уроки полового воспитания

Хёнджин дразнится. Неожиданно, но очень отчаянно. Они на берегу договорились, чтобы произошедшее не перерастало в хуйню. Потрахались и ладно. Но Хёнджин дразнится. У Ники оскал вместо всех эмоций, а желание отлепить Хёнджина от Минхо перманентное. Если они втроём дома, то он из комнаты лишний раз не выходит. Потому что ёбаный Хёнджин дразнится. То руку на Минхо закинет, то ногу, — свою красивую ногу, которую Ники бы искусал всю, — то поцелует. Ники заебался. Он не может себе объяснить желание держать Хёнджина рядом. В интернете что-то пишут о связи с омегой, с которым первый яркий половой контакт. У него всё ещё переходный возраст, а эмоций навалилось через край. Ники флешбеки мучают, как они целовались, потом трахались на диване, как потом Хёнджин час был в ванной и вышел злой, «надо было тебе свою слюну в меня впечатать», как этой же ночью Ники слышал крики и сладкие стоны из их с Минхо спальни. Хёнджин начал дразниться с первого дня: Ники отчетливо слышал интенсивность, с которой он отдавался его отцу. И мерзко, и приятно. Так и жили пару недель. Пока Ники не пришёл в один из вечеров в настроении удавиться. Мало что может пошатнуть его равновесие, но сейчас настроение, будто внутренности все скрутили и давят. Больно. И плохо. Минхо был в комнате, Хёнджин на кухне. Стоял спиной к зашедшему Ники, будто не слышал. А вот альфа внутри Ники едва не зарычал утробно при виде омеги. В один момент Хёнджин в огромной футболке показался чем-то самым комфортным в этом мире. Ники не думал, пока уверенно шёл к нему. Пришёл в себя, когда руки окольцевали талию омеги, тело прижалось, а нос уткнулся в запаховую железу. Хорошо. Аромат, уже знакомый, забивается внутрь и будто куполом накрывает всю боль. А вот Хёнджин ахуел. Уже поворачивался, чтобы дать затрещину подростку, который не думает о том, что они дома не одни. Хёнджин уже поворачивался, как в нос ударил феромон альфы, содержащий будто сгусток тоски. Пара секунд, чтобы сообразить. Сообразить, что Ники не домогается — ему плохо, он безмолвно просит помочь. Хёнджин разворачивается в кольце рук и выпускает успокаивающий феромон. Не отдаёт себе отчёт в действиях, поддаётся внутреннему желанию помочь альфе, который показывает, что он ему нужен. Даже язвительное «альфочка» забывается. Хёнджин руками за шею обнимает и прижимает крепче, позволяя альфе укутаться в феромоне. Тактично не спрашивает ни о чём, просто находится рядом. Ники успокаивается. Грудь уже не рвёт от боли, а Хёнджин в его руках снова ощущается слишком правильно. Даже слова не сказал, что на него непохоже. Он выпускает ответный феромон, уже спокойный, удовлетворённый. Ники не замечает, но Хёнджин чувствует, как из груди альфы исходит едва слышное урчание. Он не удерживается и целует того в висок. Заботливо. Настолько, что самому страшно. Но ничего не отменяет факта того, что Хёнджин дразнится. И после ситуации с неожиданными объятиями тоже. Поведение неизменное. Даже наедине стал более тактильным, едва не лез к Минхо в штаны прилюдно. Стал больше трахаться. Почти каждую ночь седлал Минхо и просил ещё, но было мало. Подросток за стенкой постоянно будто распаляет его. Опыт новый, и Хёнджина это нереально прёт. Кто бы мог подумать, что с его бэкраундом он будет в руках молодого альфы сучкой, но результат того стоил. Характер не позволял показывать омежью сущность первой, всегда была стена из сарказма, харизмы, перепалок. Он даже больше не Ники злил, а себя купал в чувстве азарта. Но как всегда не рассчитал. Прошло ещё пять дней и настал момент, когда Хёнджина обухом накрыло. Прилетело нехило так в ответ на все поддразнивания. Он понял, что проебался, когда вечером Ники пришёл с диким шлейфом секса. Просто сел на кресло в гостиной, а у Хёнджина всё дыхание забилось ароматом какого-то омеги, смешанного с ароматом Ники. Как же Хёнджин проебался. — Оттачивал полученные навыки, альфочка? — зло так, язвительно. — Типа того, — отмахнулся Ники, даже взглядом не удостоил. Хёнджин зубами скрипит, кружку в руке сжимает, того гляди лопнет. — До оргазма хоть довёл? — поддеть пытается, вывести. Себя не узнаёт. Злится так, что того гляди кинется на альфу. — Не до одного, — улыбка заговорщическая, глаза блестят. Ники садится напротив на диван, уже с удовольствием продолжая диалог. — У меня был хороший учитель. Хёнджин молчит, губы поджимает. Взглядом сверлит, внутри беснуется. Хочет покрыть Ники матом, поставить на место. — Почему злишься? Лицо такое, будто я разложил омегу прямо перед то- — Заткнись! — Хёнджин вспыхивает, повышает тон. — Со своими малолетками так общайся, малыш. Ты зарываешься. — Отчего же? Хочешь, познакомлю с ним? Выслушаешь не одно спасибо за свой урок. — С хуёв ты решил, что можешь так со мной говорить? Я гожусь тебе в родители, альфочка. А когда я был в твоём возрасте, то уже любой альфа был готов сделать для меня всё. Поэтому засунь свою самоуверенность себе в задницу, малыш, — Хёнджина несёт. Он выдвинул корпус вперёд, напал. Начал осаждать и не может остановиться. — Не ты ли вертишь задом как кошка последние недели? Ты всё ещё у меня дома, и позволяешь себе дохуя, — Ники впервые переходит с ним на мат. Он тоже вскипел, внутри будто буря поднялась. Их феромоны давящей аурой крутились над каждым, едва не сталкивались. Хёнджин на выпад хохочет, громко, едва не истерично. — Я у тебя дома? Ну раз так, альфочка, то давай, расскажи Минхо, кто рядом с ним. И про подробности не забудь. — Не называй меня так, Хёнджин! — Ники повышает тон на октаву, показывает клыки, давит аурой, буквально обрушивает её на Хёнджина. И глаза у него темнеют. Зрачок не разглядеть в чёрной радужке. Хёнджин теряется на мгновение. Сглатывает, будто языком чувствует вкус феромона, который прибил к дивану буквально. Как же его раздражает, что Ники уже не тушуется на его выпады, а показывает свою сущность. Что Ники знает, что может заткнуть его едва выпустив феромон. На губах снова улыбка, но уже более маниакальная. — Показываешь зубы? Растёшь, малыш. — Хёнджин, — уже не давит, но предупреждает. Всё внутри сопротивляется мысли, что им помыкает омега. Хёнджин имел семь жизней в запасе. Играл по крупному, очень проёбывался, но играл. В запахе Ники всё ещё чувствовался аромат другого омеги и это выбивало из равновесия. Он резко поднялся с дивана, альфа отзеркалил жест. Они обошли стол и стояли друг напротив друга. Ники был на пол головы выше, что придавало ему чуть больше уверенности. Взглядами ведут немую борьбу. Оба знают, кто победит, стоит надавить сильнее. И проигравшего это и бесит, и предвкушает. — Ты ревнуешь, — Ники неожиданно голос подаёт. Губы трогает усмешка, она же во взгляде. — Что- — Я чувствую. В твоём запахе. Оба всё ещё едва не трясутся от эмоций. Хёнджин стоит, рот распахнув и глаза. Злится. Злится так, что сейчас точно даст пощёчину зазнавшейся малолетке. — Да как ты сме- Ники целует его. Первый. Руку сразу же в волосы запускает, не даёт отстраниться, вторую размещает на талии. С нажимом проходится по пухлым губам, языком смакует вкус Хёнджина, хочет ещё. Целует глубже, язык запускает в рот, и тут его целуют ответно. Хван, который был готов вцепиться в глотку, едва не виснет на шее, отвечает. Едва слышно постанывает в поцелуй. Лижутся самозабвенно. Хёнджин не даёт оторваться ни на секунду. Распыляет феромон, кутает в нём Ники. Отстраняется, чтобы запаховой железой потереться о шею альфы, впечатать свой запах, перебить чужой и забыть, как страшный сон. Теперь Хёнджин его метит. Не оставляет шею в покое, кусает и лижет за железу, едва засосы не оставляет. Принюхивается. Почти всё. Почти не осталось. Ники понимает, что он делает. Подключает свой феромон, смешивает с хёджиновым. Фактически вытесняет из себя посторонний запах, оставляя только смесь их двоих. — Мм… — Хёнджин улыбается, водит носом по железе. Уже лучше. Посторонних запахов нет, в нос бьёт только аромат Ники. Давящий так правильно. Давящий так, что у Хёнджина ноги подгибаются. — Я хочу научиться ещё кое чему, — Ники не врёт. Он будет пиздаболом, если скажет, что не продолжил фантазировать о Хёнджине. Дрочить на него. Господи, как он его хочет. — Ну-ка? — Хёнджин ещё отголосками разума понимает, что их несёт не туда. Понимает также, что научит альфочку перед собой всему, о чём тот попросит. — Хочу научиться языком, — Хёнджин в его руках вздрагивает, руки на плечах сильнее сжимает. Ники чувствует, как в феромоне сгущается возбуждение. — Научишь вылизывать себя? — делает акцент на последнем, почти осознанно. Он хочет вылизать именно этого омегу. — Это будет лучшее применение для твоего бесстыдного языка, Ники, — чувствует, как разум заволакивает. Понимает, что ещё немного, и от него обычного снова останется скулящее нечто. Как в тумане Ники подхватывает его под бёдра и на руках несёт к себе в спальню. Хёнджин задницей трётся об уже вставший член, кусает губы альфы, вспоминает его размеры. Демонстрирует желание всей сущностью. Хочет. Как же хочет, подумать только, подростка. Ники раскладывает его на кровати, придавливая телом, руками удерживая запястья. Давит феромоном. Уже осознанно. Распыляет доминантные нотки, целует в шею горячими губами. Хочет съесть этого омегу. Хёнджин шею подставляет, не сопротивляется, как в прошлый раз. Покоряется. Принимает силу альфы. И внутри огнём печёт от этого. Стройные ноги раздвигаются автоматически. Всё тело и нутро омеги покорилось, готово принять от альфы всё, что дадут. А теперь очередь Ники дразниться. Ловкие пальцы поддевают шорты и нижнее бельё, стягивают по бёдрам. Ники возвышается, смотрит. Разглядывает. В комнате темно, но Хёнджин кожей чувствует масленый взгляд, которым его обводят. Большие ладони оглаживают икры, бёдра. Ники не удерживается и кусает за внутреннюю сторону, а внутри салют взрывается. Как же он обожает эти ноги. Хёнджин вздрагивает и стискивает бёдра, удерживая голову альфы. Ники резким движением раздвигает их обратно, издаёт низкий грудной звук. Ставит на место. Только он тут ставит на место, сколько бы Хёнджин не скандалил. Между ягодиц уже мокро. Хёнджин течёт, хочет его. Готов для него. А Ники не хватает его голоса. Стонов, которые будут отскакивать от стен. Он клянётся себе научиться доводить омегу до слёз. Чтобы плакал и кричал на его члене. Ники погружает сразу два длинных пальца. До упора. Не успевает Хёнджин ахнуть, как пальцы проходятся по простате и двигаются в одном ритме, стимулируя каждый раз. Стоны не заглушенные, яркие. Одну ногу альфа прижимает к его животу, увеличивая доступ. Хёнджин поясницу выгибает, одеяло сжимает в руках, отдаётся. — Тебе идёт покорность, — Ники как завороженный смотрит на омегу и не может оторваться. Нутро печёт от осознания, что он применяет к Хёнджину силу, а тот покорно отзывается, стонет, кусает и облизывает свои губы, наслаждается. Пальцы скользят легко, смазки много и она течёт на одеяло. Ники смотрит на мокрую дырку, а рот слюной наполняется. Он не забыл, о чём говорил. Хочется распробовать Хёнджина полностью, измазаться в его смазке по шею и плечи. — Ники… Ники, — голос охрипший, Хёнджина слышат не сразу. — Твой язык. Давай, детка. Пожалуйста. Хёнджин обожал римминг. При мысли, что его будет вылизывать именно этот альфа всё внутри дрожало. У него очень много опыта, но с Ники будто всё впервые. Такой молодой, но такой желанный. Смелеет с каждой минутой, будто читает Хёнджина и разбивает его на куски. Он пискает, когда сильные руки переворачивают одним движением на живот, а бёдра приподнимают вверх. Хёнджин не стесняется, он уверен в своей красоте. Бесстыдно оттопыривает ягодицы, предлагает себя. Ники раздвигает их, смотрит. Смазка выделяется толчками, поблёскивает в темноте. Низкий рык звучит в тишине, на что Хёнджин отзывается скулежом. Его сущность омеги почти взяла верх. Почти. — Красивый, — Ники быстрее говорит, чем думает. Он помешан в данную секунду на омеге перед собой. Опускается и на пробу проводит широким мазком, собирая смазку. Пробует. Рычит удовлетворённо, лижет более уверенно. Он не до конца знает, как надо, но Хёнджин бёдра оттопыривает сильнее, вжимая в его лицо. Хёнджин стонет, мнёт в руках подушку. — Язык… Напряги и кончиком обведи по кругу, да! Вот так. Теперь… Теперь вставь внутрь, а губами сожми… Боже! Да! — Хёнджин течёт сильнее, стенками сжимает язык Ники внутри. Хорошо. Омега внутри скулит и стонет вместе с ним. Альфа делает им хорошо, они ему нравятся. — Шлёпни и сожми сильнее! Ники слушает дрожащий голос и повинуется беспрекословно. Ему так хочется сделать Хёнджину хорошо. На уровне подсознания хочется. Позаботиться об омеге во всех смыслах. Шлёпает раз, два, сильно сжимает ягодицы и раздвигает ещё больше, а язык погружает глубже. Обводит гладкие стенки изнутри. Смазка течёт по бёдрам Хёнджина, по его, Ники, подбородку. Её так много, она на щеках, его шее, везде. А концентрация запаха такая сильная, что кружится голова. — Пальцы, добавь… — язык заплетается. Хёнджин напоминает скулящее нечто. Поглощённый в инстинкты, зависимый от альфы. Подушка пахнет Ники и Хёнджин в неё носом зарывается, вдыхает до боли в лёгких. Ники приноровился. Три пальца с нажимом на простату, а также язык, обводящий растянутые края. Он сам постанывает от удовольствия. Нет чувства унижения, как рассказывали некоторые знакомые альфы, только удовлетворение. Удовлетворение от того, что Хёнджин скулит его имя, что его бёдра сами насаживаются на пальцы, а поясница выгнута дугой. Ему хорошо. И он такой красивый, когда это показывает. — Я так кончу… Боже, я почти! — Кончай, омега, — голос властный, не терпящий возражений. За Ники говорит внутренний альфа. Доминирующий. Сильный и молодой альфа. — Ах… Ники, Ники, я… Сейчас… Альфа! — Хёнджин вскрикивает, скулит и кончает. Ярко, сильно. Оргазм проходится по всему телу. Кончики пальцев немеют, ноги дрожат, по шее идёт покалывание. Хёнджин кончил, даже не подрочив. Не успевает он об этом подумать, как Ники подаёт голос. — Не опускай бёдра, — Хёнджин не может ослушаться. Ники приказывает, не даёт возразить. Слышно копошение, сначала щёлкает ремень, затем пуговица. Ладонь собирает смазку с бедра Хёнджина и Ники быстро дрочит. Свободной рукой хватает за ягодицу, сжимает пальцы. Дрочит быстро, ему надо немного. Ники не моргая смотрит на ещё сокращающийся анус, на то мокрое безобразие, которое получилось от его слюны и смазки Хёнджина. Пара минут и он с рыком, низким, грудным, кончает на ягодицы. Кончает до последней капли. Жадно смотрит, как сперма каплями растекается по гладкой коже. С маньяческим удовольствием гладит ягодицы, с нажимом, втирает себя в Хёнджина. Под кожу, внутрь. Метит. «Моё» крутится мантрой в голове, а альфа внутри довольно скалится от этой мысли. Хёнджин расслабляется и падает плашмя, переводя дыхание. Ники ложится рядом. Хёнджин будто слепой котёнок тут же тянется к нему, ложится сверху, греется в объятиях. Носом находит запаховую железу и хочет задохнуться в феромоне. Сперма подсыхает на ягодицах, стягивая кожу, а Хёнджин начинает понимать, какой это всё пиздец.