Дэгу

      Чонгук стоит напротив бара, прислонившись спиной к столбу. Бетон холодит кожу даже через тёплую куртку, от чего становится неуютно, но сменить точку обзора нельзя. Отсюда прекрасно видно, как стройная фигура Агуста маячит между столиками, обслуживая разный сброд. Зажигалка с треском чиркает механизмом, поджигая сигарету, зажатую между пальцами. В ноздри попадает едкий запах дешёвого табака, от которого начинает мутить. Потенциальных раздражителей слишком много, и если Чонгук будет выбирать между тысячей и одним, то он предпочтёт ненавистное курево тёплому помещению с концентрацией самых ужасных запахов, от которых тошнит в миллион раз сильнее.       И как только Агуст это терпит?       Парень не понимает. Он не может связать две маленькие ниточки прошлого и настоящего, находящиеся у него в руках. Единственное, в чем он уверен — их Агуст не стал бы миленько улыбаться каждой шавке, которая готова заплатить ему жалкие копейки в виде чаевых.       Количество посетителей постепенно уменьшается, сводясь к паре пьяниц, которые не в состоянии поднять свои задницы с кресел. Их учтиво выводит охрана, распихивая по заранее вызванным такси, пока Агуст методично собирает оставшиеся на столах подносы с объедками, с абсолютно отсутствующим видом выбрасывая их в мусорку. Все движения идеально слажены. Чонгук не завидует ни тем, ни другим. Он рассеянно кивает сам себе, не забывая стряхивать пепел с очередной сигареты до того, как она догорит до кончиков его пальцев, обжигая. Дым слишком быстро растворяется в воздухе, от чего сосредоточиться на нем одном становится сложнее, но Чон уже не заботится об этом. Все его внимание занимает Агуст. Свет внутри приглушается, как только нудная часть с уборкой подходит к концу, и только над одним столиком продолжает гореть стильная навесная лампа — третьим рядом с выходом.       Тело затекло. С трудом оттолкнувшись от столба и едва не потеряв опору, Чонгук открывает перед собой дверь, тушуясь от резкого звука колокольчиков сверху. Над головой играет причудливая мелодия. Она мягко звенит высокими нотами, даря на мгновение приятное ощущение покоя, заставляя вспомнить то, что давно потерялось в потоке сознания. Мелодия стихает так же резко, как и началась, но колкое чувство ностальгии продолжает настойчиво давить, подталкивая открыть дверь еще раз, повторить глупую мелодию, насладиться ей и вспомнить. Но нет, нельзя. Не сейчас.       Из подсобного помещения выходит Агуст: без фартука, переодевшегося в обычную одежду. Чонгук с легким уколом печали замечает застиранную, практически полностью выцветшую, с потрескавшимся рисунком футболку Монстра. Забавно.       Счёл бы Мон это забавным? Или смешно до свербящего чувства обиды только Чонгуку? Он думает, что по-настоящему не всё равно было лишь вечно весёлому Джеку, который, увидев это, обязательно бы на секунду свёл аккуратные брови к переносице и снова расплылся в загадочной улыбке, отмечая лишь ему известный пунктик у себя в голове.       — Будешь что-нибудь?       — Обойдусь. Собирайся и пошли в машину.       Чонгук неловко трется у выхода, отводя глаза от исхудавшей фигуры. Теперь он видит яснее: Агуст — другой. Возможно, перед ним тот Агуст, каким мог видеть его только Мон и Джек, но сейчас эти черты доступны и ему в том числе. От этого становится неуютно. Чон чувствует кожей покалывание наэлектризованных электродов, заставляющих вставать короткие волоски на затылке. Он всегда был где-то в стороне для Агуста, и быть так близко к нему один на один спустя столько лет ощущается чем-то новым.       От макушки до пят проходит невольная дрожь: стоит заметить внимательный взгляд. Агуст так и не сдвинулся с места, смотря на Чонгука в упор, едва покачиваясь, переминаясь с пятки кед на носок. Старый, забитый куда подальше детский страх просыпается вновь. Чон и подумать не мог, что снова может так бояться кого-то из прошлого. Агуст всё ещё вселяет в него ужас, вплоть до скручивающихся в тугой узел кишок и дрожащих мышц голеней, так и желания убежать от взгляда, полного тьмы как можно дальше.       — Какого хуя? Поторопись. Он ждать тебя не будет, — парень отводит взгляд и нервно сует влажные от пота ладони в карманы узких джинс. Зажигалка. Если Агуст не прекратит свои фокусы, Чон сожжёт это место ко всем чертям вместе с ним, а если это потребуется — и с собой тоже.       Чонгук шумно выдыхает. Он так устал. Веки закрываются сами собой, пряча глаза в спасительную темноту от пёстрости разных оттенков красного и жёлтого, пока разум методично отсчитывает ряд чисел. Дойдя до тридцати, он успокаивается. Страх уходит на задний план: Агуст ничего ему не сделает. Никогда не мог себе этого позволить, слишком дорогое удовольствие. Он всего лишь пешка. Пешка в руках Мона, а значит, и в его руках тоже.       Чонгук вновь переводит взгляд в сторону Агуста, надеясь, что встретится с лучшим из возможных вариантов развития событий. Тот должен покорно стоять рядом, желательно молча пройти в машину и скрыться за дверью кабинета, в который сам Чон входит крайне редко. Однако ничего не изменилось. Агуст лишь встал напротив двери подсобки, тупо смотря в круглое окно, проводя по его раме пальцами.       — Так пусть и не ждёт. Я не поеду, — на аккуратном лице мелькает знакомая усмешка.       Перед глазами мелькает забытая картинка: розовые десны и острые зубы меж разбитых в кровь губ; аккуратное лицо, чья природная бледность практически не видна под толстым слоем красного, приближено к его испуганному, с застывшими в глазах слезами. Мягкое касание тонких пальцев по щеке оставляет противный липкий след.       Чонгука тошнит от страха и собственной беспомощности — он блюёт горькой желчью, оставляя такой же липкий след на полу, как и отпечаток чужой крови на его щеке, и от этой параллели становится ещё более тошно. Стоит отвратительный запах железа, въевшийся в легкие, кожу и ткань. Отвратительный запах смерти, перемешанный с остатками ранее теплившейся жизнью и затхлостью. Агуст что-то говорит тихо и вкрадчиво, что-то успокаивающее, но Чонгук не помнит слов.              Он помнит всплески крови на стенах из точно разрезанных острым ножом аорт, булькающие звуки, доносящиеся из горла, и какие на вид выпотрошенные животы и отрезанные пальцы.              Он помнит натянутую сетку ринга, крики жадной толпы и избитого вусмерть парнишку, чьи волосы, выкрашенные в пастельный розовый, окрасились в ядовито красный.       Он помнит нежные поцелуи в губы, которые хотелось целовать самому, в губы недоступные для него, но почему-то доступные для такого жадного животного, как Агуст.       Помнит ревность, обиду и сжигающий дотла страх.       — Чего? Может, лично Мону это скажешь? — холодный пот стекает вдоль позвоночника. Легкие едва успевают вдыхать кислород, здесь слишком душно. Много смешанного друг с другом в отвратительную гамму из грязи бедности и пошлости богатства. Тело едва заметно ведёт в сторону, пока внешняя картинка расплывается в попытке смешаться с той, которая маячит на периферии сознания. Чон доказывает сам себе, что это не реальность, однако маленький Агуст вдали пророчит обратное.       Услышав так звонко прозвучавшее в тишине «Мон» Агуст шугается, крупно вздрагивая, словно по всему телу прошёл ток. В воздухе витает непонятная эмоция, которую Чонгук уловить не в состоянии. Он сам на грани. Кто мог предположить, что эта встреча так на него повлияет даже после его исчезновения со всех радаров. Чонгук прекрасно помнит фоновый шум, от и до пропитанный Агустом, но так же он помнит трёхлетнюю тишину, когда о нём не было сказано и слова.       Агуст едва заметно косится на застывшего Чонгука, тихо выдыхает, перебирая в воздухе узловатыми пальцами в попытке коснуться чего-то, а после бросается вперед, прячась за дверью подсобки, резко и неожиданно. Чон позволяет себе секунду промедления, чтобы понять: удрал. Его маленький ночной кошмар убежал, едва услышав имя того, кто дал Чонгуку ночлег, еду и воду, а Агусту — свободу, славу и деньги.       Подсобку Чон игнорирует: слишком долго оббегать выставленные в пьяном угаре дизайнера столы и бежит в обход. Из спокойной тишины, нарушаемой легким гудением ламп, мозг сталкивается с оживленным ночным Дэгу, и это отвлекает.       Вторая секунда промедления: он мечется в попытке понять, с какой стороны лучше подойти, и в итоге перепрыгивает через невысокий забор, в полёте замечая убегающую зелёно-оранжевую фигуру, ныряющую в темноту ближайшей подворотни.       Чон помнит — он быстрее. Ноги несут его через проезжую часть, игнорируя назойливые гудки и красный сигнал светофора на пешеходном переходе, удачно занося в нужный переулок. Спина, которую ранее было видно лишь мельком, теперь постоянно маячит в поле зрения, постепенно приближаясь, стоит Чонгуку поднажать.       Рука уверенно тянется вперёд, пытаясь ухватиться за подол куртки и повалить на землю. Однако Агуст резко останавливается, с шумом тормозя подошвой по мокрому асфальту, и сам падает на землю, валя за собой потерявшегося от неожиданности Чонгука. Чон группируется и приземляется в сторону, противоположной тому, где упал Агуст.       Ладонь неприятно саднит — ободрал. Боль пульсацией разносится по всей длине до плеча, отдаваясь таким же ритмом в голове надсадно и дотошно. Маленький темный проулок наполняет лишь их шумное дыхание. Чон хочет подняться, взять гадёныша, истрепавшего все нервы, за шкирку и потащить к машине, но стоит ему взглянуть на Агуста, не отводящего от него прямолинейного взгляда, тело бесполезно обмякает. Мышцы постоянно напрягаются и расслабляются вновь, и так по кругу, пока Чон не разворачивается на спину, не беспокоясь о лужах и грязи.       — Иди, — Чон слышит, как Агуст поднимается и шаркающей походкой удаляется в неизвестном направлении, — Мы всё равно тебя найдём, — он еле слышно шепчет ему вслед.       Усталость навалилась слишком резко, игнорируя всю важность данного ему задания, которое Чонгук провалил. Он снова проиграл этой мелкой сошке, которая не стоит ни секунды потраченного на него времени.       Чонгук проиграл эту битву ещё в самом начале. Проиграл тогда, когда Мон попросил найти Агуста. Тогда, когда попросил именно его.       Когда самый сладкий и желанный поцелуй получил не он.       Чон чертовски не любит проигрывать. Не любит и проигрывает каждый раз, когда его маленькая война касается небезызвестного Агуста Ди.       Он слабый маленький кролик, который прячется за лапами большого и сильного Монстра в надежде победить жадного золотого Дракона.       И имя этому дракону — Агуст Ди.