Kink exploration

      — Слышите, парни, а у новенького ничё такая задница…       Не успел подойти, а уже одному умнику вмазать хочется. Джей, хоть и является «своим в доску», но не особо любит все эти сальные разговорчики да пересуды, которыми каждый раз после тренировки развлекается его команда. Только и знают, что про отборочные в зимний сезон городской хоккейной лиги да задницы местных фигуристов пиздеть, которые тренируются на одной с ними ледовой арене. Местных фигуристов, у которых тоже скоро соревнования, — Джей знает это из первых уст.       Парни, побросав у ног свои сумки со спортивным инвентарём, прибились ближе к парковке. Кто затянуться пару раз сигаретой перед тренировкой на которой, каждый знает, тренер не даст им спуску, кто просто уши развесить да языками почесать. Хуже девчонок-болельщиц, что временами приходят поглазеть на их тренировки, ей-богу. Как коротышка Чхве, который раздражает сейчас Джея до скрежета зубов тем, что никак не может заткнуться. Тем, что продолжает пиздеть, а остальные ещё и присвистывают, все, как один, повернув голову в сторону того, кто улыбается широко, увлечённо что-то обсуждая с товарищами по льду у самих ворот арены, и даже не подозревает, сколько глаз прямо сейчас пялится на его «ничё такую» задницу. Того, кто шапку, как обычно, натянул едва ли не на глаза, а разгорячённая после тренировки шея вся напоказ, подставленная колючему ветру и кое-где пролетающим снежинкам. Куртка нараспашку, коньки, не зачехлённые, небрежно свесил через плечо на шнурках.       — Я слышал, его на прошлой тренировочной базе холодным принцем прозвали. За то, что тренировался с утра до ночи и никого даже близко к себе не подпускал. Такой красивый, а не траханный…       — Захлопнись.       Не выдерживает. Шипит всё-таки, наступив мыском кроссовка на только что докуренную, выскользнувшую из подмёрзших пальцев, сигарету. Шипит всё-таки, несмотря на то, что Сонхун просил его не трепаться. Джей так-то и не трепался; однако промолчать тоже не может.       Невозмутимо встречает недоумённые взгляды своих друзей по команде.       — Рот закрой и не тявкай больше в его сторону, усёк? — обращается уже конкретно к Чхве, который притихает немного, но в сторону Сонхуна коситься не перестаёт. А Джея ещё и Сонхун, блядь, бесит, потому что стоит всё ещё языком чешет, расхристанный и разгорячённый, и не думает, что заболеть вот так — проще простого. И Джей уже бы давно схватил его в охапку да в машину затолкал, в которой обогреватель и окна тонированные — ни один сальной, оценивающий взгляд не пропустят. В которой можно было бы обнять; сначала, конечно, пиздюлину выписать. Вот только…       — Бля, ну сорян, я же не знал, что ты его уже это… оприходовал.       — Я что-то не ясно сказал, или у тебя со слухом проблемы?       — Да всё-всё, — Чхве натягивает на раскрасневшееся лицо улыбку и поднимает руки ладонями вверх. — Понял я, не пасти твоего принца. И где только успел познакомиться? — спрашивает добродушно, вроде бы даже риторически, вот только Джей уже немного на взводе, потому смолчать не получается.       — Где я успел, ты — пойдёшь нахуй.       — Да чё ты такой агрессивный, блядь?! Нормально нельзя ответить? Я же не знал, что у вас мутки…       Только сейчас понимает, что окончательно проебался с обещанием не особо палиться перед сокомандниками.       — Не мутки у нас, — не то чтобы верит, что это поможет. Но да хуй с ним. Рано или поздно всё равно бы узнали. — Мы в один ледяной дворец в детстве ходили, на коньках стоять вместе учились. Наши родители общаются. А теперь завалитесь и пиздуйте на тренировку. Чхве, передай тренеру, что я опоздаю на полчаса.       — Он с тебя три шкуры спустит, — Чхве хмыкает, подхватывая на плечо спортивную сумку, но кивает — передаст.       — Знаю.

***

      Мотор любимой тачки заводится с тихим урчанием. Подогрев передних сидений включает сразу же — знает, что в тонких трениках наверняка отморозил себе и яйца, и задницу. Холодный принц, блядь.       Катится медленно вдоль тротуара, так и подмывает пафосно бибикнуть вслед, да точно уверен: за такое сразу же по шее отхватит, и хорошо, если только ладонью. Катится медленно вдоль тротуара, когда ровняется с уже заметившим его, хмурящимся Сонхуном, и вовсе тормозит. Тянется к двери пассажирского сидения, чтобы открыть для него дверь. И не удерживается.       Натягивает на лицо самую раздражающую ухмылку и выглядывает так, чтоб было видно только её. Чтоб Сонхун, едва заметив это его выражение лица, уже успел закатить глаза. Знает его, как облупленного, потому что…       — Привет, ты девственница?       Чтоб Сонхун, едва заметив это его выражение лица, уже успел закатить глаза и запрыгнуть в тачку до того, как успеет спиздануть что-нибудь ещё.       — Не был бы, если бы мой парень не отказывался меня трахать, — парирует невозмутимо, привыкший к его, Джея, дебильному чувству юмора.       Стягивает с головы почти мешающую обзору шапку, позволяя зачёсанной назад чёлке свободно упасть на лоб. Коньки и спортивная сумка летят на заднее сидение. А ледяные, замёрзшие ладони тут же упираются в предусмотрительно нагретую кожу сидения. Хочется и кроссовки стянуть, чтобы и вовсе с ногами залезть, но только поворачивается в полбока, чтобы взглянуть намеренно осуждающе. Давит улыбку прикушенной губой, но всё-таки не выдерживает, фыркает.       — И я, кажется, говорил тебе, что сам доберусь домой. Не хочу, чтобы все знали, что за мной катается выпендрёжник на пафосной тачке.       — Пусть знают! — ладонь правой руки сильнее сжимается на кожаном руле, брови хмуро сходятся на переносице, и Сонхун это замечает. Тихонько хмыкает себе под нос.       — Дай угадаю, местные шайбоёбы уже успели поставить ставки на мою задницу? — спрашивает шутливо, на что Джей только передёргивает плечами. Пытается отвлечься, чтобы снова не начать злиться, особенно на Сонхуна, который так легко к этому относится.       Пытается отвлечься, потому только тянет тонкие губы в усмешке и слегка повернувшись, спрашивает:       — И чем это тебе не угодил Лексус? Хочешь, завтра заберу тебя на Тойоте? Или на Ягуаре? — заискивающе вскидывает брови, на что Сонхун только смеётся и, вытащив из-под задницы уже тёплую ладонь, дурашливо пихает Джея в плечо.       — Ты перед кем решил своими тачками выебнуться, выпендрёжник? Я помню, как ты в четыре года ледяную крошку с пола арены жрал и за столом сопли жевал от того, что не хотел есть томаты.       — Томаты — дерьмо.       — Ага, поплачь ещё, — смешком.       А сам, немного отогревшись, тянется ближе, обнимает.       — Привет, — шепчет в самые губы, когда Джей поддавшись его рукам, поворачивается, чтобы поцеловать, наконец. И слегка морщится, потому что: — Курил.       — Больше не буду, — обещает. Забылся просто, взбесился и сам не понял, как потянулся пальцами к пачке в кармане, хотя всегда старается не курить перед встречами с Сонхуном. Знает, что не любит запах сигарет. Не любит, но ни за что не прекратит целовать. — А ты опять стоял расстёгнутый.       — Больше не буду, — послушно повторяет за ним с улыбкой, отпустив его, Джея, нижнюю губу, которую до этого игриво прихватил зубами. — Припаркуйся где-нибудь.       Не просит — командует. Не просит, — едва Джей окончательно тормозит у обочины и ставит машину на ручник, — хватает обеими руками за шею и тянет на себя. Снова целует — на этот раз более жадно, настойчиво.       — Как сильно тебе влетит от тренера? — спрашивает с усмешкой, спускаясь горячими губами вдоль острой челюсти. Ладонь тем временем хватает чужую, более широкую, с длинными пальцами, и тянет к себе на бедро. Заставляет ухватиться пятернёй, придержать, когда порывисто подаётся вперёд, взбираясь на чужие колени. Когда вертится, пытаясь устроиться удобнее. Когда случайно задевает локтём клаксон и, от неожиданности испугавшись раздавшегося на всю улицу гудка, толкает Джея под рёбра. Усаживается наконец, притираясь ближе. Целует уже шею и будто бы даже ластится, хоть и пытается выглядеть саркастичным и всё ещё периодически морщится от тяжёлого запаха крепких сигарет, смешавшегося с дорогим парфюмом, налипающим на пухлые, несдержанные губы лёгкой горчинкой.       Джей неопределённо пожимает плечами в ответ на вопрос и терпеливо перехватывает чужие пальцы уже у самой кромки спортивных штанов. У самой резинки виднеющихся и пестрящих пафосной надписью бренда боксеров. Сонхун в отместку несдержанно кусает его под челюстью и слегка отстраняется, чтобы взглянуть в раскрасневшееся возбуждением, но сосредоточенное лицо напротив.       — Я не стану тебя трахать в тачке.       Джей повторяет это, кажется, в надцатый раз. Джей повторяет это вслух, чтобы и себе тоже. Потому что он тот ещё пиздабол, если скажет, что не хочется. Ни когда Сонхун весь такой разгорячённый и раздражённый очередным отказом, ёрзает на нём и недовольно пыхтит. Ни когда, расхристанный, недовольно ведёт плечом, позволяя расстёгнутой куртке сползти к пояснице, — спортивная термоводолазка облепляет его тело, как вторая кожа, и не оставляет ничего для воображения.       Не то чтобы Джей никогда не видел его без, конечно. Не то чтобы Сонхун никогда не забирался к нему в кровать полуголый, и они оба не ловили самые крышесносные оргазмы всего лишь от изучающих ладоней под неплотной резинкой пижамных штанов друг друга. Однако настоящий секс требует куда большей ответственности, чем простая взаимная дрочка. Джей соврёт, если скажет, что не хочет — господи, кто в здравом уме не захочет Пака, мать его, Сонхуна?! , — но, считайте его старомодным или просто странным, он хочет сделать всё правильно. Хочет не на скорую руку и в комфорте, что с их графиком тренировок и предстоящих соревнований — непозволительное сейчас удовольствие, учитывая, что большую часть времени они даже ночуют в общаге при ледовой арене, разделяя комнату с такими же грезящими о медалях спортсменами.       Сонхуну же нужно прямо здесь и сейчас. Сонхуну подавай всё и сразу — не согласен на меньшее и усердно добивается своего, планомерно выкручивая терпение и самообладание Джея на максимум. Не согласен на меньшее, хоть и понимает, что прямо здесь и сейчас не выйдет хотя бы потому, что сам не готовился и не планировал. Однако это не мешает ему действовать на нервы и стирать грани. Откровенно ёрзать бёдрами и усмехаться, потому что, конечно же, у Джея встаёт. У Джея всегда встаёт, и Сонхун умело этим пользуется. Потому что Сонхун, может, и девственник, но не ханжа. Бёдра заходятся равномерным, дразнящим темпом. Притирается и позволяет почувствовать, насколько тоже возбуждён.       — Так ты собираешься заказать для меня президентский люкс с шампанским? — исцелованные губы тянутся в снисходительную, соблазнительную улыбку, и Джей не отказывает себе в удовольствии поцеловать их снова. Смазать лукавую ухмылку с красивого лица, толкнуться языком в горячий, податливый рот. Прошептать:       — Если захочешь.       И забравшись ладонями под полы куртки, обхватив выгнутую навстречу поясницу, целовать, поддавшись общему ритму и совсем немножко — безумию.       — Джей, у меня задница нетраханная, — Сонхун кусает его за язык. Игриво прихватывает растравленными губами после, сосёт. Подбородок становится влажным и блестящим, хватка на пояснице — крепче. — Я не кисейная барышня — меня не нужно впечатлять, — говорит уже на ухо хриплым шёпотом, не забывая попутно обласкать горячую мочку. Говорит чистую правду — Джей это знает, однако…       — Что, если я хочу? — спрашивает, слегка притормозив. Отстраняет от себя едва-едва, чтобы взглянуть в плавящееся золото податых возбуждённой поволокой глаз. — Хочу, чтобы тебе было комфортно… — касается мокрыми губами зардевшейся алым щеки. Одна из ладоней зарывается в волосы на затылке, ласкает загривок подушечками пальцев. — Чтобы твой первый раз был без руля, упирающегося в спину, низкого потолка…       И будто бы вселенная на его стороне, потому что именно в этот момент Сонхун вдруг решает отодвинуться. Сонхун вдруг решает привстать и откинуть голову, подставить выгнутую шею под жалящие лаской, влажные поцелуи. Сонхун вдруг решает откинуть голову и ненамеренно стукается растрёпанной макушкой об обтянутую мягкой алькантарой крышу салона. Тут же смеётся, считая это забавным, и Джей отталкивается от сидения ему навстречу, вжимая поясницей в кромку руля, чтобы в очередной раз сцеловать его красивую улыбку с раскрасневшегося, припухшего рта.       Они какое-то время обмениваются тихими смешками друг другу в губы. Не перестают обниматься, не выпуская из рук. Возбуждение немного спадает, уступая место нежности и ласке. Возбуждение немного спадает, оба теперь понимают, что обочина недалеко от ледового дворца, когда у одного из них ещё и тренировка прямо вот в эту секунду — не лучшее время и место.       Сонхун немного отстраняется, улыбается — на этот раз его улыбка не резкая, сардоническая, а мягкая. Как и весь Сонхун, который успокаивается почти, разваливается на нём, Джее, как на большой мягкой игрушке и шепчет в самую шею, щекоча тёплым дыханием податую мурашками кожу:       — Когда?       Джей усмехается. Его Сонхун никогда не отказывается от своих целей. Его Сонхун всегда получает то, чего хочет.       — Скоро, — обещает, целуя в макушку. Мягкие, торчащие во все стороны, растрёпанные прядки щекочут щёки и шею. Джей готов отдать ему всё, что Сонхун только пожелает. И если Сонхун желает отдать ему, Джею, себя — Джей ни за что не посмеет отказаться. Пусть это только случится тогда и так, как должно быть. Джей ни за что не признается вслух, но ему до безумия страшно, что Сонхун может в нём разочароваться.       Сонхун же принимает его обещание. Сонхун соглашается подождать. Пока… Потому что:       — Ты всё равно трахнешь меня в каждой из своих тачек. И я наконец-то определюсь, на какой из них за мной заезжать.       Джей, чтобы не возбудиться снова, в деталях вспоминает лицо взбешённого тренера, который за вольность опоздания наверняка загоняет его до десятого пота и дополнительных утренних часов завтрашней тренировки.       Джей считает, что проведённое с Сонхуном время того стоит.