Задыхаться

Женя просилась домой ещё с самого выхода пещеры. Домой, правда, не в том смысле что именно в эту квартиру, нет. Хотелось в своё уютное гнёздышко, что было отгорожено от остального пространства невидимой пеленой. Там был свой порядок, все вещи лежали там, где им полагается, даже если сначала казалось, что вокруг кавардак. В этом месте Женя была царицей. Создавала свою неповторимую уютную атмосферу. Там было много тюля, штор, других вещей, которые были приятны на ощупь, Женя к этому очень привередлива. Было много воздуха, но не было раздражающих больших пространств, которые так любили мама с бабушкой, и пытались навязать Жене, и в которых самой Жене было слишком много и холодно. Сердцем гнёздышка была кровать. Широкая, мягкая, любимая, совсем не бесящая. Там была гладкая прохладная голубая простыня, подушка, которой можно придать любую форму, и одеяло. Одеяло было местной достопримечательностью. Огромное, толстое, пуховое, Жене его хватало чтоб завернуться со всех сторон, или укрыться одним углом, а остальное обнять руками и ногами, или сбить всё к стенке, и вжаться в него носом... Это было самое любимое место, самое комфортное, уютное, и безопасное. Женя туда мало кого пускала. Только брата иногда, если он был чистый. Да и днём не спешила никого впускать в гнездо, не чураясь прогонять всех оттуда. "Брысь!", "Уууууйдииии!", "Шуруй давай на кухню, я сейчас прийду". Валяться на белом плюшевом пледе могла только сама Женя. Ну и возможно ещё кто-то не особо разрушительный, если у хозяйки было благодушное настроение. Кроме брата в голову приходил только один человек. Поэтому безопасное гнёздышко с уютной кроваткой в центре было самым желанным и любимым местом на свете. Хотелось зайти туда, бросить большую оранжевую кофту на кресло сбоку, упасть на прохладную поверхность, по коже бы пробежал холодок. Откинуть влажные волосы наверх, что не сильно намочить подушку. Завернуться в одеяло, свернувшись в комочек от сводящих бедра судорог. Сразу стало бы тепло, потом жарко, Женя бы выпрямилась, и высунула наружу одну ногу, обняв ею одеяло, и поджав колено к подбородку, чтоб не болел живот так сильно. Луна светила бы на подушку рядом с лицом засыпающей хозяйкой гнёздышка. В окно было бы видно темное облачное небо, и залетал бы холодный ветер. Но в гнёздышке было бы тепло и почти не одиноко. Главное, что очень уютно и безопасно. Но гнёздышко было разворочено до самого дна, а в неприкосновенной кроватке под мягким пуховым одеялом спал другой человек. И будет спать до самого утра. Потом ругаться, что Женя не рада видеть родную бабушку, что Женя жадина, и что сама бабушка для Жени ничего не пожалела бы, а она такая вот эгоистка. С утра и весь день Женя будет отстраивать гнёздышко заново находясь в прескверном настроении, из-за того что уже неделю не чувствует комфорта и места, где никто не тронет, и откуда можно всех выгнать. Даже маму. Будет успокаивать себя тем, что папа тоже не понял прикола с бабушкой в Жениной кроватке. Есть в кого быть. Сейчас Женя стоит на кухне, и варит кофе в три часа ночи, терпеливо помешивая ложкой гущу в турке. Потому что захотелось, и потому что надо будет стирать себя, комбез, обвязку, вещи, сандали, постельное бельё, мыть гнёздышко, снимать и заново вешать гардину, ругаться с бабушкой и мамой... Энергия понадобится. А пока она ещё часик посидит на кухонном подоконнике, наслаждаясь темнотой и отсутствием людей, и погрустит от холода и ощущения отсутствия безопасного места, что так легко осквернили. Кружка кофе со сбитнем должна согреть на это время. Не было больше гнёздышка. Не было невидимой стены, не было безопасной зоны, не было комфорта. Тепла не было. Маленькое уютное гнёздышко стало просто частью квартиры. Гардина была прикручена неправильно и некрепко, грозясь отвалиться после нескольких неловких махинаций. Книжная полка устало согнулась, будто пытаясь скинуть с себя несколько десятков килограмм бумаги. Некогда белая, теперь серая и ободранная стена с отклемвающимися обоями больше не вызывала желания сиротливо прижаться к ней. На полу валялось несколько метров плюща с отвалившимися листьями. Растение пришлось срезать чтоб снять гардины. На кровати было свежее чистое белье, но оно не убрало ощущение оскверненности. Даже разложенные на столе карабины, блестящие, отдраиные, не добавляли уюта. Было холодно. Хотелось закрыть глаза, а откроешь, и снова гнёздышко на месте. Тепло, уютно, и никто не трогает. На самом деле была пустота. То есть, вещи конечно были, но они не добавляли пространству заполненности. Было холодно. Холодный воздух проникал, казалось, сквазь закрытое окно. Мёрзли плечи пустота внутри. Тянущая буль в животе была то сильнее, то слабее, заставляла сворачиваться. Болел позвоночник и болели ключицы. Забитые мышцы в спине, боках, руках и шее не давали нормально двигаться. Лицо щипало от соли. На затылке было фантомное ощущение пламени. По хорошему, ей бы сейчас завалиться поспать на несколько часов, а потом ещё пару дней отлежаться, переждать самую боль. Но как только она сворачивалась, тут же возникало ощущение, что к ней можно подойти с любой стороны, и никто её не спасет. Хотя нет. Это ощущение никуда и не исчезало, лишь притуплялось немного в моменты активности. Хорошо себя чувствовала Женя только в своём гнёздышке, которого больше не было. Когда её буквально выкинули с дивана за волосы, Женя сначала даже не поняла, что произошло. Ощутив теплое крепкое прикосновение на шее, она первым делом вспомнила подругу. Жене всегда нравилось как та перебирает её волосы, чешет за ушком, гладит по шее... Приятные прикосновения сливались в одно долгое чувство расслабленности, и она не разбирала толком, какие именно были прикосновения. Что происходит Женя сообразила через несколько секунд, вцепившись в рукав толстовки на руке, что туго вплелась во влажные пряди, сжимая у корней и волоча прочь. Этого она простить не могла. Может если за руку, но не за волосы. Темно оранжевые, шелковые на ощупь, она были единственными, чем Женя могла гордиться. И они были неприкосновенны. А то, что для мамы это не так, Женя знала с детства. Мама не входила в число людей, к которым она положила бы голову на колени без задней мысли, хоть и доверяла многое. Слабая жгучая боль пришла через минуты три. Она гармонично влилась в остальную боль во всем теле, смешиваясь, и как будто даже немного согревая. От этого ещё сильнее хотелось залезть в кроватку в теплом гнёздышке. Гнёздышка не было. Хотелось убивать. Не просто всех без разбора, а медленно, голыми руками причинять боль. Чувствовать, как сминается под пальцами теплая кожа, чувствовать сбитое дыхание, пить чужие страдания. А ещё хотелось расплакаться и в теплые нежные объятия. Или в гнёздышко. "Пожалуйста" "Помоги пожалуйста" "Очень прошу" Не прочитано. И не скоро будет. Вообще не будет. Время такое - утреннее. Все спят, да и в целом никому нет дела. Папа не мог утешить. Не мог подарить гнезду вторую жизнь. Но он мог прикрутить гардину и полку. Во всяком случае, Женя надеялась, что мог, и его сломанная ключица не помешает. Ещё он мог обнять. Папины объятия всегда теплые, крепкие, ладони шершавые, гладят то голову, то лопатки, то плечи. И их всегда мало. Жене нравились они тем, что папа мог обнимать, и одновременно разговаривать с кем-то, не заостряя внимание на мокром потасканном комочке под боком. И не обязательно было рассказывать, что случилось. Возможно, ему было просто не интересно, но Женя старалась об этом не думать. В целом, ей было всё равно. Ещё папа мог увезти к себе домой. Там не стало бы теплее, но там была кровать, которая ей нравилась. Она была мягкая и наверняка теплая, и даже немного походила на гнездо. Главное, там не было мамы. Вообще, высказывание, что у неё шарики за ролики заехали, что с головой проблемы, что хамкой стала, обнаглела, ведёт себя по свински, и так делать нельзя, её почти не задели. Потому что ровно то же самое она могла сказать в ответ. И сказала. Правда, не расписала на столько красочно, но что-то вроде "на себя бы посмотрела" сказала четко и не один раз. С первого раза не поняла, с третьего тоже - получила по рукам. Приобщила к своему мнению мелкого - мелкий тоже отхватил. Всё просто. Взяли и выкинули её потом тоже просто, конечно, но свои слова брать назад Женя не собиралась. Всё что ей наговорили не было её заслугой. Надо было слова слушать.

***

Второе гнездо Женя катала во рту имбирную конфету. Она жглась, и была даже похожа на таблетку. Честно, это первая таблетка от горла, которая действительно от надписи "имбирь с лимоном и мед" имеет имбирную жгучесть и лимонную горечь, а не только буквы и вкус карамелизированного меда. "Удивительно" Эти таблетки были очень вовремя, и ещё лучше, если бы они оказались в её руках ещё вечером. Просто Женя, когда они с Пашей вдвоём возвращались из Академа, попросила заехать в аптеку. Просто когда уже почти подъехали к аптеке, Женя не нашла в себе сил пошевелиться, и сказала что они никуда не идут. Паша ничего против не сказал, и ей было немного стыдно, что пришлось сделать крюк ни зачем. Просто сейчас, вернувшись со школы, на прикроватной тумбочке она нашла пачку леденцов от горла. Поэтому сейчас во рту приятно жгло, Женя сидела, сложив ноги бабочкой, и тупила в пространство перед собой. Всё тело болело, кости ныли, голову сдавило в тиски. Хорошо хоть, больше не плавал туман в голове, и не стекал жар по венам, грея кожу изнутри - этот период выпал на последние три урока. После них пробило на молчаливую, но очень мокрую истерику, ровно как и вчера, и теперь Женя чувствовала себя ещё хуже, чем вчера. Все силы выжаты, абсолютно не желания ничего делать, внутри пустота, а то, что осталось, будто перевёрнуто, перемешанно, скомкано. Хочется даже не умереть, а просто перестать существовать. "Ничего" Шепчет нутро. То ли Пантуль, то ли она сама, то ли её подсознание. Где-то на переферии лениво протекает мысль, что это прекрасное чувство - полное единие с Пантулем, когда они как одно целое, сплетаются разумами, и не разобрать уже, где он, а где она. "Ничего, сейчас вечер пятницы, впереди два дня выходных. Отдохнёшь, займешься своими делами..." "Можно будет выспаться наконец-то" Вставляет реплику Женя. Тихий шепот в голове продолжает, как змей искуситель. "Да, выспешься, в субботу мероприятие в Академе, будет весело... В воскресенье с утра репетиция на полотнах, потом по магазинам пошариться... И никто не будет мешать..." Женя смутно представляет образы: мама с Пашей уедут сейчас в Красноярск, на рогейн, Макс к бабушке, папа с Махой в Новокузнецке, проводят тренировку по спас-работам вместе с Плутоновцами... "Ты сможешь побыть одна... Сделать подарок Даше на день рождения, начать делать один из проектов..." "Я устала..." Отчаянно скулит Женя в своей голове. "Можно будет посмотреть фильм, позвать для этого Неллю, может, приготовить или купить какую-нибудь вкусняшку..." Девушка представляет, как это будет... "Вы будете сидеть на твоей кровати, ты будешь лежать на её коленях, она будет перебирать твои волосы..." Представляет свои чувства и эмоции... "Прекрасно... Но не то. Не хочу" Она не сможет отдохнуть. Не сможет до конца расслабиться, отпустить себя, полностью передать контроль над собой, и точно знать, что осечки не будет. Надо же будет смотреть расписания автобусов, информацию по мероприятию, цены в магазинах, писать маме, считаться с чужими планами... Ей нужен хоть один день, когда можно будет не думать и не двигаться. Когда можно будет вручить себя кому-то другому, и знать, что всё будет хорошо. "А если бы я поехала с Максом?" Мысль проскакивает в голове спонтанно, хоть и вполне ожидаемо, и запускает ленивый, мутный мыслительный процесс взвешивания "за" и "против". Подсознание продолжает едав слышно нашёптывать. "Ты не успеешь сделать Даше подарок до среды... И старты в Академе прийдется пропустить... И непонятно как и сколько ехать из города на тренировку... Ты не успеешь сделать все дедлайны, которые тебе мама поставила, и не сделаешь домашку..." Но на все минусы находится один очень весомый, и до смешного простой аргумент: у бабушки дома находится второе гнездо. Возможно, по чувству комфорта даже первое, но в суровых реалиях и обстоятельствах второе. Это гнездо... Больше, и самое уютное на свете. Оно не ограничивается кроватью или частью комнаты. Женя не уверена, где у него границы, и есть ли они вообще, но гнездом называет именно комнату. Эта комната идеальна. В ней гармонично сочетается абсолютно всё: старые жёлтые шторы, которым лет сорок уже точно, пробковая стена, сделанная не столько в дизайнерских, сколько в утеплительных целях. Карта Большой Орешной, приколотая на эту стену. Бумеранг на стене, пазлы и вышитые тряпочки в рамках, два вымпела. Аккуратные полочки, стеллаж, шкаф, маленький столик, большой стол с компьютером... Всё разное, всех атрибутов понемногу, но при этом оно все так изящно и красиво сочетается, переплетается бежевым цветом и деревом. В этом доме царит особое чувство безопасности и комфорта. Возможно потому, что Женя бывала там с самого детства, и ей всегда там было хорошо. Никто от тебя ничего не требовал. Не запрещал. Не придирался. Да, в доме были некоторые правила, но они выполнялись так естественно и легко, сами собой, что были незаметными. Жене там хорошо. Она знает, что её не будут будить, даже если она будет спать до полудня. Не будут дергать, если она будет сидеть весь день в телефоне. Не будут просит занять чем-то Макса. Покормят тогда, когда она захочет. В ответ требуется лишь разумность и рассудительность. В этом доме считаетают, что она уже взрослая, и сама знает, как лучше, а потому и ей принимать решения, как поступить. В это доме Женя чувствует себя счастливой. Человек не предназначен для постоянного счастья - это слишком тяжело. И в этом доме Женя бывает редко, может, раз в один-два месяца. Появляется там уставшая, отдыхает телом и душой несколько дней. И может пережить следующий месяц. Женя вскакивает, и выбегает в коридор, где вовсю идут сборы. - Мама, а вы когда к бабушке выезжаете? Та оборачивается. - Сейчас выезжаем. - Через десять минут выезжаем, а что? Одновременно отвечают мама и отчим. - Я с Максом поеду. Можно? - Можно конечно. Пулей собирайся! "Вы прелесть" Думает Женя, убегая обратно в свою комнату.