Между капищем и переулком

Приходится признать — в эпистолярном жанре Стах не силен. Заметки — бога ради, ход лечения — давно рука набита, нелепейшие анекдоты, услышанные от шпаны - за милую душу, а вот всерьез… только лично. Глаза в глаза мерзавцам — обычно мерзавцы кусаются первые пять секунд, на десятой начинают скулить, а через минуту молят Мать Бодхо помиловать. Мать Бодхо — не про милосердие, помнит он наставления Исидора. Того, кто отравлен собственным сыном, проблуждавшем десять лет вдали от родной земли, но любезно этой земле предоставившим гостинец. Стах размашистым почерком чиркает очередное обещание долгой смерти. Невнятно, но, возможно, это и к лучшему. Возможно, молодой Бурах достаточно осознает степень его горя — и тех бедствий, что оно ему пророчит. (его тут не было, он ничего не видел, он должен был быть рядом, кто он такой, чтобы судить) ((Исидор звал его, а он не откликнулся)) Они не были представлены друг другу — ни дворовой ребятней, ни самим мастером Бурахом. Так, мелькнули кое-где, обменялись приветствиями, да и все на том. Ни к чему не обязались, ни на что не понадеялись. Может, и хорошо, думает Стах, отправляя нарочного. Дело пяти секунд — выяснить, где его видели в последний раз. В конце концов Стаху никогда не нравилось вскрывать друзей.