уроки полового воспитания

— Далеко? Ники почти начал надевать кроссовки, когда услышал вопрос из гостиной, адресованный явно ему. Вздохнув, направился туда. Хёнджин сидел на диване, уткнувшись в ноутбук, и казалось бы его не должно волновать, далеко ли Ники. Но его волновало. — Гулять. Список с номерами телефонов оставить? — Не огрызайся, — Хёнджин обернулся и окинул альфу взглядом. Ники выглядел хорошо, к природному аромату даже добавился запах одеколона. Хван понимающе хмыкнул. — Трахаться? — А тебе завидно? — Ники не понимает, почему дерзит. Хёнджин никогда не пытался строить с ним родителя, но после перемены в их взаимоотношениях, он стал более резко реагировать на любое слово в свою сторону. Руки чесались потрогать омегу, прижать, но был риск получить по этим самым рукам. И Ники бесился. — Тц, альфочка, — Хёнджин будто не слышит прямых провокаций, только подначивает прозвищем и снисходительно смотрит, будто на дитя нерадивое. — Иди уже, а то гляди из штанов скоро выпрыгнешь от недотраха. — Кто бы говорил! Не я ору каждую ночь за стенкой. И вообще, что тебе нужно? — Ники вспылил и тут же себя одёрнул, глядя на смешинки в глазах Хёнджина. Да над ним издеваются. А он стоит и продолжает полемику. Хёнджин скорее всего прекрасно знает, что последний обжим Ники был с ним, и тот почти месяц назад. Знает и издевается. — Мне? Ничего. Подслушивать, кстати, нехорошо, — кидает в Ники то, что тот и так знал, и забавляется от лёгкого румянца на щеках альфы. В очередной раз убеждается, что того смутить проще простого. — Хорошо выглядишь. Решил наконец-то развести кого-нибудь на секс? Или, может, на минет? — игриво приподнимает брови. Ники буквально закипает на его глазах и выводить его из себя реально вошло в привычку. — Не твоё дело! Мне не надо никого разводить, у меня уже всё было! — Ники сам понимает, что смешон. Стоит и пытается доказать непонятно зачем свои секс заслуги, понимая, что Хёнджина это просто забавляет. Но ноги будто вросли в пол и он не уходит. — Прямо таки всё? — Хёнджин едва в голос не смеется. — И кто тебе сосал? Твои малолетки, которые член первый раз во рту держали? — диалог набирает иные обороты на глазах. Ники сглатывает и не может ответить. Хёнджин почти напрямую ему говорит, что вряд ли тот опыт, который не с ним, имеет какую-то ценность. — Мне всё понравилось, — звучит так, будто себя в этом убедить пытается. — Ох, альфочка, — отсмеявшись, Хёнджин встаёт и в три шага оказывается напротив. Ещё один, и они будут стоять вплотную. Ники молчит и непонимающе смотрит на омегу. — Поверь, тебе не сосали так, как это должно быть. Готов поспорить, ты полный ноль в прелюдиях, — понижает голос, говорит тише. Не отрываясь смотрит в глаза альфы, губы облизывает быстрым движением, но Ники на секунду опускает на них взгляд. Сглатывает. — Так научи меня, — вырывается быстрее, чем Ники подумал. Обстановка сменилась с раздражающей на возбуждающую. Хёнджин манил одним только взглядом и парой фраз. Хёнджин его провоцировал и издевался, а у него уже крепко стоял. — Как у тебя всё просто, — омега не спешил вешаться ему на шею и читать лекцию о долгой прелюдии. Он подошёл ещё ближе и рукой надавил на плечо, заставляя отойти назад и упереться в стену лопатками. Зажал в прямом смысле. Сейчас бы пошутить над мгновенным стояком и уйти, но у Хёнджина другие планы. — Если ты продержишься больше пяти минут, можешь считать себя победителем. — Что? Блять, — Ники не успел понять смысла фразы, как Хёнджин опустился перед ним на колени. Перед. Ним. На. Колени. Не разрывая зрительного контакта, Хёнджин прижался щекой к скрытому тканью члену и потёрся, следом повторил тоже самое, но губами. Даже через штаны и нижнее бельё он чувствовал, что член встал до конца и едва не пульсирует. Невольно сам начал возбуждаться, между ягодиц намокало при мысли, как этот член мог бы войти в него и давить изнутри. Но это позже. Сейчас он задался целью показать альфочке, что такое настоящий минет. Ловкие пальцы расправляются с ремнём, затем пуговицей. Ники и слова сказать не может. Хёнджин стоял перед ним на коленях только в самых грязных фантазиях, а сейчас вот оно, наяву. Омега смачивает языком пухлые губы и достаёт его член из трусов. Длинные пальцы смыкаются на основании, Хёнджин оглядывает длину, будто примеряется. — Начинай отсчёт, — говорит насмешливо и насаживается одним слитным движением до основания. Ники хватает только на сдавленный выдох. В ушах стучит и он через секунду забывает, о чём его попросили. Он не отрываясь смотрит вниз. Вниз, где на него обращён ответный взор, а его член полностью во рту Хёнджина. Головкой он чувствует сжавшееся от проникновения горло, а горячий язык мазками проходится по длине. У Ники кружится голова, а сердце будто выпрыгнет сейчас через горло. Он не контролирует выброс феромонов, давящих на омегу. Хёнджин будто отмирает, двигает головой назад и оставляет во рту только головку, посасывая и с нажимом проводя языком, а рукой водит по длине прокручивающими движениями. Глаза закатываются от вкуса и запаха Ники. Цель заставить альфу кончить, а не наслаждаться и растягивать процесс. В нос бьёт доминантный феромон и Хёнджин теряется на мгновенье. Теряется, потому что не понимает, зачем вдруг Ники на него давит, но не отрывается. Насаживается ртом до середины, не забывая смачивать слюной, чтобы улучшить скольжение. Феромон не рассеивается и Хёнджин понимает, что происходит, а также то, что это надо обсудить. Альфа сверху поскуливает и не отрывает от него взгляда. Хёнджин замечает, как пальцы обеих рук держатся за стену, и перемещает одну из ладоней на свой затылок, чтобы Ники полностью и до конца прочувствовал. Рука в волосах заставляет кровь бежать быстрее. Хёнджин сосёт со вкусом и умело. Ведёт языком от основания до головки, следом насаживается уже красными губами со влажным звуком. Ники автоматически сжимает волосы в кулак и едва сознание не теряет. Картинка смазанная: пухлые губы на его члене, блядский взгляд. Хёнджин медленно, от самой головки и до конца, берёт на всю длину, и когда носом утыкается в гладкий лобок, сглатывает. Горло сжимается, идеально и туго обхватывая. Рвотного рефлекса давно нет, он практикует минет едва не ежедневно. У Ники пульс стучит в висках и он понимает, что если омега сделает так ещё раз, то он кончит. Не успевает в голове всплыть фантазия о том, как он кончает на заплаканное лицо, как Хёнджин сглатывает ещё раз. И Ники это обухом накрывает. Он крепкой хваткой держит за волосы и не даёт отстраниться, пока сперма толчками бьёт прямо в горло. Хёнджин только раз едва не закашливается, дышит носом и держит открытыми уже щиплющие глаза. Он не планировал глотать, но знал, на что идёт. Альфе едва хватило двух минут горлового, чтобы с низким рыком кончить ему в рот. Ждёт, пока хватка в волосах ослабнет и медленно отстраняется. Ники откинулся головой к стене и тяжело дышал. Он не кончал так быстро никогда. — Не грузись, — небрежно кидает, вставая на ноги. Ники переводит на него поплывший взгляд, замечая остатки слюны и спермы в уголке губ. Не успевает протянуть руку, как Хёнджин большим пальцем убирает подтёк и облизывает подушечку. — Иди сюда, — берёт ладони альфы в свои и тянет в сторону дивана. Ники автоматически обнимает за талию и вжимается носом в шею, смакуя запах едва не на кончике языка. Он уже судорожно думает, как помочь омеге кончить, как Хёнджин его обрывает. — Это позже, поговорить надо. — О чём? — садится рядом на диван и борется с желанием заключить Хёнджина в объятия. Разморенный после оргазма, взъерошенный напоминает большого кота. — Член в трусы убери, — со смешком. — А если серьёзно, ты всегда во время секса или минета давишь омегу феромоном? — Ну… Да? Разве так не должно быть? Я же альфа, — звучит неуверенно, но очень честно. — А зачем? Ты думаешь, что секс имеет только одну сторону, где альфа путает разум омеги феромоном? — Хёнджин не думал, что такие простые вещи надо озвучивать, но во взгляде Ники искреннее непонимание. — Детка, если постоянно так делать с малознакомыми омегами, то можно сесть по статье, ты в курсе? Твой доминантный феромон можно расценить как принуждение к сексу. Ники смотрит большими глазами на Хёнджина и едва понимает, о чём идёт речь. Он был так рад, когда научился контролировать свою сущность, а сейчас оказывается, что за это можно сесть. Он загрузился, мысли цеплялись одна за другую. Не сразу заметил руку омеги на своей и вкрадчивый голос. — Эй. Детка, не грузись. Я понял, что ты не до конца понимаешь, о чём речь. Не уверен, что смогу тебе это объяснить правильно. Поговори с Минхо, — Ники глаза на него переводит, и Хёнджин сжимает его пальцы посильнее, будто подкрепляя свои слова. — Но если станет легче, спрашивай, я постараюсь ответить. — А когда мы с тобой?.. — Я тебя сажать не собираюсь, если ты про это, — Хёнджин улыбается, пытаясь внести юмора в их диалог, но Ники судя по лицу не до веселья. — Мне было хорошо и ты меня не насиловал, но нужно понимать, что секс может быть другим. Ники губы поджимает, будто пробует слова на вкус. Он расстроился, что Хёнджин видит и чувствует в запахе. Мысленно даёт себе затрещину и напоминание больше никогда не лезть во что-то подобное, но с этим альфой будто иначе нельзя. Они то кусаются, то трахаются, то Хёнджину приходится выступать в роли комфортной подушки, и у этого всего слишком стёртая грань, никогда не знаешь, какой момент будет сейчас. — Я пойду, — Ники неожиданно встаёт и будто находясь в прострации выходит из гостиной, вопреки ожиданиям Хёнджина, направляется в свою комнату. Омега хмыкает и решает, что дальше действительно не его дело. Как мог, с позиции старшего, обезопасил. А Ники приходится несладко. Пусть и неустойчивый, но фундамент уверенности в себе пошатнулся. Он понимал, что вряд ли стал лучшим любовником за такой короткий срок, но его действительно обескуражил момент с феромоном. Поговорить с отцом действительно стоило, иначе был риск надумать себе лишнего и начитаться в интернете не того. Альфа не стал тянуть и поймал Минхо на кухне на следующий день. Подгадал момент, чтобы они были дома вдвоём. — Пап. Не занят? — садится напротив Минхо за стол. — Для тебя всегда свободен, — Минхо отрывается от телефона и показывает, что весь внимание. — Что-то с учёбой? — Не совсем, — Ники посмеивается. — Хотел спросить совет насчёт… Мм. Контроля феромона. Как не давить на омегу во время секса? Минхо смеется. — Ты же мой сын, выбирай выражения. Во время секса не давить несложно, а вот когда ебёшься — уже проблемно, — даёт наставление и улыбается. Мысленно благодарит себя, что смог выстроить с Ники такие отношения, что они спокойно могут поговорить обо всём. — Как пришёл к этому? — Я всегда думал, что во время секса давить феромоном это… В порядке вещей? Разве его можно убрать? Это же часть меня, — Ники говорит открыто и без утаек. В отличии от многих, не испытывает неудобства от подобных тем с отцом. — Логично. Но это устроено немного иначе. Ты никуда не денешь феромон возбуждения, но секс состоит не только из этого. Есть такие вещи как поцелуи, прикосновения и прочее. Если уж на то пошло, секс чисто на феромоне чаще практикуется уже у устоявшихся пар. Это достаточно интимная штука. — Не до конца понимаю… — Смотри. Нужно понимать, что нравится партнёру. Это может быть нежный секс, может быть грубость, может что-то другое. Ты точно также испытываешь возбуждение, но не делаешь акцент на доминантном феромоне, если ты будешь исключительно давить им, то ты ничем не лучше животного, которому интересно только спаривание. Ники кивает и будто даже до конца понимает. Есть мысль, что речь как раз о тех прелюдиях, о которых говорил Хёнджин. — То есть, проще говоря, если я надавлю феромоном, меня будет хотеть любой омега? Но можно контролировать этот момент, чтобы секс был… Полноценным? — Типа того. Если ты надавишь феромоном, который у тебя как у доминантного в избытке, то один процент из ста омег тебе откажет. Ты можно сказать принудишь, а у омеги не останется выбора, кроме как лечь под тебя. Если ты говоришь об этом, думаю, уже столкнулся с этим во время секса, — Ники кивает, Минхо продолжает. — Надеюсь, ничего плохого не натворил? — Нет! — Ники отвечает слишком поспешно. Перед его глазами только возбужденный Хёнджин, ни один другой омега, и он надеется, что отец не расколет его по выражению лица. — Хорошо. Феромон, если тебе так хочется, есть смысл подключить в самом конце, — голос меняется на заговорщический. — Просто обрушить, и поверь, финал будет ярким. Ники понимающе ухмыляется и кивает. Делает мысленно пометку. — Я понял. Наверное, когда партнёр постоянный, с этим всё проще. — Не всегда. Бывает, что с первого раза вы подходите друг другу настолько, что вопросы излишни. У нас с Хёнджином так было. — Сразу… Хороший секс? — Да. В последствии выяснилось, что мы ещё и очень похожи, результат видишь сам. Поэтому не заморачивайся, поверь, с омегой, с которым вы вообще ничем не совместимы, секса не будет. Влечение либо есть, либо нет, и чаще до секса это понятно. — Хм, — Ники порывается спросить, но вовремя тормозит, решая более верно поставить вопрос. — Никогда не спрашивал, как вы познакомились. — Достаточно грязная история, — Минхо заметно веселеет. — Мы сначала потрахались, потом познакомились. — А как пришли к тому, чтобы жить вместе? Я помню, что ты никогда не был обделён вниманием омег, — оба смеются, вспоминая, как Ники подшучивал «над стариком, которому перепало». — Ты видел Хёнджина. Красивый, умный и нам вместе хорошо. — А любовь? — О ней необязательно кричать, более важно взаимодействие. Да и если честно, когда вам за тридцать, блядство надоедает. Ники не перестаёт кивать. В чём-то он даже понимает Минхо. — А почему тогда вы не вступите в брак? — этим вопросом Ники действительно задавался. Он не слепой и прекрасно видит, какие эмоциональные отношения у его отца и Хёнджина. Каждый раз хочется биться головой о стену, потому что он не понимает, как Хёнджин умудряется не притворяться там, но и так вести себя с ним. — Мы не хотим загонять себя в рамки. Мы сошлись на многих аспектах, в том числе на любви к сексу в большом количестве. К разному сексу. И нам в этом комфортно. Зачем заморачиваться с штампом, если вы и так уверены друг в друге? — Минхо не говорит прямо, но старается намекнуть. Что-то его удерживает от того, чтобы рассказать Ники, что ни он, ни его пара не брезгают иногда сексом на стороне, но это не вредит их отношениям. — Вы… Изменяете друг другу? — Ники напоминает брошенную на берег рыбу. Искренне растерян, искренне не понимает, о чём говорит Минхо. — Иногда я забываю, какой ты у меня смышлёный, — Минхо с теплотой и любовью смотрит на Ники. Раз уж взялся говорить, то нужно до конца, но аккуратно. — Детка, не всегда отношения строятся как по шаблону. Каждый выбирает свою зону комфорта. Мы сошлись на том, что не хотим больше блядствовать в прямом смысле этого слова, нам комфортно жить вместе, комфортно в запахах друг друга, но также мы оба взрослые люди и понимаем, что иногда нужна встряска. Я не возношу наши отношения на пьедестал образцовых, но оно так, как есть. Ники загрузился. Он знал, что такое бывает и это называется свободными отношениями, но никогда не думал, что столкнётся вот так — нос к носу. Порывается спросить, вопросов очень много, но кажется, будто лезет не в своё дело. — Спрашивай. Я сам начал об этом, стало быть, мне нести ответственность, — Минхо не злится, он всегда старается быть честным с сыном. — А запах? Хёнджин же твоя пара, а ты его… У вас чувства. Тебя и его не злит чужой запах? Это же как предательство, — с искренностью ребёнка, с непониманием в глазах. У Ники стандарты в голове рушатся один за другим. — Знаешь… — Минхо действительно обдумывает ответ. Вопросы вполне логичны и его задача сейчас подобрать правильные слова, чтобы объяснить это. — Спасает как раз то, что мы пара. Редкий секс на стороне как встряска, чтобы не сорваться друг на друге. Ты знаешь, что после придёшь домой, обнимешь своего человека и его запах перебьёт чужой. Нас это не злит по причине, что мы об этом говорили. Никто никого не обманывает. Понимаешь? Не понимает. Или понимает. У Ники слишком много всего в голове и это следует обдумать. По крайней мере, объясняется, почему Хёнджин полез к нему и практикует редкий секс с ним. Ники и мерзко, и легко от того, что Минхо фактически ему сейчас дал ответ на всё. Такой вариант отношений непривычен. Пропускает момент, как Минхо оказывается уже за его спиной и обнимает. Когда Ники был младше, тактильный контакт был нередким, ведь Минхо приходилось быть в роли обоих родителей. — Я уверен, что ты поймёшь всё правильно, — целует в затылок, следом ерошит волосы привычным жестом. — Но если что, всегда спрашивай. Ты знаешь, что я рядом. Ники угукает и постепенно выходит из транса. Его не перестаёт мучать только один вопрос. — Ты счастлив? — оборачивается, смотря на отца снизу вверх. Вопрос порывистый, но очень честный. Это действительно важно сейчас для Ники. — Да, — без раздумий и промедлений. Минхо остаётся честен до конца. — У меня прекрасный омега и любимый сын. Что ещё старику нужно для счастья? — подшучивает сам над собой в манере Ники, который называет его стариком, когда хочет в шутку позлить. И всё равно, что Минхо едва за тридцать. — Каждую ночь наносить мне детскую травму с этим самым омегой, — Ники ловит настроение и уже смеется. Он удовлетворён ответом и диалогом. — А ты не подслушивай, — тоже смеется, ещё раз чмокает в затылок и также удовлетворён диалогом. В Ники не чувствуется напряжения, значит, что-то, да он сделал правильно. — Ужинать будешь? — Да. Ники довольно просто переваривает полученную информацию. В построение отношений решает не углубляться, а делает акцент на моменте с феромоном. Прошла неделя после диалога с Минхо, а он всё гоняет эту мысль на подкорке, как мантру. Всего слишком много. Он думал попробовать на практике с омегой, который вешается на него уже не первый год, но одёрнул себя в последний момент. Показалось, что ещё рано. Не отпускало ощущение, будто он насильник. Покопавшись в себе даже получилось разделить эти ощущения: возбуждение и давление. Также полазил по интернету и прочитал, кажется, все статьи о петтинге и видах секса. Даже подрочил на фантазию, как Хёнджин сидит на его лице и кончает с криком от языка. Хёнджин. Не факт, что кончает, но точно почти кричит. Ники пришёл домой раньше, чем обычно, и сразу же услышал голос омеги из гостиной. Не думая о том, что там может быть, Ники как завороженный пошёл туда. — Какая же ты шлюха, — голос Минхо тембровый, низкий. Одна рука больно удерживает голову омеги за волосы, а вторая крепкой ладонью бьёт по щеке. Хёнджин роняет очередную слезу и всхлипывает в момент удара, не переставая раскачиваться на члене, сидя верхом. Ники встаёт столбом. Стоит так, что его не видно из-за двери, если не приглядываться, и ахуевает. Фраза Минхо в голове звучит будто эхо. Ему бы уйти тихо в комнату, не выдав себя, но он продолжает смотреть. Всё ещё держа за волосы, Минхо хватает Хёнджина за челюсть и придвигает близко к своему лицу. — Это всё? Всё, что ты можешь? Старайся лучше, — шепчет, но его слышно даже сквозь стоны и всхлипы омеги, который на части рассыпается. Который седлает Минхо ещё более уверенно и течёт так, что слышно чавканье, с которым член входит в растянутую дырку. — Откуда в тебе столько похоти? Не надоело быть жадной блядью? Хёнджин отрицательно мотает головой, насколько позволяют руки в волосах и на лице. Ники видит его сбоку и издалека, но всё равно разбирает во взгляде блядство и наслаждение. Не укладывается в голове. Хёнджин, который был с ним — покорный, возбуждённый, — и который сейчас на коленях Минхо — заплаканный, разбитый, но наслаждающийся, будто два разных человека. И Ники даже издалека видит, где омеге комфортнее. — Альфа, — просяще, плаксиво. Голос дрогает, но Хёнджин это говорит. И в этом «альфа» всё, что оставалось услышать для завершения картинки. Ники уже собирается уйти, чтобы сокрушаться наедине с собой, как в нос бьёт смесь их запахов. И это финиш. Ники не чувствует там давящей нотки. Тормозит. Принюхивается. И кажется до конца понимает, о чём говорили и Минхо, и Хёнджин. Снова смотрит на омегу, который уже на грани оргазма, выстанывает охрипшими связками «альфа» и не замечает ничего вокруг. Минхо шлёпает его по ягодице, говорит ещё какую-то грязь, но не давит. Хёнджин так себя чувствует из-за поведения и действий альфы. И пазл собирается. Чувствуя себя мерзко, Ники подсматривает ещё пару минут. Он не опустится до того, чтобы дрочить, стоя за дверью, однако не отказывает себе в разглядывании. Старается прочувствовать их идеальную динамику, посмотреть, какое может быть взаимодействие. Посмотреть не порно на экране, а живую картинку. И это завораживает. Хёнджин будто расплавленный метал в руках Минхо: гнётся, плачет, разрушается и отдаётся без остатка. Боясь выдать себя феромонами «маленького возбуждённого альфочки», Ники тихо, как может, сбегает в свою комнату. Сердце бьётся, будто он марафон пробежал. О стояке старается забыть, он сгорит со стыда, если будет дрочить на картинку, которая отпечаталась под веками. По истечению ещё месяца, во время которого Ники спал с новой информацией, изучал, копался в себе, он стал переходить к практике. Неожиданно, не запланированно, но начал. И как ему показалось, даже стало получаться. В качестве партнёра он предпочёл всё того же омегу немногим старше, с которым спал до Хёнджина. Обуздать себя получилось не сразу, Ники даже до конца неуверен, что получилось. Зато Хёнджин стал беситься. И это неожиданно было приятно. От Ники всё чаще пахло сексом с «другим» омегой. И если Минхо смотрел с гордостью и пускал сальные шутки, то Хёнджин морщился, косился, раздражался. Блестяще отыгрывал при Минхо, но наедине показывал весь спектр эмоций в выражении лица и собственном запахе; тот будто немного горчил, обычно сладкий, и отдавал ревностью и злостью. Ники честно так заебался думать, что́ между ними, что спускал всё на тормозах: старался не вступать в перепалки, игнорировал косые взгляды, свой запах учился контролировать, чтобы тот не вспыхивал всем спектром внутренних чувств. И всё шло достаточно плавно, пока Ники не пришёл с засосом прямо на запаховой железе. Бордовым, свежим; небольшим, но броским. Броским настолько, чтобы не успеть зайти в гостиную, как услышать пропитанный отвращением голос. — Блять, сходи в душ. Несёт, что аж мерзко, — Хёнджин неизменно сидит на диване, повернутый на альфу всем корпусом. Хёнджин взглядом цепляет засос и на лице самое натуральное отвращение. Это не сыграть. — А от себя не мерзко? — парирует и сразу нападает. Ники будто обухом ударило. Он долго терпел и не вступал в скандал, но сейчас он искренне заводится как по щелчку, потому что не понимает, что сделал такого, чтобы на него смотрели, как на заправскую блядь. — С чего бы? Во мне всё прекрасно, — принимает выпад, на удивление, спокойно. Даже откидывается на спинку дивана, подбородок чуть приподнимает, едва не флиртует, хотя только что напоминал сгусток отвращения. Ники оглядывает омегу; тот, видимо, вернулся с очередного делового вечера. Глаза подведены, немного скульптора на лице, а одежда… Блять, чёрт Ники дернул смотреть ниже. На Хёнджине белый топ в обтяг, не скрывающий подтянутый живот и талию. На ёбаном Хёнджине чёрные короткие шорты, прикрывающие наверняка только задницу. Даже не поверх колготок. Длинные идеальные ноги ничем не прикрыты, и Ники моментально бьёт собственным фетишем на эти самые ноги. Столько всего с ними бы сделал… Но вспоминает, что надо ответить, и желательно не сдать позиции. — Идеально? Ты трахаешься с сыном своего мужика, — говорит. Наконец-то говорит прямо. Да, пусть сам не святой, но так давно хотелось высказать всё той стороне, которая это начала. Пухлые губы лишь усмешка трогает. А взгляд меняется с злого на заигрывающий. И Ники его знает. Тот самый взгляд, когда омега готов напасть. Когда уверенность в себе прёт впереди него. — Потому что могу, — медленно, едва не по слогам. Чётко. Так, чтобы по ушам резануло. Чтобы альфу вывести из себя ещё больше. И как всегда получается. Ники закипает. Ники злится так, что зубы едва не крошит друг об друга. Аура похожа на пожар, что вот-вот всполохнёт. Пытается омегу сжечь только взглядом, но Хёнджину всё ни по чём. Уверенный, с этой своей усмешкой. Красивый и уверенный смотрит на Ники и во взгляде читается «Ну и?». Не хохочет едва ему в лицо, но ощущения примерно такие. — Потрясающее умение: сидеть на двух членах. Чего же третий не заведёшь? — ядом плюётся. Пытается поддеть в ответ. — Если один из этих членов так и не сможет удовлетворить, то заведу, — голос понижает, но Ники слышит слишком хорошо. А Хёнджин заигрывается. Впервые настолько. Знает, что делает, но уже не остановиться. — Заведу и третий, и четвертый, и тебя, альфочка, это ебать не должно. Тишина. На пару секунд оглушающая. Хёнджин кинул зажжённую спичку в бензин. Сорвал чеку. У Ники глаза безумные. Такие, каких не было никогда. Мгновение, и он подрывается в сторону омеги, который едва успел вскочить на ноги, как большая ладонь схватила его под челюстью. Больно, почти до синяков. Ники не отдаёт себе отчёт, что впервые злой настолько, что применяет физическую силу. Не бьёт, просто не смог бы, но удерживает крепкой хваткой и на себя тянет, заставляя задрать голову. — Повтори, — будто не его голос. Не его, тяжёлый и стальной. — Если ты не научишься трахать меня так, чтобы мне хватало, я найду себе столько членов, сколько понадобится, — голос не дрожит. Голос всё тот же, и ухмылка та же. Хёнджин смотрит насмешливо. Даже так, снизу вверх и с захватом на лице. Смотрит насмешливо и хочет сгореть к чертям в таком Ники. Довёл. Получилось. — Отца ты также выводишь, чтобы хватал тебя за волосы и бил по лицу, пока трахает? — раскрывает карты. Уже похуй. Так похуй сейчас, когда злость клокочет в горле. В глазах напротив секундное замешательство, следом понимание. Сложил дважды два. И усмешка перерастает в оскал. — Его не надо провоцировать. Он знает, как обращаться с омегой, — едва не в губы шепчет и понимает, что вот оно. Сейчас он сгорит. Пусть грязно, пусть нечестно выбив почву из-под ног, но оно того стоит. А Ники переклинивает. До конца. Разве что щелчка не слышно. Махом опрокидывает Хёнджина на диван так, чтобы руками и грудью упёрся в спинку. Слитным движением стягивает под ягодицы шорты с нижним бельём. Слышен треск ткани и сиплый выход омеги. Пара секунд на то, чтобы расстегнуть свой ремень и достать твёрдый член. А следом входит. Одним движением и до конца. Входит без подготовки, резко, с рыком. Злой. Злой до чертей. — Вот так ты любишь, да? — сквозь сжатые зубы. Ощущения всё ещё притуплены. Оба будто не дышат, а задохнулись в собственном пожаре. Хёнджин приходит в себя первым. Запоздало стонет от распирающего ощущения большого члена в неподготовленной заднице. Понимает, что не порван. Не заметил, как потёк во время перепалки. Закатывает глаза и закусывает уже измученную нижнюю губу. Идеально. Тянет, распирает так, как надо. — Блять… — Ники тоже оживает. Вдыхает полной грудью и ощущения обрушиваются разом. Понимает, как возбуждён и тут же чувствует ответное возбуждение омеги. Запахи сливаются, становятся тягучими и забиваются в лёгкие. Хёнджин оборачивается через плечо и, как только ловит ответный взгляд, добивает: — Я люблю, когда меня ебут до потери сознания. Справишься, альфочка? Через секунду захлебывается стоном. Ники не отвечает. Не отвечает на такую откровенную провокацию. Не отвечает, но впечатывает бёдра со шлепком. Входит ещё, и ещё, грубо и резко. Не жалеет, просто даёт то, о чём так долго просили. Пятернёй хватает за волосы, сжимая в кулак, а второй рукой фиксирует бёдра. И задаёт жесткий темп. Пытается снять наваждение. Пытается прийти в себя и берёт Хёнджина так, как тот любит. Грубо, на эмоциях. Омега стонет, теряясь в ощущениях. Вдыхает через раз, различает в запахе альфы ещё оставшийся шлейф прошлого секса и дёргается, но остаётся удержан сильной хваткой. Хочет развернуться и вцепится в запаховую железу зубами так, чтобы прокусить. Чтобы ушёл этот запах. Не тот, в котором тонет, а чужой. Неправильный, не его. Становится отвратительно, что его трахают разве что не сразу после. Это грязно и вызывает слёзы в уголках глаз. Это унижает. Пальцами вцепляется в диванную обивку и пытается прогнать эту мысль, но она жжёт изнутри. Будто мороз по глазной сетчатке. Мерзко, противно, почти перевешивает то, как хорошо. А у Ники стёрлись тормоза. Чувствует себя животным. Ровно до момента, пока не пробирается к собственным эмоциям. Он не давит Хёнджина. Да, грубо берёт сзади, держит за волосы, делает больно и трахает, как может, но не давит. Ощущается только смесь их возбуждённых феромонов. И что-то ещё. Что-то неуловимое, что сразу не разобрать. Действуя инстинктивно, разжимает кулак в волосах и нагибается ближе, почти касается грудью изогнутой спины. Омега мгновенно отзывается, откидывая голову на плечо. Всё равно что-то не так. Ники утыкается носом в шею, обнюхивает, и чувствует, как Хёнджин делает то же самое, водя носом по его скуле. И это слишком интимно. Это не то, к чему Ники был готов. Обнимая поперёк грудной клетки, поднимает Хёнджина, прижимаясь вплотную застывает, кутаясь в запахе омеги, будто пуховом одеяле. Чтобы до разрядов тока по телу. Но тут Хёнджин скулит. — Что? Это было слишком? — злость всё ещё клокочет внутри, но попустило. Ники может связно спросить. — Блять… Сними. Сними это, — Хёнджин зажмуривает глаза и пытается прогнать наваждение из-за постороннего запаха. Цепляется руками за толстовку по бокам, тянет, будто хочет разорвать ткань, от которой шлейф такой, что жжёт ноздри. — Ты же хотел грязно, — злость всё ещё клокочет, Ники поддевает омегу, но толстовку послушно снимает, прижимаясь уже голой спиной. Оба безумно горячие. Кожа к коже ощущается кипятком по телам. Ники обвивает руками узкую талию, снова вжимается в шею и покусывает. Едва держится, чтобы не оставить засос. Каким-то блядским чудом держится и не кусает Хёнджина, который дрожит в его руках, подвиливает задницей, пытаясь заставить двигаться, сжимается. — Дай, — шепчет омега, будто в бреду. Он не забыл про засос, который будто бельмо на чужой шее. Изворачивается и видит его снова. Пытается зарычать, но больше похоже на скулёж с хрипом, на что альфа тут же урчит, успокаивая. Хёнджин не контролирует порыв и вгрызается в шею. В ебучий засос вгрызается, оставляя свой поверх. Кусает маленькими клыками, едва не метит, облизывает, оставляя свой запах вместе со слюной. Ники снова током прошибает. Перемещает руки на бёдра и возобновляет толчки, набирает темп и трахает в нём, не жалея. До шлепков влажных тел, до выгнутой спины Хёнджина, который снова стонет в голос и удерживает голову на его плече. Ники не думал, что собственнические замашки омеги могут так возбуждать. Рука перемещается на шею и сдавливает, отчего Хёнджин хрипит, вдыхает через раз, но не пытается убрать. Большая ладонь почти перекрывает кислород, лёгкие горят и не могут раскрыться, а в голове кровь стучать начинает, заглушая любые звуки извне. Омега дрожит, вцепляется короткими ногтями в предплечье Ники, оставляя кровавые полумесяцы. Чувствует только звон в ушах и толчки, выбивающие последнее самообладание. Ники не сбился ни на секунду, трахая в одном жёстком темпе. Когда Хёнджину кажется, что он сейчас отключится, рука исчезает, перемещаясь на его член и дроча в одном ритме с толчками. Благодаря предсемени, большая ладонь скользит без труда, толкая омегу к оргазму семимильными шагами. — Мм-ах, Ники, — зовёт, но непонятно, чего хочет. Стонет всё громче, пытается двигать бёдрами в ответ, но другая ладонь останавливает, фиксируя. — Ты просто дырка, принимай и получай удовольствие, — хриплый шёпот на ухо, от которого мурашки по шее. Кажется, будто движение ладони и толчки усилились. И мир схлопывается до атома. Схлопывается, когда Хёнджин скулит и кончает в ладонь Ники, сжимая его внутри тугими стенками. Альфа низко рычит, не прекращая движения и утыкаясь носом в загривок. Острые клыки впиваются в нижнюю губу из-за сжатой челюсти. Господи, как же он хочет укусить за загривок, удерживая и трахая дальше. Заявить свои права на Хёнджина так рьяно и нагло. Хёнджин не может поймать состояние послеоргазменной неги, потому что член, несмотря на сжавшийся анус, двигается также размашисто внутри, заставляя тело дрожать от сверхстимуляции. Пытается уползти вперёд, дать себе передышку, но крепкие руки удерживают, не давая отстраниться. — Мы только начали, Хённи, — снова шёпот на ухо. И прозвище. Блять, прозвище, которым Ники ни разу его не называл, сейчас звучит от него та́к, что поясница выгибается сильнее. Заставляет отодвинуть на второй план болезненные от сверхстимуляции ощущения и подставиться, будто течная сучка. Хёнджин не находит ответа и отзывается скулежом. Одобряющим. Пальцами зарывается в волосы альфы и почти вслепую ищет его губы. Очень хочет поцеловать. Но неожиданно член выходит, а Хёнджина разворачивают, будто безвольную куклу. Теперь глаза в глаза. Оба залипают, глядя на красные лица, искусанные губы и огромные зрачки. Оба не украдкой любуются друг другом. Ники обращает внимание на подводку на глазах, обещая себе, что сегодня она останется лишь подтёками на скулах. Он дорвался. Понял, как надо, как может быть, и будет гореть в аду, если не сгорит раньше вместе с омегой. — Держись, — говорит, стягивая рваные шорты к коленям, затем помогает быстро снять, и подхватывает под бёдра, беря на руки. Омега будто ничего не весит, и Ники обязательно трахнет его на весу однажды, но не сегодня. Хёнджин скрещивает ноги на пояснице и хватается за шею, прижимаясь. Снова тянется к губам, но Ники отворачивается, целует в ключицу и несёт в свою комнату. Борется с внутренним альфой, который расстраивается из-за недовольного скулежа омеги. Хёнджин не может оставить его шею в покое: снова кусает за железу, где кожа почти кровит из-за засоса. Облизывает, целует, трётся носом, вдыхает запах и хочет в нём задохнуться. Ники потрясающе пахнет: молодостью, силой, возбуждением, их смешанным запахом. Не оставляет в покое, даже когда спина касается простыни. — Я чувствую, как пахну тобой, — внезапное откровение Ники, который не может физически оторвать лицо омеги от своей шеи. Чувствует только его запах, всё ещё возбужденный, заряженный, не такой, будто он только что кончил и успокоился. Они оба дорвались. Руками мнёт любимые бёдра, приглашающие разведённые. Не церемонится и проталкивает в мокрую дырку сразу три пальца, отчего Хёнджин откидывается на подушку с просящим стоном. Не просит вслух, но ноги разводит сильнее и насаживается на пальцы, трахая себя ими. — Такой жадный, — восхищённо. Ники возвышается, рассматривая стонущего омегу, ещё не отошедшего от первого оргазма, но уже так жадно выпрашивающего второй. Будь у Ники больше опыта и силы воли, он бы помучал Хёнджина ещё. Заставил бы кончить от пальцев, потом от языка, превратил бы с помощью петтинга в рыдающее нечто, а затем бы только трахнул. Будь у Ники больше опыта и силы воли, он бы не сорвался от «трахни меня», брошенного между стонами. Но у них это первый раз, поэтому Ники с хлюпом вытаскивает пальцы и снова входит. Резко, до закатанных глаз. Берёт его грубо и с оттяжкой. Руками фиксирует бёдра, не давая их свести, а взглядом мечется между видом члена, быстро исчезающего в анусе, и лицом Хёнджина. Пальцы снова хватаются за его предплечья, царапая до кровавых отметин, будто пытается удержаться на плаву. — Оказывается, можешь быть покладистым, — голос сел, грудь и лёгкие будто сдавлены концентрацией их запахов. — Тебя так просто заткнуть членом, — грязь так и льётся из него. Омега сумел довести до бешенства, которое всё ещё держит. — Ещё, — между всхлипами. Хёнджин едва может держать глаза открытыми, но просит ещё. И не до конца понятно чего: ещё грубее трахать или ещё сильнее унизить словесно. — Ненасытная дырка, — сгибает омегу пополам, закинув длинные ноги на плечи и наклоняясь к лицу. Рычит в самые губы, но всё ещё не целует, — Действительно как шлюха. Шлюха, которой мало двух членов, — хватает за челюсть, как тогда, в гостиной, и сжимает, заставляя ахнуть от боли и распахнуть глаза. — Я выебу из тебя душу, если на тебе будет другой запах, — угрожает, смотрит в глаза и говорит серьёзно. Мысль, что Хёнджин действительно пойдет искать левый член, выкручивает внутренности наизнанку. — Может… Ах! Может, я этого и хочу? — всё ещё язвит, выводит. Всё ещё мало, чтобы потерять голову и сгореть. Звук шлепка. Хлёсткий, увесистый. Ники шлёпнул его по щеке, а Хёнджин в шоке распахнул глаза. Боль не отрезвила, наоборот, только усилила возбуждение. В момент удара Хёнджин сжался так, что Ники едва смог двигаться дальше. — Да ну? Тебе так нравится? Ещё? — шок и неверие. Шок и неверие, когда омега быстро кивает. Ники борется с собой пару секунд. Он не ожидал, что сможет его ударить. Борется, но будто не может отказать и шлёпает ещё раз, по той же. Омега стонет громче, сжимается снова. Пальцами хватается за плечи, царапает кожу, будто падает в сабспейс. Скулу и щёку печёт от удара. Хёнджин кусает уже потрескавшиеся губы и не верит, что Ники может быть таким. Слишком хорошо. Альфа снова хватает его за челюсть, уже привычным движением, и ускоряет толчки. Шлепки от ударов бедёр о ягодицы смешиваются с голосистыми стонами. Хёнджин прижимает его ближе, царапает спину. Понимает, что оставляет кровоточащие полосы, но так плевать. Ники берёт его до зубного скрежета хорошо. Чётко, грубо. Берёт его так хорошо, что не возмущается, когда он убирает руку и заменяет её своими зубами. А Ники ведёт. От Хёнджина, от ситуации, от самого себя. Ники ведёт так, что он забывает об осторожности и оставляет на выгнутой шее засосы. Кусается, как всегда хотелось. Отрывается на секунду и смотрит на багровые пятна на светлой коже. Рычит. Низко, утробно. Рычит на гране выпуска доминантного феромона. Всё нутро скручивается, внутренний альфа едва не скулит от желания подавить омегу и подчинить полностью. Показать, что он — их. Стонущий, мокрый, принимающий член и с метками на шее. Только их. — Мой, — шёпотом, рядом с ухом. Уже не помнит себя. Забывает, что не его. Если сейчас будет думать об этом — свихнётся. В данную секунду Хёнджин его. Хёнджин, который слышит это «мой» и скулит, впивается ногтями в спину и выгибается сильнее, пытаясь заполучить член глубже. Омега внутри Хёнджина будто застыл в позе подчинения: полностью обнажённая, неприкрытая шея. Не остаётся в долгу и тоже кусается. За скулы, шею, ключицы. Хаотично метит везде, куда дотянется. А Ники в ответ делает то же. Они точно об этом пожалеют, но сейчас не помнят ничего, кроме друг друга. Чувствуют только возбуждение и желание пометить, присвоить, слиться. Спина Ники уже покалывает из-за царапин, а голову не повернуть — шея ощущается как один сплошной синяк. Отрывается от Хёнджина, возвышается, взглядом мажет по всему, что видит. А видит омегу, полностью утонувшего в возбуждении. Омегу, стонущего охриплым голосом, всего в укусах, с красными губами и размазанной подводкой. Пара слезинок уже упала с глаз, но едва ли Хёнджин это почувствовал. А Ники удовлетворён. Ники ничего лучше в своей жизни не видел. Чувствует, что осталось немного. Крепкими руками прижимает бёдра Хёнджина к груди и берёт максимальный темп. Гонится за оргазмом, будто животное. Нет уже сил и желания на грязные разговоры, мышцы в ногах гудят, кровь стучит в висках. А Хёнджин плавится. Срывает голос и кричит. Наконец-то, Господи, кричит на его члене. За руки цепляется, царапает, выгибается и тоже очень близок. — Бери меня, альфа! Пожалуйста! — не контролирует слова. Второй оргазм вот-вот накроет, разрушит. — Кончай, Хённи, давай, — говорит и начинает кончать сам. Говорит, отпуская все тормоза и обрушивая на Хёнджина доминантный феромон. Тот взрывается, аурой покрывает омегу, забивается в нос и лёгкие. Хёнджин распахивает глаза и рот, будто задохнулся, и кончает следом. Чувствует тысячекратно всё сразу. Феромон Ники будто кувалдой ударил по голове. Отголоском сознания понимает, что альфа кончает в него. Член внутри пульсирует, сперма толчками входит внутрь. И это апогей. Хёнджин закончился как личность, когда вместе с ощущением оргазма внутрь себя, чувствует губы Ники на своих. Впервые за вечер. Ники не выходит. Ложится сверху всем весом, руками мягко удерживает за скулы и целует. Сам стонет от этого ощущения. Хёнджин ему отвечает, распахивая влажные губы и обнимая за шею, заставляя вжаться в себя максимально. Хёнджин ему отвечает так, как никогда. Целуются жадно, голодно, сталкиваются горячими языками и почти задыхаются. Хёнджин всё ещё в своем топе, а Ники в штанах, едва спущенных на бёдра. Оба потные и горячие, одежда неприятно липнет к коже, но как же в моменте на это похуй. Когда немного успокаиваются, Ники перемещается на щёку и целует красную кожу на месте удара. Будто извиняется, целует мягко и аккуратно. А Хёнджин кончиками пальцев поглаживает место засоса. Того самого, который перекрыл своим. Ярко выделяется на фоне других, кожа едва не прокушена насквозь. Постепенно, наваждение спадает, и у Ники есть силы оторваться, чтобы стянуть липнущие к коже штаны и лечь рядом на спину, тут же окольцовывая талию жмущегося к нему Хёнджина, который безмолвно требует объятий, укладываясь щекой на грудь. Наваждение спадает и появляются силы мыслить. Осознать. — Я кончил в тебя, — хрипло. С постепенным пониманием, что́ произошло. — Ты кончил в меня, — подтверждает спокойным голосом и носом трётся о ещё горячую кожу, вдыхая их общий запах, что окутал, кажется, всю квартиру. — Я кончил в тебя, — повторяет, до конца пытаясь осознать. — Блять… — Ты физиологию вообще не изучал? — язвительно, с лёгким укором. Хёнджин пришёл в себя настолько, чтобы снова были силы дерзить, но решает не издеваться над альфой, в запахе которого нарастает тревога. — Расслабься. Зачатие возможно только в течку, в остальное время шанс один из ста. Если тебе станет спокойней, я перестрахуюсь и выпью нужную таблетку сегодня же. Волна тревоги отпускает. Ники переваривает услышанное и успокаивается, на автомате гладя омегу по пояснице. Хёнджин такой комфортный сейчас в его руках. Пусть привычно язвительный, но оттого не менее расслабленный, податливый. — Мы искусали друг друга, — теперь доходит до Хёнджина. Ладно ещё сперма, как-то сможет вымыть изнутри, — не первый день замужем, — но вот скрыть полностью искусанную шею, ключицы и скулы — проблематично. Даже нереально. — Ты такой сладкий, что я не удержался, — улыбается, флиртует. На самом деле защитная реакция. Ума не приложит, что они будут с этим делать. Палевно ещё то, что у обоих шея — сплошной синяк и кровоподтёк. — Ну, так Минхо и скажешь, — Хёнджин вздыхает и решает, что подумает об этом чуть позже. Через полчаса хотя-бы. У него был прекрасный секс и он заслужил понежиться в объятиях и поцелуях альфы. Привычное «альфочка» не повернётся язык сказать. По крайней мере пока.