***
Вернулись они поздно, когда уже вся деревня спала, и только Василиса сидела на пороге своего дома. По ночам здесь было приятнее всего. Саша часто выходил подумать на улицу, зная, что ночью его не потревожат ни дети, ни другие жители деревни. Тихо присев на ступеньку своего дома, он вдруг закрыл лицо руками. Его всего потряхивало, а губы дрожали от того, как долго он скрывал свою самую счастливую улыбку. От таких эмоций Саше стало не по себе, он никогда такого не испытывал. Это было похоже на безусловное счастье, которого он не достоин. Это было похоже на взрыв вулкана, на фейерверки и на Мишины глаза. Чувство это сложно описать словами, его нужно ощущать всем телом. Саша собрал воедино весь свой словарный запас, чтобы описать его для себя. — Похоже на речную воду, которая облегает всё тело. На увядающее солнце, которое обещает вернуться уже утром. На смех и на... Последнее слово он не произнёс. Он не имеет права. О таком он знал только из книг, а самому ощутить его было сложно. Научиться этому нельзя, нужно родиться с этим. Саша родился в разбитом Петрограде. Там воют матери, познавшие потери, кричат разбитые солдаты, которым отец отдавал половину заработка. А любви он там не видел. Ему нельзя такое произносить, но с Мишей это хочется. С ним хочется бежать по полю, внимая стрекотанию сверчков, плавать, опираясь на его тело, доверяя себя полностью. Но Саше нельзя было терять голову. У него ученики, бедные дети, выброшенные жизнью на голодные улицы. У Саши больной отец, который любит только себя и Империю. У него столько всего, за чем нужно присматривать, что позволить себе впустить в сердце Мишу было бы опрометчиво. И что будет, если он впустит? Саша будет позволять ему всё только потому, что он его друг. Он будет идти за ним, слушая беспрекословно. Саша станет день и ночь думать о нём, ломая голову, чем же занимается Миша сейчас, о чём он думает и грезит. У Саши такое уже было, он терял себя, когда смотрел на несчастного отца. Он хотел сделать для него всё, только бы он забыл печаль, но отец не замечал этих стараний. Саша пытался согреть их холодной ночью, сжигая ненужные бумажки — это оказывались самые дорогие вещи для отца. Саша получал самые высокие оценки в школе — отец считал, что эта школа для простолюдинов. Саша пытался рассказать, какой их город красивый — получал пощёчину и ворчание о том, что нет ничего красивей Санкт-Петербурга. Каким был бы Миша на месте его отца? Слушал бы рассказы Саши? Принял бы заботу о себе? Он бы гордился Сашей? Любил бы его? Точного ответа Саша дать не мог. Миша любил братьев, но они — его семья. Как он может их не любить? Если Мишу так не любил друг Кости, то это что-то значило? Мог ли Саша разобраться в конфликте, узнав для себя ценную информацию? И вот Саша снова зацепился за надежду, от которой его остерегала Василиса. Она говорила ему, чтобы он не терялся в погоне за другим человеком, чтобы не забывал о тех, кто уже рядом. А Саша бросается, забывая про её предупреждения. Невскому ведь только покажи малейшее проявление чувств к нему, как он сделает всё для этого человека. Саша падок на внимание к себе, но даст ли его Миша в таком объеме, который Саше нужен? Саша резко поднялся с места, оглядывая дома. Ему нужно было к Косте. Нужно было узнать, почему в тот день Мишин солдат так поступил. Почему он так сильно бил его? За что? Невский, не замечая дороги, бросился к деревенскому дому Кости. Он, как на зло, находился достаточно далеко от Сашиного. Прибежав к дому, он заметил горящий в окне свет. Саша прислонился к стене, чтобы его силуэта не было видно в окне, и прислушался. Этим он напомнил себе детей, которых подсылал ко всем жителям деревни, ведь их никто ни в чём не заподозрит. — Ты не понимаешь, Костя! — рявкнул тот юноша, который ударил Мишу. — Не нужно меня спрашивать об этом больше. Он достоин презрения! Он поступил ужасно! — Но, Юра, я не понимаю... — Ты сказал, что веришь мне. К чему эти сомнения? — Юра, что ты! Я тебе верю, просто пытаюсь понять. — Что ты пытаешься понять? — с громким вздохом Юрий плюхнулся на стул, да так, что Саша это услышал. — Что с тобой произошло, Юр? — Костя на Сашиной памяти никогда не звучал так отчаянно. — Что изменилось с нашей последней встречи? — Война. Вот что изменилось. — Но война не может изменить настолько сильно. Я совсем не изменился, Юр. Послышался тихий смех, похожий на плач. — Ты ошибаешься, Катька, — успокоившись, произнёс Юра. — Ты изменился. Вырос вон как! Ты стал отчаяннее, наверное. Когда ты уезжал, то даже не зашёл ко мне. Я думал, что тебе плевать на меня и на нашу дружбу. Я даже возненавидел тебя. — Я боялся... — Боялся чего? Что я скажу, что это глупая идея — ехать в Ленинград? Что осужу твоё стремление стать врачом? — Что не смогу уехать, — тихо говорит Костя, от чего всё внутри Саши вздрагивает. Костя был для него закрытой книгой, которая была завалена стопкой других фолиантов. Он не хотел открываться, даже когда Саша очень в этом нуждался. Уралов не особо сильно привязался к Саше, он даже ни разу не спрашивал его о себе. Невский поэтому и не впадал в то же состояние, что и с Мишей. Костя был одинок в тот час, когда они с Сашей встретились. Миша тоже был ужасно одинок, с ним никогда из деревни не хотел знаться, даже Василиса смотрела на него подозрительно. Но то, чем Миша отличался от Кости, было внимание к Саше. Костя так и останется для Саши тем, кого он будет вспоминать с благодарностью и не более. Костя для него пустая полка, которая не заполнена книгами. А Миша — это все те книги, которые Саша мечтал открыть всю свою жизнь. — Это глупо, Кость. Я бы пинками отправил бы тебя туда, лишь бы ты уехал. Ты достоин лучшего, и тогда у тебя появился шанс. — Какой это шанс, Юр? На что? К чему это привело? К тому, что я сейчас стою с тобой, а мы совершенно разные люди. Я не понимаю тебя, а ты меня. На это у Юрия, видимо, ответа и возражений не нашлось. Саша замер, не дыша, слушая их личный разговор. По-хорошему, ему бы уйти, но это было важно. Может быть, от этого зависела судьба Саши? А может, и Мишина. — Так расскажи мне, Кость. Всё расскажи. Я не хочу терять вновь то, что когда-то у меня было. — Я не знаю, с чего начать. Можешь ты, пожалуйста, рассказать, что произошло? Воцарилось молчание, Саша услышал только тихий стук ножек стула о пол. Кажется, Костя присел рядом с Юрием. — Хорошо. Ладно, — судорожно прошептал Юра. Саша перевёл дыхание, заставляя своё сердце перестать биться в ушах. Сейчас будет важная информация, касающаяся Миши, а значит, он не должен упустить ни слова. — Я попал в отряд распределением. Тогда в Москву свозили многих, понимая, что центр станет важен, как никогда. Сначала нам сообщили, что командиром станет самый старший среди нас — Николай. Он мне сразу понравился, чем-то похож на тебя. Он нам всем понравился, потому что напоминал старшего брата. Он подошёл к каждому, спросил о семье, месте жительства. Нам тогда показалось, что это нереально, что не может быть такого хорошего командира. Саша весь сжался. Миша ведь говорил, что Коля не мог убивать. Тогда что он делал на посту командира? Солдаты ведь берут пример с командира. — Но первая битва, казалось, сломала Колю. Мы тогда похоронили двух. Он молчал, — на секунду голос оборвался, но потом повествование продолжилось, — рядом стоял его брат и всячески утешал. Этот выблядок ни на шаг от него тогда не отходил. Видимо, Коля тоже не без грешка: он падок на лесть. Юра презрительно фыркнул, и Саша резко почувствовал к нему отвращение. Миша так превозносил брата, винил себя в том, что не спас его. А кто-то смеет так гадко перевирать всё. — Коля на следующий день сообщил нам, что командир сменяется на его брата. Урод светился так ярко, словно для достижения этого поста ему не пришлось похоронить двух соотечественников. Хотя я не удивлюсь, если это он их и убил. — Но он казался мне весьма безобидным, — непонимающе произнёс Костя, и Саша с ним был полностью согласен. Миша был светлым, приятным и полным любви. Он любил своего брата так, как Саша никогда не сумеет. Он говорил о нём такие вещи, что Сашу пробивало на слёзы. И как кто-то может говорить, что Миша — чудовище? — Василиса считает его безобидным, — это звучало уже более уверено, чем мнение самого Кости. Саша вдруг понял, что, как и он стелится перед Мишей, стараясь угодить ему во всём, потакая своему интересу и тяге к Московскому, так и Костя делает всё, что скажет Юра. — Она тоже может ошибаться. Даже мы все в какой-то момент ошиблись, подумав, что он отличный командир. Он так ловко нами руководил, придумывал стратегии, которые работали. И мы поверили в него, включая меня. Миша был хорошим — вот, что знал Саша. Он был умным, весёлым, но не жестоким. Описывал ли Татищев его сквозь призму собственного презрения? — В тот день он не проснулся с первыми взрывами. Коля сказал, что сам доложит командиру. Нам тогда было всё равно, ведь мы думали, что это быстрая победа, которая сама попала к нам в руки. Кто-то сообщил, что немцев ужасно мало и они слабы. Мы радовались, мои товарищи даже успели выпить. Какая глупая и ужасная ошибка. Саша сжимает веки пальцами, стараясь не вспоминать, к чему это всё привело. — Илья из-за азарта сел в танк, в котором тогда и сгорел. Он не успел оценить ситуацию, так как был пьян. Командир пришёл только когда было уже поздно. Сонный и потрёпанный, словно его всю ночь объезжали. Уши Саши краснеют, он делает мысленную заметку когда-нибудь спросить у Миши, был ли он один или это была деревня с девушками. — Он сразу рванул к Коле, а Коля его прикрыл от пули. Вот так, — с сожалением говорит Татищев. — Я тогда чуть с ума не сошёл, глядя на то, как мои товарищи страдают от лап фашистов. Многих можно было спасти, нужно было только остаться. А Московский перебросился парой слов с Колей, а затем он... умер. Юрий говорил так сухо, но Саше всё это представлялось так ярко и больно. Он совсем не понимал, почему Татищев рассказывает об этом, будто это ничем не отличается от обеда. Миша говорил о том дне, как о судном. Ему было тяжело и пару слов выдавить. — Мне жаль Колю, но его брат поступил ужасно. Он бросил их, а я помню их живыми. Многих можно было спасти, а он ушёл. — А ты помнишь, как он тебя уносил? — Нет, я тогда от боли в обморок свалился. Но козлу ясно, что он там всех оставил. Пара минут, которые я провёл в обмороке, не изменили бы ничего. — Но, Юр... Чтобы спасти, нужен врач, а у вас он был? — Хрен нам, а не врач, — тяжело прошептал Юра. — Тогда как?... — Костя не смел продолжить, ведь тогда Юра на него разозлится. — Я бы помог спасти их! — У тебя пуля в животе была, — напоминает Костя, словно это что-то ужасно важное. — Наплевать. Я бы встал и побежал, если бы потребовалось. Там мои товарищи, а значит, хрен со мной. Невольно Саша даже к Татищеву проникается сочувствием. Но забыть то, что он сделал с Мишей, не может. Для Саши это было потрясением, а потом ещё и те отчаянные слова Московского. — Мы шли долго. У меня разрывало живот от боли, я едва мог находиться в сознании. А он постоянно что-то ворчал себе под нос, наверное, и сам не помнит что. Я помню, что мы поссорились, он так вспылил, что стал похож на... — На демона? — Блять, да. Глаза его покраснели, а рукой он резко вынул пулю из моего живота. Костя так громко вздохнул, что Саша едва не подпрыгнул. Ему показалось, что он стоит у него за спиной. — Он мог занести заражение, — громко говорит Костя, явно недовольный действиями Московского. — Мог, — согласился Юра. — Ну, подох бы я, и что? Не мучил бы тебя, и сам бы освободился. По громкому скрипу половиц стало ясно, что Костя вскочил со стула. — Что ты такое говоришь, Юра? — Это правда. Я бы не хотел ощущать всего того, что чувствую сейчас. Знать, что мои товарищи погибли, а я остался жив — это больно. — Они бы не хотели, чтобы ты умер. — Откуда тебе знать, чего они хотели? — рявкает Юра. — Илья хотел вернуться в свою деревню, увидеть сестёр и мать. Ты хоть знаешь, как он о них говорил? Илья был одним из моих самых близких друзей в том отряде. А нас таких было много. И что? Где они сейчас? — Юрочка... — Перестань меня так назвать! Мы уже давно не дети. Саша поражённо замер, закрывая рот ладонями. Вот кем был тот человек, захвативший разум Кости. Вот кем он был. И Юра не нуждался в Косте, у него были новые друзья, новая жизнь. А Уралов был далёк от него. То, как ласково общался с Татищевым Костя, ломало все выводы, которые Саша сделал о враче из Свердловска. «Юрочкой» называли не просто друга, а часть души. Костя произносил это так ласково, будто рассказывал о чём-то сокровенном. — Юра, я... — Мы разные, Кость. И это всё... очередное тому доказательство. Воцарилась тишина, и Саше стало страшно от осознания того, что же может произойти дальше. Спустя минуту он услышал, как стул ударился о пол. И громкие отчаянные шаги. — Юра, прости меня. Саша не смог выдержать, и любопытство пересилило. Он заглянул в окно и поражённо отпрянул. Костя обнимал Юру так крепко, что сложно было поверить. Разве это тот самый врач Уралов? Холодный и чёрствый, не желающий говорить о себе и знать о других. Костя прижимался к Татищеву так, будто он был его единственным спасением. При всей его силе, Уралов аккуратно сжимал плечи Татищева. Это поразило Сашу до глубины души, он вдруг захотел уйти, чувствуя себя вором, который наблюдает то, что недостойно его глаз. Развернувшись, Саша побежал к себе в дом. Ему предстояло провести ночь в раздумьях. Он никогда не услышит тихого «Мы справимся, Юра. Справимся. Обязательно». Но оно оглушило Татищева, заставив уткнуться носом в твёрдое плечо Кости.***
Тихий смех Миши, а затем бултыхание Данилы в воде заставили Сашу выйти из глубины своих мыслей. Он едва ли не перепутал последовательность прядок, совершив ошибку в плетении косы. У Кати были длинные волосы, так что пришлось бы делать всё заново. — Аня, будь осторожна, — предупредил Миша, крепко держа за руку Дениса, который вдруг испугался воды. — Я осторожна! — Не заходи слишком далеко, Данила. — Ладно, — немного расстроено пробурчал Данила. Мальчик смотрел на воду так, будто она была его давним другом. Саша видел, как поджимаются его губы от недовольства, как маленькие ладони теребят штаны от нетерпения. Данила выглядит настолько зачарованно, что Саша невольно представляет себя на его месте. Если бы он был в его возрасте, то также бы смотрел на новые возможности? — Катенька, можешь идти, — сказал Саша, отпуская девочку. Она тут же рванула к Серёже, который любопытно копался в песке. Саша встал с пледа, который каждый день сюда носил Миша. Наблюдая за детьми, резвящимися у берега, Саша невольно поймал себя на мысли, что больше ему ничего не нужно. Здесь хорошо, тепло и всегда радостно. Здесь Миша, который, кажется, очень хорошо подружился с Сашиными учениками, здесь Василиса — его друг. И чего ещё нужно желать человеку, который всю жизнь был одинок? — Миша, — позвал его Саша. — А? — Миша сразу же обернулся. Добрые глаза Московского напоминали летнее небо, в котором хотелось утонуть. Морщинки у его глаз только сильнее заставляли Сашу продолжать смотреть на него. А губы что-то бормотали Денису, сжимающемуся от страха перед водой. Миша со вчерашнего дня ни разу не изменился, только засиял сильнее. Было ли это позитивное влияние детей, которое передаётся каждому, кто пробудет с ними хотя бы час. Даже Василиса заметно расслаблялась в их присутствии. Миша осторожно подвернул штаны, чтобы они не намокли. Он закатал рукава рубашки, которую не снимал со вчерашнего дня. Эта немая забота так трогала Сашу, что ему хотелось сказать столько всего. Отблагодарить Мишу Невский желал больше всего. — Денис, ты боишься? — осторожно сказал Саша. Он старался говорить тихо, ведь знал, что от разглашения тайны Дениса мальчику станет стыдно. — Нет, — опустив взгляд к песку, тихо произнёс он. Денис всегда был таким. Очень воспитанный мальчик, даже воспитаннее, чем Саша. Он старался запоминать всё, что говорил учитель, приходил раньше всех, вставал рано, чтобы разбудить остальных. Денис очень помогал Саше в этом, ведь учитель знал, как тяжело встают остальные. Как ленивый Данила тянется пол часа, а затем засыпает на ходу. Как Аня притворяется, что спит, хотя дыхание её не такое размеренное и медленное. Катя с Серёжей — два сапога пара, спят до последнего, они перебираются в кровать друг к другу и спят в обнимку. А Денис будит Аню, отправляет её с Катей к Саше, чтобы он заплёл им косички. Тормошит Данилу, будит Серёжу. — Это совсем не стыдно, — мягко говорит Саша. Ему бы хотелось, чтобы кто-то говорил с ним так раньше: нежно и терпеливо. — Я не боюсь... Рядом стоящий Миша не отпускал руку Дениса, который продолжал сопротивляться. Глазки его бегали по сторонам, что означало ложь. — Я тоже боялся плавать, — задумчиво проговорил Миша. — Что? — одновременно с Сашей произнёс Денис. Видимо, Миша уже успел его убедить в своей силе характера, поэтому слышать такое для Дениса было странно. — Первое время я бегал, прыгал, мешал Кольке, но когда дело доходило до воды... — Миша улыбается, вспоминая былые годы, — я делал ноги от старшего брата, убеждая его, что занят. Дима с Колей раскусили меня быстро, после пары попыток затащить меня в воду. Они хохотали потом ещё неделю, а затем решили, что нужно меня научить плавать. Он замолчал, и Саша почувствовал тревогу. Будет ли рассказ и дальше хорошим? Или Миша снова скатиться в страдания? Но тишину нарушил Денис. — И что? Что они сделали? — Бросили меня в воду, — просто говорит Миша, будто в этом нет ничего плохого. Саша внутренне ужасается, представляя страх Миши. Денис охает, бросая взгляд, полный страха, на воду. Видимо, уже представляя, как его также закинут в реку. — Я всплыл, а за мной кинулись Дима с Колей. Оказалось, что они всегда за мной присматривали. Мы плавали в тот день долго, Дима помогал мне грести руками, а Коля страховал сзади. Казалось, что рассказ вдохновил Дениса. Он по-прежнему не отпускал ладонь Миши, сжимая её. Но глаза его смотрели на водную гладь с меньшим страхом. — Александр Петрович! — заверещали дети со спины так, что Саша едва не подпрыгнул. Невский схватился за сердце, резко оборачиваясь. Он уже думал, что что-то случилось, а на самом деле перед ним стояли улыбающиеся Катя с Серёжей. — Вы меня доведёте! — рявкнул он, но совсем скоро успокоился, наблюдая, как их лица наполняет стыд. — Извините, Александр Петрович. — Что там? Стоящие рядом Миша с Денисом любопытно поглядывали за спину Кате с Серёжей. — Замок! Мы построили дворец, — радостно воскликнул Серёжа, а Катя подхватила. — Да! Настоящий! Как в Ленинграде, как те, про которые вы рассказываете. Саша удивлённо обернулся и посмотрел на Мишу, словно ожидая, что он ему объяснит. Но Миша лишь кивнул. Сашу схватили за руки Серёжа и Катя и повели его смотреть на замок из песка. Выглядел он уныло, даже странно, совсем не похоже на ленинградские дворцы, сияющие многовековой историей и величием. Замок из песка походил на треугольник, который собирались раздавить. — Похоже? — возбуждено просила Катя. — Красивый, да? — Мы для вас старались. Саше хотелось обернуться на Мишу, спросить у него, как нужно реагировать на простое ребячество. Миша ведь точно знал. Но наивные и доверчивые взгляды так сильно цепляли его, что в какой-то момент он не выдержал и начал всячески нахваливать их. — Очень похоже, — с широкой улыбкой прошептал Саша. — Никогда не видел более красивого замка из песка. Всё-таки они старались, чтобы ему понравилось. Катя и Серёжа сделали то, что могли, чтобы порадовать своего учителя. Они ведь все знали, как он любит свой Ленинград, как хочет вернуться. В каждом Сашином слове было восхищение этим городом, его историей и величием. Саша опустился на колени, чтобы получше разглядеть сооружение. Наверное, толку было мало, ведь что сверху, что снизу песок выглядел одинаково. Но Саше хотелось провести руками по песку, почувствовать странное биение ускоренного сердца. — Очень красиво, — заворожено говорил он, представляя, что это всё для него. Для Саши, для нерадивого учителя, который даже не знает, как реагировать на такие простые вещи. — Мы старались, — улыбаясь, сказала Катя. — Очень, — подтвердил Серёжа. Саша повернул голову к Мише, но тот о чём-то болтал с Денисом, который ему активно что-то отвечал. Сашу поразила мысль: Миша доверял Саше и знал, что он поступит правильно. Он дал ему возможность выбрать, что сказать, не опираясь на его собственное мнение. Дал Саше выразить себя. В глазах застыли слёзы от немого вопроса. Саша смотрел на Мишину спину, на то, как его сильные руки осторожно касаются плеч мальчика, на то, как он бережно сжимает ладони Дениса. Вчера вечером Саша узнал мнение Татищева о Мише, узнал о его отношении к нему и их совместной истории. Но в ней не было и капли того самого Миши, который сейчас был здесь, на берегу небольшой речушки. Тот Миша, который предстал перед Юрием, был жесток, алчен и груб. Видел ли Татищев хоть раз настоящего Мишу? Видел ли он, как Миша обращается с детьми? Знал ли Юрий, что Миша очень помог Саше познать себя, понять, чего он хочет? Юрий был слеп, а Костя следовал за ним, позволив забрать собственные глаза. Саша наконец их открыл, а Миша... Миша старался не закрывать.