Играй на мне, не прикасаясь

В среду, Ален решился на разговор с Жераром. Они привычно сидели рядом, в гримерке, полной света, и восстанавливали дыхание после репетиции. Атмосфера уюта помогала расслабиться, многочисленные застежки сценических костюмов расстегнуты и развязаны, больше не стесняя дыхание, и долгожданный отдых маячит на горизонте. Самая располагающая обстановка для задушевных бесед. — Жерар… — Ален привлек внимание друга, приглаживающего усы у зеркала, — Как у тебя получилось пройти прослушивание сразу на крупную роль? Услышав неловкий вопрос, Жерар развернулся и вздохнул, потирая переносицу большим и указательным пальцами. Он опустил руки себе на колени, заглядывая товарищу в глаза, пытаясь удержать контакт с ним. — Друг мой, для роли второго плана нужно петь. Мы в опере, как ты знаешь. Ален не был глупцом. В последние несколько дней, после первых успехов, он часто думал о том, как сложится его карьера дальше. Он чувствовал себя готовым стремиться к большему, но его отсутствующий опыт в музыке создавал ощутимое препятствие. Он догадывался, что этот потолок рано или поздно возникнет над ним, но слова друга все равно неприятно резанули своей обреченной правдивостью. И эта жалость в голосе… — Я понимаю. — Фрей закусил губу, глядя в сторону, не решаясь поднять глаза, встретиться с сочувствием. Жерар наверняка понимал, что его товарищ не потянет уроков музыки за свой счёт, а обучать простого статиста в опере не будут. Никто не помогает незначительным винтикам в механизме театра просто так. Никто… Ален представил, как идёт время, сменяются сезоны. Как одежда изнашивается до такой степени, что её уже невозможно зашить. Как у него заканчиваются деньги, и приходится писать родителям. Их разочарованные лица, встречающие сына в отчем доме. Он обязательно будет улыбаться, и делать вид, что всё в порядке. И искренне скучать по Парижу и оперному театру по ночам, когда никто не видит, как улыбка сползает с лица, превращаясь в гримасу. И он никогда не простит себя за эту неудачу, когда успех был так близок. Нет. Он обязан попытаться сделать что угодно, лишь бы не только сохранить место, но и продвинуться. Ему нужно занять свою нишу. Смелая, но отчаянная мысль забралась на задворки разума и поселилась там, даря призрак надежды, готовой в любой момент оказаться ложной. — Ты думаешь, если бы я научился петь, то смог бы попробоваться на роль? — Если бы ты смог, то было бы вполне естественно попытаться, — осторожно ответил Жерар, не понимая, к чему клонит его друг. — Но ты знаешь, как проблематично найти учителя. — Возможно, менее проблематично, чем ты думаешь. — Ален просиял и поднялся на ноги, начиная наскоро переодеваться. — Прости, выпьем кофе завтра, хорошо? Мне нужно кое-куда сходить. Срочно! В ответ, Жерар только покачал головой и улыбнулся. — Если тебе это поможет, то конечно. Я буду счастлив, если у моего друга получится стоять на сцене рядом со мной, а не на задворках. В голове Алена бились слова Призрака, сказанные им во время последней встречи. Слова о том, где можно оставлять письма, которые фантом найдет в нише за барельефом. А ещё, Ален точно помнил, как этот человек помог Мег устроиться на хорошее место в балете. Он оставлял мадам Жири чаевые и цветы, и всегда хорошо к ней относился. Возможно, Призрак сможет помочь, может он знает человека, способного взять ученика? Фрей не помнил, как писал письмо. Глядя на готовый лист бумаги, исписанный перечеркнутыми и повторяющимися фразами, смял его, и переписал заново, аккуратным почерком под светом свечи, выводя каждую букву. «Уважаемый П. О. До меня дошли слухи, что ваше влияние в Оперном Театре не имеет границ. Быть может, вы могли бы дать своему новому приятелю совет, где можно найти учителя вокала для такого неопытного певца как ваш покорный слуга. Я помню, как низко вы оценили мои данные, но, если есть хоть малейшая возможность научиться петь с отсутствующим талантом, я бы приложил все возможные усилия. Я не стремлюсь к великой славе или звездам с небес, но хотел бы, чтобы мои родители однажды разглядели меня на сцене не в виде декорации. Прошу прощения за беспокойство.

С уважением, Ален Фрей.»

***

Свинцовые воды подземного озера нехотя колыхались, пропуская через себя небольшую лодочку, и человека, вытянувшегося во весь немалый рост с веслом в руке. Фигура этого человека практически терялась в темноте благодаря своей черной одежде и такой же маске на лице. Весло двигалось ритмично, без пауз, и лодка плыла вперёд, стремительно приближаясь к пещерному берегу. Никакие источники света не освещали это место, но таинственная фигура, казалось, не испытывала дискомфорта от окружающего мрака. Она либо очень хорошо помнила дорогу, либо слишком хорошо видела в темноте. Наконец, борт крошечного судна ударился о берег, и непропорционально длинные и худые ноги шагнули на каменистую почву. Мелкие камешки захрустели под подошвами начищенных ботинок, когда человек прошествовал к дому, неясно откуда взявшемуся в подземной пещере. Мужчина в чёрном отворил дверь, и прошел внутрь, вдоль коридора в гостиную, где едва тлеющие угли камина освещали диван и пару кресел, стоящих перед источником огня. Мужчина сел на диван, и тишина, сопровождающая всё безмолвное путешествие мужчины, развеялась, прерванная мурлыканием сиамской кошки, поднявшей голову ровно настолько, чтобы дать понять, что появление соседа по дивану было ею замечено. Тощая фигура вытянула такую же тонкую, костлявую руку, и провела по голове кошки пару раз, а после вытянула перед собой вторую руку, сжимавшую конверт. — Это новый почерк, Айша. Аккуратный почерк. Не думал, что он осмелится писать мне так скоро, после демонстрации скрытой ниши. Эрик вскрыл письмо, аккуратно, не разрывая конверта, и пробежался по нему взглядом. Еще не сломав печать, он догадался, кто был автором. Мадам Жири оставляла письма в пятой ложе, там, где она проводила больше всего времени. Надир, увы, предпочитал являться лично. Жюлю было приказано приходить самому. Остальные просто никогда не набирались смелости связаться с ним. Оставался единственный вариант, и чем дальше Эрик читал письмо, тем выше поднимались его брови. Он сразу понял, что мальчишка до смешного безрассуден, или просто глуп, но содержание послания превзошло все его ожидания. Настолько, что искривленные в усмешке губы приоткрылись, и испустили смешок. — Он хочет, чтобы я нашёл ему учителя, Айша. Ты можешь в это поверить? Кошка не ответила. В своей величественно-расслабленной позе она выглядела так, будто считала ниже своего достоинства отвечать на риторические вопросы. Эрик осторожно сложил письмо вдвое, прогладил складку бумаги пальцами, и вложил его обратно в конверт. Уши и кончик хвоста кошки задергались, и на секунду она приоткрыла глаз, словно решала, дать ли волю охотничьим инстинктам, но вновь смежила веки. Призрак оперы размышлял. Его отношение к новичку Алену определилось как резко негативное при их первой встрече. Люди, отрицающие существование призраков с такой пылкостью, вызывали раздражение. Они мешали. Подрывали вышколенную остальными винтиками оперы дисциплину благоговейного ужаса. Эрику не выгодно иметь в своей опере людей, подозревающих о его человеческой природе. Особенно теперь, когда старые директора ушли, прихватив часть труппы. Выстроенная с таким трудом система рушилась на глазах, и требовала активных действий по восстановлению былого контроля. Уже два человека, получившие власть, могли навредить, но если они получат поддержку изнутри актёрского состава, из живого сердца оперы, проблема укоренится. Призрак не мог этого допустить. Со временем, глядя, как реагирует новичок на попытки вывести его из душевного равновесия небольшими пакостями, призрак понимал, что Ален не напуган. Скорее так же раздражен, как и он сам. И любопытен. О, последний факт выбил его из колеи на несколько дней. И Эрик точно не был готов к тому, что услышит неумелое, аритмичное настукивание фрагмента своей новой арии, которую он тренировал накануне, когда был прерван незваным слушателем. Направляясь к источнику шума, он где-то глубоко внутри уже догадывался, кого обнаружит в пятой ложе. Мальчишка был любопытен и вездесущ. Поистине надоедлив. Эрик исполнился праведной ярости, на которую, он знал, имеет полное право: наглец посягал на чужую личную жизнь! Призрак был готов использовать свои более жестокие трюки. Создать иллюзию голосов в ушах слушателя, или заставить его почувствовать прикосновение смерти к своей шее. Напугать до полусмерти, или легкого помутнения рассудка. А сам Эрик глядел бы на него через поверхность одностороннего зеркала, и от души потешался над испуганным лицом новичка. Это бы отпугнуло его. Чего призрак не ожидал, так это вида темной ткани на глазах юноши. Заметив повязку, он потерял самоконтроль на долю мгновения, неосторожно ступил ногой на пол, и понял, что выдал себя скрипом. Когда, Ален заговорил, Эрик понял, что ошибся. Наглец не посягал на его личную жизнь. Напротив, своим жестом он показывал, что намерен сохранить его жизнь настолько личной, насколько позволяет попытка наладить связь. Это новое любопытное открытие заставило Призрака пересмотреть свои планы. Поэтому, он решил не применять свои более жестокие уловки. Пока. Его заинтриговала мысль о том, что кто-то хочет найти таинственного Фантома не ради награды или поимки «преступника». Хотелось узнать, к чему придет вся эта история. Ален признался, что ему нравится музыка Эрика. Это было ожидаемо. Даже ему самому нравилась его музыка. И всё же, слышать восхищение от другого человека было… необычно. Затем, в другой день, Ален назвал его своим приятелем. В шутку, конечно. Они даже не были знакомы. Но Эрик поймал себя на мысли, что слово приятель не звучит неприятно. Он не был бы против, чтобы его назвали приятелем не шутя. Не Ален. Точнее, не обязательно он. Если бы кто угодно вдруг появился в жизни Призрака Оперы, и сказал, что считает его своим приятелем, Эрик, пожалуй, не испытал бы отвращения. Эта мысль тоже была новой и необычной. Ещё, его новый знакомый рассказал о своих успехах на сцене. Призрак не сразу понял, почему ему рассказывают об этом, и не сформулировал никакой осмысленной реакции. Ответил как обычно, с нотой сарказма, ощетинившись, закрывая любые подходы к сближению. Судя по реакции юноши, он тоже не понимал, почему поделился важным событием. Смутился, отшутился. А до Эрика дошло, что Ален выбрал из всех возможных людей, с которыми он общался — а таких, он видел, было немало — именно его, чтобы поделиться этой новостью. Почему именно его? Фантом всегда считал, что неплохо может читать людей, особенно по меркам подземного отшельника, но это действие решительно не поддавалось анализу. Обычно, таким делятся с друзьями. Даже если нет друзей, всегда есть товарищи по работе, с которым Ален общался каждый день, разговаривал, проводил время. Но он разговаривал и с Эриком тоже. Не так, как с бесплотным духом, а как с человеком. И при этом, не пытался поймать и лишить свободы, не пытался настаивать на раскрытии личности. Он поделился информацией, потому что захотел, а не с корыстной целью. Он выбрал доверить новому знакомому крупицу своих переживаний, даже не видя его лица. И в этот момент, Эрик почувствовал себя обязанным доверить что-то в ответ. Конечно, никаких душевных излияний. Но, может, небольшой секрет? Юноша явно питал слабость к тайнам. Именно так Призрак показал новичку нишу с отверстием, сообщив, что здесь можно оставлять письма. Возможно, это немного рискованно. Он не рассказал Алену, что за узорчатой стеной скрывается гораздо больше, чем просто отверстие для почты. Это был один из входов в его задворки, в двойные стены театра, в его владения. Юноша никогда в жизни не найдет способа проникнуть внутрь. Найти нужный для открытия прохода вензель среди сотен витых узоров было невозможно. Даже если бы кто-то нашел способ открыть дверь, он бы оказался в подобии кладовки, и решил, что нашел старое складское помещение, ныне заброшенное. Никто не стал бы пытаться найти секретную дверь внутри секретной двери. И теперь, как результат импульсивного доверия, в руке Эрика лежало письмо с просьбой. Ален хотел научиться петь, чтобы продвигаться по карьерной лестнице. Хорошо. Он уже начал беспокоиться, что у парня напрочь отсутствуют амбиции. Тревожный признак. На самом деле, в театре амбиции имелись у всех. Даже Антуанетта Жири хранила свои скрытые желания, хотя они, скорее, были направлены на её дочь. И мадам Жири не стеснялась просить Эрика о помощи. Он не отказывал. У него тоже есть свои амбиции, и они все направлены на здание оперы. Его творение. Что-то их с Антуанеттой объединяло, они оба пеклись о своих детищах больше, чем о собственных судьбах. Так или иначе, призрак разглядел в Мег что-то, что давало ему надежду на улучшение качества балетных номеров. Если бы только девушка перестала так трястись при виде сцены, Эрик даже перестал бы скрипеть зубами от одного вида ее танцев. Что касается Алена… После ухода части труппы, опере действительно пригодятся более умелые актёры. Призрак верил, что при должной тренировке даже последний идиот без слуха сможет петь достаточно сносно для роли второго плана. Особенно, если он готов потрудиться в поте лица, и стерпеть нелегкий характер требовательного учителя. Письмо Фрея выглядело довольно искренним в своей наивной простоте. Пожалуй, юноша из провинции и правда может быть трудолюбивым настолько, чтобы вынести изнуряющие тренировки голоса вкупе с основными репетициями в театре. Эрик ни секунды не думал над личностью возможного учителя. Во-первых, он не имел привычки заводить знакомства, чтобы знать подходящую кандидатуру. Во-вторых, парень точно не сможет оплатить учителя. Иначе, он не писал бы Фантому. В-третьих, «если хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам». Скрыть свою личность будет просто. Он и так вынужден носить маску, а занятия поздним вечером, без яркого источника света, помогут навеять атмосферы таинства. Призрак иногда показывался рабочим совсем немного, когда кто-то ходил в одиночку, или вел себя чересчур храбро. Он почти не испытывал дискомфорта по поводу того, что его фигуру увидят. Ален уже показал, что уважает границы. Достаточно просто принять меры безопасности, и держать ученика на приличном расстоянии. Схватив перьевую ручку, Эрик застрочил ответ с привычной скоростью, царапая бумагу и стараясь ровно настолько, чтобы кривой текст можно было разобрать, не прилагая слишком много усилий. «Уважаемый Ален Фрей. Ваш первый урок состоится сегодня в десять часов вечера. Приходите в неиспользуемую комнату со старым фортепиано, что за кулисами, не опаздывайте. Будьте в одиночестве. Не приносите источников света. Сделайте так, чтобы вас не заметили.

П. О.»

***

Ален сидел на кровати, трясущимися руками сжимая письмо. Он нашел его после репетиции на своей прикроватной тумбочке, хотя был уверен, что запер дверь перед уходом. Он дрожал. Мужчина боялся увидеть отказ, но сидеть в неведении было еще страшнее, поэтому он быстро вскрыл конверт, не давая себе времени подумать, и погрузился в чтение. Улыбка тронула губы Фрея. Это не отказ. Время и место встречи, сегодня! И никакой информации, кого же Призрак нашёл в качестве учителя, и сколько это будет стоить. Это тревожило. Доступная по меркам оперного Фантома сумма могла бы оказаться неподъемной для простого актёра. Он твердо решил, что спросит об оплате уроков первым делом, как только встретится с музыкантом в назначенный час. Каким-то чудом Ален дождался, пока стрелки карманных часов покажут без двадцати десять. Собираться он начал в девять. Кабинет со старым фортепиано нашёлся не сразу, и только благодаря тому, что однажды Фрей посещал его, помогая приятелю из рабочих перетащить коробку реквизита. Казалось, про это место никто не помнил. Закрадывались тревожные подозрения, и вспоминались рассказы о пропавшем Бюкэ. Ален сглотнул. Ну почему эта забытая богом каморка, почему так поздно вечером, почему с неизвестным учителем… Если бы он был чуть более труслив, то уже повернул бы назад. Передвигаясь в кромешной темноте, Ален упорно перебирался через декорации и реквизит, зажимал нос, чтобы не чихать от пыли. Под ногами то и дело возникали искусственные пейзажи, деревянные подпорки, балки, коробки. Путь напоминал бег с препятствиями вслепую, но мужчина не посмел ослушаться инструкций, и не захватил никаких источников света. Дверь в комнатушку открылась без сопротивления и скрипа. Странно, учитывая заброшенность этой части театра. Фрей постучал три раза, и вошёл внутрь. В руках он держал кусок ткани, готовый повязать его на лицо, если вдруг последует подобная просьба. Комната выглядела пустой. Единственным отличием от прошлого раза, когда Ален приходил сюда, стало расположение фортепиано. Оно теперь высилось в самом углу. Слепо шаря по стене рукой, мужчина медленно двигался вдоль комнаты, чувствуя, как челюсть сжимается от напряжения. — Здесь кто-нибудь есть? Маэстро? Учитель? Мне назначили… По правую руку, со стороны старого инструмента, вспыхнул огонёк. Ален резко крутнулся на месте, прищуриваясь в ту сторону, и увидел зажженную свечу, позволявшую различить очертания фортепиано, и… силуэт рядом с ним. Невольно, Фрей сжался, прикидывая, не могло ли полученное им письмо быть ловушкой или жестоким розыгрышем. Паника подступала, пульсируя в глотке, и вместо вопроса Ален смог только захрипеть, делая шаг назад. Стена. За его спиной была стена. — Если вы будете хрипеть на уроке вместо пения, то я разворачиваюсь и ухожу прямо сейчас. Глаза мужчины распахнулись. Это был голос Призрака, привычно высокий, ехидный, но, как ему показалось, не по-злому. Всё ещё приятный голос. Сердце, пытавшееся было провалиться в пятки, вернулось на свое законное место, хоть и колотилось о рёбра. Губы растянулись в несмелой улыбке, пока Ален жадно всматривался в фигуру, с трудом различимую в темноте. Крайне высокий рост, широкие острые плечи, плащ скрывает почти все тело, оставляя простор для фантазии о телосложении мужчины. На голове широкополая шляпа. Благодаря плащу, фигура казалась массивной и монументальной. Не было видно, где он заканчивается. В какой-то момент он просто растворялся в сумраке комнаты. Единственное, что в свете свечи можно было рассмотреть, это белая маска на лице человека. И Ален мог поклясться, что смутно угадывает улыбку на губах незнакомца. Хотя, можно ли было назвать его незнакомцем? Мужчина прекрасно знал, кто стоит перед ним. — Месье Призрак? Я вас не узнал, пока вы не заговорили. Думал, сейчас меня будут грабить. — У вас есть с собой ценные вещи? — Н-нет? — Ален помотал головой, недоуменно глядя в сторону Фантома. — Хорошо. Значит, придется вас учить, а не грабить. Фрей замер на секунду, а потом рассмеялся. Он почувствовал, как напряженные плечи опускаются, и расслабляются. Он понимал, что многие на его месте сходили бы с ума от тревоги, но мадам Жири, например, общалась с призраком тесно уже долгое время, и все еще жила и здравствовала. К тому же, все их прошлые разговоры проходили вполне приятно. — Погодите, вы сказали, что будете меня учить? — Вы думаете, я вам не подхожу? У вас очень завышенные стандарты для статиста. — В голосе не звучало обиды. Скорее почти мальчишеская язвительность. Вредность, как называла это матушка Алена. — Я думал, что вы сможете порекомендовать мне учителя за приемлемую цену. Вам же, кажется, не нравится, как я пою. — Именно поэтому я здесь. Если вы перестанете петь так отвратительно, мои уши будут благодарны. — Силуэт взмахнул руками, отчего плащ взвился в воздух. Призрак уселся за фортепиано. — Но что насчет оплаты? — Ален все еще стоял спиной к стене. Ему казалось, что не стоит приближаться, пока его не позовут. Ответом на вопрос служил внимательный цепкий взгляд, который скорее ощущался, чем виделся. — В здании оперы происходят перемены. Я мог бы воспользоваться услугами человека, благодарного мне за удачное устроение его жизни. Ален кивнул. Конечно. У призрака свои цели, но мужчина и не ожидал, что ему достанется бесплатно хоть какой-нибудь учитель. Призрак хотел, чтобы ученик остался перед ним в долгу. Есть ли у Алена выбор? Да. Он может отказаться от уроков, и провести следующие несколько лет, откладывая гроши в надежде накопить на другого учителя. Или, он может остаться, выполнить для Фантома какую-нибудь услугу, и начать готовиться к продвижению в карьере прямо сейчас. — Как мне называть вас? — Задал Ален последний интересующий его вопрос. — Учитель, или маэстро, как вам будет удобно. — Нет, я имею в виду ваше имя! — Вы умеете читать ноты? — Голос призрака сразу стал холодным и резким, когда он задал свой вопрос. Тогда, Фрей прекратил спрашивать.

***

Каким бы тяжёлым Ален не представлял обучение музыке, реальность превзошла все его ожидания. Призрак проверил его чувство ритма, попросил пропеть ноты, и все время недовольно хмыкал, будто разочарованный. Наверное, так оно и было. Ален искренне старался, запоминал упражнения для дыхания, и впитывал знания о нотной грамоте. Весь их урок, Фантом сидел, едва освещаемый далеким светом свечи, и Фрей не смог рассмотреть его, как ни пытался. Он мог судить, что волосы мужчины тёмные, маска белая и покрывает большую часть лица, за исключением губ и подбородка, а одежда практически целиком чёрная, но не более. По истечении часа, Ален чувствовал себя бездарным и опустошенным. Призрак тоже наверняка считал его бездарным. Он угадал это в блеснувших глазах, прежде чем его учитель проговорил: — Вам будет тяжело в начале. — Да, маэстро. Глаза напротив моргнули, сужаясь. — Если вы выдержите начало, то сможете добиться кое-каких успехов. Но легче не станет. Вы просто привыкнете. — Да. Я понял это. Спасибо, что уделили мне время. Когда мы сможем встретиться в следующий раз? Призрак назвал дату и время, Ален сделал мысленную пометку, и кивнул ему. Затем улыбнулся. — Правда, спасибо. Я расценю вашу требовательность как добрый знак. Вы верите в то, что я не безнадёжен. — Я верю, что любой человек может добиться ощутимого результата, если приложит усилия. Ален поклонился, а призрак махнул рукой. Свеча погасла. Они остались в темноте. — Доброй ночи, Ален. После серии скрипов и шорохов, в комнате стало тихо. Фрей понял, что остался один. Единственное, о чём он мечтал после утомительного урока, это срочное возвращение в комнатушку, которая временно заменяла ему настоящий дом. Он хотел бы, чтобы путь обратно к кровати прошел без приключений, но желание не сбылось. Из обжитой части коридора доносились голоса, которые становились только громче, пока мужчина подходил ближе к своей комнате. Кто бы ни разговаривал там, диалог не звучал приятно. Подойдя ближе, Ален различил срывающийся на шёпот женский голос, и более низкий, мужской, с явным акцентом. Судя по интонациям, мужчина и женщина ссорились. Этого ещё не хватало. Фрей не чувствовал в себе настроения участвовать в чужих разборках, но чтобы вернуться в свою кровать и наконец уснуть, придется пройти мимо. Только бы не ввязаться в скандал… Внутренне сжавшись, Ален, тем не менее, постарался расправить плечи и выпрямить спину. Он быстрым шагом двинулся в коридор, рассчитывая проскользнуть мимо, сделав вид, что ничего не видел. Но, в тот самый момент, когда он бросил мимолетный взгляд на девушку, почти скрытую за массивной мужской спиной, Фрей понял, что просто так уйти не удастся. Сжавшись, и с ужасом глядя на лицо высоченного рабочего, нависающего над ней, у стены стояла возлюбленная Жерара. Розетт.