Назад в будущее

— Вы хоть понимаете, насколько бредово это звучит? И вы действительно хотите, чтобы я поверил вам на слово? — темноволосый парень отрицательно качает головой, посильнее надвинув на переносицу круглые очки в толстой чёрной оправе. Он похож на Юджина как две капли воды, и это поразительное сходство неизбежно вызывает у меня чувство дежавю. — У нас есть доказательства, — Уэнсдэй понижает голос до вкрадчивого шёпота, с опаской озираясь по сторонам. — Машина. Она стоит в поле в нескольких милях от города. Мы сидим за дальним столиком школьного кафетерия, который тоже практически ничем не отличается от своей будущей версии две тысячи двадцать второго года. Пришлось дождаться обеда, чтобы отыскать Стивена Оттингера и вкратце изложить ему невероятную историю нашего путешествия во времени — разумеется, он не поверил. Никто бы не поверил. — Слушайте, ребят… Если это какой-то дурацкий розыгрыш, лучше скажите сразу. У меня совсем нет времени на ваши дебильные приколы, — непоколебимо возражает будущий отец Юджина, вяло ковыряя булочку с кунжутом в своей тарелке. — Мне сегодня нужно успеть подготовиться к контрольной по истории, а ещё я обещал Вэл подтянуть её по физике… — Вэл? — я резко вскидываю голову, вспомнив, что уже слышал это имя от Винсента. Конечно, нет ничего удивительного, что старший Оттингер тоже был знаком с погибшей Кинботт, ведь они все учились в одной школе, однако что-то в его интонации заставляет меня насторожиться. — Ну да. Это моя девушка, — совершенно спокойно отзывается Стивен, проткнув тонкой пластиковой трубочкой тетрапак с шоколадным молоком. Вот дерьмо. Выходит, отец Юджина в юности встречался с Валери Кинботт — а ровно через неделю его девушку жестоко убьют во время выпускного бала... Я невольно задаюсь мысленным вопросом, связано ли это трагическое событие с его стремлением изобрести машину времени, но благоразумно не решаюсь спросить об этом вслух. Теперь, когда первоначальный шок немного схлынул, я начинаю понимать, что в словах Аддамс об эффекте бабочки однозначно присутствовало зерно рациональности. Любые изменения в прошлом неизбежно повлекут последствия в настоящем, поэтому мы обязаны соблюдать осторожность. — Стиви! Вот ты где! — за моей спиной внезапно раздаётся звонкий девичий голос, от чего я испуганно дёргаюсь всем телом. Машинально оборачиваюсь через плечо — и нервно вздрагиваю во второй раз. Через весь кафетерий по направлению к нашему столику гордо вышагивает та самая блондинка, которая совсем недавно стояла за спиной моей матери. Чёрт побери. Ну конечно. Если бы я не был так шокирован неожиданно стервозным характером Николет, то непременно заметил бы, что уже видел одну из её неприятных подружек — на фотографии из лежащей в бардачке старой газеты, в которой была опубликована статья об убийстве. Пока я молча хлопаю глазами и безуспешно пытаюсь свыкнуться с осознанием, что моя мать дружила с первой жертвой, Валери подходит к столу и останавливается позади Оттингера, обвив его шею руками. — Сладкий, почему ты сидишь тут с этими аутсайдерами? — воркует она, надменно стреляя глазами в сторону Уэнсдэй. — Захлопнись, убогая, — Аддамс закатывает глаза и вскидывает средний палец вверх, всем своим видом демонстрируя крайнюю степень презрения. — Ах ты… — глаза блондинки возмущённо округляются. Я уже открываю рот, чтобы вмешаться и предотвратить назревающую перепалку, но меня опережает Стивен. — Вэл, детка, мы обсуждаем завтрашнюю контрольную по истории… — не слишком убедительно врёт он, виновато поглядывая на свою разгневанную девушку. А потом вздыхает и с явной неохотой добавляет. — И вовсе они не аутсайдеры. Очень даже прикольные ребята. Приехали к нам по обмену из Канады… — Сладкий, но Никки ведь сказала, что эта парочка — законченные лузеры, и никому не следует с ними… — возмущённо возражает Валери, продолжая недовольно сверлить глазами абсолютно невозмутимую Уэнс. — Не надо слушать всё, что говорит Никки. Мы же сто раз это обсуждали, — неожиданно твёрдо отрезает старший Оттингер, отчего я моментально проникаюсь к нему неким подобием уважения. Похоже, вопреки образу стереотипного ботаника, он отнюдь не склонен слепо подчиняться мнению толпы и не разделяет всеобщего раболепного преклонения перед самопровозглашенной школьной королевой. Грёбаное дерьмо, и как я докатился до того, что начал уважать тех, кто не переваривает мою родную мать? В какой момент мир настолько перевернулся с ног на голову? Я буквально чувствую себя так, словно меня приложили по затылку чем-то тяжёлым — тотальный хаос в черепной коробке не позволяет сосредоточиться ни на чём конкретном. Мысли скачут и путаются, сменяя друг друга с бешеной скоростью. — Детка, мне придётся прогулять следующий урок, — неожиданно говорит Стивен, взяв обе ладони Валери в свои и поочередно коснувшись губами холёных девичьих рук. — Прикроешь меня перед Стриклендом, ладно? — Куда ты собрался? Я хочу с тобой, — она усаживается прямо на стол, демонстративно повернувшись к нам спиной. Мельком думаю, что даже по меркам современности эта картина выглядит довольно иррационально — стереотипно яркая блондинка и невзрачный очкастый ботаник. Кажется, я бы меньше удивился, если бы Энид вдруг ответила взаимностью нашему Юджи. — Тот эксперимент, который я недавно начал… Надо проследить за ходом работы, — туманно изрекает Оттингер, отводя взгляд в сторону. Он явно не слишком хорош во вранье, и я начинаю всерьёз опасаться, что Кинботт может увязаться за нами. Чёрт, а ведь в бардачке машины лежит газета со статьёй о её смерти… Сложно даже представить, как Валери может отреагировать на подобное. И точно не стоит проверять. К огромному облегчению, Стивен собирается с мыслями и предпринимает вторую попытку отвадить назойливую подружку. — И ещё хочу показать процесс ребятам… Забей, тебе будет с нами неинтересно. Я приеду к тебе вечером. Блондинка оборачивается через плечо, с подозрением покосившись на Аддамс — судя по всему, она мысленно прикидывает, насколько значительную опасность для их отношений со старшим Оттингером представляет странная новенькая. Однако непоколебимая уверенность в собственном превосходстве очень быстро побеждает зарождающуюся ревность. Капризно надув губы, она с неохотой соглашается, после чего спрыгивает со стола и неспешно удаляется, вальяжно покачивая бёдрами. — Если я спровадил свою девушку просто так, лучше скажите сразу, — Стивен взирает на нас из-под огромных очков с толстыми линзами, недовольно насупившись. — Не просто так, — как всегда решительная Уэнсдэй с готовностью подскакивает на ноги. Окидывает ботаника внимательным взглядом, словно сканируя и пытаясь уложить в своей голове осознание, что этот невзрачный паренёк действительно совершил настолько гениальный научный прорыв. — У тебя есть тачка? — Есть… — в отсутствие популярной подружки он заметно сникает, становясь удивительно похожим на своего робкого сына. — Но я не могу её водить. Ещё не получил права. Думаю, нам стоит подождать, пока с работы вернётся моя мама, чтобы она отвезла… — Прекрати мямлить, — Аддамс холодно обрывает его оправдательную речь, сверкнув густо подведёнными чёрными глазами. Мне хочется одёрнуть её и сказать, что стоит быть повежливее с человеком, от которого в самом буквальном смысле зависит наше будущее — но я слишком измотан и слишком шокирован происходящим, чтобы вступать с ней в очередную конфронтацию. Мне хочется как можно скорее оказаться в своём доме и своём времени, а до этого момента — попробовать ещё раз предупредить маму об опасности. — Где твоя машина? Я сама поведу, — заявляет Уэнс тоном, не терпящим возражений. — Ладно-ладно... Хорошо. Только машина дома, но тут недалеко, вполне можно дойти пешком… — покорно соглашается Оттингер. Очевидно, он выбит из колеи немногим меньше нашего. Всю дорогу до нужного адреса я не могу отделаться от чувства нереальности происходящего. Знакомые с детства улицы кажутся совсем чужими, вдобавок повсюду пестрят яркие вывески и рекламные баннеры давно ушедших с рынка магазинов. К тому же, я ощущаю чудовищный дискомфорт, потому что мы с Аддамс слишком выделяемся из толпы. Случайные прохожие бесконечно на нас озираются, а некоторые даже крутят пальцем у виска и шепчутся за спиной, нисколько не таясь. Похоже, о толерантности и тактичности в девяностых никто не слышал. С каждым шагом ко мне в голову закрадываются нехорошие подозрения, что ботаник Стиви вряд ли сможет быстро починить машину, если сможет вообще… А значит, мы рискуем застрять в прошлом на неопределённый срок. Или даже остаться навсегда. От этой мысли внутри всё холодеет, и мне снова становится жутко. — Пришли, — торжественно объявляет старший Оттингер, кивнув в сторону аккуратного небольшого домика, выкрашенного зелёной краской. Я сразу вспоминаю, что в нашем времени тут живёт мистер Анвар, один из подчинённых отца. Мир действительно очень тесен. — Подождите тут, я схожу за машиной. Когда наша единственная надежда скрывается в доме, Уэнсдэй мгновенно оборачивается ко мне, скрестив руки на груди — теперь она выглядит непривычно задумчивой, а немигающий взгляд абсолютно чёрных глаз лениво скользит от одного прохожего к другому. — У тебя есть деньги? — внезапно спрашивает Аддамс, сосредоточенно нахмурив брови. — Эм… Да, немного, — честно отвечаю я, не совсем понимая, куда она клонит. Перед завтраком в кафе я тщательно проверил все карманы и обнаружил там пару-тройку смятых десяток. Совсем негусто. Ничего удивительного, ведь наличкой я почти не пользовался, предпочитая более удобный способ оплаты с телефона. Однако в девяностом даже пластиковые банковские карты ещё не вошли в широкий обиход, что уж говорить об электронных версиях. Если нам действительно придётся тут задержаться, нужно будет как-нибудь раздобыть денег… Можно попробовать устроиться на работу, однако сегодня с большей долей вероятности мы будем вынуждены ночевать на улице. Если только отец Юджина не согласится нас приютить — что вряд ли, учитывая, что сейчас он даже не пригласил нас войти в дом. — Простите, сэр… — пока я размышляю о насущных проблемах, Уэнсдэй внезапно срывается с места и проворно подскакивает к какому-то пожилому мужчине с тростью. — Вы не подскажете, который сейчас час? Искренне недоумевая, зачем ей понадобилось узнать текущее время, я отворачиваюсь к дому Оттингеров — ботаника нет уже довольно долго, и я уже начинаю всерьёз опасаться, что тот решил нас обмануть. Впрочем, осуждать его сложно… Если бы ко мне внезапно подошла странная парочка и начала уверять, что они прибыли из будущего, я бы самолично сдал их в полицию. Или сразу в психушку. — Ой… — Аддамс вдруг спотыкается на ровном месте и хватается за мужчину, чтобы устоять на ногах. Прохожий заботливо придерживает её за плечи и обеспокоенно интересуется, всё ли в порядке. — Да-да, всё в порядке. Просто голова закружилась от жары. Огромное вам спасибо. Хм. Странно. Она изъясняется непривычно вежливо, словно ей и вправду напекло голову — мне становится немного не по себе. Как знать, вдруг перемещения во времени опасны для здоровья или вроде того? Пожалуй, стоит попробовать занять денег у старшего Оттингера… Если Уэнс действительно плохо себя чувствует, ей точно не следует ночевать на улице. — Что с тобой? Ты не заболела? — сразу спрашиваю я, когда она возвращается обратно, провожая прохожего долгим пристальным взглядом. И предусмотрительно протягиваю к ней руку, чтобы не позволить упасть в случае чего. — Может, тебе стоит поесть? — Просто умолкни, — едко отрезает Аддамс и отшатывается назад, не позволяя притронуться. Что ж, теперь она снова ведёт себя как обычно, и я немного успокаиваюсь. А мгновением позже она достаёт из заднего кармана потёртый кожаный бумажник — и моя отвисшая челюсть уже в сотый раз встречается с асфальтом. Нет никаких сомнений, что этой вещицы при ней раньше не было, а значит… — Ты украла у него кошелёк?! — восклицаю я, напрочь позабыв, что о таком не следует орать на всю улицу. Чёрт, ну конечно! Вот какой была цель странного перформанса с фальшивым головокружением. А я повёлся как последний кретин и даже начал за неё переживать. — Закрой рот, придурок, — Уэнсдэй шипит как разъярённая кошка и бесцеремонно хватает меня за руку, оттащив в тень растущих вдоль тротуара деревьев. — Или, может, ты думаешь, что этот хлюпик починит машину по щелчку пальцев, и к вечеру мы будем дома? Смирись, мы тут застряли. И нам нужны деньги. Оказавшись вдали от случайных свидетелей, она открывает украденный бумажник — внутри обнаруживаются водительское удостоверение на имя некоего Роджера Сильверстоуна, пара чёрно-белых фотографий в специальном кармашке и приличное количество аккуратно сложенных купюр. Кем бы ни был этот мужчина с тростью, он оказался нам весьма полезен. Хоть я и не одобряю воровства, иного выбора попросту нет. Но не хочу даже предполагать, откуда у дерзкой девчонки взялись навыки опытной карманницы. — Эй, ребята! — нас окликает Оттингер, и я нервно вздрагиваю всем телом как от удара током. Похоже, после таких приключений мне всерьёз понадобится пройти полный курс психотерапии. Оборачиваюсь на звук его голоса — и чувство дежавю многократно усиливается. Потому что на асфальтированной подъездной дорожке стоит точно такая же Хонда Аккорд, которую Уэнс угнала из гаража прошлой ночью. Вернее, угонит через тридцать лет… Чёрт знает, какая формулировка будет наиболее правильной. Вот только убогая ржавая рухлядь, которую я привык видеть практически ежедневно, сейчас выглядит совсем новенькой и отполированной до блеска. Никак не могу привыкнуть ко всему этому дерьму. И не хочу привыкать. — Только на прошлой неделе купил… — гордо сообщает Стивен, любовно поглаживая ровный капот, которому предстоит серьёзно пострадать в столкновении с бетонной стеной. Мы с Аддамс обмениваемся взглядами. Кажется, она удивлена не меньше моего, но железный самоконтроль позволяет ей сохранить бесстрастное выражение лица. А спустя секунду она совершенно спокойно направляется к тачке и буквально выхватывает у Оттингера ключи. Он устраивается на переднем пассажирском, мне приходится занять заднее. Внутри приятно пахнет кожей и мятной жвачкой, а от комфорта мягких удобных сидений меня моментально начинает клонить в сон. Уэнсдэй ударяет по газам, и автомобиль стремительно срывается с места — Стивен тут же возмущённо восклицает, что так гонять запрещено правилами, но мне уже тотально наплевать. Весь последний месяц я спал урывками, а прошлой ночью не спал вообще, если не считать пары-тройки часов в бессознательном состоянии… Поэтому предпочитаю не вмешиваться и просто прикрываю глаза, откинувшись на спинку сиденья. Просыпаюсь от резкой остановки — несколько раз моргаю и осоловело оглядываюсь по сторонам. Вокруг простирается уже знакомое бескрайнее поле, залитое мягким оранжевым светом предстоящего заката. Пока я сонно зеваю и тру глаза руками, безуспешно пытаясь прийти в себя, Аддамс первой выходит из машины и решительно направляется к её разбитой копии из далёкого будущего. Она быстро распахивает дверь и принимается рыться в бардачке — я запоздало вспоминаю, что там пылится куча газет и старых снимков, которые Оттингеру лучше не видеть. Что ж, хорошо, что хоть кто-то из нас двоих способен соображать здраво. Впрочем, Стивену явно не до того. Покинув салон авто, я приближаюсь к нему — и вижу, что ботаник абсолютно сбит с толку. Он молча хлопает глазами, неотрывно взирая на свою же машину из двадцать второго года. Очевидно, до этого момента он не слишком верил в нашу историю — а теперь его накрыло тотальным шоком от осознания, что это вовсе не дурацкий розыгрыш. Я решаю не торопить его, позволив свыкнуться с увиденным. Вот только вместе с нами здесь и Уэнсдэй, для которой «тактичность» и «сдержанность» — просто непонятные слова. — Сколько времени потребуется на ремонт этой рухляди? — в лоб спрашивает она, не утруждая себя элементарным снисхождением. — Я… я не знаю, — севшим голосом бормочет Оттингер, сняв очки и принимаясь протирать толстые линзы рукавом джинсовой куртки. Он тяжело вздыхает, надевает очки обратно и очень осторожно прикасается кончиками пальцев к помятому капоту, словно пытаясь убедиться, что пострадавшая Хонда не является оптической иллюзией. — Вы… вы сказали, что я изобрету машину… времени в будущем, так? Но ведь этого ещё не случилось. Я не знаю, как починить то, чего ещё не изобретал. Именно такого ответа я опасался больше всего на свете. Чувствую, как сердце предательски сжимается в грудной клетке, а робкая надежда на спасение идёт трещинами, грозясь вот-вот разлететься на осколки. Чёрт, неужели мы с Уэнс останемся тут навсегда? А время в нашей настоящей реальности продолжит идти своим чередом… Нас сочтут без вести пропавшими, расклеят листовки с нашими фотографиями на всех остановках и фонарных столбах — и никто никогда не догадается, что мы провалились на тридцать лет назад. Мы застрянем тут и будем вынуждены со стороны наблюдать, как наши родители взрослеют, женятся и рожают детей — нас и не нас одновременно. И даже не сможем никому рассказать правду, потому что никто не поверит в этот грёбаный сюр. — Хрена с два, — резкий голос Аддамс вырывает меня из водоворота тягостных размышлений. В несколько решительных шагов она приближается к оторопевшему Стивену и грубо встряхивает его за воротник джинсовки. Тот испуганно округляет глаза, взирая на неё с таким ошарашенным видом, будто увидел призрака. — Ты починишь это ведро с гайками и отправишь нас домой. А иначе я оторву твой член вместе с яйцами, и ты больше никогда не сможешь трахнуть им свою хорошенькую безмозглую подружку. Ты понял? — Да-да, я понял… — он неловко дёргается, пытаясь отстраниться от девчонки, которую явно считает наглухо чокнутой. Машинально оглядывается на меня словно в поисках поддержки — и хотя обычно я не одобряю физического насилия, сейчас напористость Аддамс буквально может спасти наше будущее. Поэтому я молча развожу руками, всем своим видом демонстрируя, что не стану вмешиваться. Тяжело вздохнув, Оттингер принимается отчаянно кивать. — Ладно-ладно… Только отпусти. Я сделаю всё возможное, чтобы починить машину. Но мне понадобится время. — В твоих интересах сделать всё поскорее, — сурово припечатывает Уэнсдэй, после чего милостиво отстраняется и подходит к распахнутой пассажирской двери. Она снова наклоняется и ныряет в салон, а я снова отвожу взгляд от её упругой задницы в ужасающе коротких джинсовых шортах. Хорошо бы нам поскорее вернуться домой, иначе моя верность Бьянке окажется под угрозой. К счастью, уже через несколько секунд Аддамс выпрямляется и швыряет отцу Юджина один из многочисленных блокнотов, обнаруженных в бардачке. — Тут есть некоторая часть информации об устройстве машины времени, — равнодушно сообщает она таким тоном, будто речь идёт об инструкции к стиралке. — Это всё написал ты сам. Вернее, напишешь через много лет. — Обалдеть… — он пролистывает первые страницы, внимательно вчитываясь в мелкие рукописные строчки. А мгновением позже вдруг вскидывает голову и задаёт самый неподходящий вопрос. — А чем я занимаюсь в двадцать втором? То есть, я знаю, что нельзя знать слишком много о своём будущем, но… Я поступил в Гарвард? Я стал учёным, верно? Мы с Аддамс обмениваемся встревоженными взглядами — никто из нас не решается сказать, что в будущем Стивену Оттингеру не суждено получить мирового признания. Что он не сумеет поступить в Гарвард, а будет работать учителем физики в коррекционной школе для трудных подростков… А за десять лет до нашего путешествия во времени по необъяснимым причинам запрётся в своём гараже наедине со злополучной Хондой — и в последний раз заведёт мотор, чтобы покончить с собой. — Ну… Вроде того, — уклончиво отвечаю я, побоявшись, что Уэнс может ляпнуть очередную необдуманную резкость. — Здорово, — простодушно улыбается будущий непризнанный гений, поправив сползшие на нос очки. — А мы с Вэл поженимся? Я хочу сделать ей предложение после выпускного. Может, это слишком рано, но я люблю её и не хочу тянуть. Она согласится, правда же? Чёрт. Это даже хуже. Если до этого момента у меня оставались сомнения, зачем вообще Стивен решил изобрести машину времени, то теперь они бесследно испаряются — он и вправду любил заносчивую подружку моей матери… И пытался таким образом предотвратить её смерть. А ведь он даже не подозревает, как мало времени у них осталось. Всего через шесть дней Гаррет Гейтс слетит с катушек и убьёт Валери на выпускном, сломав тем самым несколько жизней. — Если знать слишком много о будущем, оно может не сбыться. Закон доктора Эммета Брауна, — заявляет Аддамс, в очередной раз удивив меня своей сообразительностью. Когда из её рта не льётся поток ядовитой злобной нецензурщины, она поистине великолепна. Жаль, что такое случается крайне редко. — Кто такой этот доктор Браун? — растерянно переспрашивает Оттингер, задумчиво нахмурив брови. И хотя вся трилогия фильмов о Делориан уже вышла в прокат, он явно их не смотрел. — Известный в наше время учёный. Ты потом узнаешь, — врёт Уэнсдэй, не моргнув глазом. — Да, думаю, это правильно… — понимающе кивает отец Юджина, для которого, очевидно, любые научные законы имеют колоссальное значение. По крайней мере, он прекращает задавать неудобные вопросы. Следующие пару часов уходит на то, чтобы подцепить разбитую Хонду к её новенькой копии и отбуксировать в гараж Оттингеров. Вот только второе парковочное место уже занято огромным джипом Чероки, принадлежащим родителям Стивена — и версию машины из девяностого поставить попросту некуда. Немного поразмыслив, ботаник виновато сообщает, что не сможет приютить нас у себя дома — но зато может предложить на время забрать его автомобиль и переночевать на задних сиденьях. Я сдержанно благодарю его и принимаю предложение, так и не решившись пояснить, что стараниями Аддамс мы можем позволить себе минимум неделю проживания в неплохом мотеле. Лучше ему не знать лишних подробностей. Распрощавшись со Стивеном и договорившись встретиться в школе завтра утром, мы забираем машину и выезжаем на тускло освещённую улицу. Без особых надежд я предлагаю Уэнс поспать в машине, а украденный кошелёк просто выбросить, чтобы не навлечь на наши головы дополнительные неприятности — но она только закатывает глаза и вдавливает газ в пол, сворачивая на одну из соседних улиц. Отыскать ближайший мотель не составляет особого труда — трёхзвёздочный Хайятт Хаус стоит на Гудзон-стрит ещё со второй половины шестидесятых. За внушительную доплату к стоимости двухместного номера администратор на стойке ресепшена абсолютно спокойно соглашается закрыть глаза на отсутствие необходимых документов и заселяет нас под фальшивыми именами. А я в очередной раз думаю, что элементарная система безопасности в прошлом веке находилась в глубокой заднице. — Может быть, нам следовало снять раздельные номера? — не слишком уверенно спрашиваю я, пока Уэнсдэй вставляет ключ в замочную скважину. — Нет уж, спасибо, — саркастично парирует она, распахнув дверь. — Не хочу завтра проснуться и обнаружить, что ты разрушил Вселенную, потому что не сумел держать язык за зубами. Отчасти Аддамс права. Я ни на минуту не оставлял мысли снова отыскать маму и предупредить её о грядущей угрозе — вот только не мог придумать, как заставить её мне поверить. Если совсем недавно я ошибочно предполагал, что знаю Николет Торп до мозга костей и легко сумею подобрать подходящие слова, то теперь уже не питаю фальшивых иллюзий. Тридцать лет назад моя мать была совершенно другим человеком, и она явно не станет меня слушать. Мы проходим в небольшой номер с двумя кроватями, стоящими параллельно друг другу на расстоянии метра — здесь довольно чисто и даже уютно, несмотря на старомодный дизайн интерьера. Из прочей мебели присутствует только большой деревянный шкаф возле стены и комод с зеркалом из трёх створок, а напротив кроватей расположена дверь в смежную ванную комнату. Ничего особенного, но достаточно приемлемо — впрочем, других вариантов у нас всё равно не имеется. Аддамс с порога заявляет, что намерена принять душ и скрывается в ванной, а я усаживаюсь на край кровати и от нечего делать начинаю перебирать фотографии и газетные вырезки, взятые из бардачка машины времени. Что ж, ясно одно. Прошлое наших родителей оказалось совсем не таким, каким ожидалось. Моя добрая и милая мать была законченной стервой, встречалась с Гомесом Аддамсом и плевала с высокой колокольни на принцип мирного сосуществования. А непризнанный гений Оттингер-старший был до безумия влюблён в Валери Кинботт и намеревался жениться на ней — а вовсе не на будущей матери Юджина. Про своего отца я пока не узнал ничего стоящего или компрометирующего, однако интуиция подсказывала, что Винсент тоже сумеет меня шокировать. А ещё кристально ясно, что мы застряли здесь минимум на несколько дней — и у нас появился шанс остановить Гаррета Гейтса, чтобы не позволить ему совершить два жестоких убийства с разницей в тридцать лет. Уэнсдэй явно не одобрит подобной идеи, но мне тотально наплевать на её мнение. Если несносная дерзкая девчонка попытается меня остановить, я засуну её в шкаф и подопру кроватью. Да всё что угодно сделаю… Лишь бы в будущем мама осталась жива. Однако посвятить Аддамс в свои планы всё же необходимо. Заранее подготовившись к трудному разговору, я убираю вырезки и снимки под матрас, чтобы их случайно не обнаружила горничная — а потом останавливаюсь у окна, задумчиво разглядывая с высоты пятого этажа огни ночного города, простирающиеся до самого горизонта. Чертовски хочется покурить, но мой любимый вишнёвый Чапман остался в двадцать втором, а в девяностом его попросту ещё не начали производить. За спиной слышится тихий звук открываемой двери — я набираю в лёгкие побольше воздуха, будучи готовым отбить любые возражения. — Слушай, Уэнс… — я очень медленно оборачиваюсь и… осекаюсь на полуслове. Из головы ураганом выдувает все мысли и все тщательно придуманные аргументы, а глаза против воли широко распахиваются — и я замираю как истукан с нелепо приоткрытым ртом, наповал сражённый открывшейся взгляду картиной. Аддамс стоит на пороге ванной, из которой вырываются клубы влажного пара. И из одежды на ней одно только короткое махровое полотенце, едва прикрывающее грудь и с трудом достающее до середины бедра. С распущенных мокрых волос капает вода, стекая по хрупким остреньким плечам и скрываясь в ложбинке между грудей. Лицо без привычного боевого раскраса кажется совсем юным, но огромные чернильные глаза на фоне мертвецки бледной кожи всё равно сияют как пламенеющие угли. Меня моментально бросает в жар, щёки вспыхивают румянцем, а в паху возникает привычная недвусмысленная тяжесть. Чёрт. Грёбаное дерьмо. — Чего уставился? — сердито бросает Уэнсдэй, окатив меня своим коронным надменным взглядом, после чего приходит вглубь номера и сдёргивает покрывало с кровати. Она немного наклоняется, отчего проклятое полотенце сползает ниже, демонстрируя округлые полушария небольшой, но чертовски красивой груди… Нервно сглатываю и титаническим усилием воли отвожу взгляд — вот только катастрофическую реакцию этим уже не остановить. Член стремительно наливается кровью, и я неловко переминаюсь с ноги на ногу, не зная, как скрыть от внимательного взгляда Аддамс настолько очевидное свидетельство дурацкого неуместного возбуждения. — Я… Нам надо… — позорно сбивчиво бормочу я, комкая пальцами край белой футболки. Но в голове совсем не остаётся внятных мыслей, и мне никак не удаётся выжать адекватную речь о необходимости остановить Гейтса. После пары секунд мучений я неизбежно сдаюсь. — Мне нужно в туалет. Извини. И практически бегом бросаюсь в сторону открытой двери в ванную комнату, лопатками чувствуя на себе тяжёлый пристальный взгляд Аддамс — кажется, её чернильные глаза вот-вот прожгут во мне дыру. Тем более, что брешь в моём самоконтроле разрастается всё сильнее с каждой секундой. Переступив порог ванной, я рывком захлопываю дверь и приваливаюсь к ней спиной, словно надеясь таким образом укрепить баррикаду между нами. Но становится только хуже. Особенно — когда я делаю глубокий вдох в попытке унять сбившееся дыхание, и в лёгкие моментально проникает насыщенный аромат парфюма Уэнсдэй, смешанный с клубами влажного пара от горячей воды. Особенно — когда мой рассеянный взгляд падает на широкую штангу на стекле душевой кабины, на которой сушатся её постиранные вещи. Вульгарный короткий топ, вызывающе узкие шорты, блядские колготки в крупную сетку… и две крохотные паутинки кружевного нижнего белья. Лифчик и трусики. Особенно — когда мне становится совсем уж невыносимо от осознания, что под полотенцем на ней не было абсолютно ничего. Вот теперь я точно попал. Вляпался в дерьмо по самые уши. Я застрял в прошлом вместе с несносной дерзкой девчонкой, которую хочу до потемнения в глазах. И мне чертовски хотелось бы списать настолько острую реакцию на бушующие подростковые гормоны, но, похоже, дело тут совсем в другом… Я просто-напросто её не забыл. Не перестал любить, хотя отчаянно пытался. Вот только Уэнсдэй мои чувства никогда не были нужны — ни наивная робкая влюблённость, когда мы были детьми, ни жгучее крышесносное желание сейчас. Вдобавок я по-прежнему состою в отношениях с другой и уж точно не стану изменять ей даже мысленно. Воспоминания о Бьянке немного помогают. В голове заметно проясняется, тяжесть в паху ослабевает, а налитый кровью член перестаёт неприятно упираться в ширинку джинсов. Так. Уже лучше. Всё правильно. Приходится сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, а потом сполоснуть лицо холодной водой, чтобы окончательно прийти в себя. Остановившись над раковиной, я провожу ладонью по запотевшему зеркалу, чтобы взглянуть на собственное отражение — увы, я до сих пор выгляжу так, словно только что пробежал марафон. Грёбаное дерьмо. Если я заявлюсь обратно в таком взбудораженном виде, Аддамс точно решит, что я умчался дрочить после увиденного. Нет, нельзя давать ей повод так подумать, иначе до самого возвращения домой я буду вынужден выслушивать ядовитые подколы — и это ещё в лучшем случае. В худшем — она просто размажет меня по стенке. Стянув футболку через голову и бросив её валяться на полу небрежным комком, я направляюсь в сторону душевой кабины, на ходу расстёгивая ремень. Несколько минут под прохладным душем слегка остужают недавний пыл — по крайней мере, я больше не чувствую бесконтрольного желания наброситься на Уэнсдэй с поцелуем, которого она явно не оценит. Ещё раз взглянув на себя в зеркало и на всякий случай убедившись в относительной нормальности собственного внешнего вида, я натягиваю вещи обратно и возвращаюсь в комнату. Верхние лампы уже полностью потушены, но через незашторенное окно проникает рассеянный желтоватый свет уличных фонарей — и я вижу, что на полу возле кровати Аддамс белеет сброшенное полотенце. От одной только мысли, что она сейчас лежит абсолютно голая под тонким одеялом, меня снова кидает в жар... Да что ж за хрень такая? Откуда взялось это грёбаное наваждение? К счастью, Уэнс уже спит, а потому я слабовольно решаю перенести сложный разговор на завтра — довольно непросто вести дискуссию, когда у тебя стоит на оппонента. Завалившись на кровать прямо в одежде, я укутываюсь в покрывало и закрываю глаза в надежде, что пережитый стресс вкупе с жутким переутомлением сделают своё дело. Я и правда чувствую себя выжатым как лимон, а мозги как будто пропустили через мясорубку… Но быстро заснуть не удаётся. Отельная подушка кажется твёрдой словно камень, а ноги моментально замерзают под тонким покрывалом. Я долго ворочаюсь, пытаясь подобрать удобную позу, но мысли бесконечно возвращаются к Аддамс. Самая безвольная и не самая лучшая часть моего разума подсовывает совсем уж бредовые фантазии… Чёрт, да нас ведь разделяет всего пара шагов. Что мне стоит сейчас же подняться на ноги, подойти к соседней кровати и сдёрнуть тонкую ткань одеяла с её обнажённого тела? Держу пари, её прохладная кожа на ощупь как самый дорогой шёлк. А ещё она наверняка очень хороша в постели — правда никому из нашей школы проверить не удалось, ведь Аддамс грубо отшивала одноклассников ещё на подлёте, но слухи ходили самые разные. Энид вечно трепалась в своём блоге, якобы Уэнсдэй бросила выпускника полицейской академии Далтона ради солиста популярной местной рок-группы, а потом изменила ему с кем-то ещё, более крутым и ещё более популярным… Так, стоп. Зачем я вообще об этом думаю? Даже если не брать в расчёт очевидный факт, что я пролетаю по всем её критериям, фантазировать о ней в подобном ключе как минимум неуважительно. Мы ведь друзья детства… или вроде того. Хрен его знает, я уже ни в чём полностью не уверен. Слишком резко привычный мир встал с ног на голову. — Ксавье, — тихий голос Аддамс заставляет меня нервно дёрнуться. То ли от испуга, то ли от того, что она практически никогда не называла меня по имени. — Ты ведь не спишь. Это звучит скорее как утверждение. Я моментально напрягаюсь, опасаясь, что она сейчас заведёт максимально неловкий разговор о причинах моего идиотского поведения. — Я знаю, о чём ты думаешь, — равнодушно продолжает Уэнс, подтверждая мои самые худшие догадки. Я уже открываю рот, чтобы извиниться и выдать какую-нибудь нелепую отмазку, что убежал в ванную как ошпаренный вовсе не потому, что не сумел справиться с собственной физиологией, а потому… Чёрт, да я даже не знаю, что сказать в своё оправдание. Она ведь не полная идиотка, чтобы поверить в настолько топорную ложь. Вот только Аддамс произносит вовсе не то, что я жду услышать. — Ты хочешь остановить Гаррета Гейтса и спасти свою мать в будущем. Но ты ведь понимаешь, что есть только один способ разрешить это дерьмо окончательно и бесповоротно… Нам придётся убить его до выпускного.