Под контролем

Допрос проходит без его участия. Гоуст и Прайс — вот они по-настоящему хороши в том, чтобы раскалывать пленников; сам Соуп это дело не любит и всеми силами старается избежать. Поэтому он тусуется с Гасом, Роучем и Ройсом, лениво перебрасываясь предположениями и догадками на тему того, чего им следует ждать от завтрашнего дня. Газ и Уорм хранят молчание и отсиживаются в стороне. Положение пока остаётся неизменным: никаких тебе открытых боевых действий, исключительно тайные вылазки. Не обосраться, не обосраться, не обосраться, господи боже правый. Если мальчишка не напиздел, по городу ходит целый отряд военных, контролирующих то, что называется правопорядком у них и диктатурой — у всех прочих. И, хотя они с Гоустом лишь мельком видели нескольких вооружённых людей, пока возвращались с информатором на базу, это всё-таки осложняет ситуацию. Ожидаемое, но малоприятное препятствие. Сложновато будет не спалиться, выступая против мудаков с пушками. Они-то по мирняку палить не побоятся. Да и с мирными вопрос — на чьей они стороне в этом зреющем перевороте? На его опыте, здесь, на этом ожесточённом континенте, охваченном не затухающими пожарами войны, ситуация почти всегда пятьдесят на пятьдесят. Стоит остерегаться и тех, на ком не обнаружится отличительных знаков местных группировок. — Ебучая Африка, — с чувством сплёвывает Роуч. Да, думает Соуп, наблюдая за тем, как к ним приближаются две фигуры — Прайс и Гоуст, завершившие допрос, ебучая, мать её, Африка. Кэп выглядит обеспокоенным. Как многое они сумели узнать? И, главное, сколько поняли? Прайс знает испанский, но вряд ли это сильно облегчает ему понимание португальского: по крайней мере, сам Соуп выкупил не больше половины из того, что лепетал мальчишка. Впрочем, есть способы узнать информацию и не будучи лингвистом. Язык боли — самый распространённый на планете Земля. Можно сказать, универсальный. — Ну что там, кэп? — нетерпеливо спрашивает поднявший голову Гас, двигаясь, чтобы освободить Прайсу место. Тот тяжело опускается на растрескавшуюся землю рядом с ним, окидывает отряд своим фирменным внимательным взглядом. Гоуст садится рядом с Соупом, по правую руку, — крошечный, ничего не означающий выбор, почему-то рождающий в несчастном сержанте МакТавише неконтролируемую дрожь. Гоуст весь — эти незаметные выборы-признания. От мальчишки, история про которого умерла в его пересказе вылазки, до твёрдого колена, почти соприкасающегося с его, Соупа, ногой. Он точно однажды умрёт по вине лейтенанта Райли: или сердце остановится, или сперма из ушей польётся. — Он из прихвостней Волка, — говорит Прайс, и игривый настрой Соупа пропадает так же внезапно, как и появился. С-сука, а так всё хорошо начиналось… — Это он сказал? — недоверчиво уточняет Ройс. Соуп вполне понимает его скепсис: информаторы редко выкладывают всё как на духу, а африканские парни славятся своей стойкостью. Видимо, этот ею не отличается. — Не совсем, — Прайс почему-то озабоченно косится на Гоуста. — Но у нас есть основания сделать такой вывод из того, что мы увидели и услышали. — Что, например? — тихо спрашивает Соуп. Теперь Прайс смотрит на него. На мгновение пристальный взгляд капитана сосредотачивается на их с Гоустом ладонях, лежащих на земле, и Соуп, осознавший, что между их мизинцами осталось не больше дюйма, неловко отодвигает руку. Гоуст даже не шевелится. Он смотрит на кэпа из-под полуопущенных век, будто дремлет или размышляет о чём-то, и его, кажется, абсолютно не интересует странная искорка, мелькнувшая в глазах Прайса. Тот прокашливается, прежде чем произнести: — Не так много. Мы мало что поняли из сказанного им, но, к сожалению, ситуация не располагает к поискам военного переводчика. Обращаться к местным жителям слишком рискованно. Любой может оказаться предателем. Поэтому довольствуемся тем, что есть, а есть у нас сущие крохи. Соуп хмурится. Прайс устало трёт переносицу и продолжает: — Он сказал, что предпочтёт умереть, а не выдать нам местоположение его сообщников. За этим последовал ряд неизвестных мне слов, африканизмов, смею предположить, и едва ли цензурных… Однако при нём было это. Он что-то кладёт на землю, в центр сформированного сидящей бок о бок командой полукруга. Соуп вытягивает шею, и небольшой предмет оказывается тускло поблёскивающей бронзовой монетой. С изображением чёрного петуха. Соуп напрягает память изо всех сил. То, что приходит ему на ум, вообще, никак, абсолютно не сочетается с Волком. — УНИТА? — наконец неверяще уточняет он. — Но это ведь… — Оппозиционная партия Анголы? — невозмутимо подсказывает Прайс. — Верно. — Я что-то не понимаю, кэп, — медленно начинает Ройс, до которого, видимо, тоже доходит абсурдность этого открытия. — Это разве не та херня, которая участвовала в гражданской войне лет эдак пятнадцать назад? Прайс кивает. Соуп ждёт от него продолжения, но кэп молчит; зато в диалог неожиданно вклинивается Гоуст. — В период гражданской войны, — еле слышно говорит он, и с первых же его слов воцаряется гробовая тишина, — УНИТА занималась организацией диверсий. В числе прочего — подрывом военных судов. Повисает пауза. Наконец кто-то бесстрашный — очевидно, сержант МакТавиш — осмеливается пробормотать: — Но при чём здесь… — При том, — вновь берёт слово Прайс, загадочно сверкнув глазами, — что Волк работал на Макарова в качестве поставщика взрывчатки. Это его, если угодно, профессиональная стезя. Привычная сфера деятельности с налаженными контактами контрабандного сбыта динамита. — И, — вмешивается Гас, — вы считаете, что Волк сейчас тусуется с африканской оппозицией? Ладно, допустим. Предположим, у него есть какая-то цель. Но им-то он нахрена? Они же добились выполнения всех своих требований после гражданки. Их вон даже признали на официальном уровне. Что ещё им надо? — Новый переворот, — мрачно буркает вдруг Роуч. И хрипло смеётся, без радости и без веселья: — Дерьмище, я ведь буквально недавно смотрел видос про это! Про беспорядки и волнения в Анголе! Местные власти чуть ли не к Штатам собирались бежать за помощью. И вот мы здесь. Долгожданная, м-мать её, помощь. — Это всё, конечно, замечательно, — осторожно произносит Соуп, — но вот эта херня, — он тыкает пальцем в монету, — лично для меня всё ещё с Волком никак не связана. А лезть во внутренние дела другой страны, если мы не уверены в нахождении в ней того, кто объявлен в розыск и представляет угрозу для международной безопасности, мы вроде как… Гоуст коротко дотрагивается до его плеча, и Соуп, больше потрясённый этим прикосновением, чем осознанно внявший приказу замолчать, сдувается, как воздушный шарик. — Ruso, — выдыхает Гоуст, и эта испанская шепелявая «эс» звучит из его уст непривычно забавно. — Это было единственное из произнесённых нам слов, которое заставило его выдать хоть какую-то реакцию. — Какую? — хмыкает Гас. Гоуст и Прайс переглядываются. — Страх, — наконец отвечает кэп. И обеспокоенно морщит лоб. — И уж поверьте мне на слово, если какой-то русский и способен испугать африканского оппозиционера, то только Макаров. — Макаров мёртв, — не уступает Соуп. — Правда? — Прайс вскидывает брови. — А ты уверен в том, что здешние сопротивленцы в курсе? Уверен в том, что они располагают достоверными сведениями об этом? Уверен, наконец, в том, что ушлый слизняк вроде Волка упустил бы возможность прикрыться громким именем того, на кого работал столько лет? Соуп мрачнеет и пожимает плечами. Прайс тихонько вздыхает: — Поверь, я тоже предпочёл бы убедиться в том, что здесь просто-напросто разгулялась оппозиция. Это дало бы нам повод и право вернуться домой. Ты прав, Джон, внутренние дела другого государства нас касаться не должны. — Но если в них вмешивается прихвостень террориста, — сухо добавляет Гоуст, — мы не можем оставаться в стороне. Соупу нечего возразить им. Он смотрит на чёрного петуха на лежащей в пыли монете так долго, что тот сливается для него в одно непроглядное тёмное пятно. Ебучий Макаров, ну почему ты остаёшься болью в заднице даже после того, как помер в своём отеле?

***

Прежний план действий терпит незначительные корректировки. Если их предположения верны, а Волк сотрудничает с местными оппозиционерами, риски возрастают: УНИТА — не любительская преступная группировка, сколоченная местной бандой оборванцев; они располагают средствами, признанием и правом участвовать в политической жизни страны. По существу, идеальная среда для паразитирования на ней. Волк вполне мог счесть Африку приемлемым вариантом для своей теневой деятельности: спрос на оружие и взрывчатку здесь ненамного ниже, чем в террористических государствах, а вот способов удержаться в расплывчатых рамках закона при этом жопой жуй. Сука, сука, сука! Ну почему ж оно так всё? Карма, Джонни. Карма, не иначе. Ладно. Соуп способен держать себя в руках и следовать новым предписаниям начальства. А именно: вместо одиночных вылазок по двое организовывается целая масштабная операция с группой разведки и группой прикрытия, необходимой в случае, если произойдёт пиздец. На этот раз на разведку отправляются Газ и Уорм. Им нужно проникнуть на местный чёрный рынок под видом покупателей, заинтересованных в приобретении взрывчатки — неудивительно, что капитан выбирает их. Не то чтобы Соуп был расистом, не нужно его отменять! Просто белая кожа привлекает здесь массу ненужного внимания. И одно дело — надеть балаклаву и вычернить область вокруг глаз, подражая Гоусту, когда ты всего-навсего сидишь в стратегическом убежище и подстраховываешь ребят на случай пальбы… И совершенно другое — взаимодействовать с подозрительными продавцами, вооружёнными до зубов. Словом, у Газа и Уорма шансов уцелеть больше, чем у любого из отряда. В теории. Должно быть. Согласно плану, Роуч, Прайс, Гас и Ройс прикрывают парней с земли: разбиваются по двое, занимают позиции в наиболее многолюдных участках рынка. Там, где есть шанс остаться незамеченными, слиться с гвалтом и гомоном толпы. Их счастье, что здесь достаточно много парней, разгуливающих с оружием и прячущих лицо; иначе непременно уже подняли бы шум. А так — ходят себе, внешне практически неотличимые от любого африканского сопротивленца. Если будут держать рты закрытыми, возможно, даже смогут показаться кем-то из охранников: самопровозглашённых кураторов этой богадельни. Соуп же размещается с винтовкой на крыше в нескольких домах от рыночной площади — вдоль по узкой улочке, которая прекрасно обозревается с высоты двух этажей. Гоуст неожиданно вызывается вместе с ним. — Ты же штурмовик, — недоверчиво замечает Соуп, когда перед распределением ролей Гоуст сообщает Прайсу, что присоединится к нему. Лейтенант Райли едва уловимо хмурится, когда отвечает: — Снайперу нужен наводчик. И добавляет с неожиданно звякнувшей в голосе сталью: — Есть возражения? — Нет, но… — продолжение «сейчас мы не в том положении, чтобы позволять себе такую роскошь, как лишний боец вне поля боя» умирает у него в горле, когда Гоуст выразительно вскидывает брови. И до Соупа вдруг доходит. Дело не в том, что элти так уж хочется неподвижно лежать вместе с ним на крыше, отслеживая потенциальных врагов в прицел. Просто это тоже способ контролировать ситуацию. «Ситуация» для лейтенанта Райли в последнее время всё чаще сводится к сержанту МакТавишу. Соуп подозревает, что в один прекрасный день им обоим придётся признать эту истину. И, вероятно, что-то с ней сделать. Но, решает он уже позже, распластавшись на шифере и пристроив винтовку у плеча, это может подождать. — Готовы, парни? — спрашивает в наушнике Прайс. И, когда несколько голосов отвечают стандартным «так точно», выдыхает: — Операция начинается.