***
Работы в деревне было немного. Зависело ли это оттого, что здесь тихими шагами сновали девушки, которые предпочитали не попадаться Мише на глаза, или оттого, что деревня была не связана с городами и другими деревнями, Московский так и не понял. С хмурым лицом Василиса сказала ему, что он может охотиться на птиц и даже кабанов, что бегают по лесам. Но строго запретила обращаться к девушкам с просьбами и предложениями помощи. Её радикальная позиция Мишу даже немного удивила. Ещё ни разу он не видел настолько контролирующую всё женщину. По её смягчающемуся тону во время упоминания о девушках из деревни, он сделал вывод, что она не настолько жестокая сама по себе. Просто не любит тех, от кого может последовать опасность. Московский встречал много женщин, которые стали жертвами войны, но ещё ни разу не встречал такую. Если бы её жизнь не ограничивалась только этой деревней, то он бы с радостью порекомендовал её на место командира Советской армии. Хотя, скорее всего, её бы не допустили до этого поста, так как она женщина. Но даже самые хорошие и влиятельные командиры не имели представления, насколько она хороша. Если бы Миша встретил её раньше, то наверняка смог бы спасти больше человек из своего отряда. Может быть, даже Колю. От мыслей, что он что-то не смог или ему не хватило навыков, Миша выходил из себя. Ему казалось, что он мог бы разгромить всю деревню своим гневом на себя. У Коли были шансы выжить и у Миши сражаться за него, но он выбрал быть слабым. Василиса выбрала быть сильной. Резкая отдача винтовки в плечо, и заяц, что бежал со всех ног от него, оказался мёртв. Миша не испытывал ничего, когда стрелял, кроме облегчения. Каждый выстрел был похож на тот, что пустили в Колю. Немцы не задумывались о жизни, о семье убитого, и Миша следовал их примеру. Убитый заяц лёг на весы жизни, пытаясь быть противовесом тем, кого Миша убивал. И перевесил. Заяц был ему дороже, чем жизнь любого из фашистов. После охоты он передал всё, что смог добыть, Василисе. А уже вечером увидел, как у крыльца одного из домов сидят дети, съедающие его добычу. И Мише стало приятно, по-настоящему приятно. Возможно, они давно не ели мяса, питаясь одной лишь картошкой и зеленью. Им было не важно, убит ли кто-то или нет, они просто наслаждались вкусной едой. Не пытаясь скрыть от ночи свою улыбку, он развернулся в сторону своего дома и пошёл. Он не посмеет испортить своим присутствием детский ужин, не испортит чистоту их помыслов своей грязной душой. Завернув за очередной дом, он услышал робкие шажки за спиной. Обернувшись, он не заметил никого, но потом опустил взгляд и увидел маленькую девочку. Она была похожа на того педанта, что днями ранее обвинил Мишу в безграмотности. Тонкие брови, мягкие каштановые волосы, заплетённые бантиком, добытым не пойми откуда. Больше всего Мишу поразили маленькие ладошки, что протягивали ему тарелочку с кусочками заранее отделённого мяса. — Это... мне? — голос сиплый от удивления. Девочка хлопает глазами, а затем кивает. — Но это твоё, — возражает он. — Нужно делиться, — говорит она немного дрожащим голоском. Миша удивлённо хмурит брови, пытаясь придумать подходящие слова для отказа. Но когда понимает, что все слова мигом пропали из разума, протягивает руки. Девочка передаёт ему тарелку, а потом продолжает внимательно смотреть. Мише становится неловко. — Спасибо. Она кивает, но не отводит взгляд и не уходит. Под пытливый взгляд девочки Миша съедает кусочек мяса, чувствуя вину за то, что поддался её очарованию. — Как тебя зовут? — Аня. — Красивое имя, — кивает Миша. — Учитель зовёт меня Анечка, — зачем-то говорит она, но Миша не тратит время на обдумывание причин, по которым она это делает. Он слушает. — А кто твой учитель? — Александр Петрович, — отвечает она. — Он хороший. — В очках который? Она быстро кивает, а затем улыбается. Еда едва ли не выпадает из Мишиного рта, стоит ей улыбнуться. Что за чудесные дети у этого педанта. — Вы знаете его? — с энтузиазмом спрашивает она. — Имел честь знаться. Если бы здесь сейчас стоял этот самый Александр Петрович, то он бы фыркнул на его слова. Но, к сожалению, Анечка не поняла бы, даже будь она свидетельницей их разговора. Раз сейчас она так разговорчива, то Миша выпытает всё про деревню и про этого самого учителя, который на редкость фанатичен. — Откуда вы? — Из Ленинграда, — тонкий голосок настолько сильно пронизывает Мишино тело, что ему хочется её спрятать. И ответить на это нечего. Эта девочка вовсе не взрослая, и вряд ли она понимает, что происходит с её домом и страной. Она не Василиса, которая испытывает такую же физическую боль, как и каждый гражданин Советского Союза при упоминании Ленинграда. Миша не был в Ленинграде, он всю жизнь прожил на окраине Москвы. И ответить ему нечего. — Красивый город. — Не знаю, — тихо говорит она. Кажется, что Анечка расстроена, — я не помню его. «Почему?» — мелькает в голову у Миши, но он молчит. Спрашивать такое у ребёнка опасно. Вдруг с этим связано что-то плохое. — А вы из какого города? — любопытно спрашивает она, и Миша благодарит всех богов, которые покинули Советский Союз. — Из Москвы. Глазки её загораются, и она едва ли не притопывает от радости или от возбуждения. Но вместо ожидаемого «Москва такая красивая» или «Расскажите про Москву» Мишу бьёт хлёсткая пощёчина. — В Москве живут только дураки, — радостно говорит она. Миша замирает. Только после того, как отмереть, он чувствует желание быстро попрощаться с девочкой и пойти огреть её «дурака» учителя. — Это... неправда. — Учитель так сказал дяде Косте, — наивно говорит она, выдавая и какого-то Костю, и Александра Петровича. — Когда? — поражённо спрашивает Миша. — Когда мы шли по лесу, — она неопределённо кивает сама себе, а затем башмачками пинает камни, лежащие на земле. Миша хмурится. Вопросов возникает всё больше и больше. Особенно важен вопрос, касающийся Москвы и личного оскорбления Миши. Их странное, полное любопытных вопросов к друг другу молчание разрушается о звонкий голос. — Аня! И Анечка быстро кивает и извиняется перед ним, а затем убегает. Миша остаётся стоять один, держа в руках её тарелку.***
Московский чувствовал себя отвратительно. После нескольких дней в этой деревне, в абсолютном молчании ему хотелось убежать отсюда. Здесь не было ни его друзей, ни того, ради чего он мог бы остаться. Только Татищев, которого Миша не видел уже неделю. Каждое утро на столе его ждал завтрак, а на табуретке лежала стопка одежды. И Миша со скуки пошёл бы узнавать, кому он обязан всем этим. Но строгий наказ Василисы был весомее, чем скука и любопытство. Да и пугать собой никого не хотелось, поэтому он смиренно брал ружьё, с помощью которого завершал жизни фашистов, и отправился в поле. Гладь зелёной травы и тёплый ветер заставляли чувствовать себя как дома. Пусть он был далеко от Москвы, да и близких людей здесь тоже не было, но это была родная земля. В этой стране он родился, здесь и умрёт. Только бы Диму найти, а потом можно и помирать. Как только он вернулся, то к нему сразу же подошла одна из девушек. На этот раз без благодарений, кивнула и ушла. Обычно к нему подходили довольно открытые и вежливые девушки. Они не были слишком разговорчивы, но умели выглядеть приветливо. Глядя на силуэт уходящей девушки, Миша устало вздохнул. Он чувствовал себя заложником. И это ощущение ему совсем не нравилось. Пусть это были свои, советские граждане, но без той теплоты, за которую он так ценил людей. Всё-таки Миша привык к тому, что он знал о своих солдатах практически всё. Когда они были живы, то это знание было ценным и важным, но после их смерти причиняло лишь боль. Чем больше знаешь, тем тяжелее отпустить. Простая истина и без неё в нынешнее время никуда. Идти в деревенский дом не хотелось. Там Миша чувствовал себя ещё более скованным, словно он зверь, которого ограждали от всей деревни. Поэтому Московский присел на крыльцо, уткнулся головой в колени и закрыл глаза. Надежда на короткий сон не покидала его даже ночью. От кошмаров убежать он не мог, но надежду на душевное равновесие сохранял. В какой-то момент показалось, что он и правда заснул. Было ли дело в том, что над ним светило солнце, которое отгоняло всё плохое, или в том, что воздух был свеж и чист, в отличие от комнатного. Но главное, что после того, как немного вздремнуть, он почувствовал себя гораздо лучше. — Вы спите? — осторожный голосок слышится совсем рядом, и Миша вздрагивает, выныривая из тёплых объятий сна. Перед ним стоит Анечка. Девочка, которую он встретил несколькими днями ранее. На этот раз её волосы были заплетены не в косы, а в два аккуратных пучка. — Здравствуй, — говорит Миша. — Здравствуйте, — она забавно хлопает глазками, заставляя Мишу радовать только от одного её вида. — Я мешаю тебе? — спрашивает Миша, замечая, что она стоит с маленьким ведёрком в руках. Да и что ей делать рядом с его домом? Василиса наверняка сюда запретила приходить и детям, и взрослым. — Нет, — отвечает она. — Вы можете мне помочь? — Да... — удивлённо отвечает Миша. В чём он мог бы помочь ей? — Что мне нужно сделать, Аня? — Сходить к речке и набрать воды. Анечка забавно прячет руки за спиной, глядя на Мишу из под прикрытых ресниц так: что он совсем не в силах отказать. А ведь он даже не знает, можно ли ему ходить куда-то за пределы деревни, да и куда идти: он тоже не знает. — А где речка? — Я покажу, — бегло отвечает она, пока по её губам расплывается улыбка. — Хорошо, — немного неуверенно говорит Миша, хотя совсем не уверен в том, что ей можно верить. Вдруг ему нельзя даже с ней разговаривать, а он пойдёт куда-то? — Тогда идём, — говорит она и берёт его за ладонь, утягивая в путь. Мягкая ладошка девочки выглядит нелепо в мозолистой и большой Мишиной. Но Московскому приятно держать эту хрупкую и нежную детскую ладонь, потому что на войне теряется восприятие людей. А когда оказываешься среди нормальных, то сразу замечаешь такие вещи, которых кажется, что доселе не знал. Хотя все дети с рождения их знают. Просто со временем их значимость рассеивается на фоне остальных проблем. Вот и Анечка наверняка даже не знает, что у неё есть. Ведь невинность и детство проходят быстрее, чем хочется. И только взрослые могут оценить этот период по праву. — Извините меня! — виновато выдаёт она. — В Москве на самом деле не живут дураки, я спросила у Дяди Кости, — начинает разговор она. — Там... — она задумывается, — важные люди, правда? — Да, — отвечает Миша. — Там в основном вся правящая партия. — Что такое партия? — Разве ты не октябрёнок? — удивлённо спросил Миша. — Нет. Мне шесть лет, а Данила сказал, что туда берут с семи. Миша кивнул. Скука, примешенная к любопытству, вдруг забурлила в нём и так захотелось узнать о жильцах этой деревни всё, что Миша не сдержался. — А кто такой Данила? На секунду она замолчала и даже замерла на месте. Но потом снова потянула его за руку, уводя по тропинке дальше. — Данила — это ученик Александра Петровича. Он не любит делать домашнее задание, которое задаёт учитель, и плохо учится. Но Александр Петрович всё равно его любит. Он нас всех любит. Миша даже поморщился от такого описания этого учителя. Не мог он быть настолько педантичен и глуп в общении со взрослыми и таким добрым с детьми. Хотя Миша сам ничего не лучше. Убивал людей, но всё равно за столь короткий срок привязался к Анечке и пачкает её ладошки невидимой кровью на своих руках. От этой мысли захотелось выдернуть свою руку из ладони Ани, но она держала крепко. — Он тоже из Ленинграда? — Да, мы все из Ленинграда. Александр Петрович говорит, что это самый великий город в Советском Союзе. Миша отвернулся, чтобы Аня не увидела, как он закатил глаза от её слов. Что ж, по крайней мере, не всех сломала война настолько, что стало наплевать на то, какой город и какая у него история. — А остальные дети? — Катя всё время ворует у меня бантики, которые мне по утрам заплетает Александр Петрович, — возмущённо пыхтит девочка. Миша даже не поверил тому, что услышал. Такие глупые проблемы давно его не волновали. На фронте, где каждая секунда на счету, наплевать на то, взял ли твой товарищ твои сапоги или винтовку. Главное — выжить. Анечка, к счастью, не была знакома с такими проблемами. Её больше волновала красивая заколка или что будет на завтрак. Миша ценил это сильнее всего в нынешнее время. Он уже давно по уши наелся тяжёлых проблем. — Правда? — подыграл он. — Правда, — с надутыми губами пробормотала она. — Она всё время ворует мои вещи. А потом смеётся, когда я не могу найти их. — Какой ужас, — сочувственно сказал Миша, и Анечка тотчас же посветлела. Она нашла союзника. — Да! А ещё Серёжа всё время суёт мне жуков в лицо! И так их беседа превратилась в жалобы Ани, на которые она получала сочувственный ответ Миши. И с каждым сказанным словом всё сильнее сжимала его ладонь своей. Мише было хорошо спустя столько времени.***
Вернулись они в деревню через час. Миша держал в руках небольшое ведёрко Ани, а другой рукой придерживал её. Внимательно слушая все её рассказы о Ленинграде, о том, как она храбро шла вместе с учителем и дядей Костей на юг, Миша совсем забыл про время и то, что его мучило. Ему стало совсем всё равно на прошлое, да и будущее перестало иметь значение. Главное, что его беспокоило — это пустяковые беды Анечки. И это было прекрасно. — А твой... — Кто? — Ну, Александр Петрович. — А! — она сразу посветлела. — Он тебя не обижает? — настороженно спросил Миша. От этого любителя грамматики можно ожидать чего угодно. Анечка возмущённо застыла, а потом хмуро на него посмотрела. Миша уже решил, что она сейчас выложит всё про этого тирана и деспота. Но вместо этого она обиженно отпустила его руку. — Он никого не обижает. Александр Петрович — самый добрый и хороший человек! Миша сам удивлённо замер. От слов Ани ему захотелось рассмеяться, а потом спросить у девочки, не заставляет ли её учитель произносить такие слова. — Правда? — Да! Мише даже стало не по себе от такой уверенности. Было ли дело в том, что такая сильная уверенность в своих словах потрясла Московского, или в чём-то другом, Миша так и не понял. — А к твоим друзьям он хорошо относится? — Да, но ругает, — и тут она радостно улыбнулась, и Миша понял, что сейчас последует долгий рассказ. — Данила плохо учится и всё время нарушает правила. В один день он просто исчез и не пришёл на завтрак! Александр Петрович чуть в омборок не упал, когда из угла на него выскочил грязный Данила. Дядя Костя потом его хорошо отругал и вылечил Александра Петровича. Миша рассмеялся. Вот бы ему увидеть такое когда-нибудь, он бы запомнил навсегда. Лучше помнить такие забавные и живые вещи, чем разрушенную деревню с мёртвым телом брата. — Так он врач? — Дядя Костя самый лучший врач! Он умеет лечить воспаление хитрости! — восхищённо сказала она. — Воспаление хитрости? — с сомнением спросил Миша. Что за странные люди? И где их только носит таких? Был бы здесь Коля, он бы давно уже подружился с ними, да и гонялся бы за этим Данилой. — Да! Это такая болезнь, когда не хочется делать уроки! Александр Петрович сказал, что Данила обречён на погибель от этой болезни, повёл к дяде Косте, да он его и вылечил! — пролепетала она. — Ну и чудо! — не зная, что ещё ответить, произнёс Миша. — Да! Я тоже хочу быть врачом, и он сказал, что научит меня, — радостно пропищала она. — Думаю, из тебя выйдет хороший врач, Анечка. — Правда? — едва сдерживая гордость, пробормотала Аня. — Конечно. За такую реакцию Миша бы убил ещё несколько сотен тех, кто желает зла такому ребёнку. Да он бы всех убил.***
Под вечер Миша с Аней попрощался, отдал ведёрко и ушёл ужинать. Сколько он себя помнил, но такого душевного спокойствия он, казалось, всю жизнь не чувствовал. И странное ощущение вины за то, что он радуется и живёт, окатило его только после ужина. Аппетит, что неожиданно появился, исчез, захотелось выплюнуть еду, а потом и все внутренности. Перед Мишиными глазами снова встал мёртвый Коля, который был ещё слишком молод для смерти. Миша судорожно сглотнул и отодвинул от себя тарелку, быстро встал и побежал на улицу. Его едва не скрутило в приступе рвоты, но он успел вдохнуть свежий воздух. Сглотнув желчь, ему стало легче. Но ноги продолжали трястись от страха и непонимания. На самом деле Миша даже сейчас не понимал, что это произошло. Присев на крыльцо, он спрятал лицо в коленях. Вот только теперь не получится заснуть, как утром. Теперь едва ли получится дышать. Миша горестно вздохнул, не понимая, чей всхлип только что услышал. Свой ли? Или чужой? Он надеялся, что чужой. — Будешь жалеть себя, то сломают, — грубый женский голос разрушил тишину, что расползалась по всему Мишиному телу. Он тяжело вздохнул, уже зная, кто стоит рядом. Василиса не лучший человек, который мог появиться в этот тяжёлый для него момент. — Мой брат умер, — безэмоционально прошептал он. Сказать это было слишком тяжело, но он сделал это. Преодолел этот ком в горле, который мешал сделать этот подвиг. — Сочувствую, — искренне сказала Василиса. — Могли убить меня, но... — Знаю, — тяжело сказала она. — Так всегда случается. Василиса присела рядом с ним, потирая руками плечи, чтобы не замёрзнуть. — Здесь всем наплевать, кого бить, будь то ребёнок или немощный старик. Они убивают всех. Их не волнует, кто тебе этот человек: брат или друг. Их волнует только смерть и величие. Миша молчал. Ему было тяжело. — Моего мужа отправили защищать Москву, — с неподъемной тяжестью и отчаянием прошептала Василиса. — Пришла похоронка. Миша зажмурился, захотелось исчезнуть. Почему-то от Василисы такое было слышать больно. Было ли дело в словах, которые она выбрала, или в том, с каким безразличием она это сказала. — Москву отвоевали, — улыбнулась она. — Значит, он сделал то, чего так желал. Она посмотрела в небо, полное звёзд, словно знала, что её муж где-то там. — Он дал главный отпор, а моё дело продолжить бить. Москва — это центр Советского Союза. Её значение для нас всех неоценимо, поэтому победа там значит для нас так много. — Мне жаль... — только и говорит Миша. — Всем жаль, когда люди умирают, но никого не волнуют они при жизни. Вот и я не думала, пока не пришла война. И ты не думал. Миша смотрел в небо, как и Василиса. Он искал то, что она нашла там. Но ни Коли, ни ответа на его вопросы там не было. — Ты родился после перемен в стране. Тебе повезло, что ты не застал её развал. Я родилась в Империи, а потом голодала в холодных домах социалистического государства, но и там, и там была лишь рабыней в руках власти. — Вы хотели бы стать кем-то значимым? — Нет, я бы хотела жить, не думая, что моё новое правительство уничтожит меня. Мне хочется думать, что сейчас я борюсь за будущее тех маленьких детей, которыми мы с мужем были в молодости. Пока за нас сражались предыдущие поколения, мы радовались мелочам. — Получается, что мы боремся за пустоту? За то, чего никогда не будет? Василиса повернулась к нему, а затем лицо её озарила добродушная улыбка. — Да, и мира не будет. Миша ничего не понимал. За что он тогда борется? За что умер Коля? — Но всё это создано для того, чтобы осознать ценность детства, семьи и простых вещей. Для кого-то это выгодно, для кого-то это смерть. Обычные вещи для обычных людей. — Ваши слова мне не понятны. Это звучит как бред. На его слова Василиса рассмеялась, а затем снова посмотрела в небо. — Мой муж тоже сначала не понимал, но потом осознал это. Правда, было уже поздно. А у тебя ещё есть время, — она снова помрачнела. — Он уже... — Миша сглотнул, — умер. На этот раз Василиса раздражённо на него посмотрела. Видимо, её хорошее настроение внезапно кончилось. — Товарищ Московский, если ты ещё раз уведёшь Аню за пределы деревни, я тебя расстреляю! Мишины глаза расширились от удивления. Он даже не успел уловить тот миг, когда настроение Василисы вдруг сменилось, а ему уже угрожают. — Если с ней что-то случится, то я уничтожу тебя. Да и не я одна, целая очередь за неё тебя порвёт, — она злобно улыбнулась, возвращаясь в своё обычное состояние. Хищница и мать. Защитница своих детей, готовая порвать за них. — К реке нельзя? — пытаясь сгладить углы, пробормотал он, улыбаясь. Но вместо ответа получил подзатыльник. Шикнув на него, Василиса ушла, оставив его потирать затылок. Но при всей своей внешней броне и гордости Миша теперь мог увидеть и скрытую часть. То, что было дороже всего, крылось внутри. Сердце. Сердце, которое радело за каждого жителя деревни, да даже за Мишу! Улыбнувшись, Миша ушёл в дом. Ну и женщина.