Kink exploration

      Глиттер на губах и скулах кажется почти неоновым. Глиттер на губах и скулах сияет, привлекает внимание, почти так же, как широкая улыбка, что обязательно появляется на смазливом лице, каждый раз, как Чан переступает порог клуба.       Совсем юный ещё. Совсем безбашенный и рисковый, чтобы тогда, в самую первую их встречу, самому подкатить к его, Чана, столику и безо всяких заигрываний предложить себя.       Совсем юный ещё — наследник многомиллионной корпорации. Чан знает это не понаслышке. Чан не раз, и не два жал руку его отцу в огромных, дорого обставленных переговорных, и не менее шикарных, но более уединённых, под стать тем самым бизнес-делам, о которых не говорят вслух на совещаниях ген-директоров, комнатах ресторанов со звёздами Мишлен.       Совсем юный ещё, едва познавший прелести взрослой жизни, оттого не боится ни гнева отца, ни называть папочкой его, Чана.       Особенно, как сейчас, сокрытый полумраком вип-комнаты одного из самых элитных клубов Сеула, с играющими на томном лице бликами света прожекторов и блёстками глиттера, которые с соблазнительным прищуром размазывает по своей шее, открытым ключицам, чёрной рубашке Чана: от воротника, за который цепляется маленькой ладонью, вдоль широкой груди, почти до пояса скованных ремнём брюк.       Особенно, как сейчас, когда седлает его широкие бёдра, не спрашивая разрешения. Возможно, потому что знает, что Чан не способен ему отказать. Возможно, потому что напрашивается на вскинутую бровь и лёгкий шлепок по ладной, упругой заднице.       — Папочка отвезёт меня сегодня к себе? — спрашивает, слегка прикусив пухлую нижнюю губу. Спрашивает, потому что знает: Чан ни за что не пропустит это мимо ушей, хотя бы потому, что тысячу раз просил не называть его так. Хотя бы потому, что действительно годится ему в отцы.       — У папочки завтра с самого утра встреча с твоим настоящим папочкой, — хмыкает. Ссаживает со своих колен и игриво щёлкает по кончику носа. Замечает недовольно нахмуренные, ухоженные брови. Румянец на ещё не до конца потерявших детскую округлость и мягкость щеках. — Чтобы заключить сделку на своих условиях, я должен быть отдохнувшим и в здравом уме.       Пухлые губы тянутся в лукавую, заговорщицкую улыбку. Пальцы вцепляются во внушительный бицепс, обтянутый чёрной тканью классической рубашки. Наклоняется, чтобы сначала невесомо поцеловать ровно над воротником, а затем хриплым, предвкушающим шёпотом говорит в самое ухо:       — А что, если я скажу тебе, что у меня, конечно же совершенно случайно, есть копия договора, который завтра на переговорах предоставят тебе юристы моего отца? — улыбается уже в открытую — знает, что выиграл. Улыбается уже в открытую, Чан буквально чувствует это своей податой мурашками кожей, делает вид, что над чем-то задумался. — После того, как мы с тобой повеселимся, у тебя и твоих юристов будет как минимум несколько часов, чтобы найти лазейки и использовать их в свою пользу.       Ухмылка в неоновом свете клуба кажется почти дьявольской. Ухмылку эту Чан прямо сейчас сцеловал бы с его чувственного, горчащего дорогим выдержанным виски рта. Виски, который сейчас одним глотком допил из рокса Чана, и смотрит на него такими глазами, будто весь мир уже у его ног. Чан уверен — будет. Чан сам сделает для этого всё возможное.       — Чимин, — шепчет одними губами. Старается казаться строгим, но, блядь, они оба давно увязли друг в друге и их грязной, нечестной игре. То, что начиналось, как простое веселье — было забавно трахнуть сына своего бизнес-конкурента, Чан убеждал себя, что пацан ему интересен только поэтому, — в итоге превратилось во что-то, что Чан и сам бы не хотел упустить. Чимина не хотел бы упустить. — Перестань рисковать и нарываться. Однажды он поймёт, кто сливает мне информацию. Твой отец — не дурак.       Чимин на это только весело хмыкает. Заговорщицки прищуривается.       — То есть ты трахаешь меня не ради этого?       — Я трахаю тебя, потому что у тебя, чертёнок, аппетитная задница и взрывной характер. Пока я ещё не совсем стар — мне подходит.       — А когда вставать перестанет, значит, кинешь меня?       — Ты первый меня кинешь, — Чана забавляет это. Тот факт, что Чимин, возможно в силу своего юношеского максимализма, способен смотреть в их общее эфемерное будущее настолько далеко.       Чимин задумчиво зажёвывает уголок губы. Хмыкает.       — Поехали к тебе, — в этот раз не играет и не спрашивает. Поднимается на ноги, утягивает со стола ключи от чановой любимой BMW. — Я за рулём.       — Ты выпил.       — Один глоток, — парирует, дожидаясь, пока Чан кивнёт охране и оставит чаевые администратору. — Если я буду за рулём, ты сможешь беспрепятственно пялиться на мои бёдра.       Подмигивает и уходит вперёд, нарочно виляя задницей.       Чан мысленно смиряется с тем фактом, что спать он сегодня точно не будет.       — Скинь мне на почту контракт, — нагоняет буквально в несколько шагов. Обнимает за талию. — Сейчас же скину команде, чтоб подготовились.       Чимин кивает. Смотрит какое-то время внимательно, будто бы в себя уходит, взгляд становится туманным, масленым.       — Я заставлю тебя сегодня за него хорошо поработать, — облизывает губы. — Ртом, папочка.