Назад в будущее

Несмотря на довольно ранний час — солнце едва начало клониться к горизонту, в аптеке совсем немноголюдно. Кроме нас тут всего пара-тройка человек. Уэнсдэй бескомпромиссно заявила, что раз уж возникла необходимость сюда заехать, нужно купить всё необходимое. Я ошибочно посчитал, что под необходимым она имеет в виду стратегический запас тампонов, влажных салфеток и прочих девчачьих штучек, однако Аддамс удивила меня и тут. С порога она направилась к стеллажу со снотворными, а на мой вопросительный взгляд небрежно пожала плечами и объяснила, что нейтрализовать убийцу нужно максимально незаметно, а мощные транквилизаторы как нельзя лучше подходят для этой цели. Понятия не имею, каким образом она решила вырубить снотворным человека с огромным мясницким ножом, но возражать я не решился. Спорить с ней всегда было слишком бесполезно и слишком энергозатратно — всё равно что пытаться сдвинуть монолитную стену. К тому же, нам действительно стоит быть во всеоружии. Никогда не знаешь, что пригодится во время охоты за серийным маньяком. Поэтому вот уже полчаса мы слоняемся между ровных рядов стеллажей, заставленных самыми разнообразными препаратами. Моя разбитая в кровь губа, судя по ощущениям, распухла до масштабов Юпитера, вдобавок на костяшках правой руки, которой я врезал придурковатому папаше Тайлера, расплылся здоровенный чернильный синяк — но скудный лимит заботы от Уэнсдэй довольно быстро себя исчерпал. Только в самом начале нашего набега на аптеку она неодобрительно покосилась на моё лицо и забросила в корзину бутылёк с перекисью, пачку ватных шариков и какую-то заживляющую мазь, после чего утратила всякий интерес к моей скромной персоне. Пока Аддамс скрупулёзно изучает инструкцию на обороте большого бутылька с малопонятным названием Доксиламин, я отхожу на несколько шагов и скрываюсь из поля зрения. Как только мы переступили порог аптеки, ко мне в голову закралась навязчивая мысль — ужасающая и волнующая одновременно. Но я вполне здраво рассудил, что пора прекращать обманывать самого себя. Я уже изменил Бьянке, пусть до финала мы с Уэнс не дошли… Пока не дошли. Но моё самообладание ещё со вчерашнего вечера висит на волоске, а угрызения совести благополучно заткнулись под влиянием жгучего бесконтрольного желания, которому я не мог, да и не очень-то хотел сопротивляться. К тому же, Аддамс совсем не похожа на девушку, которая станет дожидаться какого-нибудь там третьего свидания, положенного дурацкими рамками приличия, чтобы перевести наши поцелуи в горизонтальную плоскость… И я бы соврал, если бы сказал, что всё внутри меня не сжималось от трепетного предвкушения. Поэтому я останавливаюсь возле стеллажа с презервативами. Останавливаюсь — и моментально теряюсь от обилия разноцветных пёстрых этикеток. Никогда раньше об этом не задумывался и покупал первые попавшиеся, но сейчас… С Аддамс всегда всё по-другому. Чёрт, может, сначала стоило бы ненавязчиво выяснить, какие именно ей нравятся? Вот только настолько деликатный вопрос даже в моей голове звучит совершенно по-идиотски. Вдобавок интуиция подсказывает, что её опыт в постели значительно превосходит мой, и я снова начинаю жутко нервничать как сопливый младшеклассник. Если Уэнсдэй не открутит мне голову за подобное проявление интереса, то точно окатит градом ядовитых колкостей. Не придумав ничего лучше и опасаясь быть застуканным, я хватаю первую упаковку, которая подвернулась под руку, и прячу её за спину. Осталось только незаметно пробраться к кассе и оплатить. Украдкой покосившись в сторону Аддамс и убедившись, что она по-прежнему увлечена Доксиламином, я едва ли не бегом подскакиваю к кассовой зоне — сотрудница в форменном халате с подозрением косится на мой потрёпанный внешний вид, но никак не комментирует это вслух. Не удивлюсь, если прямо сейчас она иронично думает, что таким неряшливым оболтусам и вправду лучше не размножаться. Я едва успеваю расплатиться и сунуть блестящую упаковку в задний карман, как за спиной раздаётся ровный голос Уэнс. — Куда ты свалил? — без особого интереса спрашивает она, но я невольно вздрагиваю, словно натворил что-то плохое и был пойман с поличным. Благо, Аддамс с бесстрастным видом вываливает на кассу препараты и удаляется на улицу, бросив через плечо прохладно-небрежное, — Расплатись. — На Доксиламин нужен рецепт, — скучающе заявляет фармацевт, даже не стараясь скрыть широкий зевок. — И вот на это тоже. И на это. — Тогда уберите всё, на что нужен рецепт, — резонно предлагаю я, искренне не понимая, на кой чёрт нужно тянуть время. Неприязненно скривившись, грузная женщина в халате откладывает в сторону большую часть выбранных Уэнсдэй медикаментов. Быстро расплачиваюсь за остаток, после чего покидаю аптеку и выхожу на залитую солнцем улицу — девчонка сидит прямо на капоте Хонды и задумчиво курит, всматриваясь в безоблачное голубое небо. Солнце бликует в её смоляных локонах, по-прежнему собранных в высокий хвост, и я невольно засматриваюсь на пару секунд. Но потом встряхиваю головой, чтобы сбросить наваждение, и подхожу к машине, забирая у неё сигарету. Не глядя, забрасываю пакет с лекарствами на задние сиденья через опущенное стекло — и с наслаждением делаю глубокую затяжку. Разбитая припухшая губа неприятно саднит, но сизый никотиновый дым быстро проникает в лёгкие и вызывает приятное головокружение. — Сигареты ты тоже стащила у прохожего? — беззлобно поддеваю я, прислонившись к боковой двери и искоса поглядывая на Аддамс. — Нет, просто попросила, — отзывается она и вальяжно потягивается, вскинув тонкие руки. Чёртов топ снова задирается, демонстрируя колечко пирсинга в пупке, и у меня моментально пересыхает в горле. Не слишком убедительно списываю это на вдыхаемый горький дым. — Мне не продали без рецепта большую часть снотворных, — решаю предупредить сразу, чтобы избежать недовольства в дальнейшем. — Жаль, — бесстрастно роняет Уэнсдэй, немного щурясь от палящего летнего солнца и упираясь ладошками в капот позади себя. — Не расскажешь, зачем они нам в таком количестве? — я делаю последнюю затяжку и пытаюсь зашвырнуть сигарету в ближайшую мусорку, но безбожно промахиваюсь. — Скажи мне, какой самый простой способ убить человека? — спрашивает она таким тоном, как будто читает доклад на уроке. — Не знаю, — честно отвечаю я. Конечно, я много думал о том, каким образом убить Гейтса, но так и не сумел определиться. Никогда прежде таким не интересовался. Откровенно говоря, до этого разговора я даже не воспринимал в полной мере тот факт, что мы действительно задумали совершить убийство. Всё казалось нереальным, словно происходило не со мной — вот только время беспощадно играло против нас, и роковая дата неуклонно приближалась с каждым часом. — Или, может, ты намереваешься ворваться в школьный кафетерий с бензопилой наперевес и снести ему голову? — Аддамс иронично изгибает бровь, наблюдая за мной из-под полуопущенных пушистых ресниц. А потом снова отворачивается к однотипным низким домикам, уходящим за горизонт и оттого кажущимся бесконечными. — Проще всего будет его отравить. Я думала о наркотиках, но даже в девяностых достать что-то существеннее травки довольно непросто. Есть риск загреметь за решётку, и тогда путь домой нам заказан. А большая доза сильных седативных вполне способна прикончить человека. Это звучит настолько… обыденно, словно мы обсуждаем, сколько выпивки взять на сходку в гараже — несмотря на знойный летний день, по спине пробегает холодок. Грёбаное дерьмо, мы ведь станем настоящими убийцами. Совсем скоро, через считанные дни. Пусть и из благих побуждений… Пожалуй, не зря говорят, что благими намерениями вымощена дорога в Ад. Именно туда мы и направляемся. И пусть потом мы бесследно исчезнем из текущего времени, страшная тайна свяжет нас навеки. Совсем не такое я представлял, когда наивно мечтал в детстве, что однажды мы с Уэнсдэй станем единым целым. — Но ты говорила про оружие… — зачем-то вспоминаю я, лишь бы прервать повисшее в воздухе напряжённое молчание. — Ну, что сможешь его достать... Зачем тогда оружие? — Затем, что всегда нужно иметь запасной план. На случай, если что-то пойдёт не так, — абсолютно хладнокровно отвечает Аддамс, как будто объясняет очевидные вещи неразумному ребёнку. — Снотворное может подействовать не до конца. Убийц может быть двое или больше. Да что угодно. Ты что, фильмы не смотрел? Она снова абсолютно права. Вот только это не отменяет того, что мне становится чертовски жутко. Стараюсь подумать о маме, вспомнить её сияющие нежностью глаза и мягкую ласковую улыбку… Но мотивация срабатывает крайне дерьмово — на первый план бесконечно выдвигаются более свежие воспоминания. Мои молодые родители, которые бесконечно издевались над беднягой Гейтсом просто потому, что ему не повезло родиться красивым и богатым. Разумеется, многолетний буллинг от одноклассников нисколько не оправдывает совершённые им жестокие преступления. Но мне всё равно его жаль. Не так сильно, как погибшую в расцвете лет маму, которую я любил и продолжаю любить всем сердцем… но всё-таки жаль. Никто не заслужил такого. — Только не вздумай нудеть. Он же псих, ты сам всё видел, — непоколебимо заявляет Уэнсдэй, хотя я не сказал ни слова о своих душевных терзаниях. Очевидно, все противоречия отчётливо отражаются у меня на лице. Хотел бы я быть таким же равнодушным, как она… Вот только не получается. Увы, мой мир не делится на чёрное и белое — и впервые в жизни я об этом жалею. И я совсем-совсем не уверен, что в решающий момент моя рука не дрогнет. Хорошо, что я застрял тут не один. Без Аддамс мне однозначно не справиться. — Поехали в мотель. Обработаем твои боевые ранения, — она спрыгивает с капота, косится в мою сторону… и вдруг улыбается. Не так, как обычно — с ироничной издёвкой или презрительным снисхождением, а вполне себе искренне. Как в давно забытом детстве, когда я был неуклюжим пухлым мальчуганом, а она — вечно хмурой девочкой с двумя строгими косичками и ученически-ровным пробором. Когда я мечтал признаться ей в любви и даже не подозревал, при каких ужасных обстоятельствах мы сблизимся годы спустя. Дорога до мотеля проходит в молчании. Уэнсдэй крепко сжимает руль обеими руками, ловко лавируя в растянувшейся веренице других автомобилей, а я просто смотрю на домики по обочинам и невольно думаю, что наша сумасшедшая затея полна рисков. Аддамс ведь права — может случиться что угодно. Даже сейчас, когда мы просто едем в мотель, и вроде бы совершенно ничто не предвещает беды, нас вполне могут тормознуть копы за превышение скорости… А потом задержать из-за отсутствия необходимых документов. И тогда надеяться будет не на кого. Впрочем, пока что изменчивая Фортуна на нашей стороне — нам удаётся добраться до пункта назначения без приключений. — Садись, — непоколебимо заявляет девчонка, как только мы переступаем порог номера. Покорно устраиваюсь на краю своей кровати, неотрывно наблюдая за её действиями. Уэнс деловито вытряхивает содержимое пакета из аптеки на светлое покрывало, ловко вскрывает упаковку с ватой и смачивает один шарик из бутылька с перекисью. Чуть сощурившись, приближается ко мне вальяжной походкой и вдруг ставит одно колено на постель — прямо между моих ног. Умом я понимаю, что это всего лишь необходимо для удобства, но от близости Аддамс моментально бросает в жар. Кажется, у меня выработался новый условный рефлекс. Взгляд против воли падает на её бедро, обтянутое крупной сеткой, в ромбиках которой ещё заметны не до конца стёртые крестики и нолики… Разум атакуют чувственные образы из недавних воспоминаний. А когда тоненькая рука резко взлетает вверх и запутывается в моих волосах, вынуждая запрокинуть голову, я и вовсе забываю, как полагается дышать. — Не дёргайся, — твёрдо чеканит Уэнсдэй и подносит смоченную ватку к моему лицу. Чёрт. Можно подумать, я бы смог сейчас пошевелиться… Мышцы словно налились свинцом и отказываются подчиняться — но мне даже в голову не приходит шелохнуться. Совсем неважно, что она прикасается ко мне с целью обработать ссадины и стереть подсохшие кровоподтёки. Главное, что её маленькие пальчики крепко сжимают мои неряшливо отросшие лохмы, а наши лица находятся на одном уровне — так близко, что я могу откровенно пялиться на неё без зазрения совести. Аддамс выглядит очень-очень сосредоточенной. Между смоляных бровей залегла крохотная морщинка, а чернильные глаза хирургически пристально взирают на мои губы. Вернее, на безобразно припухшую нижнюю… Но какая нахрен разница? Куда важнее, что она рядом. И она действительно заботится обо мне. Скажи мне кто-нибудь неделю назад, что ледяная стерва Уэнсдэй Аддамс будет так трогательно проявлять искреннее внимание по отношению к моей персоне, я бы не поверил и покрутил пальцем у виска. Холодный мокрый шарик ваты прижимается к саднящей губе, слышится шипение перекиси, и кожу начинает неприятно щипать. Я невольно морщусь, но не отодвигаюсь ни на миллиметр. И, кажется, даже не дышу… Разве что пальцы рефлекторно впиваются в отельное покрывало, сминая плотную ворсистую ткань. Девчонка переступает с ноги на ногу и крепче стискивает в крохотном кулачке мои волосы. Обонятельные рецепторы улавливают изрядно выветрившийся аромат её тяжёлого парфюма, и эти пряные нотки мгновенно отзываются волной мурашек вдоль позвоночника. Уэнс отбрасывает на пол побагровевшую от тёмной крови вату, наклоняется вбок, потянувшись за следующим шариком — и последние миллиметры расстояния пропадают. Её грудь в грёбаном вызывающе облегающем топе практически прижимается к моему торсу, а мои губы оказываются в непозволительной близости от её виска. И это намного больше, чем способно выдержать моё самообладание. В конце концов, я не железный… Да и никогда не являлся таковым. Крепко зажмурившись как перед прыжком в ледяную воду, я порывисто подаюсь вперёд и прижимаюсь поцелуем к бледному виску с выбившейся из хвоста иссиня-чёрной прядкой. Аддамс моментально замирает, словно оцепенев. Осторожно приоткрываю один глаз, чтобы увидеть боковым зрением, как её рука зависает на полпути к вскрытой упаковке ваты. В районе солнечного сплетения всё скручивает спазмом от мандража — больше всего на свете я боюсь, что она сейчас меня оттолкнёт… Нет. Я ни за что не позволю этого сделать. Только не после того, как она самозабвенно целовала меня на заднем сиденье будущей машины времени. Только не после того, как я явственно чувствовал дрожь её тела в своих объятиях и недвусмысленную влажность между её бёдер. Опасаясь окончательно разволноваться и пойти на попятную, я решительно кладу обе ладони на тонкую талию и плавно разворачиваю Уэнсдэй лицом к себе. Наши взгляды сталкиваются — суровый немигающий её и наверняка совершенно ошарашенный мой… Безмолвный зрительный контакт длится всего секунду, но этого достаточно, чтобы все мои внутренности снова скрутило спазмом. Вот только уже не от волнения. А от моментально нахлынувшего бесконтрольного возбуждения. Сердце разом разгоняется до тахикардии и стучит так громко, что я отчётливо слышу бешеное биение своего пульса. А мгновением позже Аддамс вдруг пару раз моргает, опускает потемневший пристальный взгляд на мои губы — и накатившее желание испепеляет остатки моей идиотской нерешительности. Вот только поцеловать её первым я не успеваю... Уэнсдэй шумно выдыхает, едва заметно вздрагивает в моих руках и рывком подаётся вперёд, накрывая мои губы своими и сразу проникая языком в рот. Её внезапный напор на секунду обескураживает — ровно на одну секунду, после чего инстинкты берут верх над разумом. Ладони самопроизвольно сжимаются на хрупкой талии. Так крепко, что большие пальцы почти смыкаются на плоском животике и проникают под слегка задравшийся топ. Пострадавшая в драке рука неприятно ноет, но я едва замечаю эту незначительную помеху. Нетерпеливо дёргаю девчонку наверх, отчаянно желая повторить сцену в машине, ощутить на своих коленях вес гибкого стройного тела и прижать её поближе к себе. Однако строптивая Аддамс не поддаётся — углубляет поцелуй, усиливает хватку в волосах, впивается ногтями второй руки в моё плечо, чтобы сохранить равновесие. Ловкий язычок сплетается с моим, сильнее распаляя и без того крышесносное возбуждение, и я не могу сдержать глухого низкого стона. Грёбаное дерьмо, никогда бы не подумал, что такая маленькая деталь как металлический шарик пирсинга может так чертовски заводить. Она слегка отстраняется, цепляя зубами припухшую нижнюю губу, но даже слабая вспышка боли сейчас служит дополнительным катализатором желания. Меня буквально колотит мелкой дрожью как при ознобе, а напряжённый член напоминает о себе требовательной давящей пульсацией. Не имея никаких сил ждать, я предпринимаю вторую попытку проявить инициативу и опрокинуть Уэнсдэй на кровать. Но она ловко выворачивается из объятий и перехватывает мои запястья, безжалостно врезаясь ногтями. На коже выступают красноватые следы в форме полумесяцев. Девчонка с вызовом вскидывает бровь, наблюдая за мной из-под полуопущенных ресниц — а потом вдруг отступает на шаг назад… и очень медленно опускается на колени, глядя мне прямо в глаза. Чёрт побери. От осознания, что именно Аддамс намеревается сделать, меня кидает в жар. По спине бегут волны колючих мурашек, а тяжесть в паху становится совсем уж нестерпимой. Она едва заметно усмехается самыми уголками губ, пока на дне чернильных глаз беснуются черти. Сомнений не остаётся — коварная Уэнс прекрасно осознает силу своего влияния и наслаждается этим. Нет, разумеется, мне никогда не составляло особого труда понять, почему вокруг неё вечно ошиваются парни из колледжа и даже рок-звёзды местного разлива, но теперь… Чёрт побери, да это же просто противозаконно — нельзя быть такой горячей. Такой безумно красивой. Такой притягательной. Такой, что у меня даже не хватает слов. Впрочем, таких слов попросту не существует. — Уэнсдэй… — выдыхаю её имя абсолютно севшим голосом, нелепо хлопая глазами. — Что? — невозмутимо отзывается Аддамс и отпускает мои запястья, чтобы схватиться за пряжку ремня и начать решительно её расстёгивать. — Можно подумать, ты не на это рассчитывал, когда покупал презервативы. Щёки мгновенно вспыхивают пунцовым румянцем — смутившись как полный кретин, я опускаю взгляд вниз, глядя на то, как хрупкие пальчики проворно вытягивают ремень из шлёвок. А потом расстёгивают пуговицу и резко дёргают вниз серебристый язычок молнии. Заливаясь краской до самых ушей, я вцепляюсь руками в несчастное покрывало и немного приподнимаюсь, помогая ей стянуть джинсы вместе с боксерами до лодыжек. Уэнсдэй ёрзает на полу, а чернильные глаза немного распахиваются при виде стоящего колом члена. Несмотря на то, что от волнения меня колотит лихорадочной дрожью, тело отчаянно требует своего — на головке уже выступила капелька блестящей смазки. Несколько секунд Аддамс с хирургической пристальностью рассматривает напряжённый член, и под немигающим взглядом мне становится жутко неуютно… Но я тут же забываю об этом, стоит ей протянуть руку и крепко сжать твёрдую плоть у основания. Это похоже на щелчок детонатора, взорвавшего ко всем чертям моё самообладание. Жаркая волна возбуждения прокатывается по спине и бьёт в пах импульсом электрического тока, заставив член нетерпеливо дёрнуться в железной хватке её маленьких пальчиков. Уэнс порочно облизывает губы цвета черешни, демонстрируя блеснувший на языке шарик пирсинга, после чего уверенно проезжается ладонью вдоль ствола. Но приступать к активным действиям не спешит, словно нарочно тянет время… С каким-то исследовательским интересом проводит подушечками пальцев по узору выступающих вен, задевает большим чувствительную головку — я вздрагиваю всем телом и прикрываю глаза, окончательно сдавшись во власть будоражащих ощущений. Под её раскованными прикосновениями волнение постепенно отступает, а на передний план выходит жгучее желание. Внезапно осмелев, я приоткрываю глаза, протягиваю к ней руку и наконец делаю то, о чём мечтал так давно… Наматываю высокий гладкий хвост на кулак и осторожно тяну Аддамс на себя — ожидаю, что она начнёт строптиво дёргать головой, но этого не происходит… Дерзкая девчонка послушно размыкает губы на выдохе и наклоняется вперёд, скользнув острым влажным язычком по головке члена. А секундой позже подаётся ещё ближе и обхватывает губами напряжённую плоть, погрузив в рот сразу наполовину. Грёбаное дерьмо. Интенсивность ощущений моментально зашкаливает за красную критическую отметку, и мне буквально кажется, что в артериях вскипает бурлящая кровь. Это охренительно хорошо и умопомрачительно ярко. Настолько, что на изнанке полуприкрытых век начинают вспыхивать цветные мушки. У меня невольно вырывается приглушённый хриплый стон. Уэнсдэй немного отстраняется, оставив во рту только головку — несколько секунд мягко посасывает, причмокивая и помогая себе рукой. А потом глубоко вдыхает и смело углубляет проникновение. Налитый кровью член медленно скользит вдоль языка и упирается ей в глотку. Металлический шарик добавляет яркости ощущений, а тесный влажный жар её горла кажется таким восхитительным, что я снова забываю, как дышать… Тахикардичный пульс бешено стучит в висках, по сосудам будто струится жидкий огонь, кожа покрывается мурашками. Пухлые, блестящие от её слюны и моей смазки губы плотно сжимаются, создавая вакуум — и это настолько крышесносно, что я больше не могу терпеть и окончательно отпускаю себя. Крепче сжимаю в кулаке смоляные пряди и несдержанно толкаюсь бёдрами ей навстречу. Аддамс морщится от глубины проникновения, но не отстраняется, покорно позволяя мне двигаться в плавном устойчивом ритме. Чёрт бы меня побрал. Это происходит на самом деле. Я действительно трахаю в рот саму Уэнсдэй Аддамс, о которой совсем недавно запрещал себе даже мечтать. Шальная мысль становится катализатором бурной реакции, и я едва сдерживаюсь, чтобы не кончить в ту же секунду. Но титаническим усилием воли заставляю себя остановиться и потянуть её за волосы назад. Она послушно отстраняется, напоследок с причмокиванием сомкнув губы на головке. С трудом переводя сбитое в ноль дыхание, я смотрю на неё сверху вниз — припухшие губы влажно блестят, на бледных впалых щеках алеет слабый румянец, высокий конский хвост растрепался и съехал набок, а сквозь тонкую ткань короткого топа отчётливо проступают контуры затвердевших сосков. Тяжёлый немигающий взгляд угольных глаз кажется совсем расфокусированным, словно Аддамс находится под кайфом… Я и сам чувствую себя наглухо обдолбанным — вот только даже самая забористая дурь на этой грёбаной планете не действовала на меня так, как действует она. Мой персональный героин с глазами цвета бархатного безлунного небосвода. И откуда только взялась эта хренова поэтичность? Никакая другая девушка никогда не пробуждала во мне тягу к красочным эпитетам. Но с Уэнсдэй всегда всё было совершенно по-другому. — Так и будешь таращиться? — едко поддевает она, сложив руки на коленях и с вызовом глядя на меня снизу вверх. — Ты похож на… Я не позволяю ей договорить. Не хочу знать, на кого я сейчас похож — и без того очевидно, что на влюблённого кретина… Резко наклоняюсь, перехватываю обеими ладонями её тонкие руки повыше локтей и дёргаю наверх, увлекая Уэнс за собой и опрокидывая спиной на мягкую постель. Она судорожно выдыхает, но не успевает даже опомниться, как оказывается прижата к кровати всем моим телом. Под нами по-прежнему хаотично валяются разбросанные упаковки лекарств, и ей наверняка не слишком комфортно, но теперь я уже не способен здраво соображать. Накрываю приоткрытые губы жадным горячечным поцелуем, пока дрожащие от возбуждения ладони исследуют все изгибы стройного тела — остренькие плечики, контуры хрупких ключиц, выступающие рёбра… И с замиранием сердца чувствую, как нежная прохладная кожа покрывается россыпью мурашек в местах прикосновений. Аддамс приглушённо стонет мне в рот и выгибается навстречу, а я сиюминутно понимаю, что ей по-настоящему это нравится. Осознание этого ударяет по оголённым нервам тысячевольтным разрядом тока, заставляя меня дрожать всем телом как на электрическом стуле. Не могу больше терпеть. Хочу чувствовать её целиком и полностью, хочу увидеть её совершенно обнажённой, хочу прикоснуться абсолютно везде... Сейчас же. Немедленно. Коленом расталкиваю стройные ноги пошире и одновременно подцепляю трясущимися пальцами нижний край проклятого топа, резко потянув его вверх — Уэнс разрывает поцелуй и покорно вытягивает руки, позволяя избавить себя от лишней одежды. А секундой спустя из лёгких разом вышибает весь воздух. Потому что под топом не оказывается бюстгальтера. Мой потемневший от возбуждения взгляд сразу упирается в соблазнительные полушария упругой груди с твёрдыми сосками. Судорожно выдохнув и отбросив ненужный элемент одежды прямо на пол, я наклоняюсь ниже и припадаю к ней губами. Втягиваю в рот напряжённый сосок, дразняще прикусываю, и у Аддамс вырывается протяжный стон. Стискиваю ладонями тонкую талию, пригвоздив её к постели, пока мои губы жадно изучают каждый миллиметр гибкого тела. Девчонка запрокидывает голову, трепетно зажмуривается, забирается руками мне под футболку и беспощадно врезается ногтями в спину — проводит от лопаток до поясницы, оставляя саднящий узор красноватых царапин. Зашипев от вспышки слабой боли, я опускаюсь поцелуями ниже, легонько цепляя зубами колечко пирсинга в пупке. Она выгибается в спине, следуя за движениями моих рук и губ. Я чувствую жар везде, где соприкасаются наши объятые желанием тела. Вот только на нас обоих по-прежнему слишком много одежды, которая сейчас кажется досадной помехой. Оставив влажную дорожку поцелуев на подтянутом животике, я слегка приподнимаюсь, уперевшись локтями в мягкое покрывало и подцепляю пуговицу на её шортах. Уэнс тем временем поочередно сбрасывает массивные грубые ботинки, и они с глухим стуком ударяются об пол. Едва сумев справиться с заедающей молнией замка, я решительно тяну вниз её узкие шорты вместе с сетчатыми колготками — плотная джинсовая ткань застревает в районе бёдер. В нетерпении дёргаю сильнее, отчего сетчатая паутинка неизбежно рвётся под моими ногтями. Аддамс недовольно фыркает, сдувая со взмокшего лба прилипшую чёлку, и приподнимается, чтобы мне помочь. Совместными усилиями нам удаётся стащить с неё дурацкие шорты и порванные колготки. Следом на пол летит моя футболка, а потом и джинсы, собравшиеся комком в районе щиколоток. Оставшись в одних кружевных трусиках, которые больше демонстрируют, нежели скрывают, Уэнсдэй отползает к изголовью кровати и замирает, выжидательно глядя на меня блестящими от возбуждениями глазами. Вот и настал тот самый долгожданный момент. Я скольжу долгим изучающим взглядом по её почти обнажённому телу, безотчётно стараясь запомнить каждый изгиб, каждую родинку и каждый шрамик на фарфоровой коже… Она так преступно красива, так совершенна, что у меня в тысячный раз перехватывает дыхание от её близости. Тяжело вздымающаяся упругая грудь, которая так идеально ложится в мои ладони. Впалый животик с едва заметными линиями пресса и золотым колечком пирсинга. Стройные длинные ноги, немного согнутые в коленях и призывно разведённые в стороны. Под левым коленом белеет широкий короткий шрам — и я вдруг мельком вспоминаю, как в семилетнем возрасте мы играли в домике на дереве, и Аддамс свалилась с двухметровой высоты. Крови было немерено, она залила изумрудную летнюю траву и весь подол её белого платья, а я тогда жутко перепугался. Но девчонка только небрежно пожала плечами и заявила, что это не повод заканчивать игру в шпионов. — Прекращай уже пялиться, — усмехается Уэнс и вальяжно потягивается, порочно прикусывая нижнюю губу. Она соблазнительно выгибается в пояснице и шире раздвигает ноги, бесстыдно демонстрируя чёрное кружево белья, заметно потемневшее от влажности в районе промежности. А мгновением позже пронзает меня пристальным взглядом исподлобья и с придыханием добавляет. — Я хочу тебя, Ксавье. Трахни меня. Ну же. Мимолётное ностальгическое наваждение моментально спадает, и я невольно теряюсь от такой прямолинейности. Ещё никогда в жизни девушка не говорила мне ничего подобного — Бьянка краснела в постели и жутко стеснялась озвучивать свои желания вслух. Машинально провожу ладонью по лицу, безуспешно силясь стереть накатившую растерянность. Чёрт, да я же просто дилетант по сравнению с Аддамс. И я абсолютно не понимаю, как должен себя вести. Даже не знаю, что ей нравится. Но интуиция подсказывает, что нежного аккуратного обращения эта восхитительная дерзкая девчонка категорически не приемлет. Если я буду трястись над ней как над фарфоровой куклой, она пошлёт меня ко всем чертям, и на повторение можно не надеяться. Я должен проявить решительность, возможно, даже небольшую грубость и жёсткость. Рвано вдохнув, словно перед последним шагом в пропасть, я разом подаюсь вперёд и нависаю над Уэнсдэй, уперевшись одной рукой в мягкий матрас. Неотрывно глядя мне в глаза, она сама скользит хрупкими ладонями по своим бёдрам и стягивает вниз паутинку кружевного белья. Избавившись от последней преграды между нашими разгорячёнными телами, она обвивает мою шею руками и притягивает ближе. Нервно сглотнув, я плавно провожу кончиками пальцев вдоль изгибов точёной фигурки и запускаю руку между ног Аддамс. Кладу большой палец на набухший клитор, а указательным и средним осторожно раздвигаю влажные нежные складочки. Чёрт бы меня побрал, какая же она мокрая… Это просто охренительно горячо. Дерзкая девчонка шумно втягивает воздух сквозь плотно стиснутые зубы и приподнимает бёдра навстречу моим пока ещё робким касаниям. Затаив дыхание, я запечатлеваю невесомый поцелуй на взмокшем виске, Уэнс утыкается лицом в мою шею, прижимаясь губами к бешено бьющейся жилке. Кисть пострадавшей руки ощутимо побаливает, но я игнорирую дискомфорт. Ещё пару секунд ласкаю чувствительный клитор плавными круговыми движениями, выбивая из неё приглушённые сладкие стоны — а потом наконец решаюсь. Легонько прикусываю мочку маленького ушка и одним резким толчком проникаю двумя пальцами внутрь. Сразу максимально глубоко, по самые припухшие от драки костяшки. Аддамс подо мной напрягается всем телом, как туго натянутая струна, её зубы довольно ощутимо впиваются в изгиб между шеей и плечом. Перехватываю свободной рукой разметавшийся по подушке хвост и решительно наматываю его на кулак, одновременно наращивая темп грубых движений внутри неё. Но ускориться совсем непросто — чувствую сопротивление тесных мышц, стиснувших мои пальцы плотным кольцом. Зато горячей липкой влаги становится так много, что при каждом несдержанном толчке раздаётся пошлый хлюпающий звук. Это приятное открытие побуждает меня продолжить. Сгибаю пальцы под углом, вскользь задевая место скопления нервных окончаний на передней стенке. Уэнс сдавленно стонет и сильнее вгрызается зубами в мою горящую от укусов шею — это уже больно, и я инстинктивно отстраняюсь, чтобы взглянуть на её лицо. Чернильные глаза прикрыты, на лбу залегла сетка крохотных мимических морщинок, а брови трогательно изогнуты домиком. Вот только что-то не так. Выражение кукольного личика почему-то совсем непохоже на то, которое я ожидал увидеть. Словно ей… неприятно? Больно? Я что-то делаю не так? Чёрт, да не знаю я. На всякий случай немного замедляю ритм толчков и оставляю ласковый поцелуй на бледной скуле. — Уэнс… Всё нормально? — решаю всё-таки уточнить, чувствуя, как волнение закручивается противным холодком в солнечном сплетении. Она не отвечает и не открывает глаза, но коротко кивает, призывая не останавливаться. Абсолютно не понимая происходящего, я делаю ещё одно глубокое размашистое движение, вбиваясь внутрь идеального тела по последние фаланги — и Уэнсдэй моментально морщится. Вместо стона с вишнёвых губ слетает неясный звук, подозрительно напоминающий всхлип. Моментально растерявшись от накатившего приступа паники, я осторожно вытаскиваю пальцы, опускаю вопросительный взгляд вниз… И тут же холодею от ужаса. Мои пальцы и большая часть ладони покрыты разводами тёмной крови. Господи. Чёрт. Я резко отстраняюсь от неё как ошпаренный и принимаю сидячее положение, ошарашенно взирая на собственную окровавленную руку. Догадка приходит моментально — словно в мозгу загорается яркая лампочка. — Ты… ты… девственница? — мой голос звучит совершенно глухо, словно горло сдавило невидимыми тугими тисками. Растерянно моргаю, безуспешно пытаясь уложить в голове шокирующее осознание, что дерзкая девчонка, которая вечно тусила с парнями намного старше меня, которая всегда одевалась и красилась максимально вызывающе, которую ещё лет в четырнадцать бесстыдно лапал за задницу придурок Далтон прямо на моих глазах… Что она действительно оказалась девственницей. А я только что всё безбожно испортил. Повёл себя как полный кретин. Даже боюсь вообразить, как больно ей было… Чёрт побери. Но я ведь не знал. Приходится прокашляться, чтобы снова обрести возможность говорить. — Но… почему ты… Почему ты ничего мне не сказала? Я неподвижно замираю, ожидая какой угодно реакции — что Аддамс сейчас набросится на меня с претензиями и обвинениями, что я по глупости причинил ей такую сильную боль. Или выставит меня голым за дверь номера. Или просто начнёт на меня кричать. Девчонки ведь всегда придают огромную значимость своему первому разу, а я так сильно облажался… Но точно не ожидаю того, что происходит на самом деле. Уэнсдэй лениво перекатывается на бок, подпирает голову рукой и скучающе воззряется на меня своим коронным взглядом исподлобья. Она явно нисколько не стесняется собственной наготы и выглядит невозмутимо спокойной, как будто ей совсем не больно. Хотя я явственно вижу багряные разводы на внутренней стороне её бёдер — к счастью, крови не слишком много, но разве это сильно меняет ситуацию? — Зачем мне нужно было говорить об этом? — Аддамс возводит глаза к потолку. — Может, ещё письменное уведомление стоило направить? Какой же ты всё-таки придурок. Если я лежу перед тобой без одежды, надо полагать, это было осознанное решение. Девственность — это всего-навсего социальная конструкция. Скрытое орудие патриархата для контроля и угнетения женщин. Её спокойная бесстрастная речь напрочь выбивает меня из колеи. Молча хлопаю глазами и чувствую себя ужасающе нелепо — сижу как непроходимый кретин посреди развороченной кровати, абсолютно голый и почему-то по-прежнему возбуждённый… Несмотря на весь абсурд происходящего, несмотря на волнение и испуг, несмотря на испачканную в крови ладонь, каменный стояк никуда не исчез. Очевидно, Уэнсдей совсем необязательно прикасаться ко мне или стонать в моих объятиях, чтобы я её чертовски сильно хотел. Похоже, отныне это моё перманентное состояние. — Но тебе же было больно… — жалко бормочу я, понуро опустив голову и стараясь не смотреть на свою предательскую эрекцию. — Ты могла бы предупредить, и тогда… — И что тогда? — хмуро огрызается Аддамс, тоже принимая сидячее положение и подтягивая острые коленки к груди. Краем глаза наблюдаю, как она обнимает себя руками… В такой позе девчонка кажется особенно миниатюрной, и у меня щемит сердце от чудовищной досады, что я посмел причинить боль этому хрупкому созданию. Господи, какой же я придурок. Никогда себе такого не прощу. Вот только дальнейшие слова Уэнс резко контрастируют с её обликом. — Или, может, ты у нас грёбаный Гарри Поттер и по мановению волшебной палочки наколдовал бы обезболивающее заклинание? Она словно вся ощетинивается, как маленький ёжик выпускает острые колючки и прячется за броней привычной ледяной отрешённости. Вымученно вздыхаю, запустив пятерню в растрёпанные лохмы — вроде как полагается что-то сказать, извиниться за своё дебильное поведение, но слова безнадёжно застревают в горле, стоит мне вскинуть голову и посмотреть ей в глаза. Раздражённая донельзя Аддамс таращится на меня исподлобья с неприкрытым недовольством. Молчание затягивается, становясь гнетущим и настолько напряжённым, что хоть ножом режь. Грёбаное дерьмо, совсем не таким я воображал секс с самой желанной девушкой на планете. Не зная, куда себя деть и продолжая испытывать мучительные угрызения совести, я тянусь к соседней кровати и хватаюсь за уголок светлого покрывала — подтащив его к себе, предпринимаю робкую попытку набросить плотную пушистую ткань на обнажённые плечи Уэнсдэй. Но она грубо отталкивает протянутую руку и хмурится ещё сильнее. — Расстроен, что я не оказалась шлюхой? — едко припечатывает девчонка, недовольно насупив смоляные брови. — Что?! — я задыхаюсь от шока и возмущения, так и замерев с протянутым покрывалом, конец которого волочится по полу. — Вот такого ты обо мне мнения, серьёзно?! — Потому что твоя кислая мина говорит сама за себя, — парирует Аддамс, с вызовом вздёрнув остренький подбородок. Её ровный голос так и сочится ядом. — Уж извини, что не оправдала твоих сраных ожиданий. Грёбаный сюр. Это всё напоминает дешёвый сценарий плохой мелодрамы. Всего десять минут назад я держал её в своих объятиях, и всё было прекрасно — а теперь мы сидим на кровати абсолютно голые и просто-напросто орём друг на друга. — Да потому что я нахрен испугался! Любой бы на моём месте испугался! — экспрессивно восклицаю я, не в силах поверить, что мне действительно приходится оправдываться за своё вполне закономерное замешательство. Неужели чёртова Уэнсдэй и вправду решила, что меня огорчает тот факт, что я у неё первый? Это же просто бред. Однако усилием воли заставляю себя сбавить обороты. Мне очень быстро становится стыдно. Сделал больно, а теперь ещё и наорал как псих… Потрясающе, Торп. Сегодня ты окончательно пробил дно. Возбуждение наконец немного схлынуло, и ко мне постепенно возвращается утраченное здравомыслие и возможность говорить спокойным тоном. — Послушай, Уэнсдэй. Так ведь нельзя. О таких вещах предупреждают заранее, как ты не понимаешь? Я совсем не хотел причинять тебе боль… И расстроился только поэтому, а не потому, что ты… Ну, ты поняла… В общем, прости меня. Я идиот. Она молчит несколько секунд, переваривая услышанное. Я опускаю виноватый взгляд в пол, растерянно разглядывая ворох сброшенной одежды. Речь вышла крайне сумбурной, но остаётся надеяться, что Аддамс хоть немного поняла истинные мотивы моего поведения. Выждав немного времени и не получив никакой внятной реакции, я решаю наконец одеться — вполне очевидно, что свой единственный шанс я уже просрал самым идиотским образом, а в номере становится довольно прохладно. Но стоит мне наклониться за футболкой, Уэнс неожиданно подаёт голос. — Ксавье… Всё в порядке, — задумчиво изрекает она, неопределённо поведя плечами. Затем негромко вздыхает и с явной неохотой добавляет. — Я перегнула. Ты прав. Надо было предупредить. Я не подумала, что это… Аддамс умолкает на середине фразы, словно впервые в жизни в её лексиконе, изобилующем саркастичными колкостями, не находится подходящих слов. Боковым зрением наблюдаю, как она пару-тройку раз моргает и зябко ёжится, обнимая себя руками. А несколько мгновений спустя выдаёт неожиданное продолжение. — Я не хочу на этом останавливаться. Не нужно одеваться и уходить… вот так, — очередная секундная пауза. — Если ты ещё не против.