Уйдём вместе

      В Ленинграде был дождь. Кругом ходили люди, не замечая ничего вокруг. Ещё утром все радовались хорошей погоде, а уже через несколько часов на небе снова появились тучи. Говорят, что с войны здесь небо часто плакало. И неясно было: дождь этот — благословение или наказание. Кто-то говорил, что когда в 1812 году в Москве был пожар, то небо точно так же надрывалось. Поэты думали, что это не просто так, а обычные люди даже не обращали на это внимания. Люди здесь работали в лютые холода, примерзая к земле ногами. Они сражались с голодной смертью, поэтому теперь, когда кругом работали лавки с едой, вода была на каждом шагу, то в дожде никто не видел ничего плохого.       Ленинград жил дальше. Эти слова многим давались с трудом, потому что цена была слишком высокой. Тем не менее люди здесь дышали дальше. Саша по приезде часто видел людей с костылями, у кого-то не было ноги или руки, а у кого-то было всё на месте, но тем хуже было. Если такие люди были на костылях, то это означало, что их конечности двигаются с трудом. От холодных зим и голода мышцы настолько ослабли, что люди просто не могли ходить. Хотя казалось, что войне конец.       У Саши в московской школе были ученики, которые прибыли из Ленинграда. Кто-то был здоров, кто-то покалечен, но каждый нёс на себе бремя пережитого. Первые месяцы он много плакал, страдал и был неутешен. Мише приходилось практически соскребать его с табуретки, когда всё доходило до пика.       Саша сходил с ума. Врачи, к которым обращался Московский, только руками разводили. Никто даже не считал, что это какая-то проблема. Все были обеспокоены тем, как бы помочь по-настоящему раненным. Мало кого волновали души и сердца.       Пойти снова в школу оказалось самым правильным решением. В этой области Саша чувствовал себя уместным, правильным. Только он отчётливо ощущал, что сам поменялся. Что изменилась его душа, тело и эмоции. Он вернулся в школу уже не радушным учителем, а довольно жёстким и требовательным. Саша по-прежнему старался делать для детей всё, но пытался держаться на расстоянии от них. Ему и так хватает потрясений.       Миша в то время возвращался с работы поздно, они могли увидеться только при свете тусклой лампы. Миша спрашивал про его день, про учеников, а сам едва ли не падал с ног. Саша сухо пересказывал события, накладывал ему ужин, а затем они вместе пили чай. Потом Миша уделял время детям.       Они не говорили о войне. Их разговоры состояли из настоящей жизни. Миша говорил про начальство и про то, что, скорее всего, его скоро повысят. Он рассказывал о том, как ходил с Аней в театр на какую-то постановку для детей. Говорил о Даниле, который теперь видел в нем настоящего отца и во всём старался равняться на него. Тихий Денис тоже очень сблизился с Московским.       Если бы не Миша, то Саша бы просто не пережил то время. Он бы так и остался в памяти нескольких человек, как висящий на верёвке слабак. Как забавно бы вышло! Пережил войну, но после неё жить не смог.       Смех, да и только.       Саше было стыдно, что он совсем ушёл в себя и свои душевные переживания, забыв о детях, ответственность за которых лежала на нём, а не на Мише. Но Миша и здесь очень помог.       Невскому хотелось плакать, когда после тяжёлого дня Миша, забывая о себе, уделял внимание каждому члену семьи. Но на любые мольбы Саши о прощении Миша отвечал, что ему не за что извиняться. Саша дал ему жизнь, дал ему силы двигаться дальше, а значит, он обязан вытянуть их всех из этого.       Саша молча принимал, когда его руки то и дело целовали, когда перед ним сидели на коленях. Но в глубине души он сожалел Мише. Выбрать такого человека в качестве партнёра может быть губительным.       Но Миша не жаловался. Вот так и жили.       — Саш, — опустился на скамейку Миша. Голос его был тихим, едва уловимым. А всё из-за повода, по которому они приехали в Ленинград.       Неделей ранее в один из тех самых вечеров, Миша сказал, что Сашиного отца нашли. Невский тогда не проронил ни слова. Ему не было радостно, но и грусти он не испытывал. Было пусто, как с возвращения Миши домой. Было такое же чувство, как и когда Миша улыбнулся после Сталинграда. А потом Саша увидел левую руку, где не было одного пальца. Миша клялся, что ему не было больно. Саша не верил.       — Саш, — Миша сжал его ладонь в своей.       Здесь всем было все равно на отношения других людей. Ленинград был настолько истощён, что люди всячески пытались видеть хорошее во всём. Саша слышал, что после прорыва блокады солдаты расцеловывали друг друга, будто старые любовники. Это было счастье и облегчение, за которым следует невыносимая тяжесть.       Из-за этой тяжести Саша не смог пойти узнавать про отца сам, пришлось отправить Мишу. А Саша сидел на скамье около здания. Полчаса сидел и ждал.       — Ну что? — тихо спросил Саша.       Только сейчас он вдруг ощутил страх и некоторую дрожь, которая возникает от воспоминаний об отце. Миша помнил каждый из рассказов Саши, он сам невольно ненавидел отца Саши. Но даже поддержка Миши здесь была бесполезной, Миша мог вылечить всё: от разбитого сердца, где раньше была Василиса, до последствий войны. Но конфликт с отцом был глубже, чем что-либо другое. Он начинался с рождения и не кончится, казалось, никогда.       — Он не хочет меня видеть? — пробормотал Саша.       Вот снова он, ребёнок, которого отверг отец. Меняются страны, проходят века, кончаются войны, а проблема всегда одна.       — Снова выбросил, да? Как мусор...       — Саш.       — Конечно, даже война не изменит этого человека. Небось, закрылся в одном месте и молился.       — Саш.       Саша злился. Он имел право на то, чтобы после всех тех трудностей, что он пережил, снова увидеть отца. В самые сложные моменты он думал, что простил его, что понял. Но вот теперь он близок к отцу, как никогда. И осталось сделать один единственный шаг.       Но почему отец не мог его сделать? Саша недостаточно хорош? Не оправдал ожиданий? Но о каких ожиданиях идёт речь? Разве Саша виноват? Страна изменилась, порядки изменились, правила тоже. Саша в чём виноват?       — Нет! Я не позволю этому ублюдку снова морочить мне голову. — Саша вскочил и уже было собрался пойти и увидеть бесчестное лицо своего отца.       — Стой, Сашенька.       — Чего тебе, Миша? — раздраженно воскликнул Саша.       — Не ходи, Саш... Там его нет.       Саша нервно хохотнул.       — Он даже не пришёл?       О, как сильно этот тон голоса полоснул по Мише. Как же больно было слышать это от Саши. Мише так хотелось его защитить.       — Не пришёл, — кивнул Миша.       Стоило это услышать, как Саша плюхнулся на скамью. Весь бледный, холодный, глаза метаются.       — Он и не смог бы прийти.       — Почему? Ты думаешь, он настолько меня ненавидит?       — Он умер.       — А?       Саша сначала замялся, а потом, осознав всё, резко поднял голову. Что? Умер?       — Его нашли под завалами. Когда прозвучала сирена, он побежал в укрытие, но бомба попала в соседнее здание. С ним бежала мать с ребёнком, он оттолкнул их, спасая. О нём здесь много чего сказали, он многим помог и приютил. Он искал тебя, Саша.       — Что?       Голос был настолько сиплым и тихим, что Мише пришлось понимать его по одним лишь губам. А губы его дрожали. Саша обвис в Мишиных руках, а тот прижал его голову к своей груди.       — Он отправлял тебе письма, но они не дошли. В вашей квартире не осталось ничего, он все сжёг. Иконы и книги тоже.       — И деньги?...       Когда-то эти деньги были дороже Саши. Они стоили прошлой жизни, которая когда-то была у Сашиного отца. Эти деньги были бесценны.       — Там ничего не осталось.       На дрожащих ногах они пошли к вокзалу. Больше делать им здесь было нечего.       Саша сожалел об отце ещё долго. Он никак не мог поверить в то, что в один миг, когда Саша неожиданно исчез из его жизни, отец вдруг всё понял. Почему же столько времени понадобилось, чтобы понять эти простые вещи? Почему нужно было до последнего момента оставаться таким, а потом вдруг повести себя совершенно иначе?       — Почему так, Миша? — покачиваясь в поезде, спросил Саша.       — Как?       — Нечестно. Я столько лет ждал, чтобы он хоть одно хорошее слово мне сказал. Так ждал его всегда. И когда я уже отчаялся, то оказалось, что он меня искал.       — Он искал тебя по всему Ленинграду. У всех спрашивал, не знают ли они Сашу Невского, учителя из N школы. Ты пропал, а он и не знал куда.       — Я думал, что ему нет дела до меня. Я оставил записку...       — В первую зиму было очень холодно. Возможно, он потерял её и случайно сжёг.       Как только поезд прибыл на ближайшую станцию, то Саша сразу выскочил из поезда. Он выбежал на вокзал, не оборачиваясь на бегущего сзади Мишу. Как только он добежал до туалета, то его вырвало. Слёзы, сопли, слюни и желчь — всё смешалось. Сашу трясло, руки дрожали. Миша только и успевал убирать от его лица спадающие пряди, как Сашу рвало снова.       Умывшись, прополоскав рот, Саша посмотрел на себя в замыленное зеркало. Он был почти не похож на отца, только волосы у них были одинаковые.       — Значит, ничего от него не осталось? Даже денег и книг?       — Не осталось, — согласился Миша.       Саша повернулся к Мише, посмотрел в его сочувственные глаза и заплакал. Более он не мог сдерживаться.       Это было нечестно, несправедливо. Саша должен был узнать от отца, что он его ждал, искал. Они должны были встретиться и объясниться друг перед другом. Но он умер. Помог другим детям, но своего всю жизнь отвергал.       Саше нести это через десятилетия, а отцу уже все равно. Саша только надеялся, что молитвы отцу помогли попасть в место, которое он желал большую часть своей жизни.