф несколько раз осматривает Воемила, прислушивается к его сердцебиению. Слабое, почти неуловимое, тихое, но есть. И зеркало потеет, когда подставляешь к носу. Воемил жив, но мог и умереть. Чем Черта думала: она ведь не умеет плавать. Загубила бы не только Воемила, но и себя. Сейчас их души и жизни связаны крепко красной нитью, если умрет один, то и другой тоже без всяких тому причин. Воемил наглотался много воды, и Иосиф его долго откачивал. Приглаживает мокрые волосы на одну сторону. Его мальчик сейчас находится в опасности. Смотрит на русалку, та без слов его понимает. — Воемил жив, но он не очнется, — передает мысли Иосифа русалка. Черта дрожит всем телом. Как это не очнется? Как такое, вообще, возможно? Этого не может быть. Отрицательно мотает головой, отступает на шаг. Иосиф несет чушь. Если человек остается живым, почему он не должен прийти в себя? — Не мотай головой, будто тебе очень жаль, — срывается на Черту русалка со слезами на глазах. Она делала все, чтобы заполучить Свет Воемила. Она не спасала его и не заботилась о нем от искреннего желания, она всего лишь защищала нужную ей вещицу, что поможет в достижении гнусной цели. Она разделила его чувства и эмоции, она забрала у него душу. С первого дня их встречи Черта знала, что так и произойдет. Она добивалась своего. А Елена надеялась, что Воемил наконец-то нашел себе человека, что будет всегда рядом. Сама она не может быть с ним, хоть и сердце от этого осознания постоянно кровоточит, но Елена хочет, чтобы Воемил оставался один. Он заслуживает счастья. И вот, к чему ее надежда привела. Горло разрывается от поступившего колючего кома. Какой же она была слепой? В порыве ярости берет камень с берега и кидает в Черту, попадает прямо в верхнее веко, от чего кожа лопается и обливается кровью. — Что ты делаешь?! — подскакивает к ней Всеволод и хватает за руку с еще одним камнем. — Ненавистью только делаешь хуже всем. — Только не говори, что сочувствуешь ей! — указывает пальцем на Черту, что прикрывает ладонями лицо. Место удара горит ярким пламенем. Кровь горячая, обжигающая кожу каплями скатывается к губам, окрашивая их в бордовый. — Сейчас мы должны думать, как спасти Воемила, а не веять вражду! — Елена вырывает руку и уже собирается вновь кинуть камень, как неожиданно передумывает. Губы ее начинают подрагивать, а глаза вновь поблескивать. Она прикрывает лицо руками и плачет навзрыд. — Что такое? — недоумевает Всеволод, смотрит на Иосифа и понимает, что тот что-то мысленно сказал. — Воемила не спасти. Он больше не очнется и умрет тогда, когда и Черта. Внутри холодеет. Неужели это конец? Наклоняется к Воемилу, гладит по лицу. Единственный человек, который не испугался его, который не обращал внимание на его дурной запах, который спас его от бессмертия, сейчас находится между смертью и жизнью. Не каждый человек мог бы решиться отдать крест, защиту Божью. Свет Воемила сиял ярче всякой звезды, а сейчас он потух. Воемил не заслуживает такой участи. Где справедливость? Почему Чернота живет припеваючи, а Свет всегда страдает? Может быть сказки, что рассказывают матушки перед сном, врут, и зло на самом деле побеждает добро? — Не может быть безвыходных ситуаций, — срывается с уст Черты, и на ее высказывание резко реагирует Елена: — Заткнись! — кричит она. — Ты во всем виновата! — Успокойся! — велит ей Всеволод и бьет по лицу, чтобы та наконец-то пришла в себя. Она растворяется в ненависти, что не может больше остановиться от ядовитых обвинений. — Все мы здесь виноваты! — заявляет он. — В какой-то мере Солнышко предали все, и он остался один. Ты, — тычет указательным пальцем на Черту, — была с ним только ради его Света. Ты, русалка, обманывала его. Если бы ты изначально сказала, кто ты есть на самом деле, то правда бы не навалилась на него в самый неподходящий момент. На его плечах и так было много груза, и тут он узнает, что ты его близкая подруга. — Глаза Иосифа расширяются. Поднимает взгляд на русалку, но той стыдно посмотреть на него. Она уродлива. — Вы, Иосиф, знали, что из себя представляет Черта, знали, зачем Воемил ей понадобился, и все равно его отпустили. Я же, — устало вздыхает, чувствуя вину, — не был с ним рядом в тяжелые периоды, только следил за ним. Боялся, что того вырвет от моего присутствия. Какой же я дурак! Слова Всеволода звоном отдаются в ушах, несмотря на сложившуюся гробовую тишину, даже птицы не поют. Черта сжимает кулак и разжимает. Еще есть шанс спасти Солнышко. Иосиф не знает всего этого заклятия, поэтому глупо ему что-то утверждать. Точный ответ может дать только старуха, но до ее избы на ножках далеко идти, да и нет в ней больше силы, чтобы нести на себе Солнышко. Да и кто ее знает, может она переселилась на другое место? Дивьи Люди могли добраться до нее и в том месте. От них не укрыться. — Не забывай, что избой на курьях ножках могу управлять только я, — горячее дыхание прямо в ухо. В какой-то момент у Черты темнеет в глазах, а когда все встает в норму, она больше не находится на берегу озера. Она вместе с Солнышко в тесной отвратительно пахнущей избе. Печь горит, на входе на веревке висят подсушенные крысы. И старуха неожиданно нападает и валит на пол. Хватается за горло и принимается душить. Черта отпихивается, ногтями впивается в дряблую кожу, но возбуждение и ужасный голод, в добавок к безумию, перекрывают всякую боль. — Что, лишилась сила-то Чертушка? — язвительно вопрошает старуха и заливается нездоровым смехом. Черта отмечает, что седые ее волосы стали куда более редкими, тонкими и ломкими, глаза черные, а несколько зубов отсутствуют. Белослав отлично старается. У такой ослабленной не может быть столько сил. В какое-то мгновение Черта верит в возможность высвободиться, но та гвоздит ее к деревянную полу коленом в грудь. — Тебя съем и мальчишку тоже! — Наклоняется к ней и расцветает в кривой улыбке. — А после избавлюсь от щенка Белого Ворона. — Ты кого щенком назвала? — в порыве злости Белослав машет рукой, и изба резко встает на курьи лапы, что всех подкидывает в воздух. Больно падают. Черта пользуется мигом и ногой отпихивает от себя растерянную старуху, подползает к Воемилу и обнимает его. С немой, но огромной просьбой смотрит на Белослава, но тот не глядит на нее. Куда больше ее интересует самочувствие Воемила. Зря он так. Отец всегда говорил ему, что он слишком резок и глуп. Повелся на поводу у злости, даже и не подумал о Воемиле. Мог бы его сильно ранить. Черта думала о Белославе. Он это почувствовал. Серп долгое время был у нее, поэтому связь еще крепкая. Похоже, он уже привык к крови Черных Чудесных тварей. Сейчас с ним не так уж и просто. Постоянно дурные мысли лезут в голову. Серп — могущественное оружие его отца, Белого Ворона, сейчас отчасти осквернено Чернотой. Свет может очерняться, а вот Чернота не осветляется. И такая несправедливость всегда не давала покоя Белославу. Его отец — ярчайший Свет, и его сила живет в некоторых людях, что помогает и защищает. Он любил людей и не давал их в обиду, и из-за доброты он и погиб. А те, кого он в свое время оберегал, испоганили его Свет. Теперь лишь Черные души, каменные сердца и холодный блеск в глазах. В таких не живет любовь, надежда и верность. Как же такие люди выглядят? Стоит только взглянуть на Иосифа. Свет должен жить! Белослав восстановит справедливость! — Пришла за помощью? — выходит грубо. Да и с Чертой он не обязан ласково говорить. Она заслуживает самых оскорбительных и режущих слов в свой адрес. — Как тебе на вкус человеческие возможности? — не сдерживается. Черта покрепче сжимает челюсть. Сейчас не время ругаться. Она должна спасти Воемила. — Зачем тебе это? — нагло читает ее мысли. — Ты ведь получила то, что хотела. Чувства появились? — Да, появились! — восклицает Черта внезапно. Взрывается за секунду. — И они не дают мне жить. Чувствую себя, как на пороховой эмоциональной бочке, но я этого заслуживаю. — Слезы бегут по щекам. — То, чего я так давно хотела, оказалось моим проклятием. Я погубила столько людей, но смерть одного я не переживу. — Конечно, не переживешь, после него и погибнешь. Теперь-то связаны, — подает голос старуха, потирая затылок. — Разорви нить! — Если разорву, то точно вам не жить. — Тогда сделай что-нибудь! — С какой это стати я буду тебе помогать? — Если не оживишь Воемила, то я точно с тобой разберусь. — Белослав приближается к старухе, взмахивает серпом, отрезает кусочек ее души, и та превращается в Черную ящерицу, что со шлепком падает на пол. — Прекрати! — кричит в истерике старуха, подхватывает частичку души и прячется в углу. — Меня и так мало осталось. — Тогда делай, что говорят! — Зачем тебе оживлять какого-то мальчишку? Какое тебе дело до него? Белослав выпрямляется в спине и смотрит прямо, прибивая старуху к стене. — Свет должен жить! — говорит он и прячет одну руку в карман. Устремляет взгляд на свое темное отражение в лезвии серпа. «Свет легко очернить — неустанно повторял отец, — поэтому мы его и защищаем». Только правда лилась с его уст. Когда-то белый вороненок стал черным, похожим на остальных. Отличная маскировка, и не признаешь в нем высшего существа, но, отчасти, данное превращение ранит сердце. Темные волосы, темные глаза, темное оперение. Никто не и предположит, что он сын самого Белого Ворона. Больше всего похож на выродка Черного Ворона, но о нем уже давно забыли. Больше не существует твари, что видела его. Даже отец о нем очень редко заговаривал, а ведь тот ему родной брат. — Я несу волю отца. — Белого Ворона больше нет! — резко высказывает старуха, не подумав о последствии, а зря. Чудом уберегла свою голову от запущенного в нее серпа. Острый конец застревает в стене, и та с облегчением выдыхает. Только вот ящерица не выживает. От сильного страха погибает и рассыпается на песчинки. — Ладно, помогу я им, — сдается старуха. Лишаться жизни сегодня особо не хочется, тем более когда что-то начинает меняться в Белославе. Сильные эмоции выводят его из равновесия, отличное время, чтобы что-то предпринять. Воемил все же сильно влияет на него. Каков мальчишка! Видно, очень силен духом, ведь слабые не способны настолько крепко привязывать к себе. Подходит к Черте, наклоняется к ней. Белослав немного напрягается, но не останавливает ее, а первая, в свою очередь, прикрывает Воемила своим телом. «Как глупо и благородно» — думает старуха. Только в собственных мыслях она может чувствовать себя в безопасности. Сюда Белославу не пробраться. А даже если он задумает это сделать, то ему придется приложить немало усилий сразиться с Чернотой. Благословленные твари и высшие существа могут читать мысли только у похожих по душе. Свет читает Свет, Чернота — Черноту. Все просто. Подносит к лицу кулак и раскрывает его перед глазами. На треснутой от старости и сухости коже лежит узелок другого конца проглоченной нити Воемила. Черта понимает ее без слов. Ей нужно ее проглотить. Чтобы не дать возможности долгому сомнению, быстро перекладывает узелок в рот. Громко сглатывает. Тьма накрывает ее мгновенно, и Черта падает без чувств. Белослав подскакивает к ней, чтобы проверить пульс на шее. Жива. — И что ты наделала? — срывается на старуху, хочет с ней кончать, как замечает, что Воемил приходит в чувства. Сперва открывает один глаз, после другой. С особым усилием приподнимается на локтях, глядит пустыми сонными глазами. Веки то закрываются, то открываются. Зевает протяжно. По резкому изменению выражении лица Белослав понимает, что до того доходит, где сейчас находится. На лбу Воемила так и всплывает один единственный вопрос: «Что здесь происходит?» Поворачивает голову и подскакивает на месте. — Что с Чертой? — Она спит, — говорит спокойным голосом старуха. Чувствует некое превосходство в данной ситуации. — Проснется тогда, когда тебе исполниться столько лет, сколько и ее телу. — Не беспокойся. — Белослав встает на корточки и успокаивает Воемила. Он выглядит неважно. — Я ведь отдал ей свою душу, — тихо изрекает Воемил. Ничего не понимает. Он заснул сладким сном, последним желанием его было, чтобы Черта обрела свое счастье, резко проснулся, — насильно выдернули из прекрасного сна — и увидел, что теперь Черта без сознания. — А она вернула его тебе, а так как два конца нити теперь в вас, то и душа твоя, собственно, поделена между вами. — И жизнь тоже? — интересуется Белослав. — Отведенные судьбой годы жизни также следует делить на двоих. Косточка беспокойства прорастает крепкими корнями внутри Белослава. Уже мчится к серпу, чтобы переместиться вместе с Воемилом к кукушкам, пророческим птицам, чтобы узнать годы жизни, но после передумывает. Смотрит на недоуменного Воемила. Навряд ли он сделает ему лучше. Знать, в каком возрасте погибнешь — стоять на разбитом стекле. Кровоточит, больно. Осколки впиваются в плоть, а ты с этим ничего не поделаешь. Уже не соскочить, ничего не изменить и не повернуть назад. Печали нет и скорби тоже, от этого только злиться. Вот и сейчас сжимаются кулаки. В чем виноват Воемил? Почему ему приходится чем-то постоянно жертвовать? Почему он не может просто зажить обычной жизнью людей? В чем его вина или проклятие? В ярком Свете? Белослав держится из-за всех сил, чтобы не закричать. Ненависть и ярость разрушают его, и только крик периодически спасает. Поднимает глаза на Воемила и вдруг понимает, что виной и проклятием для Воемила является Черта. Любовь одновременно губит и дарует жизнь.