Назад в будущее

Я ожидаю, что наше появление не останется незамеченным, и нас очень быстро выдворят на улицу, но этого не происходит. Тусовка в самом разгаре, вокруг царит гул и весёлое улюлюканье изрядно пьяных школьников — и на нас никто не обращает внимания. Пробравшись сквозь щель в неприступном на вид заборе, мы оказываемся в просторном и ухоженном заднем дворе. Вся окружающая обстановка буквально кричит о высоком уровне дохода хозяев, и я невольно засматриваюсь на изысканный ландшафтный дизайн. Аккуратно подстриженные изумрудные кустарники, островки каменных клумб с тёмно-бордовыми фиалками, вымощенные светлым камнем дорожки... Здесь даже имеется небольшой овальный бассейн с горкой, куда бомбочкой прыгают парни из футбольной команды под всеобщий восторженный свист. Уэнсдэй же не демонстрирует никакого интереса к происходящей вакханалии и решительным шагом направляется прямо в дом, лавируя в толпе учеников. Покорно следую за ней как привязанный, но не могу не озираться по сторонам в поисках родителей. Вот только пока что я не вижу ни одного знакомого лица. Настежь распахнутая задняя дверь приводит в длинный коридор с обоями глубокого синего цвета — на стенах висят картины довольно жутковатого содержания, но яркое освещение скрадывает мрачность обстановки. Музыка гремит так оглушительно, что громкие басы давят на барабанные перепонки, вызывая желание зажать уши руками. Повсюду слоняются неизвестные школьники с красными пластиковыми стаканчиками в руках, а в воздухе висит отчётливый аромат травки. — Поищем Гаррета? — резонно предлагаю я, поравнявшись с Аддамс, и подстраиваюсь под её быстрый шаг. Но та неожиданно качает головой. — Не думаю, что он сейчас представляет опасность. Слишком много свидетелей вокруг, — уверенно заявляет она, повысив голос на пару тонов, чтобы перекричать смутно знакомую песню. Вроде бы это Роллинг Стоунз, хотя я не уверен. А потом Уэнс бесцеремонно тянет меня за ворот футболки, принуждая склониться ниже. Возражения о том, что Гейтс совершит убийство прямо в разгар выпускного, невзирая на толпу людей поблизости, моментально застревают в горле. А когда она начинает шептать мне на ухо, опаляя мочку тёплым дыханием, я и вовсе забываю, как полагается дышать. — Нужно внимательно осмотреться. Вдруг мы что-то упускаем из виду и подозреваем не того? Предположение звучит вполне здраво, поэтому я решаю с ней согласиться. Впрочем, совсем непохоже, что Аддамс всерьёз требуется моё одобрение — едва договорив, она отпускает оттянутый ворот футболки и направляется вдоль по коридору. Снова бреду следом, не отказывая себе в удовольствии пялиться на её соблазнительную задницу и на высокий конский хвост, который покачивается в такт плавной походке. Возможно, когда-нибудь однажды я перестану таращиться на неё с идиотским восхищением… но точно не сегодня. Длинный коридор приводит на просторную кухню, отделанную тёмным деревом. Гранитный островок завален пустыми пивными банками и смятыми красными стаканчиками, а посередине гордо возвышается огромная чаша с пуншем. Здесь тоже довольно много людей — некоторых из них я уже видел в школе. Например, высокая блондинка из компании моей матери, имени которой я не знаю, непринуждённо болтает с незнакомыми девчонками, почему-то одетыми в форму группы поддержки. Парочка отцовских дружков, присутствующих во время вчерашней стычки, поминутно бросают в сторону девчачьей компании недвусмысленные сальные взгляды. Один из них недовольно косится на меня, но не произносит ни слова. Тем лучше. Очередная драка мне не нужна — не хочется привлекать к себе излишнее внимание, да и разбитые костяшки продолжают неприятно ныть. Уэнсдэй беспардонно сметает с кухонного островка добрую половину хлама и запрыгивает на столешницу, подтянувшись на руках. А потом неожиданно подхватывает чистый пластиковый стаканчик и наливает туда сразу два половника ярко-красного пунша. Мои глаза недоумевающе округляются — ведь я резонно предполагал, что мы будем вести пристальное наблюдение за одноклассниками родителей, а не надираться вхлам. Однако у дерзкой девчонки как всегда иное мнение на этот счёт. На любой счёт. — Что? — она вопросительно изгибает бровь в ответ на мой удивлённый взгляд, отпивает большой глоток и даже не морщится от крепости. — Торп, мы ведь на вечеринке. Расслабься наконец и не нуди. В последнее время ты похож на унылый кусок дерьма. Впрочем, Аддамс права. Всего пару месяцев назад я никогда не упускал случая хорошенько потусить в нашем гараже, но после смерти мамы неизбежно замкнулся в себе, и тяга к веселью поубавилась — как будто я разом повзрослел на несколько лет. Вдобавок фантастические события последних дней напрочь выбили из колеи. Возможно, мне и впрямь не помешает отключить мозги и просто-напросто отдохнуть от всего происходящего безумия. Разом решившись, я отыскиваю среди бедлама на столе более-менее приличный стакан и на треть заполняю его красной жидкостью с мелкими кусочками фруктов. Уэнс едва заметно усмехается самыми уголками губ, отчего на щеках появляются очаровательные крохотные ямочки. Подношу стакан ко рту, и в нос ударяет стойкий аромат спиртного. Невольно морщусь, но делаю большой глоток — горло обжигает крепостью, а на языке остаётся привкус явно дешёвой водки. Несмотря на убийственное соотношение пропорций, это довольно вкусно, и я незаметно для себя осушаю содержимое стаканчика за несколько секунд. — Так-то лучше, — Аддамс одобрительно хмыкает и вдруг протягивает ко мне руку. Маленькие ледяные пальчики касаются уголка губ, стирая капли липкого пунша, и меня незамедлительно кидает в жар. Чёрт побери, какая же она красивая. Неподвижно замерев на месте, смотрю прямо в чернильные глаза, на дне которых беснуются демоны — долгий зрительный контакт приковывает невидимыми цепями, парализует волю и разум, отчего я чувствую себя жалким мышонком, попавшим под гипноз королевской кобры. Жгучее желание вспыхивает так стремительно, что мне разом становится наплевать, что на кухне мы не одни. Не знаю, что именно становится катализатором смелости — залпом выпитый пунш или тот факт, что вчера ночью Уэнсдэй позволила мне то, чего не позволяла никому прежде… Но в следующее мгновение я решительно шагаю вперёд и останавливаюсь между её бёдер, упираясь ладонями в гладкий гранит столешницы. Аддамс внимательно следит за моими действиями из-под полуопущенных пушистых ресниц, но навстречу не подаётся — словно проверяет, как далеко я способен зайти. Взгляд угольных глаз кажется слегка насмешливым, как будто она не особо верит, что мне хватит духу поцеловать её прямо сейчас, в окружении чужих людей… Вот только от крышесносной близости у меня моментально срывает тормоза. А когда её пристальный немигающий взгляд опускается на мои губы, в голове срабатывает невидимый детонатор, взорвавший ко всем чертям остатки сомнений. Кухонный островок достаточно высокий — мне почти не нужно наклоняться, чтобы впиться жадным поцелуем в маняще приоткрытые вишнёвые губы. Решительно подаюсь вперёд, отчего между нашими лицами остаётся всего пара миллиметров. Я уже чувствую чужое учащённое дыхание, ладони непроизвольно ложатся на стройные бёдра, и прохладная шелковистая кожа под моими прикосновениями покрывается россыпью мурашек… Грохот басов и гул разговоров на заднем плане моментально затихают, словно убавили колёсико громкости. Конечно, мне только так кажется. Просто в присутствии Уэнсдэй я неизбежно теряю способность замечать других. Да и как можно замечать весь остальной мир, когда есть она? Я уже прикрываю глаза и почти физически ощущаю сладкий вкус её губ… — Иди ты в задницу, Гомес! — экспрессивный вскрик моей матери раздаётся совсем рядом, и я невольно вздрагиваю всем телом. Аддамс мгновенно поворачивает голову к источнику визгливого звука, а я со вздохом отстраняюсь — упоительный момент безнадёжно разрушен. На кухню пулей влетает Николет и стремительно подскакивает к захламлённому островку, схватившись за первый попавшийся стаканчик и в один большой глоток осушив его содержимое. Воспользовавшись тем, что мама явно не замечает ничего и никого вокруг себя, я украдкой кошусь в её сторону. Она выглядит взбудораженной и донельзя раздражённой. Ярко подведённые глаза лихорадочно блестят, едва ли не мечут молнии, крылья тонкого носа возмущённо трепещут, а на щеках алеет гневный румянец. Следом за ней заскакивает не менее нервный отец Уэнсдэй и тут же предпринимает попытку схватить свою девушку за руку повыше локтя. Однако мама проворно отшатывается, не позволяя ему притронуться — а потом надменно задирает подбородок и с вызовом скрещивает руки на груди. — Никки, давай поговорим спокойно! Oh merda, какого хрена ты сразу кричишь?! — восклицает Гомес, одёргивая изрядно помятую футболку в мелкую чёрно-белую полоску. Чёрт, не хочу даже представлять, при каких обстоятельствах она приобрела такой неопрятный вид. — Хочешь сказать, это я виновата, что ты такой эгоист? — огрызается моя мать, наступая на старшего Аддамса и тыча наманикюренным пальцем ему в грудь. Тот хмурится, но смело выдерживает натиск и не отступает ни на шаг. — Ты прекрасно знаешь, как важен для меня выпускной! Я стану королевой! И ты должен соответствовать, ясно?! Внимательно наблюдая за быстро разгорающимся бурным скандалом, я невольно вспоминаю, что мама и впрямь была королевой выпускного бала. Но никогда этим не кичилась и даже не вспоминала вслух. Просто однажды мы с Уэнс забрались на чердак, чтобы поискать там полтергейста — но обнаружили только коробки со старыми вещами, среди которых пылилась выцветшая золотистая лента и блестящая корона с отломанным краем. — Но я же не отказываюсь! — защищается Гомес, эмоционально всплеснув руками как это обычно делают итальянцы. — Я просто не понимаю, зачем мне нужно надевать нелепый белый костюм! Мне не идёт белый цвет! — Потому что твой уродливый чёрный не будет сочетаться с моим платьем! — верещит Николет практически на уровне ультразвука. Разговоры вокруг затихают, и все присутствующие с живым интересом воззряются на разыгравшуюся сцену, которая стремительно набирает обороты. Сжав руки в кулаки, моя мать обводит пёструю толпу рассерженным взглядом и останавливается на своей блондинистой подружке. — Лариса! — Д-да? — девчонка испуганно округляет глаза, явно опасаясь, что сейчас на неё обрушится сокрушительный гнев школьной королевы. — Объясни моему парню, что он обязан надеть белый костюм, — по слогам чеканит Миллер, демонстративно игнорируя отца Уэнс. — Если, конечно, он всё ещё хочет стать моим кавалером на балу. В противном случае я пойду с другим. Слышу, как Уэнсдэй презрительно фыркает и обращаю взгляд на неё — кажется, дерзкая девчонка намеревается вступиться за отца и выдать какую-нибудь фразу в своей коронной саркастичной манере… Предостерегающе качаю головой, призывая её промолчать. Незачем без острой надобности вмешиваться в естественный ход событий. Хватит и того, что мы собираемся во многом перекроить прошлое, что может привести к непредсказуемым последствиям. Аддамс с недовольством закатывает глаза, но всё-таки подчиняется и оставляет язык за зубами. — Хорошо… Ладно, — не слишком уверенно тянет та, кого моя мать назвала Ларисой. С тяжёлым вздохом она впихивает недопитый стаканчик в руки одной из стоящих рядом девиц и подходит ближе, останавливаясь напротив Аддамса. Николет презрительно фыркает и капризно надувает губы, ожидая, когда её подружка начнёт говорить. Блондинка пару секунд хлопает глазами, после чего выдаёт длинную речь. — Гомес, понимаешь, мы все вчетвером пойдём в платьях золотистого цвета. Чтобы гармонично смотреться на фотографиях. Поэтому наши кавалеры должны надеть… — Не утруждайся, Лариса, мне уже наплевать, — очень прохладным тоном отзывается Гомес, проводя ладонью по зализанным назад смоляным волосам, после чего переводит взгляд на мою мать. — А что касается тебя, Никки… Я не люблю, когда меня шантажируют. Если тебе наплевать на мои желания, поищи себе другого дурака и наряжай его как хочешь. — Что?! — броско накрашенное лицо удивлённо вытягивается. Тряхнув копной золотистых волос, она ошарашенно переспрашивает. — Гомес, что ты только что сказал? Ты меня бросаешь?! — Именно так, — с тотальной невозмутимостью подтверждает старший Аддамс, и я узнаю в его бесстрастном лице черты будущей дочери. Как это всегда случается в самый неподходящий момент, грохочущая музыка умолкает, и на кухне повисает звенящая мёртвая тишина — поэтому последнюю фразу Гомеса услышали абсолютно все присутствующие. Николет несколько раз открывает и закрывает рот, явно не находя слов, чтобы выразить собственное возмущение. Откуда-то сзади доносится жутко громкий шёпот: «Обалдеть, никто никогда не бросал Никки Миллер…», и моя мать буквально багровеет от гнева. — Чего вы уставились, лузеры?! — взвизгивает Николет, окатив пылающим яростным взглядом перешептывающихся одноклассников. Они как по команде опускают глаза в пол, но дело сделано, и сомнений не остаётся — уже завтра об этом инциденте будет болтать вся школа имени Нэнси Рейган. Презрительно покосившись на отца Уэнсдэй и не удостоив его ни единым словом, блондинка гордо вздёргивает подбородок и вылетает из кухни, пихнув плечом какую-то девчонку. Лариса мягко улыбается Гомесу и пожимает плечами, словно извиняясь за свою нервную подружку. Тот сокрушенно качает головой и подходит к столу, открывая пивную банку. Отключившаяся было музыка начинает играть, и вокруг снова воцаряется атмосфера беззаботного веселья. Я перевожу взгляд на Уэнс — она продолжает восседать на столе с самым невозмутимым видом, покачивая ногами. Красный пластиковый стаканчик в её руках практически пуст, поэтому Аддамс тянется к чаше с пуншем и наполняет его снова. Немного поразмыслив, усаживаюсь на ближайший стул, а потом подставляю под половник и свой импровизированный бокал — в конце концов, что ещё здесь делать? Так проходит примерно минут сорок или чуть больше. Или меньше. Атмосфера разнузданной тусовки расслабляет, и мне совсем не хочется думать о планах вселенского масштаба. Мы изредка переговариваемся о незначительных мелочах, изучающе разглядывая толпящихся вокруг школьников и поминутно прикладываясь к выпивке. От приличной дозы алкоголя я начинаю ощущать приятный дурман в голове, и мне становится удивительно легко. Словно все многочисленные проблемы отступают на второй план — впервые за последние дни я вспоминаю, что мне шестнадцать… А ещё я по уши влюблён в самую горячую девчонку на этой вечеринке, и прошлой ночью у нас был самый лучший секс в моей жизни. Уэнсдэй тем временем покачивает головой в такт песни с чертовски странным текстом — что-то о вурдалаке, который «бродит по городу в поисках чего-нибудь вкусненького». Очевидно, в словах имеется эротический подтекст, и меня подобная музыка нисколько не вдохновляет. Зато Аддамс явно пребывает в восторге и на припеве спрыгивает со столешницы, начиная танцевать в своей коронной манере. Дёрганой, но завораживающей. Краем глаза замечаю, что на неё откровенно пялюсь не только я, но и отцовские прихвостни. Очевидно, вчерашний инцидент благополучно стёрся из их памяти под влиянием гормонального всплеска. А когда она вскидывает руки вверх и запрокидывает голову назад, чёртов укороченный топ в очередной раз задирается, обнажая полоску фарфоровой кожи на подтянутом животе — и все парни синхронно вытягивают шеи, стремясь увидеть больше. Ощутив укол ревности, я уже намереваюсь подняться на ноги и присоединиться к Уэнсдэй. Танцевать я особо не умею, но наплевать. Лишь бы на неё не таращились остальные. — Эй, друг. А из какого города вы приехали? — раздаётся позади голос Гомеса Аддамса, о присутствии которого я успел позабыть. После разгромного скандала с моей мамой он скрылся в дальнем углу кухни с банкой пива и больше не показывался на глаза. Понятия не имею, когда отец Уэнс успел подобраться ко мне со спины и даже усесться на ближайший стул. Очевидно, привычка бесшумно подкрадываться у Аддамсов является фамильной чертой. — Эм… Мы из Эдмонтона, — не без труда вспомнив уроки географии, я наугад называю первый пришедший на ум город. Остаётся надеяться, что Гомес там не бывал и не начнёт задавать вопросы. Наша легенда и без того трещит по швам. Стоит администрации школы проверить документы, как топорно придуманный обман моментально вскроется. — У меня есть родственники в Ванкувере, — зачем-то сообщает мой собеседник, отхлебнув приличный глоток из жестяной пивной банки. А потом вдруг пододвигает свой стул поближе к моему и заговорщически добавляет. — Держу пари, твоя подружка тоже из Аддамсов… По спине пробегает леденящий холодок, и я чувствую себя так, словно пропустил ступеньку, спускаясь с крутой лестницы. Даже похабные взгляды дружков Винсента, направленные на танцующую Уэнс, моментально отступают на второй план. Грёбаное дерьмо, и почему я не побеспокоился об этом раньше? Если я пошёл внешностью скорее в дедушку по отцу, нежели в родителей, то Уэнсдэй была абсолютно точной копией своих… Особенно матери. Окажись она рядом с Мортишей — и только слепой не сочтёт их сёстрами. А теперь ещё и эта фраза… — Просто у нас очень много родственников по всему миру, — доверительно извещает Гомес, смяв пальцами опустевшую банку и зашвырнув её в общую гору мусора на островке. — Я знаю далеко не всех. Но она точно похожа на кого-то из наших… Ну да ладно, неважно. Его беззаботная реакция немного успокаивает. Очевидно, старший Аддамс не собирается дотошно выяснять точную степень родства с собственной дочерью. — Лучше давай ещё выпьем, — продолжает он и подходит к холодильнику, выуживая оттуда сразу две банки холодного пива. Протягивает одну мне — с сомнением кошусь на недопитый стаканчик с пуншем и благоразумно решаю перейти на что-то менее крепкое. Мы чокаемся банками, и от этого резкого жеста белая шипящая пена выплёскивается на ковёр. Опасливо кошусь на мокрое пятно, на что Гомес беззаботно взмахивает рукой. — Не парься, — он разворачивает стул спинкой вперёд и усаживается на него, облокотившись на обитую синим бархатом перекладину. Музыка снова меняется, и я бросаю на Уэнсдэй долгий взгляд, любуясь её отрывистыми движениями. Но спустя пару секунд моим вниманием снова завладевает её отец. — Ты же Ксавье, верно? Коротко киваю, стараясь напрячь извилины, чтобы придумать вымышленную фамилию. Но этого не требуется — Гомес только протягивает ладонь для рукопожатия. Машинально отмечаю, что хватка у него поистине железная. Похоже, этим дочь тоже пошла в него. Чёрт, а ведь нам наверняка предстоит частенько пересекаться в двадцать втором… При условии, что Уэнс не отошьёт меня после возвращения домой. — Похоже, ты славный парень, — задумчиво изрекает Аддамс, стирая капли конденсата с запотевшей жестяной банки. — Я видел, как ты сцепился с этим недоумком Галпином… Мозгов у него маловато, но удар хорошо поставлен. А ты молодец, не побоялся. Уважаю. — Не люблю, когда обижают слабых, — я слегка улыбаюсь, ощущая небольшую неловкость. Несмотря на то, что в текущей реальности мы почти одного возраста, я не могу воспринимать его как равного. Слишком уж прочно в мозгу утвердился образ коренастого сурового мужчины в неизменном костюме в мелкую полоску, перед которым я робел с самого детства. И хотя нынешний Гомес совсем непохож на себя из будущего, избавиться от привычных ассоциаций непросто. — Гомес, как ты? — в разговор неожиданно вклинивается светловолосая подружка моей матери. Кажется, Лариса. Она подходит ближе, останавливается напротив старшего Аддамса и принимается расправлять несуществующие складки на кислотно-яркой тунике цвета фуксии. Словно нарочно рисуется и даже… кокетничает? Хотя возможно, мне только так кажется. Чёрт знает, что творится в голове у этих девчонок. — Порядок, — отзывается будущий отец Уэнс, скользнув по блондинке незаинтересованным взглядом. — Ты что-то хотела? Грохочущие басы рока сменяются плавной мелодией, неплохо подходящей для медленного танца — часть присутствующих на кухне сразу разбиваются на парочки. Уэнсдэй недовольно морщит веснушчатый нос и ретируется вглубь комнаты, с ногами забравшись на широкий подоконник. Очевидно, она благоразумно решила держать дистанцию от родителей. Пока я пытаюсь прикинуть, как незаметно отделаться от старшего Аддамса и уделить внимание его будущей дочери, Лариса внезапно переходит в открытое наступление. Отбросив за спину водопад высветленных добела волос, она кладёт ладонь на плечо Гомеса и склоняется ниже, демонстрируя глубокий вырез декольте. — Я думаю, не стоит грустить из-за Никки… — с придыханием сообщает блондинка, хотя совсем непохоже, что Гомес тяжело переживает разрыв. Очевидно, ему тотально наплевать. — Пошли лучше потанцуем? Я просто обожаю эту песню! Похоже, непреложные девчачьи заветы вроде «не встречаться с бывшим подруги» в квартете самопровозглашенных школьных королев не в чести. Особенно учитывая, что родители Уэнс поженились в первый год после выпускного. Возможно, именно поэтому моя мать никогда не упоминала, что близко дружила с Мортишей в юности… Да, довольно щекотливая ситуация. — Не люблю попсу, — отнекивается старший Аддамс, снова прикладываясь к пивной банке с таким бесстрастным видом, словно алкоголь интересует его гораздо больше, нежели явное кокетство Ларисы. — Извини. — Но ведь… — она начинает возражать, но быстро осекается на полуслове, напоровшись на абсолютно равнодушное выражение лица Гомеса. Капризно надув губы, девушка круто разворачивается на каблуках и направляется к выходу из кухни. Но на пороге останавливается, столкнувшись с Мортишей. Будущая миссис Аддамс начинает о чём-то болтать с подругой, наматывая на палец смоляную прядь и демонстративно игнорируя всех прочих — хотя с ней пытаются заговорить сразу несколько парней. Наблюдая за этим, я невольно задаюсь вопросом, каким образом начались их отношения с Гомесом. Ведь сейчас мать Уэнсдэй не проявляет никакого интереса к своему будущему мужу и отцу своих будущих детей. В голове непроизвольно возникает шальная затея, от которой мне не удаётся отделаться. Даже вопреки здравому решению не влезать в естественный ход событий. В конце концов, им всё равно предстоит сыграть свадьбу — причём очень скоро… Вряд ли подобное можно считать недопустимым вмешательством. — Она ведь на самом деле права, — как бы между прочим бросаю я, стараясь придать своему тону максимальную небрежность. — Кто прав? — с интересом переспрашивает Аддамс, непонимающе нахмурив кустистые смоляные брови. Что ж, наживку он уже заглотил, и пасовать теперь поздно. — Лариса, — отзываюсь я с деланной задумчивостью. — В том смысле, что не стоит зацикливаться на ма… Николет. Тем более что вокруг куча других симпатичных девчонок. И кивком головы указываю на двух девушек, стоящих на пороге кухни — я недвусмысленно намекаю на Мортишу, но Гомес понимает меня неправильно. — Ты про Уимс, что ли? — переспрашивает он, на что я отрицательно качаю головой и изгибаю бровь. Красноречивее просто некуда. Старший Аддамс переводит растерянный взгляд на свою будущую супругу, пристально осматривает Тишу с ног до головы, после чего вдруг отмахивается. — Да нет… Мортиша Фрамп — птица другого полёта. Она не встречается с одноклассниками. Даже на выпускной пригласила какого-то хмыря из студенческого братства. Без шансов, друг. — Не попробуешь — не узнаешь… — туманно отзываюсь я, боковым зрением покосившись в сторону Уэнсдэй. Она удобнее устраивается на подоконнике и принимается поправлять высокий хвост. А потом вдруг начинает накручивать на палец выбившийся локон, почти в точности копируя материнский жест. Задумчиво проводит кончиком языка по губам, слегка прикусив нижнюю, и от этого чертовски горячего зрелища у меня моментально перехватывает дыхание. Приходится качнуть головой и проморгаться, чтобы снова сосредоточиться на разговоре с мистером Аддамсом. — Лучше попытаться и получить отказ, чем совсем не попробовать. — А знаешь… — Гомес выдерживает короткую паузу, после чего решительно выпрямляется и одновременно выдёргивает из-под себя стул. — А ты чертовски прав. Пойду и поговорю с ней. — Удачи! — выкрикиваю я ему вслед, когда отец Уэнсдэй уже пересекает кухню и решительным шагом приближается к Мортише. Лариса как нельзя кстати удаляется, поэтому будущее семейство Аддамсов остаётся наедине — если не учитывать безликой шумной толпы вокруг. Однако они словно не замечают никого, кроме друг друга, сразу вступив в диалог. Даже привычные бесстрастные маски словно разом слетают у них обоих… Невольно улыбаюсь от мимолётной мысли, что буквально своими руками обеспечил появление на свет той, кто однажды прочно займёт место в моём сердце. — О чём вы говорили? — требовательно спрашивает Уэнсдэй, совершенно незаметно подобравшись ко мне сбоку. Позорно дёргаюсь всем телом, едва не выронив жестяную пивную банку. Чёрт, такими темпами эта дерзкая девчонка точно доведёт меня до инфаркта. — Да так… Просто болтали, ничего особенного, — я неопределённо пожимаю плечами, решив не оповещать Аддамс, что пытался устроить судьбу её родителей. Она наверняка будет злиться, а мне подобное ни к чему. Поэтому спешу сменить тему, пока не начался допрос с пристрастием. — Кстати, ты не видела Гейтса? — Не видела, — ещё несколько секунд она взирает на меня сканирующим подозрительным взглядом, словно ожидая, когда я расколюсь и предоставлю письменное чистосердечное признание. Однако я стойко выдерживаю прямой зрительный контакт. Не добившись желаемой реакции, Уэнс хмыкает и слегка поджимает губы. А мгновением позже вдруг понижает голос до вкрадчивого шёпота. — Но мы ещё не осмотрели второй этаж. Кристально прозрачный намёк заставляет меня подскочить на ноги так стремительно, что стул едва не опрокидывается позади. Наблюдающая за мной Аддамс едва заметно усмехается, после чего кивком головы указывает в сторону двери. Кухня выходит в огромную гостиную с горящим камином и просторным кожаным диваном, на который взгромоздилась вся школьная команда по футболу. Но Уэнсдэй направляется прямиком к широкой лестнице с изящными резными перилами, ведущей на второй этаж. Лавируя в шумной толпе пьяных учеников, поднимаюсь следом за ней и неотрывно пялюсь на плавно покачивающиеся бёдра. Одного этого зрелища вполне достаточно, чтобы ощутить привычную тяжесть в паху. Как только мы оказываемся в тишине пустого коридора, Аддамс молниеносно оборачивается — смотрит мне в глаза коронным немигающим взглядом, после чего решительно шагает вперёд и буквально впечатывает меня в стену стройным гибким телом. От резкого удара лопатками из груди вышибает весь воздух, но девчонка не позволяет опомниться. Грубовато вцепляется пальчиками в мои волосы и резко тянет на себя, принуждая склониться ниже. Покорно опускаю голову, она приподнимается на носочки — и наши губы сталкиваются в глубоком жадном поцелуе. Я чувствую мягкость её манящих вишнёвых губ вкупе с твёрдостью металлического шарика на языке… Желание вспыхивает так стремительно, словно сухой лес занимается пожаром от одной брошенной спички. Крепко сжимаю тонкую талию, проникая ладонями под ткань топа и сминая пальцами нежную шелковистую кожу. Уэнсдэй трепетно вздрагивает в моих объятиях, прижимается теснее, приглушённо стонет, не разрывая поцелуя. От ощущения близости её тела возбуждение жаром прокатывается к низу живота, заставляя член напрячься. Чёрт побери, она нужна мне так безумно сильно… Просто катастрофически необходима. Предвкушение туманит разум, и я моментально забываю, что мы по-прежнему находимся в коридоре, куда в любой момент могут зайти посторонние. Сокрушительное желание трахнуть Аддамс прямо тут становится нестерпимым — крепче стиснув талию, я легко приподнимаю её хрупкое тело, оторвав от пола. Кажется, она совсем ничего не весит. Быстро сориентировавшись, Уэнсдэй обхватывает меня ногами, сомкнув лодыжки на пояснице. Я резко разворачиваюсь, с силой вжимая в стену теперь её — она с готовностью запрокидывает голову, открывая полный доступ к шее с лиловыми отметинами, оставшимися с прошлой ночи. Скольжу губами от мочки уха до ямки между выступающими тонкими ключицами, окончательно пьянея от крышесносного аромата фарфоровой кожи. Девчонка зажмуривается и усиливает хватку в моих волосах, оттягивая до ощутимой боли. Отвечаю ей лёгким укусом в районе лихорадочно бьющейся жилки, сорвав с соблазнительных губ уже более громкий стон. Подрагивающие от возбуждения ладони опускаются на упругие ягодицы, но плотная джинсовая ткань мешает почувствовать её в полной мере… Аддамс бесстыдно прижимается к моей эрекции, льнёт всё ближе, отчего желание становится нестерпимым — кажется, если я не окажусь внутри неё сию же секунду, то просто-напросто позорно кончу в штаны. Приходится опустить её обратно на пол и слегка отстраниться, чтобы оглядеться по сторонам в поисках подходящей для уединения комнаты. Но в длинном полутёмном коридоре чертовски много запертых дверей, а я понятия не имею, что за ними скрывается. Уэнсдэй сдувает со лба растрепавшуюся чёлку, немного плотоядно усмехается — а потом ловит меня за руку, переплетая пальцы со своими, и настойчиво увлекает в сторону широких двустворчатых дверей в самом конце коридора. За ними обнаруживается просторная спальня с поистине исполинской кроватью, застеленной чёрным атласным покрывалом. И хотя я физически не в силах отвести взгляд от Аддамс, боковым зрением успеваю заметить фотографии в рамках, висящие на стенах — и интуитивно понимаю, что это комната мистера и миссис Фрамп. Мне становится немного неловко от осознания, что мы собираемся сделать это прямо здесь. Совсем немного. Недостаточно, чтобы остановиться и поискать другую спальню. — Всегда об этом мечтала, — с шокирующей прямолинейностью заявляет дерзкая девчонка, плюхнувшись на мягкую кровать и призывно раздвинув стройные ноги. — Мечтала осквернить кровать бабушки и дедушки? — поддеваю я, но покорно забираюсь следом за ней и нависаю сверху, неотрывно взирая в лихорадочно блестящие угольные глаза. — У тебя довольно… необычные мечты. — Заткнись и трахни меня, — требовательно припечатывает она, а потом стягивает короткий топ и отбрасывает его на пол. Очевидно, Уэнс приняла непоколебимое решение игнорировать лифчик, потому что под одеждой его снова не обнаруживается. Мои глаза распахиваются, а зрачки моментально расширяются при виде обнажённой упругой груди. Нервно сглатываю вязкую слюну и протягиваю руку, накрывая всей ладонью мягкое полушарие и пропуская между пальцами быстро твердеющий сосок. Аддамс тем временем цепко обвивает мою шею и жарко шепчет на ухо, опаляя мочку тёплым дыханием. — Сегодня я хочу быть сверху. Очередная будоражащая откровенность бьёт по оголённым нервам тысячевольтным разрядом тока, посылая волну колючих мурашек вдоль позвоночника. Чёрт бы меня побрал, когда она говорит такое, я моментально и бесповоротно теряю способность соображать… Уэнсдэй сразу же пользуется мимолётным замешательством. Хрупкие ледяные ладошки с удивительной для её миниатюрной комплекции силой стискивают плечи и опрокидывают меня на спину. Рвано выдохнув, я наблюдаю потемневшими взглядом, как она забирается сверху, оседлав мои бёдра. Уперевшись руками мне в грудь и сминая ткань футболки тонкими пальчиками, она с нажимом проезжается вдоль каменной эрекции. У меня вырывается глухой низкий стон, напоминающий рык голодного зверя. Грёбаное дерьмо, какая же она горячая… Невозможно быть такой горячей. Невозможно так сильно заводить — но ей раз за разом удаётся. Близость Аддамс неизменно пробуждает во мне какие-то тёмные и неизведанные прежде инстинкты — грубовато впиваюсь пальцами в бархатную кожу широко разведённых бёдер и безжалостно крепко сжимаю. Наверняка снова останутся синяки, но сейчас мне наплевать на любую осторожность. Особенно когда девчонка приоткрывает губы на выдохе и бесстыдно стонет в голос. Так сладко и протяжно, что кровь буквально вскипает в артериях. Градус желания многократно возрастает, и я скольжу ладонями дальше, принимаясь расстёгивать пуговицу на её проклятых шортах, которые неизменно сводят меня с ума. Уэнс прикусывает нижнюю губу и тянет вверх мою футболку — приходится чуть приподнять корпус и вытянуть руки, чтобы помочь ей избавить меня от лишней одежды. Кое-как сбрасываю кроссовки. Кажется, одна из них остаётся валяться прямо на покрывале, но мне абсолютно всё равно. Швырнув футболку на пол, Уэнсдей торопливо хватается за ремень на джинсах и ловко расстёгивает металлическую пряжку. Её сокрушительный напор возбуждает до предела, и остатки мыслей вылетают из моей головы как пробка из бутылки шампанского — остаётся только жгучее желание обладания. Поспешно стянув мои джинсы вместе с бельём, Аддамс быстро обшаривает карманы в поисках презервативов. Я приподнимаюсь на локтях и машинально облизываю губы, наблюдая за тем, как она зубами разрывает квадратик из фольги и вытаскивает липкий латексный кружочек. Пульс шкалит за сотню, сердце тахикардично стучит под рёбрами, а тело колотит мелкой дрожью как во время температурной лихорадки. Уэнс снова подползает ближе — и уверенно обхватывает ладонью основание стоящего колом члена. От чертовски приятного ощущения крепкой хватки её пальцев в голове окончательно мутнеет, и у меня непроизвольно вырывается глухой стон. Сделав несколько плавных движений вверх и вниз, она ловко раскатывает защиту по стволу, скользя кончиками пальцев вдоль выступающих вен. Я непроизвольно вздрагиваю всем телом, толкаюсь бёдрами навстречу её руке, стремясь усилить и продлить тактильный контакт. В мозгу тотальный хаос, а тело словно плавится в огне наслаждения — но мне этого чертовски мало. Мне нужно оказаться внутри, нужно ощутить тесный влажный жар и ритмичную пульсацию тугих мышц, нужно увидеть и услышать, как быстрый ритм толчков раздробит на осколки её железобетонное самообладание. Благо, Аддамс явно не настроена медлить. Слегка отстранившись, она сама избавляется от оставшейся одежды, и короткие шорты летят на пол вместе с тонкой паутинкой чёрного кружева. Свет в спальне полностью потушен, и полумрак усиливает изумительный монохромный контраст её внешнего облика — белоснежная кожа будто светится в темноте, а чернильные глаза горят на бледном лице как пламенеющие угли. Я опять засматриваюсь, словно художник на своё самое лучшее творение. Уэнсдэй снова устраивается на моих бёдрах, склоняется ниже, отчего грудь с напряжёнными сосками прижимается к моему торсу, а губы оказываются в непосредственной близости от моих. Я больше не способен лежать смирно — одна рука запутывается в смоляных локонах, пытаясь стянуть с них дурацкую тугую резинку, а вторая с нажимом скользит по гибкой спине, пересчитывая подушечками пальцев выступающие позвонки. Спустя пару секунд мне наконец удаётся справиться с резинкой, и водопад длинных волос цвета воронова крыла рассыпается по точёным плечам. Грёбаное дерьмо, какая же она безумно красивая… Моя. Немного поёрзав, чтобы подобрать удобную позу, Аддамс слегка приподнимается, сжимает основание напряжённой до предела плоти, ловит глазами мой затуманенный взгляд — и направляет в себя. Тугие влажные мышцы податливо расступаются, постепенно вбирая мой член. Уэнсдэй опускается медленно, по миллиметру, словно изучая, пока я буквально задыхаюсь от нахлынувших ощущений. Она такая мокрая и такая тесная, что перед глазами всё плывёт. Приходится стиснуть зубы, чтобы не кончить в ту же секунду. Уэнс замирает на полпути, стройное совершенное тело в моих руках напрягается, а между смоляных бровей залегает крохотная морщинка. Очевидно, ей снова больно, и эта мысль немного отрезвляет. — Не спеши, — сбивчиво шепчу я, поглаживая раскрытой ладонью взмокшую хрупкую спину. Промедление чертовски мучительно, скользкая теснота внутри неё выкручивает градус желания до критической отметки, пульс набатом стучит в висках… Я чувствую себя так, словно накурился самой забористой дури, но отчаянно стараюсь держаться, чтобы не причинить ей ещё больше боли. Накрываю соблазнительные вишнёвые губы своими, целую глубоко и нежно, пытаясь заставить Аддамс расслабиться. У неё вкус сладковатого пунша с примесью крепкого алкоголя, но сейчас меня заводит даже это. С трудом переводя сбитое в ноль дыхание, тихо бормочу прямо в поцелуй. — Попробуй снова… Только осторожнее… Аккурат… Договорить я не успеваю. Больно прикусив мою нижнюю губу, Уэнсдэй зажмуривается и резко опускается, насаживаясь до конца. И впервые в жизни я чертовски рад её вечной непокорности. Глубина проникновения вышибает из лёгких весь кислород и взрывает нервные окончания импульсом сокрушительного удовольствия. Мне так одуряюще хорошо, что голова идёт кругом, а перед глазами вспыхивают цветные пятна. Она выжидает несколько мгновений, тесно сжимая меня внутри себя — а потом привыкает к новым ощущениям и начинает двигаться. Сначала плавно и медленно, позволяя члену выходить практически полностью и снова вбирая целиком. Скольжение твёрдой плоти в оковах тугих влажных мышц отзывается во всём моём теле жаркими волнами наслаждения. Аддамс стонет мне в губы, проникая языком глубоко в рот. Мои предательски дрожащие ладони перемещаются на упругие ягодицы, контролируя глубину и ритм проникновений — но совсем скоро дерзкая девчонка прекращает подчиняться. Движения её бёдер набирают скорость, и при каждом толчке раздаётся пошлый хлюпающий звук. Тёмную спальню заполняет терпкий аромат секса, звуки соприкосновения разгорячённых тел, протяжные стоны в унисон. Уэнс насаживается на мой член всё резче и яростнее, и я понимаю, что такими темпами меня надолго не хватит. Усилив хватку на её заднице, я запускаю вторую рукой между тесно прижатыми друг к другу телами, прикасаясь к влажной промежности — чувствую, как она растягивается вокруг меня, и начинаю поглаживать клитор, описывая круги подушечкой большого пальца. Тесные стенки ритмично пульсируют, она течёт всё сильнее с каждой секундой, а я окончательно теряю самоконтроль. Свободная ладонь резко взлетает вверх и стискивает её горло. Аддамс судорожно выдыхает и широко распахивает бездонные угольные глаза, которые сейчас кажутся абсолютно пьяными. Воздух вокруг нас раскаляется до предела, при каждом глубоком толчке у неё вырываются сдавленные стоны, и я с упоением ловлю их пересохшими губами. Мне отчаянно хочется, чтобы этот крышесносный момент никогда не заканчивался, но в пах уже бьёт знакомым импульсом, предвещающим скорую разрядку. Замедлиться и растянуть удовольствие не представляется возможным — Уэнс движется на моём члене так несдержанно и так быстро, что я просто не в состоянии противостоять её напору. Могу только ускорить ритм прикосновений к клитору и сильнее сжать её горло, чувствуя, как она судорожно хватает губами воздух. Проходит всего несколько секунд, прежде чем пульсация упругих мышц стремительно нарастает, Аддамс содрогается всем телом — и со сдавленным стоном выгибается в спине, в последний раз насадившись особенно глубоко. Острые ноготки проезжаются по моей груди, оставляя красные саднящие полосы, после чего она обессиленно опускается и утыкается мне в шею. Упавшие на лицо волосы щекочут нос, но их пряный аромат становится катализатором бурной реакции. Ещё пару раз толкаюсь внутрь её тела, сходя с ума от остаточных ритмичных сокращений и входя как можно глубже — а потом на меня жаркой волной обрушивается оргазм. Сокрушительное удовольствие воспламеняет каждый мускул, каждый нерв и каждую клеточку. Чувствуя себя абсолютно оглушённым, я сжимаю Уэнсдэй в кольце своих рук. Так крепко, что ей наверняка становится нечем дышать. Но ничего не могу с собой поделать — не хочу её отпускать. Хочу, чтобы она была рядом всегда-всегда. Вот только упоительное уединение нарушает требовательный стук в дверь. В первую секунду я надеюсь, что это случайность — но стук сразу повторяется, словно кто-то барабанит кулаком. Аддамс резко вскидывает голову, отстраняясь, и мы обмениваемся встревоженными взглядами. Кажется, впервые я чётко осознаю смысл фразы «дурное предчувствие» — в грудной клетке моментально возникает неприятный тянущий мандраж. Неужели что-то случилось? Вдруг чёртов Гаррет Гейтс слетел с катушек раньше выпускного и причинил кому-то вред? — Побудь здесь, — предостерегающе бормочу я, выбираясь из постели и торопливо приводя себя в порядок. Забросив презерватив в мусорную корзину, поспешно натягиваю джинсы прямо на голое тело. Разумеется, Уэнсдэй не слушается. Сползает с кровати следом и заворачивается в огромное атласное покрывало. В несчастную дверь продолжают стучать так громко, словно на Джерси-Сити надвигается ураган Катрина или вроде того. Мы снова переглядываемся, а потом синхронно косимся на дверь с опаской как будто за ней кроется смертельная опасность — и это отнюдь недалеко от реальности, учитывая, что на вечеринке присутствует будущий убийца. — Давай я открою… — несмело предлагаю я, машинально озираясь по сторонам в поисках тяжёлых или острых предметов. Но ничего даже мало-мальски подходящего в зоне видимости не обнаруживается. Чёрт. Наблюдая за моим замешательством, Аддамс с недовольством возводит глаза к потолку, после чего решительно направляется к двери. Увы, я не успеваю остановить этот порыв безрассудной смелости. Она нажимает на серебристую ручку и толкает от себя — а я моментально выдыхаю с облегчением. На пороге спальни стоит вовсе не маньяк с мясницким ножом наперевес, а Стивен Оттингер. Вот только он почему-то выглядит непривычно нервным и взбудораженным. Тёмные глаза за толстыми стёклами очков широко распахнуты, пряди волос прилипли ко взмокшему лбу, а дыхание загнанное и учащённое. Как будто отец Юджина пробежал по меньшей мере марафонскую дистанцию. Пару секунд он молча хватает ртом воздух, взирая на нас обоих с таким ошарашенным видом, словно столкнулся с привидением. — Какого хрена? — требовательно спрашивает Уэнсдэй, прожигая непрошеного визитёра своим фирменным немигающим взглядом исподлобья. — Почему… — севшим голосом бормочет тот, даже не стараясь утереть крупные бисеринки пота, которые скатываются на глаза. И сразу же умолкает, словно будучи не в силах подобрать слова. Я машинально напрягаюсь, предчувствуя неладное. И опасения подтверждаются спустя несколько мгновений, когда Стивен переступает порог комнаты, с размаху хлопает дверью и вдруг сползает по ней на пол, спрятав лицо в дрожащих ладонях. Его плечи сотрясаются в беззвучных рыданиях, и я неуверенно тянусь к нему, чтобы успокоить и выяснить, что такого ужасного могло приключиться за время нашего непродолжительного отсутствия. А потом отец Юджина резко вскидывает голову и достаёт из нагрудного кармана вырванный из блокнота разлинованный листок. — Почему вы… Почему вы не сказали мне, что Вэл убьют?!