Головная боль Сакуры Харуно

                    Пусть случившееся было кошмаром. Хотелось об этом мечтать, только Итачи в последнее время и так жил в непрерывном кошмаре. Не кошмаре даже: в прострации, из которой никак не выйти. То, что Сакура теперь с Какаши, стало не последней каплей, нет. Ревность заставила переполненную чашу расколоться пополам, и все эмоции хлынули через разлом, оставив после себя пустоту. Итачи пил, не чувствуя вкуса, надеясь забыться. Больше суток, с перерывом на сон, чтобы полностью отключиться. Не помогло. Ничего не помогало. А потом приехала Изуми…       Итачи тошнило от сознания собственной ничтожности. Хотел забыться? Забылся настолько, что фактически изнасиловал свою невесту. Куда ещё ниже падать? И всё из-за кого? Из-за девчонки, которая скачет из постели в постель с лёгкостью птицы, что прыгает с ветки на ветку. Из-за Сакуры он потерял себя: самоуважение, трезвый рассудок, собственное я. Ниже падать уже некуда, Итачи наконец достиг дна, от которого надо отталкиваться и всплывать, потому что он не имеет права погружаться в трясину и тонуть.       Утром он привёл себя в порядок, надел тёмно-серый костюм, кипенно-белую рубашку, любимые часы. Собирался неторопливо, тщательно, уделяя внимание каждой мелочи. Волосы в низкий хвост, ботинки начищены до блеска, глаза спрятаны под тёмными очками. На улице и правда светило солнце, Итачи чувствовал себя вампиром — от ярких лучей плавилась кожа. Мотор утробно взревел, машина привычно влилась в поток. Ему не нужно было звонить и предупреждать о приезде. Итачи был уверен, что застанет её дома.       Извиняться — чуть ли не первое, чему его научили. Извиняться, не теряя достоинства и полностью признавая вину, даже если не виноват. Впрочем, виноват он как раз-таки был. По пути заглянул в пару бутиков, на пассажирском сиденье лежал нежный букет из белых тюльпанов и голубых гиацинтов, рядом — бумажный пакет из ювелирного. От собственного цинизма почти не мутило. Итачи знал — простит. Сколько бы раз так ни поступил — простит и слова не скажет. А вот от этой покорности становилось тошно…       Ключ от квартиры Изуми у него был — она давно отдала. Итачи воспользовался им для того, чтобы войти в дом, но в дверь квартиры позвонил. Глубоко вздохнул, положил подарки на пол и, когда она открыла, опустился на колени, согнулся пополам и уткнулся лбом в сомкнутые на полу ладони.       — Итачи!.. — пискнула Изуми. Села рядом, коснулась плеча. — Итачи, поднимайся!       — Прости, — глухо проговорил он, не двигаясь. — Прости, я поступил недостойно и оскорбил тебя. Этого больше не повторится.       — Итачи, встань, прошу тебя. — В голосе Изуми зазвенели слёзы. Она потянула его за пиджак. Нехотя он выпрямился, бесстрастно посмотрел на неё: и правда глаза сверкали. Они припухли — плакала. Итачи протянул букет и подарок, встал и подал руку, помогая ей подняться. Вошёл в квартиру и закрыл дверь.       В Изуми чувствовалась скованность. В каждом движении, в том, как она ставит букет в вазу, достаёт бархатную коробочку и вымученно улыбается, глядя на гарнитур из серег и колье с квадратными рубинами. Оба понимали: если сейчас примет эти извинения, это навсегда. Он будет причинять боль, она — пополнять шкатулку в сейфе. Измены, пренебрежение, холодность. Забытые годовщины и дни рождения детей, когда нет времени на семью, только на бизнес… Каждый проступок будет полнить коллекцию.       — Спасибо. Очень красиво, — прошептала Изуми, проведя по камням кончиками пальцев.       — Давай помогу надеть. — Он встал за спиной, защёлкнул замок. Погладил шею, замечая мурашки. Неприятны его прикосновения? Не удивительно.       — Прости, — прошелестел он снова. — Подобное больше не повторится, клянусь.       Что бы ни случилось, он больше не позволит эмоциям взять верх. Никогда. Тем более не позволит ни одной женщине забрать контроль над разумом и чувствами.       — В случившемся есть и моя вина. — Изуми накрыла его ладонь своей, не сводя глаз с их отражения в зеркале. — Я могла тебя остановить, но не захотела. Я хочу принадлежать тебе, Итачи.       — Ты — не вещь, чтобы кому-то принадлежать. А я — не твой хозяин.       — Разве, когда любишь, не отдаёшь всего себя без остатка? Мне ничего не нужно, забирай всё. Только будь рядом.       Взгляды в отражении пересеклись. Итачи поджал дрогнувшие губы.       — Рядом, и только? Тебе больше ничего не нужно?       — Нет. — Она приподняла подбородок. — Достаточно быть твоей женой и родить тебе детей. Этого разве мало?       — Наверное, нет. — Он отпустил её, отступил. Посмотрел на часы. — У меня есть время, сделай чай, я не завтракал.       Их отношения заметно изменились, Изуми стала вести себя более открыто. Чаще звонила, постоянно выдёргивала куда-нибудь, прикрываясь делами свадьбы. Она жужжала над ухом назойливым комаром, от которого невозможно отмахнуться. Итачи принимал как должное её заботу, привыкая.       Коноха укрылась в розовый и белый, в воздухе летали лепестки. Стоя на балконе, Итачи смотрел на эту метель и заставлял себя сосредоточиться на встрече с партнёрами, вместо этого думал о просьбе встретиться от Саске. Впервые за несколько месяцев брат решился выйти на связь. Должен был приехать с минуты на минуту. Когда зазвонил домофон, Итачи впустил без слов. Открыл дверь, прошёл на кухню, поставил чайник. Подумал, достал из холодильника пиво. Каким будет разговор, угадать не выходило. Над Конохой собирались тучи, сегодня обещали грозу. Может, она должна разразиться над их головами?       — Ты меня даже не встречаешь. — Саске вошёл на кухню. Отвернувшись от окна, Итачи прислонился к столешнице, опёрся о неё ладонями.       — Здравствуй.       — И это всё?       — Ты просил о встрече, не я.       Саске помолчал. Скользнул взглядом по кухне, остановился на Итачи, вздохнул.       — Я хочу сказать обо всём отцу. Не знаю, как его подготовить, вот и пришёл к тебе.       — Сказать отцу? — Итачи усмехнулся. Поднял глаза к потолку. Отчего все ждут решения своих проблем именно в нём? — Приведёшь к нему Наруто? Или ты уже не с ним?       — Я люблю его, — угрюмо ответил Саске.       — Рад это слышать. — Острый взгляд застыл на нём. Спросить, как там Сакура? Просто вслух произнести её имя. У неё же всё в порядке? Наверняка в порядке.       — Так ты… ты поможешь мне, онии-сан?       — Отец всё знает, — сухо обронил Итачи.       — Что «всё»? — оторопел Саске. Небрежно взяв пиво, Итачи открыл банку, отхлебнул и пожал плечами.       — Всё — значит, всё.       — И давно? — Саске напряжённо думал. Итачи буквально видел работу мыслей на его лице. — Когда… когда ты узнал, ты рассказал ему?       — Думаешь, я смог бы?..       — Нет, — рассеянно проговорил Саске. Провёл по волосам. — Нет, конечно, прости. Но тогда как, почему он молчит, почему…       — Какая теперь разница? Отец знает, но предпочитает делать вид, что ничего не происходит. Не волнуйся, до свадьбы он точно будет молчать.       — Стоп. Это из-за тебя? Ты что-то ему пообещал? Не разрывать помолвку с Изуми? Ксо, зачем, Итачи?!       — Потому что ты меня опередил. — Итачи не мог на него смотреть. Допил пиво, смял банку одним сильным движением. Опустил голову. — Ты опередил меня, отото. Отец узнал о тебе раньше, чем я смог попросить о свободе.       Повисла тишина. Итачи отстранённо подумал: удивительно, но тот разговор с отцом, те надежды казались теперь не просто несбыточными — они ему просто приснились. Сакура, наверное, тоже приснилась.       Саске внезапно рухнул на колени, уткнулся в пол. Итачи оторопело моргнул.       — Прости, что причинил тебе неудобства, онии-сан.       — Неудобства? — горько хмыкнул Итачи. — Ты называешь вынужденный брак неудобством? Как удобно, не так ли? Для всех вас.       — Но ты мог отказаться, это ведь не так сложно, это… — забормотал Саске, поднявшись.       — Я не мог отказаться, как ты не понимаешь?! — рявкнул Итачи и швырнул банку через кухню. — Для тебя благополучие семьи — пустой звук и всегда им было! Решил быть свободным и любить кого хочется?! Да! И отец простил! Закрыл глаза! Закрыл глаза на педрилу в семье, но не смог закрыть на не ту девушку! Знаешь, что, отото, я буду молить небеса, чтобы будущий поворот колеса Сансары поставил вас на моё место!       Саске смотрел во все глаза: впервые видел его таким. Вспышка моментально погасла. Итачи выдохнул, отвернулся к окну. Тучи заходили с севера, постепенно наползая на город.       — Решай с отцом сам, отото. Хочешь — молчи и делай вид, что не знаешь, как делает вид он. Хочешь — расскажи, познакомь с Наруто, мне всё равно.       Телефон зазвонил в новой паузе, повисшей между братьями. Изуми. Глубоко вздохнув, Итачи принял вызов.       — Итачи-кун, ты не отвезёшь меня в салон, на примерку платья?       — Разве это не плохая примета? — он нахмурился: меньше всего хотелось провести ближайшие пару часов в свадебном салоне. После официальной церемонии они переоденутся. А фотосессия в костюме и платье будет за два дня до свадьбы. Не удивительно, ведь Итачи с трудом мог представить, как Изуми будет передвигаться по залу с таким-то шлейфом.       — Ты ведь не на кимоно будешь смотреть. — Она явно улыбалась. Настроение и так было испорчено, хуже не станет.       — Когда за тобой заехать?       — Я уже собралась.       Изуми начинала раздражать всё сильнее, но её можно было понять: нервничает перед свадьбой. Итачи понимал всех и вся, машинально ставил себя на чужое место. Но лимит понимания постепенно начинал исчерпываться. Он не мог и не хотел видеть Саске.       — Мне надо уехать, — сказал холодно. Ушёл в спальню переодеться.       — Я расскажу ему сегодня. И пригорожу, что если он не отменит вашу свадьбу, о нас с Наруто узнает каждая собака!       — Ты так ничего и не понял, отото. — Итачи вышел из гардеробной в джинсах и сливочном худи с кроссовками в руках. Посмотрел на совершенно растерянного Саске, ткнул его в лоб. — Когда-нибудь обязательно поймёшь.       Они спустились вдвоём, разошлись каждый по своим машинам. Все когда-нибудь поймут. Или нет. Так ли это важно?..       Изуми широко улыбалась, устраиваясь рядом и пристёгиваясь.       — Погода сегодня такая весенняя! Чувствуешь, как пахнет дождём?       Он чувствовал только её духи, успевшие опостылеть. Надо было остаться дома, она могла бы вызвать такси.       — Ты выбрал букет?       — Какой?       Начал накрапывать дождь, Итачи не отрывал глаз от дороги. Она прислала не меньше сотни букетов — так ему показалось. Он сбился на пятом или шестом.       — Ты не смотрел, да?       — Выбери сама.       — Сама. Я и так выбираю всё сама! Тебя вообще интересует наша свадьба?       — Главное, что она интересует вас с матушкой. Разве мужчины должны уделять свадьбе столько внимания?       — Если бы это была другая свадьба, ты был бы так же холоден?       — Ты о чём? — Итачи притормозил на светофоре, повернулся к ней. Дождь усилился, в тишине по стеклу громко елозили дворники, едва справляясь с потоками воды.       — Ты знаешь о чём! — Изуми сузила глаза. — Если бы свадьба была с Сакурой, ты проявлял бы больше внимания!       — При чём тут Сакура? — Позади просигналили, вынуждая тронуться с места.       — Думал, я не узнаю? У тебя вообще совесть есть: спать с девушкой брата?! Хотя о чём я, она наверняка сама тебе в штаны залезла, там на лице всё написано!       Кровь прилила к сердцу вся и сразу. Итачи пытался дышать, но не получалось. Откуда она узнала о Сакуре, как давно — какая разница? Поэтому пришла тогда, предложила себя? Наверняка видела их в ресторане. Картинки щёлкали одна за другой фишками Маджонга.       — Я не виню тебя, Итачи-кун. Правда. Это же в прошлом. Но никогда не пойму таких женщин. Это же как надо себя не уважать, чтобы спать с чужим женихом?!       — Изуми.       Он прибавил газ, обгоняя машину. Из-за дождя их стало гораздо меньше, но маневрировать было сложно. Довезти её до салона, впихнуть туда и уехать. За город, в бабушкин дом, где никого, только счастливые воспоминания.       — Она и с Саске спала, да? Что ты вообще в ней нашёл? Любишь её, да?       — Замолчи!       — Ну и женился бы тогда на ней! Или деньги отца достаточная плата за навязанный брак!       — Заткнись! — Итачи полыхнул взглядом, впился в её искривлённое от злости лицо. И его он считал красивым?!       — Будь честным, скажи, что я нужна тебе только ради контрактов!       — Ты с самого начала знала, что это так! — Он злобно и часто дышал, сердце колошматило о рёбра.       — Я надеялась, что ты полюбишь меня! Как же я тебя ненавижу! Я ненавижу тебя, Учиха Итачи!       Машину повело, Итачи вывернул руль, пытаясь выровняться. Они даже не успели испугаться.       

***

             Вишни, сливы, груши — воздух гудел от пчёл. На ярко-голубом небе не было ни одного облачка. Сакура и Какаши гуляли по парку, переплетя пальцы. Лепестки кружились и падали на волосы, путались в них. На днях Какаши представил её друзьям, это до сих пор смущало. Сакура не чувствовала себя его девушкой, несмотря на частые встречи и ночи, проведённые вместе. Она искала в себе влюблённость, но на выжженной пустыне души до сих пор не проросло ни одной травинки. Какаши был благодатным дождём, увлажняющим пересохшую почву, но даже непрерывного потока было бы мало. А поток был не постоянным.       У Какаши хватало своих дел, учёбу Сакуры никто не отменял. Они виделись, когда совпадал график, и обоих это более чем устраивало. Когда несколько дней не получалось встретиться, могли переписываться, но даже если молчали, это было комфортно.       — Он ведёт себя как друг с привилегиями.       В окно ярко светило солнце; вытянув ногу, Ино красила ногти ярко-красным лаком. Вчера у них ночевал Шикамару, и Сакура с утра ехидно сказала, что чьи-то стоны долетели до полицейского участка, где служит Иноичи. Шикамару невозмутимо пожал плечами, Ино улыбнулась довольной кошкой. Глядя на их отношения, Сакура не могла представить того же с Какаши. Он был удобный, понимающий. Наверное, из него получится идеальный муж. Не требовательный, но при этом верный. Спокойный, рассудительный. В браках, что случаются по договорённости, Какаши стал бы джек-потом для любой невесты. Но жениться в ближайшее время он не собирался, Сакура тоже. Их всё устраивало, и это было главным.       Какаши позвал просто погулять, не обещая и не предлагая ничего больше. К этому Сакура тоже привыкала: обычные встречи, которые не должны непременно заканчиваться в постели. Ровное влечение, без урагана страстей. Какаши оказался флегматичным, может, поэтому рядом с ним было так уютно. День за днём Сакура лечила рядом с ним душу.       — Наруто и Саске не видно уже несколько дней. — Ино и Сакура стояли у автомата с напитками и снеками и ждали, пока упадёт бутылка воды без газов.       — Загуляли. — Сакура смотрела, как крутится кольцо за стеклом. Бам. Бутылка упала. Завибрировал в кармане телефон. — Лёгок на помине.       — Выйди, я за универом.       — Здравствуй, Сакура. Как дела? Давно не виделись. Не хочешь встретиться? — ехидно сказала она.       — Это касается Итачи. Собирайся и выходи.       От его голоса, от имени, которое запретила называть, в животе свернулось неприятное предчувствие. Пробормотав, что скоро подойдёт, Сакура попрощалась с Ино и поспешила к выходу. Что с ним могло случиться? Свадьба только в июне. Это какой-то хитрый ход? Он решил затаиться на несколько месяцев, а сейчас объявится и снова позовёт в любовницы? А может?.. Сердце сбилось с ритма. Может, он расстался с Изуми? Может, она сейчас выйдет, а он стоит и ждёт, прислонившись к капоту? Закружилась голова, от напрочь сбившегося пульса Сакура стала задыхаться. Она выскочила за ворота и едва не застонала от разочарования: нет, это был Саске.       — Садись.       Он не стал даже здороваться — просто открыл дверь. Сакура растеряла слова, нехорошее предчувствие разрослось от горошины до шара для боулинга, и весило столько же, упало в желудок.       — Что случилось? — тихо спросила она. Саске осунулся. Между бровей залегла глубокая морщина, губы были сжаты в горькую складку. — Что случилось с Итачи, Саске? — сказала она требовательней. — Саске!       — Жив, — выдохнул он. Подбородок задрожал. Сакура прижала ладони к груди, перед глазами поплыли чёрные точки. Несколько минут они молчали. Она не могла говорить — горло стиснула крепкая рука. Саске часто дышал.       — Неделю назад они с Изуми попали в аварию. Изуми погибла на месте, Итачи до сих пор не пришёл в сознание. Его состояние стабилизировалось, сегодня ночью рейс в Швейцарию. И я подумал… подумал…       Он несколько раз моргнул, глаза заблестели. Сакура вжалась в сиденье, отказываясь верить в то, что слышит.       — Я подумал, вдруг он услышит твой голос и придёт в себя, — прохрипел Саске и шумно прокашлялся.       Сакура молчала. Это всё отказывалось уложиться в голове, там, внутри, гудело, шумело и тонко звенело. Ладони покрылись ледяным потом, а кожа — мурашками. Вскоре Саске заехал на стоянку частной клиники за высокими воротами. Уверенно провёл её через холл к двойным лифтам. Когда поднялись на четвёртый этаж, паника уже колотилась в горле. Саске вышел, Сакура осталась. Замотала головой:       — Н-нет, я не могу. Я не пойду. Я…       — Пойдём. — Саске протянул руку. Посмотрел с мольбой. — Прошу.       Она не могла. Не могла заставить себя увидеть его. Пожалуйста, лучше помнить другим, тем, из последней встречи в ресторане. Или тем, что лежал на одной подушке. А что там, за дверьми вип палаты, она не могла представить.       Палата была огромной. Не палата даже — номер в гостинце, в который зачем-то принесли больничную кровать. Дежурившая медсестра подскочила, поклонилась. Что-то сказала Саске, а Сакура смотрела только на Итачи. Лицо представляло кровавое мессиво: нос опух, наверняка был сломан, один глаз полностью заплыл, голова была туго перебинтована. Нога на растяжке, обе руки в гипсе. Это не мог быть Итачи. Это был не он.       Сакура сделала шаг, ещё один и упала на кресло у кровати. Пальцы ходили ходуном, когда она потянулась, коснулась волос, лежащих на подушке. Коротких, жестких. Конечно же это не Итачи!       — Пришлось отрезать, — тихо сказал Саске. — Они… они были в крови. Голову пока мыть нельзя.       Сакура поднесла ладони к распахнувшемуся рту, затряслась от рыданий, которые невозможно было сдержать. Его даже коснуться никак нельзя — казалось, что весь переломан. Наверное, к лучшему, что без сознания. Как в здравом уме выдержать такое?       — Ему больно? — всхлипнула она.       — Не знаю. Думаю, что нет.       — И что… что говорят?       — Состояние стабильно тяжёлое, можно перевозить.       — Почему в Швейцарию?       Сакура вдруг поняла, что именно сейчас она может видеть его в последний раз. Никогда больше. Совсем никогда. Ни через пять лет, ни через двадцать. Из горла вырвался вой, Сакура сложилась пополам, уткнулась в пахнущую больницей простыню рядом с его боком. Вцепилась в неё, не пытаясь заглушить уродливые, каркающие звуки, рвущиеся из сердца.       Итачи смотрит и лениво улыбается. Небрежным жестом снимает очки. Протягивает кофе. Смотрит, растянувшись на постели. Тянет руку, предлагая пройтись по лесу. Рассказывает про лягушек.       Всё, что было с ним связано, что пряталось глубоко в сердце, всплыло наружу, как не уходило. Сакура подняла глаза, всмотрелась в покалеченное лицо, находя знакомые до мелочей чёрточки. Губы остались прежними, только нижнюю рассекала надвое глубокая царапина. К ней Сакура и потянулась.       Она смотрела жадно, впитывая, запоминая. Кривила рот, сдерживая всхлипы. Икала, шмыгала носом и улыбалась, представляя, что он откроет глаза и увидит такой.       — Пора, — тихо сказал Саске, когда начало темнеть. Всё это время он был неподалёку, но Сакура не обращала внимания.       — Почему? — она в последний раз всхлипнула и позволила себя поднять.       — Скоро приедут родители, надо готовить его к перелёту.       — Ты скажешь мне, как всё прошло?       — Конечно. — Саске обнял одной рукой, повёл к выходу. В коридоре дежурил Наруто. Неловко улыбнулся, сказал:       — Пойдём, Сакура-чан, я обещал теме, что отвезу тебя домой.