Уйдём вместе

      — Устал? — Саша заботливо помог Мише снять с себя пальто, стянул шарф и снял шапку.       Миша молча кивнул, принимая заботу.       — Совсем измучили на работе?       Саша приглянулся к его лицу. Тень, которая пролегла на Мишином лице после войны, волновала его каждый день. Не было ни секунды, когда бы Саша не думал о том, как бы помочь Мише, как бы утешить его раненую душу.       Казалось, что война не имеет конца. Они то и дело снова падали в яму из собственных эмоций и чувств. Последние четыре года Саша старался. Правда, старался. Он больше не мог видеть, как Миша заботится о них в одиночку, не мог видеть и того, как ему самому плохо.       Миша иссыхал. И делал он это потому, что никто не заботился о нём также, как это делал он сам.       Мишу хотелось уберечь. Этим и учился заниматься Саша в последние годы. Дарить цветы, покупать билеты в театр, готовить для него любимые блюда, ездить к морю, чтобы Миша отдохнул от работы, стало обыденной жизнью, реальностью. И, в общем-то, их всё устраивало. Хмурое лицо Миши сменилось на доброе, он ласково подставлялся под поцелуи и любимые руки. Казалось, что он больше не думает о брате, которого так и не нашёл.       — Хороший мой, есть хочешь? — Саша взял его под руку и повёл на кухню.       Аня и Денис спали, а Данила доделывал уроки. Чуть ранее Саша сидел рядом с ним и пытался разобраться с долгами по учёбе, которые мальчик по глупости набрал. Сейчас же пришёл Миша, а значит, Саша требовался больше всего ему.       Миша молчал. Не то, чтобы он часто приходил таким хмурым, но Саша почувствовал неладное. Он не подал виду, что в душе его зародилась паника. Он каждый раз переживал эти душевные терзания вместе с Мишей, потому что боялся. Боялся, что в один миг Миша сломается, как сломался он после войны. Саша ведь не мог даже поесть и встать с постели, в то время как Миша порхал вокруг него. Смерть отца загнала его в это состояние, а Миша помог ему оттуда выбраться. Теперь Саша только молил богов, чтобы с Мишей не случится чего-то подобного. Хотя это было бы оправдано, ведь они до сих пор довольствовались заверениями, что его ищут. Миша поджимал зубы, не спал ночами, но спрять своё беспокойство от Саши он не мог.       — Много дел накопилось? — ласково спросил Саша, поправляя очки. Их ему когда-то давно принёс Миша. Передал из рук в руки ладонью, на которой отсутствовал палец.       Господи...       Саша вздрогнул и стал быстро бормотать о своей работе, об учениках и о детях. Вспоминать то время ему не хотелось — было больно, тошно и плохо.       Но Миша молчал, даже когда Саша спрашивал его про всякую чепуху, на которую он всегда знал ответ. Он машинально опускает ложку в суп, часто отвлекаясь на вид из окна.       — Пойдём в театр в пятницу? Там будет новая постановка. Мне писал друг, что их труппа приезжает в Москву из Омска.       Саша не озвучивал имя своего друга, а Миша и не спрашивал. Может, он знал, что за этим другом кроется когда-то знакомое имя убийцы. Теперь этот человек рассчитывается с советским народом в холодном Омске, поэтому Миша мог не беспокоиться. Пишет Вильгельм про этот город только хорошее, пусть и в его письмах чётко видно одиночество и тоска. Видимо, кроме Саши друзей у него нет.       — Или ты бы хотел отдохнуть на выходных? Мы могли бы съездить загород. Дети давно хотели с тобой провести время. Как думаешь?       И Миша снова молча смотрит в окно. Саша чувствует острую боль в сердце, прикрывая глаза.       — Аня говорит, что в прошлый раз, когда ты возил нас загород, то ей очень понравилось. И когда ты водил её в художественную школу, тоже понравилось. А Данила ждёт, когда ты покажешь ему свою машину. Денис не говорит прямо, но тоже очень ждёт, что сможет провести с тобой время.       Миша неотрывно разглядывает кастрюлю с супом, а затем переводит глаза на тарелку, стоящую перед ним. Суп не тронут.       Саша сжимает пальцами переносицу, чувствуя, как к горлу подступает ком. Тяжелее всего видеть, как Миша, сильный и невыносимо добрый Миша вдруг становится таким отрешённым.       — Миша...       Миша моргает, но взгляд на Сашу не переводит. То, что он громко дышит и моргает, помогает понять, что он ещё жив.       — Миша, умоляю, скажи что-нибудь...       — Суп вкусный, — хрипло говорит Московский, не попробовав ни ложки супа.       Саше хочется упасть к его коленям и умолять его прийти в себя.       — Что случилось?       —Я не пойду в театр на выходных. И на следующих тоже. Дети... не знаю, что с ними делать. Посиди с ними, прошу.       — Я... Х-хорошо.       — Предположительное место, где... Нашли.       Саша дальше ничего не слышит, а Миша и не говорит. Они оба знают, о ком идёт речь.       Брат.       Дима.       Митенька, о котором Саша знает столько историй, что сам бы смог найти этого человека по одним его описаниям.       — Где? — выдыхает Саша.       Миша сжимает губы и отодвигает суп в сторону. Его мутит, это Саша чувствует всей кожей. Он тут же бросается к чайнику и наливает воды. Миша залпом выпивает весь стакан, руки его трясутся.       — В Харькове, в почти безлюдной деревне.       — Ты поедешь туда? — спрашивает Саша, хотя этот вопрос не имеет смысла.       Конечно, Миша поедет. Он умрёт, но поедет. Ему уже столько раз называли ложные адреса, столько раз морочили голову. И каждый раз Миша шёл по ложному следу. Он верил, что именно там найдёт брата. Первые разы он не брал с собой Сашу, обещал, что привезёт брата в Москву и покажет ему, как живёт. Но постепенно, когда те места оказывались пустыми, Миша становился слабее.       Надежда умирала, и Миша вместе с ней.       Потом он просил Сашу поехать с ним, лишь бы не умереть в дороге от бешено бьющегося сердца.       — Нужно будет присмотреть за детьми, — сипло говорит Миша.       И, Боже, как же сильно это бьёт по Саше. Как же ему больно слышать эти слова. Миша ведь нуждается в нем, но надежда на то, что они найдут Митю, так мала, что уже никто в неё не верит.       И сейчас Миша фактически говорит Саше, что никого там не будет, что даже ехать не нужно, потому что там все равно никого нет.       — Миша, — имя звучит так мягко, как Саша только умеет. На глазах у него слёзы, а губы пытаются выдавить утешающую улыбку.       — М? — Миша поднимает на него свои измученные глаза. От прежней голубизны и света не осталось ничего, теперь там пустота.       Саша садится перед ним на колени, прямо как когда-то Миша сел перед ним. У них своего рода традиция показывать свои искренние чувства именно так.       — Я поеду с тобой, — тихо, но уверенно говорит Саша, поглаживая ладони Миши.       — Это далеко, — пусто произносит Миша, хотя ему очень хочется, чтобы Саша поехал с ним.       — Ну и что? Я же с тобой куда угодно.       Саша его любит бесконечно, Саша ему благодарен до невозможности. Миша когда-то сделал для него то, что он сам для себя никогда бы не смог сделать: поднять с колен и помочь идти по жизни дальше. И теперь пришло время оплатить Мише той же монетой.       — Знаешь, я много всего плохо тебе говорил. В порывах истерик и сумасшествия я столько плохих слов тебе сказал, а ты их вовсе не заслуживаешь. Сколько лет мы уже так живём, Миша? Сколько лет? — Саша поцеловал его ладони, мягко поглаживая колени Миши. — Тебе просто нужно скинуть часть своих мук на меня, как я сделал с тобой раньше.       Саша глазами, полными любви, посмотрел на него, а затем тяжело выдохнул и произнёс:       — Так ведь легче, правда?       — Я не хочу, чтобы ты страдал, — совсем тихо прошептал Миша.       Саше пришлось сдержать себя, чтобы не взвыть.       — Я буду больше страдать, если ты будешь копить всё в себе. Думаешь, мне хорошо не знать, что у тебя на душе? — он на миг замер, а затем громко произнёс: — Я же хочу знать о тебе всё.       Миша мягко посмотрел на него и потянулся ладонью к Сашиному лицу.       — Я и не заметил, как ты повзрослел, Сашенька. — Миша робко улыбнулся. — Раньше ты всегда смущался, когда говорил подобные вещи, а сейчас... даже уши не краснеют. Я тебя так избаловал?       — Не переводи тему, Миша. Я хочу помочь тебе, как ты помог мне. Ты вытащил нас из этой войны, но себя забыл и оставил там погибать дальше.       Миша тяжело выдохнул, вялая улыбка скатилась с его губ. Теперь он обречённо смотрел в пол.       — А если его снова там нет?... — Московский закрыл глаза и прижался лбом к Сашиным рукам, которые гладили ноги Миши. — Я не выдержу снова...       — Если нет, то... — Саша, признаться честно, совсем не знал, что ответить. Ему хотелось поддержать Мишу, но он совсем не знал слов, которые бы его утешили.       — Я не выдержу, Саша, — пробормотал Миша Саше в ладони.       Невский испуганно вздрогнул, когда на его ладони стали мокрыми от слёз, которые падали из глаз Миши прямо ему на руки.       — Я буду рядом, — прошептал Саша.       Миша поднял на него чистые голубые глаза. В них больше не было мерзкой дымки, которая убивала его изнутри. Теперь в его глазах блестели слёзы.       Миша был измучен долгими годами послевоенного времени. Ему уже было тридцать два, а он выглядел как старик. Вокруг глаз собирались морщины, на руке не было одного пальца, и ладонь не чувствовала ничего. Миша выглядел жалко, но он вынес на себе их всех. И за это Саша любил его ещё сильнее и был готов теперь сделать для него всё.       — Правда? — наивно спросил Миша, будто в ночь своего признания Саше.       — Конечно.       Саша поцеловал его в лоб и стал думать о том, что если Мити не окажется в том месте, то Мишу придётся спасать.

***

      Деревня была небольшой, всего несколько домов. Едва ли здесь можно было жить, но всё же радостные детские крики успокаивали.       Миша крепко держал Сашу за руку. Казалось, что если он хоть немного ослабит хватку, то тут же осядет на землю. Саша с сожалением поглядывал на него, ожидая, что сейчас с ним что-то случится.       Всю дорогу Миша молчал. Он мог только Саше позволить тихо бормотать рядом. А Невский рассказывал ему про книги, весёлые истории и детей. Он болтал не переставая, лишь бы облегчить Мишину ношу. В поезде Московский, наконец, заснул. Саша всё оставшееся время гладил его по голове, представляя, что случиться с ним, когда он увидит пустой дом или других людей, а не брата.       Саша не верил, что Миша найдёт Диму. Нет, конечно, сначала он верил. Отпускал Мишу в путь с чётким осознанием, что он вернётся с братом. Но Миша приезжал поникший, молчаливый. Он садился рядом, прятал голову у Саши на плече и тихо плакал. Каждый раз было так больно, что постепенно вера умирала.       И сейчас он готов был задушить себя своими же руками, лишь бы снова не тратить годы на слепую надежду. Вероятно, Дмитрий умер, а его тело так и не нашли. Вот и мучают Мишу, отправляя по разным местам.       — Здесь хорошо, — произнёс Саша.       Миша вздрогнул, но кивнул.       — Митя мог бы здесь поселиться. Он всегда любил тишину, — в голове невообразимая нежность, которая тут же разбила Саше сердце.       — А тебе больше в городе нравится жить?       — Мне нравится жить там, где есть ты, — просто ответил Миша.       Саша тут же залился румянцем, а Миша весело улыбнулся. Можно было хоть немного выдохнуть — Миша держался.       — А если я захочу жить в кровати и никуда не выходить?       Миша ярко улыбнулся, как тогда, в той деревне, когда всё казалось простым и понятным. Их ждало неизвестное будущее, но они так сильно были влюблены, что ничего на свете не могло отвлечь их друг от друга.       Саша ощутил, как Миша прислонился губами к его уху. Его тут же окатила волна жара и смущения.       — Тогда я, так и быть, составлю тебе компанию. Нет никого, кто бы был так же хорош в этом деле, как я, — Миша хитро улыбнулся, а затем быстро поцеловал Сашу в уголок губ.       Не растаять от таких действий было невозможно. Саша плавился от Миши каждую минуту, каждое мгновение. Ему так нравилось, когда Миша такой. Тогда он с лёгкостью может после работы постоять с ним в коридоре подольше, лишь бы одарить Мишу поцелуями и объятиями.       На самом деле в их жизни было больше хорошего, чем плохо. Просто хорошего было так много, что в конце концов, это стало обыденностью. После войны в это было трудно поверить, они ждали намёка на какой-то новый переворот жизни. Плохие вещи приходили редко, но очень болезненно.       — Я все жду, когда же ты снова решишься повторить ту ночь в лесу. — Миша опустил глаза на Сашины губы. — В мечтах вижу это каждую ночь.       — Ты так много раз просил меня прекратить, так много возмущался. Я подумал, что тебе не понравилось.       — Потому что тогда это казалось неправильным, но теперь я только этого и желаю.       Саша горел от него. Он сгорал от одного взгляда голубых глаз, которые смотрели на него жадно, голодно. Мишу хотелось снова утащить куда подальше, лишь бы он забыл про то, что они сейчас стояли на пороге чего-то важного, решающего.       — Если ты...       — Хочу.       Миша резко обнял его, зарыл пальцы в волосы и поцеловал. Сколько же слабости было в этом поцелуе, сколько отчаянного поиска спасения. Саша мысленно сжался от осознания, что Миша все понимает. Московский понимал, что Саша пытается его успокоить, отвлечь от страха. И Миша поддавался, потому что это действительно помогало.       Мягкие движения губ превращались в голодные укусы, Миша старался унять внутреннюю жажду и страх, но получалось очень плохо. Он сжимал Сашу сильнее, чем вынуждал его отстраняться, чтобы вдохнуть. С губ Миша перешёл на подбородок, а затем на шею. Саша закрыл глаза, прикрыв рот рукой, чтобы не застонать. Миша умел овладевать его телом полностью, так, чтобы он даже возможность мыслить потерял.       Вот таким был его Миша, а уж точно не печальным и мрачным. Миша был весёлым, страстным, любящим. Он уж точно не заслуживал того, чтобы страдать ещё больше. Они и так прошли такой длинный путь, чтобы стать свободными от страха скорой смерти.       Они слишком многим пожертвовали, поэтому, если сейчас за этой дверью не будет Мишиного брата, Саша не знает, что сделает. Он бы всё отдал, всё. Лишь бы Миша улыбался и целовал его вот так каждый день, каждую ночь. Чтобы дети снова чувствовали его к ним любовь и заботу. Чтобы Аня рассказывала Саше, какой у неё хороший папа, потому что сходил с ней в магазин и купил мороженого. Чтобы Данила радостно визжал, когда научился плавать. Чтобы Денис смущённо подходил к Мише и рассказывал, что у него вышли самые высокие оценки благодаря его помощи. Чтобы Катя и Серёжа собирали из бумаги всякие фигурки, а потом гордо принимали похвалу от Миши.       Вот такой у него Миша. И он не должен быть снова сломан.       Саша отпрянул от его губ, обнимая всем телом. Миша громко выдохнул и покорно приник лицом Саше к плечу.       — Всё обязательно будет хорошо, — произнёс Саша, поглаживая Мишу по волосам.       — Думаешь?       — Знаю.       Миша слабо хохотнул.       — И откуда ты всё это знаешь, милый мой Саша?       — Потому что мы это заслужили.       Миша не стал спорить, поэтому тихо пробормотал:       — Точно.       Миша вложил свою ладонь в Сашину и потянул его к домику, из которого шёл дым. Именно сюда отправили Мишу за братом.       Дом был небольшим и хрупким, словно его строили неумелые руки. Окна были закрыты, так как на улице было холодно.       Миша с Сашей не чувствовали, насколько здесь была промёрзлая земля. Им было тепло друг с другом.       У домика был небольшой огород, на нём практически ничего не росло. Миша старался не думать о том, что точно такие же грядки были у его дома, где они жили втроём с братьями. Митя заставлял его копать землю весной, чтобы к осени там выросла картошка. Миша раньше так много упирался, а сейчас бы сделал это хоть тысячу раз.       Он громко выдохнул, Саша сразу уловил это. Он сжал Мишину руку, заставляя Московского прийти в себя.       Миша благодарно кивнул.       Они постучали в дверь, а затем, как только послышались шаги, Миша сжался. Саша вместе с ним задержал дыхание.       — Кто вы? — произнесла женщина, открывшая им дверь.       Она была мрачной, забитой. Под её глазами пролегли тени усталости, ладони её были шершавыми и сухими от работы. Но Саше очень понравились её чёрные волосы. Они сильно выделялись на фоне общей внешности. Волосы казались чёрным золотом, самой дорогой деталью в ней.       Стоило Мише увидеть её, он замер. Саша испугался, что сейчас он упадёт прямо здесь от нехватки дыхания и потери надежды.       Это был конец.       Саше срочно нужно было что-то делать.       — Мы ищем одного человека. Дмитрия Московского. Это, — Саша кивнул на Мишу, — его брат, Миша Московский.       Женщина подозрительно нахмурилась. Она несколько секунд разглядывала Мишу, на Сашу она даже не смотрела. Всё в ней напоминало Саше Василису. Эту природную силу и то, как она старалась уберечь дорогих людей. У этой женщины был такой же настороженный взгляд, и если бы она не была молдаванкой, то Саша бы спутал её с Василисой.       Но ему нельзя было уходить в собственные грёзы. Рядом стоял бледный Миша, на которого перешло всё внимание.       На лице женщины озарилось некоторая радость, потому что она, казалось, узнала Мишу. Саша заметил это и выдохнул.       Неужели не все потеряно?       — Дима в доме.       В миг всё в Мише разрушилось, Саша видел это и чувствовал. Миша громко выдохнул, а затем едва не осел на землю. Его пальто распахнулось, а шапка слетела с головы. Он судорожно пытался дышать, но в голове ни одна мысль не могла встать на свое место.       Миша ломался даже от того, что Митя, тот самый Митя, которого они так долго искали, был жив.       — Вам плохо, Михаил?       О, Мише было плохо. Ему было так плохо, что его сердце готово было разорваться. Ещё ни разу, когда он открывал очередную незнакомую дверь, его уши ни разу не слышали имя «Дима». Такое желанное, такое родное и такое далёкое.       Саша оказался позади, когда Миша вдруг подскочил и вбежал в дом, отталкивая женщину в сторону. Казалось, что он собрал все силы и всё рвение, чтобы в этот момент добежать до своей цели.       В памяти был только один случай, когда Миша так бежал. Это было после нападения немцев и тогда Миша отдал все силы, лишь бы убежать оттуда вместе с Сашей. А сейчас перед Мишей сидел другой родной человек. Человек из прошлого.       Митя.       Он сидел на кресле, а у него на коленях сидела девочка. Красивая и очень похожая на ту женщину, что встретила их на пороге. Дима держал в руках книжку, а девочка любопытно водила пальцем по картинкам.       Миша замер.       За ним вбежал Саша и женщина. Они только и успели заметить, как изменилось лицо Димы и как Миша осел на пол. Саша тут же бросился к нему, упал на колени и стал потряхивать его.       — Миша? — сиплый голос, совсем незнакомый Саше, раздался на весь дом.       Но Миша и слова сказать не мог. Он задыхался.       — Господи, Миша! Миша, — хлопотал вокруг него Саша. — Мишенька, дыши.       Они молчали долго, прежде чем Миша смог встать и посмотреть на брата. На сидящего на кресле брата, который даже не встал. Митя угрюмо смотрел на женщину, которая прижимала к себе девочку.       — Дима... — выдавил Миша.       Дима хмуро кивнул.       — Дима.       Дима снова кивнул.       Это было что-то странное и непонятное тем, кто был здесь. Только Миша и Дима понимали взгляды друг друга.       Но Диме быстро надоело это.       — Зря ты сюда пришёл, Миша. Зря.       — Что? — прошептал Саша, открывая рот.       Что здесь происходило? Что, чёрт возьми, говорил Митя?       — То, чего ты хочешь, здесь нет.       — Что? — снова пробормотал Саша.       А Миша молча слушал его с пустым выражением лица.       — Тебе здесь не место, Миша.       Саша судорожно искал ответа во всём: в лице женщины и девочки, в Диме, в Мише. Он даже дом успел оглядеть, чтобы хоть что-то понять.       Но все впустую. Митя продолжал говорить с одним и тем же посылом.       — Зря.       — Но почему? — воскликнул Саша.       Наконец и Невский удостоился внимания Димы. Мрачный и тяжёлый взгляд мигом пригрозил Сашу к месту. Он не смел даже пошевелиться.       Боже мой, это тот самый Митя, которого Миша описывал чуть ли не как самого смешного и любящего человека? Это он?       Может быть, они ошиблись домом? Может быть, Миша забыл, как выглядит брат?       Не могло же всё быть так. Не могло.       — Коля мёртв. — всё, что смог произнести Миша.       Дима закрыл глаза и отвернулся, девочка тут же подбежал к нему и обняла. Она уткнулась ему в колени, пытаясь что-то выговорить. Но из-за слёз, которые стекали по её щекам, не могла сказать что-то членораздельное.       Саша молча смотрел, как эти когда-то родные люди молчат, не зная, что сказать. Миша же так ждал этой встречи, он так сильно грезил возможностью вновь увидеть Диму. И теперь молчит, вяло глядя на лицо брата.       — Я... — Миша развернулся к Саше, глаза его были отчаянными.       Нет, это действительно выше Сашиных сил. Он не может вынести одного такого взгляда Миши.       Невский бросается к Мише, обнимает его, гладит по голове. И всё под горячими взглядами Димы, девочки и женщины.       Саша злостно смотрит на Диму, а затем переводит взгляд на женщину. В её голове в этот миг что-то щёлкает, она звонко бьёт тряпкой Митю по голове, ругаясь.       — Прошу нас простить! Мы... видимо, совсем потеряли навыки общения, — она грозно смотрит на Диму. — И... прошу, не уходите. Мой муж в последнее время очень глуп.       И Миша, и Дима, оба похожие как две капли воды, смотрят на неё удивленно. Миша выбирается из крепких объятий Саши, но продолжает сжимать его ладонь в своей руке.       — Пойдёмте на кухню, я сделаю чай.       Саша уверенно идёт в том направлении, куда показывает женщина. Миша безвольно волочет ногами за ним, будто не понимая, что нужно делать и как.       Дима не встаёт с места, он всё также сидит на кресле. Девочка радостно улыбается ему, когда он снова сажает её себе на колени.       Почему же он не идёт к ним? Почему не садится за стол вместе со всеми?       Саша отбрасывает в сторону мысль о том, что Дима может презирать или ненавидеть Мишу. Не после того, какой путь Миша прошёл, чтобы дойти до этого места. Не после стольких страданий.       — Меня зовут Рада, — говорит женщина. — А это Олеся.       Девочка на коленях у Димы радостно машет им рукой, будто представляясь.       — Я...       — Я знаю, кто вы, — она по-доброму улыбается. — Вы же представились. Тем более, про Мишу я знаю всё.       Дима сжимает челюсти, Саша успевает это уловить, пусть даже брат Миши сидит отдалённо от них.       — Я понимаю, что вы хотите задать много вопросов, но... если честно, то не думаю, что имею права на них отвечать. Я бы с радостью рассказала, ибо считаю, что мой муж нуждается в этом...       — Не говори так, будто я на последнем издыхании, — вдруг перебивает её Дима.       — Я делаю так, как считаю нужным! — фыркает она. — Нужным для тебя, Дима!       — Ты...       Она выразительно на него смотрит, закрывая ему рот одним только взглядом.       — Я знаю, что тебе нужно. Потому что ты сам мне это говорил.       Дмитрий поджимает губы и снова отворачивается от них, но краем уха он всё равно подслушивает каждое слово.       Саша решает взять инициативу в свои руки, иначе они так и просидят здесь несколько часов в молчании. Миша ведь не в силах чего-нибудь сказать.       — Я точно не уверен, так как Миша говорил мне это давно, но... Где вы были? В каком месте вы воевали?       Дима вдруг весь ожесточился, приготовился к удару. Он, не разворачиваясь лицом к ним, отвечает:       — В Севастополе, — чётко и отрывисто произносит он, а после добавляет: —Отвратительное место.       Да, насколько Саша знает, это место в период войны подверглось ужасным действиям со стороны фашистов. Сталин даже там назначил знаменитую Ялтинскую конференцию, чтобы намекнуть лидерам Британии и Америки, через что пришлось пройти их стране. Потому что Крым был разрушен.       И никто не завидовал тем, кто защищал Севастополь. Точно так же, как и тем, кто был в Сталинграде.       — А после войны?       — После? А что после? Обычная жизнь, Александр.       От насмешливого тона Дмитрия у Саши пошли мурашки по коже. Но здесь, похоже, и Миша больше не стал терпеть откровенного смеха над Сашей.       — Что с тобой, Митя? Ты разве не рад?       Дима опешил, но его взгляд скоро изменился на холодный, презрительный. Он смотрел на Мишу, как на предателя.       — Я так долго тебя искал. Столько всего прошёл и...       — И что? Разочарован? Я же сказал тебе в самом начале, что ты зря пришёл. Нужно было поверить в то, что я умер в той кровавой бойне! Вот что тебе полагалось сделать, как любящему брату! Я и надеялся на это, Миша! Я...       Он замер, а затем вся его злость рассыпалась. Его жена подошла ближе и стала разминать ему плечи, будто давая сил.       — Ты всегда был таким глупеньким. Верил каждому моему слову. Я поехал в Севастополь, чтобы вас с Колей туда не отправили. Чтобы вы так же сидели в Москве, ведь её будут защищать до последнего. Зачем ты пришёл, Миша?       — За тобой.       — Меня уже нет, — Дима покачал головой, со скорбью выговаривая каждую букву. — Того, за кем ты приехал, здесь нет.       Саша закрыл глаза. Он понимал, о чем говорит Дима. Он полностью его понимал. Они действительно здесь все разные. Миша больше не тот глупый юноша, который даже в любви признаваться не умеет. Саша больше не слабак, у которого ничего нет. У Саши теперь семья есть. И был Митя, про которого они ничего не знали, но даже на первый взгляд у него всё изменилось. У него была жена Рада и дочь Олеся. Но где был Митя, который кидал Мишу в речку, чтобы тот научился плавать? Где тот Митя, о котором Миша рассказал Саше столько весёлых историй? Где тот Митя, ради которого Миша готов был умереть?       — Я искал тебя.       — И я тебя, Миша. Но потом вдруг подумал, что если увижу тебя другим, то ни за что больше не хочу тебя видеть. И вот — ты другой.       — Значит, ты не хочешь меня видеть?       Миша опустил голову, будто готовился, что её прямо сейчас ему оторвут топором. Саша сжал его руки, но и это не помогло.       Каждым своим словом Митя хоронил брата.       — Не хочу, — кивнул Дима.       И сразу же его по голове пришёлся удар тряпкой. Дима тут же запыхтел, стараясь развернуться и гневно посмотреть на жену. Она цокнула и развернула его лицом прямиком к Мише.       — Он твой брат, Дима! Нельзя так с ним! Посмотри, он сейчас развалится на части! Как ты можешь говорить такую ужасную ложь?       — Рада, прекрати.       — Что прекратить? Ты сам себе хуже делаешь! Из-за остатков своей гордости продолжаешь гнуть эту линию. Меня измучил, себя измучил, а теперь мучаешь брата, который так долго тебя искал.       Саша мысленно воздал благодарность богам и всем власть имущим за то, что в этом доме оказалась такая женщина.       — Я не хотел тебя мучить, — с сожалением говорит Митя.       — И его не хочешь, но зачем-то мучаешь.       Дима опустил голову, вздохнул, а затем повернулся к Мише. Больше он с него взгляда не спускал.       — Иногда Рада напоминает мне Колю, она постоянно меня ругает, что я с тобой слишком строг. Ни минуты...       —... покоя в этом доме бедному Мите, — продолжил Миша.       — Все мучают...       —... и супом никто не кормит. Так и умру здесь. Никто не вспомнит такого героя. Научил братьев всему, что знал, а они меня теперь обижают. Миша вырос и сам тумаков раздавать может, уже и страшно, что убьём друг друга.       Саша бы мог расчувствоваться и пустить пару слёз, но положение было не то.       — Ты помнишь, — удивился Дима.       — Я помню, — кивнул Миша.       Рада улыбнулась. Она подмигнула Саше, а затем поманила девочку за собой. Олеся радостно бросилась за мамой. Саша покосился на Мишу, ожидая, что тот не отпустит его. Но Московский отпустил. Он погладил Сашу по тыльной стороне ладони, а затем кивнул.       Саша прикрыл за собой дверь, оставляя двух потерянных братьев снова находить друг друга.       — Я...       — Ты вырос, Миша, — хохотнул Дима. — Теперь выше меня будешь.       — Ты же сидишь, как я могу узнать это.       — Я сижу, потому что не могу встать.       — Почему?       Митя закатил глаза.       — Падаю от твоего унылого вида и морщин. Как в тридцать два можно так ужасно выглядеть?       Миша сначала не поверил своим ушам, но затем какой-то процесс случился у него в голове, и заливистый смех раздался на всю комнату. Саша за дверями облегчённо выдохнул.       — Я скучал, — тихо пробормотал Миша.       — Что ты делал? Не слышу!       Московский улыбнулся.       — Митя.       — М?       — Я скучал.       Дима больше не выглядел холодным. Он тоже улыбнулся.       — Я тоже скучал, Мишка. И по Кольке, и по тебе. Надеялся, что вы в порядке. А вот как получается, — он громко вздохнул. — Умер, значит, наш Коля.       Дима закрыл усталые глаза. Только сейчас Миша смог рассмотреть его беспристрастно. Митя выглядел плохо и точно не на свой возраст. Он ведь ненамного старше Миши, но вокруг его глаз уже столько морщин, а руки едва двигаются.       Они шли на войну молодыми, полными сил. Миша радостно слушал наставления Димы, попутно с этим тихое ворчание Коли о том, что Дима с Мишей должны сидеть дома.       Господи, да как же они превратились в это? Когда?       — Дим, я расскажу тебе всё.       — Я знаю, — тихо ответил Дима, едва заметно улыбаясь.       — А в замен ты мне всё расскажешь про себя.       — Расскажу.       И Миша рассказал ему про Колю, про то утро, про Татищева, про деревню. Про Василису и про жизнь в той деревне, он рассказал про детей и про то, что теперь у него целых двое Московских. А ещё он рассказал про Сашу. Пожалуй, дольше всего Миша говорил про него.       — Кто бы мог подумать, — хитро прищурившись, хихикнул Дима. — Я думал, что у тебя всё сложится совсем по-другому.       — Я тоже так думал.       — Он заботится о тебе, это видно. И любит.       — Мы друг о друге так и заботимся. Вот наша жизнь. Когда войны уже нет, остались только мы. Сначала мы совсем не могли поверить в то, что война кончилась. Саша по ночам просыпался от кошмара, что меня снова отправили в горячую точку. Таких ночей было много, но хорошего после войны, пожалуй, стало ещё больше.       — Мы все так и выживаем.       Они оба замолчали, оплакивая свою жестокую судьбу. Война — это не то, что должны познать люди. Но ирония в том, что они сами же и придумали все эти ужасы.       Но с другой стороны, если бы не было всех этих событий, то Миша и Дима не стали бы теми, кто они есть сейчас. Они бы не встретили вторые половинки своих душ. И, возможно, так бы и остались жить втроём в Москве.       А теперь их двое и каждый счастлив по своему.       Непонятно, что лучше из всего этого. Но чего гадать? Лучше принять и жить дальше.       — Ты так и не рассказал о себе, Митя.       Дима болезненно улыбнулся.       — Ты знаешь, почему я сказал, что ты пришёл сюда зря?       Миша покачал головой.       — Потому что ты всегда смотрел на меня как на пример для подражания. А теперь что?... Разве я смогу тебя удивить шутками или небылицами, которые так хорошо придумываю? Нет, Миша. Я теперь... урод, если так можно сказать.       — Что? Почему? — удивился Миша.       Внешне в Диме ничего не поменялось. Разве что то, что он ни разу не встал с тех пор, как Миша с Сашей пришли сюда.       — Глупо, наверное, пройти войну и остаться в живых, а затем оказаться разрушенным природой.       Миша пристально вгляделся в Диму ещё раз. Но так ничего и не заметил. Всё в Мите было как прежде.       — Меня укусил клещ. Энцефалитный.       Миша вскочил с места. Ноги его принесли к Мите, который снизу выглядел очень жалко. Миша не верил ему. Нет. Это не могло быть правдой.       Московский смахнул с его колен плед и посмотрел на ноги.       — Пошевели ногами, Митя.       Дима громко выдохнул.       — Пошевели ногами, Дима, — снова попросил Миша. Он не просил, а умолял.       — Я не могу...       — Что значит «не можешь»? Ты всегда был здоровее нас всех, я же... завидовал твоим ногам. «Как же быстро бегает, вот бы так же научиться. Перегоню его и все пряники сам съем!»       Дима сжался. Только в этот момент Миша действительно поверил в эту нелепую историю.       Он снова упал на диван, закрыл руками лицо. Оба брата тяжело дышали, а Миша едва мог сдержать страдальческий стон.       Когда это всё кончится?       Когда остатки войны наконец покинут их?       Неужели нельзя пожалеть бедных людей?       — Но я только в начале отчаялся, — вдруг сказал Митя. — Только в начале думал, что так и умру. А потом вдруг познакомился с Радой.       На лице его изобразилась нежная и любящая улыбка.       — Она тоже много всего пережила. Рада рассказывала, что попала в плен к немцам, там её... делали с ней ужасные вещи. И она забеременела, представляешь? Какой ужас. И наш отряд тогда освободил их, и отец Олеси умер. Я рад этому, потому что она слишком чудесная, чтобы верить в то, что её отец настоящее животное. Да и животному это будет оскорблением.       — Олеся не твоя дочь?       — Моя, — гордо улыбнулся Дима. — Моя от макушки до пяток. Я её вырастил, и она никого, кроме меня не знает. Она на тебя даже чем-то похожа. Любит пряники, бегает от родителей, куда не надо. А ещё всюду следует за мной.       Нежность, с которой говорил Дима, уничтожила всякое отчаяние, возникшее в Мише после того, как он узнал страшную правду.       — Я храню все её рисунки. Она, знаешь ли, настоящий гений! Едва ли кто-то так хорошо рисует. Соберём денег и отправим её покорять всех своим талантом!       — Дим, я...       — А можно и к тебе на временное обучение. Ты же в Москве живёшь сейчас. Да?       — Дим.       — М? Да, же?       — Я рад, что мы встретились.       Дима замолчал, весь его гордый вид испарился, а на его место пришло спокойствие.       — Я тоже рад, Мишка. За тебя я тоже горжусь. Ты из нас оказался самым стойким, но мы, как старшие братья, выполнили свой долг. Пришло время теперь отпускать Мишу в открытый океан, а не просто бросать в речку, дрожа от страха на берегу. А вдруг Мишка наш ко дну пойдёт? Коля уже сам был готов бежать за тобой, да и я ничем не лучше. По колено в воде, готовый прыгать в воду и кричать. А Миша наш радостно хохочет от того, что худо-бедно выучился грести.       Дима был таким родным, таким тёплым. До сих пор, даже спустя столько лет, от него веяло светом, к которому маленький Миша так привык.       — Я так скучал, — повторяет в сотый раз за вечер Миша, хотя Дима и так всё знает.       Уж кого-кого, а Мишу он знает лучше всех.       Дима улыбается, отвечая:       — Я тоже люблю тебя, Мишка.       Миша тяжело выдохнул, а затем стало легче в сотню раз. Он выполнил то, зачем пришёл. И Дима ничуть его не разочаровал. Он всё тот же старший брат, за которым Миша бегал всё детство хвостиком.       В нём многое поменялось, но он по-прежнему было роднее всех.       — Вот бы Коля тоже был здесь.       Дима озвучил ту самую мысль, что живёт в Мише с тех пор, как он ушёл из той деревни, где умер Коля.       — Но он был бы рад, что мы снова встретились.       Миша согласно кивнул и посмотрел в добрые глаза Димы. Такие же добрые, как и всегда.