Театр вампиров

Большую часть жизни Изабель провела в обществе вампиров и, несмотря на дружеские отношения с ними, симпатию, всегда считала, что ангелы гораздо лучше устроились среди людей. Что такое ангел? Бессмертное существо, не стареющее, могущественное, сильное, время от времени пьющее кровь. По сути, ангелы — это дневные вампиры, во всём противоположные ночным собратьям. Если вампиры слабели от серебра, то ангелы — от золота, кожа вампиров холодела от голода, кожа ангелов же от жажды становилась всё горячее, вампиров обжигал свет Солнца, ангелов — Луны. Поэтому встретиться на официальном приёме вампиры и ангелы могли только в безлунную ночь. В такое время ни тот, ни другой вид нежити не опасался ослабеть от враждебного небесного светила. Изабель думала об этом, держа под руку раздражённого и хмурого Призрака Оперы. После его вспышки гнева ей было страшно сказать хоть слово: его настроение менялось так быстро и непредсказуемо, что девушка не хотела рисковать. Рисковать и навлекать на кого-то ещё гибель. Смерть... На мгновение девушка замерла, закрыла глаза, крепче стиснув ледяную, твёрдую руку мужчины. Перед её мысленным взором вновь оказались трупы с застывшими в ужасе лицами. Изабель тряхнула головой, потёрла переносицу, давя в себе страх и подступившие к глазам слёзы. Нет. Нельзя показывать ангелам свою истинную суть. Призрак Оперы окинул её ничего не выражающим взглядом, стуча тростью по мраморному полу собора. Изабель выдавила из себя улыбку. На публике она должна быть бодра, весела и обожать своего вампира. Неважно, что рядом с ним ей было настолько страшно, что в мыслях образовывалась звенящая пустота. — Мой господин, — шепнула она, ангелы сейчас не сводили с них взглядов. — Вы обещали, что здесь будут прекрасные ангелы. Но единственный ангел сейчас сжимает мою руку, и его крылья чернее тьмы. Для закрепления успеха она коснулась пальцами его лица — левой половины, которую он не прятал под маской. Мужчина на мгновение сощурился, потом ласково улыбнулся ей, поцеловав костяшки пальцев. — Тише, счастье моё, — шепнул он — достаточно громко, чтобы выстроившиеся в шеренгу ангелы услышали его. — Потерпи. Совсем скоро мы уединимся. Изабель сжала губы в линию, прерывисто вздохнув. В светском обществе вампиры должны были вести себя строго, сдержанно, в то время как донорам было запрещено проявлять холодность. Если донор вёл себя скромно, это считалось постыдным для вампира, своеобразным аналогом импотенции. В конце концов, эти отношения строились на откровенном, жгучем эротизме. Изабель провела пальцами по нижней губе Призрака Оперы, вспоминая его поцелуй. Этот мужчина не просто вызывал в ней страсть. Она с ума сходила от этого чувства. И сейчас ей не следовало себя сдерживать. Это не по этикету. Сейчас можно было дать себе волю, отринуть стыдливость, а после списать всё на актёрскую игру. К тому же, если Изабель хорошо проявит себя, появится крохотный шанс, что он забудет о своём обещании сжечь театр, откажется от него. Когда Призрак Оперы вновь предложил ей взять его под руку, Изабель коснулась пальцем своей нижней губы, рассуждая, а не поцеловать ли его прямо сейчас. Нет. Для начала шоу это слишком. Да и ему не понравится подобная поспешная вульгарность. Вздохнув, Изабель взяла его под руку и огляделась. Величественный белоснежный собор отличался от театра строгостью, сдержанностью, излишней чистотой, даже стерильностью. Здесь не было красивых статуй, не было цветных витражей, не было мебели. Лишь на стенах и колоннах были высечены из мрамора барельефы с мифологическими сюжетами. Персей, укравший огонь, Парис, похитивший Елену. И Аид с Персефоной. Изабель часто заморгала, увидев эти фигуры. Аид и Персефона были связаны со смертью, тьмой, царством мёртвых, а значит, вероятнее всего, были вампирами. Что они забыли в храме ангелов? Лишь после этого она окинула скучающим взглядом строй ангелов. Если вампиры были аристократами до мозга костей, то ангелы были выходцами из военного сословия. И, подобно воякам, они были вспыльчивыми, грубыми, неприличными, всегда готовыми броситься в бой. Они подчинялись генералу — древнейшему из ангелов — который сегодня приказал своим солдатам прийти без оружия, не хамить Призраку Оперы, быть с ним почтительными. Их длинные парадные мундиры сияли белизной, в их строгости и выдержке было своеобразное величие. Призрак Оперы остановился посреди зала. К нему навстречу, приветливо улыбаясь и держа руки за спиной вышел серафим, расправив три пары белоснежных крыльев. Светлые волосы он гладко зачесал назад, полы его серебряного камзола развевались при каждом шаге, подошвы сапог легко касались пола. Это не генерал. У генералов двенадцать крыльев. Тем не менее, этот ангел достаточно силён и влиятелен, чтобы поприветствовать повелителя вампиров. — Рад тебя видеть, мой заклятый друг, — серафим улыбнулся, сверкнув острыми клыками и поклонившись. — Как обычно, не один? — Я не изменяю привычкам, — Призрак Оперы стукнул тростью по полу. — Alakjo! Anasuins! Его приказ отразился громом от белоснежных стен собора. Слова на древнем, мёртвом языке звучали чуждо, незнакомо и до того странно, что Изабель пробрало до мурашек. В ту же секунду густой воздух словно рассеялся, стал прозрачным, и в зале собора стало раз в десять больше немёртвых. Изабель огляделась, крепче стиснув руку мужчины. Из пустоты появились вампиры — древние, незнакомые, от времени и голода больше похожие на восставших из могил мертвецов. Девушка часто видела носферату, привыкла к их откровенно отталкивающей внешности, но от этих кровососов ей стало по-настоящему жутко. В их взглядах не было ни намёка на мысль. Их тела были изуродованы шрамами, солнечными ожогами, серебром, рваными ранами и разложением. Они были до того уродливы, что Изабель едва сдержала крик. Тем не менее, в этих изувеченных телах бушевала дикая, бешеная мощь. Изабель уже видела такое отсутствующее выражение лица у вампира. В тот самый день, когда мама убила Теодора. В тот день, когда Мадлен Жири завладел монстр. Значит, и в них не было ничего человеческого. Значит, это бездумные живые мертвецы, способные только убивать и насыщаться. А контролировал их Призрак Оперы. Изабель теснее прижалась к нему, опустила голову на плечо мужчины, с опаской глядя на его подданных. Как же велико его могущество... Изабель закусила губу. Пора и ей привлечь к себе внимание. — Господин, — негромко произнесла она, добавив в голос капризных, обиженных ноток. — Вы обещали, что я буду главной жемчужиной вечера. Вампир хмыкнул, встретившись с ней взглядом, опустив руку ей на талию, притянув к себе. От злобы не осталось и следа, сейчас он был доволен её представлением, её актёрской игрой. — А разве это не так? Ты видишь кого-то прекраснее себя, жизнь моя? Она сощурилась, приблизившись, проведя пальцем по его нижней губе. Невольно она подалась навстречу, чтобы поцеловать его, повинуясь наполовину своему образу влюблённой дурочки, наполовину — собственному желанию. Укусы зудели на её коже, и лишь в объятиях вампира Изабель становилось легче. Призрак Оперы опустил палец ей на губы, оборвав её стремление. Изабель встретилась с ним взглядом. В его огненных, полных адского пламени глазах она не видела ничего, кроме сводящего с ума желания. Будь они наедине, Призрак Оперы поцеловал бы её, а у Изабель не было бы сил на сопротивление. Она улыбнулась. А ведь эту ситуацию можно использовать в свою пользу, отомстить этому престарелому извращенцу за его домогательства. Что он сейчас сможет сделать? Ничего. Он скован правилами хорошего тона, он строит из себя приличного короля вампиров. А у Изабель полный карт-бланш. Встав на носочки, девушка приблизилась к его уху и прошептала: — Укусите меня. Он крепче прижал её к себе, почти до боли стискивая хрупкое тело. Вампиры, находившиеся в его подчинении, глухо зарычали, почувствовав желание господина. И всё же, он быстро обрёл над собой контроль. Изабель вспыхнула. Нет. Из неё никакущая коварная соблазнительница, ей далеко до того обаяния, что излучала мама. — Весьма впечатлён, — наконец, прервал молчание серафим, с надменной ухмылкой глядя на вампиров. — Ты привёл с собой самого Брута? — Не смог удержаться. Изабель закусила нижнюю губу и, наконец, перевела взгляд на ангелов. В конце концов, здесь она должна не просто виснуть на шее Призрака Оперы, но и наблюдать, вслушиваться, запоминать. Так, невооружённым взглядом она видела, что ангелы напряглись из-за вампиров, напряжённо вглядывались в них, готовые сорваться с места из-за каждого движения. Серафим, который руководил ими, тоже невольно тянул руку к бедру — к тому месту, где обычно крепились ножны меча. Огнестрельного оружия ангелы не признавали — они двигались быстрее пули, и их удары были смертельнее любого выстрела. Серафим не казался уверенным. Он знал, что Призрак Оперы не разорвал ангелов только потому, что сейчас у него не было настроения убивать. И Изабель должна постараться, чтобы его и не возникло. Мама боялась новой войны с дневными кровопийцами. — Следуйте за мной, — убрав руки за спину и сложив крылья, произнёс серафим. — Ни к чему желанным гостям стоять в холле среди рядовых. Призрак Оперы стукнул тростью, и его дрессированные хищники вновь скрылись из вида. Изабель закусила губу изнутри. Интересно, они каждую минуту его сопровождают? Есть ли способ обнаружить их? Они становились невидимыми не из-за вампирских способностей — тогда Изабель бы видела их, несмотря на странную магию. Призрак Оперы двинулся следом за серафимом, прижимая девушку к себе. Его ловкие, твёрдые пальцы словно что-то наигрывали у неё на талии, то надавливая на кожу, то расслабляясь. Как же тяжело быть так близко к нему и пытаться соображать. Мысли Изабель без конца уносились к его укусам, объятиям, прикосновениям и даже к его поцелую. Закрыв глаза, она прерывисто вздохнула, пытаясь взять себя в руки. Он обещал сжечь заживо невинных людей. Он может устроить войну. Он собирался её изнасиловать, в конце концов! Нельзя поддаваться узам крови. Их ввели в просторную залу с длинным столом, явно предназначенным для пиршеств. Как и все солдаты, ангелы радовались простым мелочам жизни: крепкой выпивке, похабным шуткам, шумным вечеринкам, дракам. Они были такими же похотливыми, как и вампиры, и Изабель не удивилась бы, если бы узнала, что на этом столе неоднократно устраивались оргии. Она нахмурилась. Призрак Оперы плохо на неё влиял. В этом зале на барельефах были изображены ангелы, оскалившие клыки и словно готовые вырваться из стен и броситься на пирующих. Призрак Оперы сел в центре стола, серафим — напротив него. Будь они в человеческом обществе, Изабель следовало бы либо держаться за спиной повелителя, либо сесть на стул рядом с ним. Но она была среди кровососов. И потому, придерживая юбку и сгорая от стыда, она опустилась на колено Призрака Оперы, тесно прижалась к нему. Мужчина собственнически обнял её за талию. — Как хорошо ты влияешь на своего донора, — хмыкнул серафим. — Должно быть, ты перерыл всю Европу, чтобы отыскать такой деликатес. Изабель не ответила. Она была слишком мелкой сошкой, чтобы иметь право общаться с серафимом. — Она меня пробудила, — сказав это, мужчина зарылся носом в пышные волосы девушки, царапнул клыками её шею, из-за чего Изабель забыла, как дышать, изогнувшись. — А где твой донор, Тарадор? Снова сбежал? Соболезную. Серафим хмыкнул и откинулся на спинке кресла, громко щёлкнув пальцами. В ту же секунду к нему подошла молодая девушка, облачённая в грубое одеяние монахини. Она обняла его со спины, зарылась носом в светлые волосы, и в этом жесте было сплошное, неподдельное обожание. Изабель сощурилась, глядя на девушку. Теперь она должна была ответить чем-то равносильным. По правилам хорошего тона доноры обязаны были показывать, что их любовь к реципиенту куда сильнее чьей-либо ещё. И потому, проведя кончиками пальцев по челюсти мужчины, заставив повернуться к себе, Изабель мягко поцеловала его. От первого же прикосновения к этим ледяным губам её дыхание сбилось, стало частым, прерывистым, а по коже пробежали мириады мурашек. Изабель задрожала, когда он подался вперёд, грубо и резко отвечая на её ласку, прикусывая губу, сжимая её в объятиях. Она допустила ошибку. Девушка знала, что он не отстранит её, что поцелует в ответ — подобное для такого извращенца ничего не значило, было всего лишь невинной шалостью. Изабель не ожидала, что ей понравится самой целовать его. Особенно после его домогательств, постоянных угроз и  невыполнимых требований. Как унизительно! Он насильно сделал её своим донором, заставил её изображать обожание, а она млела от каждого его прикосновения! Отвратительно! До чего же отвратительно! Если бы Призрак Оперы не оборвал поцелуй, Изабель никогда в жизни не сделала бы этого. Ей хотелось плакать, хотелось смеяться, хотелось бежать, хотелось вцепиться в него с новой силой, поцеловать, дать пощёчину, не отпускать! Девушку обуревали до того противоречивые чувства, что её затрясло. Сердце билось до того сильно, что каждый удар причинял боль. Это всё узы крови. Это всё узы крови! — Господин.., — выдохнула она. — Свет мой, — прошептал Призрак Оперы, пальцами перебирая её пышные кудри. — Веди себя прилично. Изабель сжала рубашку у него на груди, пытаясь взять себя в руки и вернуться в роль влюблённой дурочки. Впервые ей с трудом удалось унять чувства и войти в образ. Она надулась и в качестве мести дёрнула пуговицу у него на камзоле. В глубине души она чувствовала себя одинокой, отвергнутой, брошенной. Мама велела остерегаться древнего вампира. Разум велел держаться от него подальше, не подпускать к себе, спасаться бегством. А сам Призрак Оперы простирал руки для страстных объятий. Опустив голову ему на грудь, Изабель скосила взгляд на серафима и монахиню. Девушка гладила плечи Тарадора, касалась губами шеи, целовала за ухом. Ангел расслабился в её руках, но особой страсти между ними не ощущалось. Казалось, Тарадор подобным уже пресытился. Почему же между Изабель и Призраком Оперы чуть ли не искрило напряжение? — Итак, прошло сто девятнадцать спокойных лет, — начал Тарадор. — Да, — ответил Призрак Оперы. — Этот проклятый мир умирает от скуки без меня. — Мы продолжаем жить скрытно и притворяться людьми, — продолжил Тарадор. — Напрасно. — Люди слабы, но надоедливы и не обладают нашими слабостями, — серафим вытянул раскрытую ладонь, глядя на неё в свете сотен свечей. Его кожа была безупречно белой, но, должно быть, ангела неоднократно обжигал холодный лунный свет. — Мне не удалось убедить Мадлен закрыть ваш театр к чёртовой матери. Обрадуй меня. Скажи, что смертельная рана и сон вправили тебе мозги. Призрак Оперы самодовольно хмыкнул, откинувшись на спинке стула. — Мадлен рассказала тебе, что театральный сезон, прошедший без хотя бы двух загадочных убийств, считается скучным? Тарадор сжал челюсти. — Ты понимаешь, — он подался вперёд, опустив локти на стол, — что ваш грёбаный король не спит? — Жду его визита каждую ночь, — в тоне вампира было давящее, самоуверенное спокойствие. — А что с королевой? Вега уже оправилась после нашей последней встречи? Изабель невольно посмотрела на лицо Призрака Оперы, нахмурившись. Что случилось во время последней встречи, от чего сама королева зла не могла оправиться за целое столетие? Что с ней сделал этот чёртов извращенец? Но объяснений не последовало. Серафим сунул в рот сигарету. Его донор поднесла огонёк зажигалки к кончику бумажного цилиндра. — В последний раз я видел её перед Ночью ночей. — О. Изабель был знаком этот термин. В Ночь ночей Призрак Оперы был ранен так серьёзно, что ему пришлось уснуть на целое столетие. Нетрудно догадаться, что это было решающее сражение, в котором, видимо, Призрак Оперы выступил против короля и королевы. Но... кто победил? Если король, то почему он не уничтожил театр? Если Призрак, то почему он до сих пор не король? А если оба войска потерпели поражение, почему ангелы, демоны или даже оборотни не добили выживших? У нежити нет друзей — только подданные. Тарадор выдохнул струйку дыма. — Значит, театр ты не закроешь, — он закрыл глаза. — Что дальше? Как ты планируешь жить? — Мадлен совсем запустила Париж, — буднично ответил он. — Меня сводит с ума запах расплодившихся крысолюдов; с кладбищ вечно слышится какофония из рёва и рыка; горгульи забыли, кто их истинные хозяева; молодые некроманты вечно оставляют ненужные трупы в подворотнях; цари вод покинули Сену... Тарадор страдальчески выдохнул. Изабель полностью разделяла его чувства. — Мир изменяется и развивается, — произнёс серафим. — Это мы с тобой костенеем. — Если ты называешь разложение заживо изменением, то тебе самому пора уснуть на десятки лет. Изабель закусила губу изнутри. Призрак Оперы огрызался. Это становилось опасным. Нужно хоть как-то отвлечь мужчину, усмирить его ярость, унять вспыхнувший гнев. Выпрямившись, она вновь приблизила губы к его уху, повиснув на шее вампира: — Мой господин, — прошептала девушка. — Мне страшно. Я не знала, что в Париже столько зла... Он глубоко вздохнул и мягко, успокаивающе провёл ледяной ладонью по спине Изабель. Призрак Оперы ничего не ответил, но девушка чувствовала, что на краткое мгновение он успокоился. — Хорошо, — Тарадор втёр докуренную сигарету в пепельницу. Изабель поразилась. Впервые в жизни она видела кого-то, кто курил не из-за нервного напряжения, а от злобы. — Пока ты не трогаешь людей и ангелов, можешь развлекаться, как хочешь. И всё же... с чего ты начнёшь? Призрак Оперы улыбнулся. — Избавлюсь от каждого де Шаньи. Изабель застыла. Он же несерьёзно? Что на него вдруг нашло? Его разозлило что-то в её поведении и он решил ей отомстить? Мужчина задержал взгляд на лице девушки, тесно прижимая её к себе, без слов говоря ей, что действительно собрался убить всю семью Рауля из-за неё. — Неожиданно, — произнёс Тарадор без какого-либо удивления. — Чем тебе не угодили верные псы Бонапарта? Ты на них никогда не обращал внимания. — Как ты уже сам сказал, — хмыкнул Призрак Оперы, пальцами сжав подбородок Изабель, — всё в этом мире меняется. В том числе и я. Губы Изабель задрожали, она нахмурилась, но ничего не сказала, лишь скосила взгляд в сторону. Её поза не стала напряжённее, она ничем не выдала замешательства и гнева на мужчину. Она держалась до конца приёма, молчала, пока они шли к автомобилю, не проронила ни слова, до тех пор, пока они не оказались внутри. — Молодец, — выдохнул Призрак Оперы, откинувшись на спинке сидения, закрыв глаза. От его кожи исходил ощутимый холод — вампира мучила жажда. — Хорошая игра. А теперь расскажи мне, что ты видела. "Ты". Теперь он не считал нужным обращаться к ней вежливо. — Господин, — просипела девушка. — Я расскажу. Я поделюсь своими наблюдениями, но... — Но? — Обещайте мне. Он наклонил голову набок, и в его горящих глазах Изабель видела огонёк интереса. — Обещайте, — она болезненно улыбнулась, чувствуя, как по щекам потекли слёзы, — что убьёте меня. Убьёте сразу же после нашего разговора! Рыдания вырвались с криком. Автомобиль вильнул в сторону — водитель, ощутив мощь девушки, отреагировал на её силы. Призрак Оперы даже не повёл бровью. Он был настолько пропитан смертью, мраком и ужасом, что способности Изабель для него ничего не значили. Он молчал. Всхлипывая, Изабель отвернулась от мужчины, стиснув подол платья на коленях. — Вы... вы калечите мне жизнь, — с трудом произнесла она. Каждое слово отдавалось болью в груди. — Вы собра... собрались сжечь театр. Вы ненавидите мою мать! А теперь... вы хотите убить моего друга! Да что я вам сделала?! Я просто певица! Злясь на себя, стискивая зубы, она закрыла рот ладонью. От слёз тушь потекла, оставив чёрные дорожки на щеках. — Ты и правда не понимаешь? С этими словами вампир кончиками пальцев убрал волосы с её шеи, задел укусы. Вздрогнув, Изабель отодвинулась подальше, пока не упёрлась спиной в дверцу. — Хотите моей крови — пожалуйста! Но пусть от этого не страдают другие! — Не страдают? — он хмыкнул, вновь расслабленно откинувшись на спинке сидения. — Значит, будет лучше, если страдать буду только я? Изабель в недоумении посмотрела на него. О чём он? О каком страдании шла речь? Лично Изабель каждый раз видела, как он упивался властью над всем вокруг, как искренне наслаждался своим положением. — Иди ко мне. — Ни за что, — процедила Изабель. — Вот поэтому, — мягко, даже как-то по-отечески произнёс Призрак Оперы, — я и убью всех, кто тебя окружает. Изабель скрежетнула зубами, вцепившись пальцами в обивку сидения. — Какой в этом смысл? — Я всегда устраняю конкурентов, уничтожаю преграды, — произнёс он, — сейчас моя цель — ты. И ты будешь моей. У тебя не будет другого выбора. Изабель закусила губу, вновь чувствуя вес револьвера у себя в кобуре. Револьвер. Вот и решение всех её проблем. Достаточно только одного меткого выстрела. Хмурясь, она вновь подняла взгляд на Призрака Оперы, принимая решение. Получится ли у неё? Все вампиры невероятно быстры и сильны, они моментально реагируют на малейшее движение противника. Пока он так сосредоточен на девушке, у неё попросту не получится достать револьвер, взвести курок и направить дуло в его ледяное сердце. Она не успеет. Да и сможет ли она убить другое разумное существо? Сжав губы, Изабель опустила похолодевшую ладонь на рукоять пистолета. — Господин, — она вздохнула, закрыв глаза. — Я предложила вам выход. Убейте меня. Избавьтесь от мучений. Не трогайте других. Просто оборвите мою жизнь! Он оскалил клыки, так сильно сжав зубы, что на скулах заходили желваки. — Ещё раз заикнёшься об этом, — прорычал мужчина, — и я прикую тебя к стене в подвале. И твоё тело буду использовать, как захочу. Решившись, Изабель зажмурилась, взвела курок. Щелчок, который издал пистолет, был непозволительно громким. Нельзя медлить! Закусив губу, девушка выхватила пистолет. Руки тряслись, ледяные пальцы твёрдо сжимали рукоять. Сердце от ужаса остановилось. Её недолгая, тягостная жизнь пролетела перед глазами, когда Изабель прижала дуло пистолета к виску. Слёзы вновь хлынули из глаз. Девушка прерывисто вздохнула. Другого выхода она не видела. Призрак Оперы ужасен. Лучше умереть, чем быть связанной с ним. Её палец всё крепче сжимал спусковой крючок. Но, когда раздался выстрел, рука Изабель резко дернулась вверх. Пуля ушла в потолок автомобиля, в салоне едко запахло порохом. Изабель шумно вздохнула, обернувшись. Призрак Оперы крепко, до боли стискивал её запястье с зажатым в пальцах револьвером. Это он спас ей жизнь. Спас девушку от неё самой. — Я же сказал, — произнёс он, грубо прижимая Изабель к себе, — ещё раз, и тебя ждёт наказание. — Идите, — произнесла девушка дрогнувшим голосом. В его холодных руках её тело била крупная дрожь, — к чёрту. Он сдавил её запястье таким образом, что пальцы Изабель сами собой разжались. Оружие выпало из руки и с грохотом прокатилось по салону автомобиля. Её последнее средство обороны... Господи. Она же не хотела убивать себя! Изабель знала, что её спасут! Верила в это! Она лишь хотела припугнуть мужчину, заставить его одуматься! — Ты добилась своего, — прошептал Призрак Оперы, стиснув пальцами пышные кудри девушки, заставив её откинуть голову назад, обнажая шею. — Я в ярости. — Господин... Изабель громко простонала, содрогнулась, когда вампир, обнажив клыки, глубоко и грубо укусил её. Тело отозвалось мгновенно. По нему прошла до того жгучая волна желания, что у Изабель на мгновение потемнело в глазах. Она задрожала. Жар, моментально вспыхнувший внизу живота, был болезненным, невыносимым, сводящим с ума. Призрак Оперы стиснул её в объятиях, глухо простонав после очередного глубокого глотка. Его дыхание стало невыносимо горячим, ледяные руки — тёплыми и живыми. Он уронил ослабевшую девушку на сидение автомобиля, пальцами скользнув по её ноге, забираясь всё выше под длинную юбку. Изгибаясь под ним, зарывшись пальцами в его чёрные волосы, Изабель хватала ртом воздух, моментально забыв и об отчаянии, и о злобе. Укус подействовал, отравил тело безумным вожделением. Голова кружилась, перед глазами всё стало ослепительно ярким, сердце бешено билось в груди, лихорадочно качая оставшуюся в сосудах кровь. Его умелые руки стискивали тонкое платье, стягивали его вниз, обнажая невинное, девственное тело. Изабель попыталась прикрыться, когда Призрак Оперы с треском сорвал тонкий лифчик, но мужчина стиснул её запястья и прижал их к сидению. Он прильнул губами к отвердевшему соску, острыми клыками надавливая на ореол. Дыхание вырывалось из её груди с томными стонами. Изабель ненавидела себя за такую реакцию. Ей следовало быть в ужасе, пытаться бороться, бежать. Но она была в диком, неистовом восторге. — Господин, — прошептала она, извиваясь от его грубых, пылких поцелуев. — Ах... ха... нака... накажите меня! Да что она несёт?! Не об этом нужно умолять! Но если он продолжит томить её, медлить, то Изабель точно дотянется до пистолета и пристрелит его! Это невыносимо... — Потерпишь, — прорычал он, едва сдерживаясь, стискивая сильными руками бёдра. — Я не насытился. Призрак Оперы вновь укусил её, на этот раз чуть выше соска. Стон Изабель сорвался на крик, так что девушке пришлось заглушить его, прикусив костяшку пальца. Крови было немного, она стекала вниз, к соску, и мужчина, прильнув к нему, резво слизывал алые струйки с чувствительной кожи. Изабель содрогалась, словно через её тело проходили электрические разряды. — Я боль... я больше не могу! Прошу вас... Но вампир не спешил. — Ты заставляла меня ждать, — выдохнул Призрак Оперы, задрав юбку платья до живота. — Так что теперь наслаждайся местью. Изабель зажмурилась, изгибаясь, ощущая, как он выводил пальцем круги на тонком кружеве трусиков.