***
После того злополучного вечера, Жерар начал относиться к Алену иначе. На следующий же день после произошедшего — Ален подозревал, что Розетт рассказала о ночной встрече с утра — Жерар отвел друга в сторону, долго благодарил за неравнодушие, и сетовал на то, что сам не оказался рядом в трудный для девушки момент. Ален отмахивался, повторял, что сделал то, что посчитал правильным, смущенный потоком благодарностей, и чрезмерным проявлением тактильности со стороны друга. Он не знал что сказать, чтобы его отпустили. И не сразу понял, что за словами стоило следить лучше. — Ну в самом деле, Жерар, я же просто проходил мимо. Любой на моём месте поступил бы так же. — Ален не стал упоминать, что до того, как увидел Розетт, намеревался сбежать, не ввязываясь. — К тому же, этот Хуго уже подкарауливал её однажды возле гримёрки, ночью, во время прощального вечера. Внезапно-серьёзный взгляд Жерара выбил из мужчины все прошлые мысли. Он тут же понял, что сболтнул лишнего. — Мой друг, — осторожно проговорил Жерар, все еще удерживая Фрея за плечо, его хватка стала жёстче. — Что ты делал ночью возле гримерок? И, раз уж на то пошло, вчера в коридорах? — Послушай, это сейчас не так важно… — Мне казалось, мы друзья. Ален удивленно поднял взгляд, приоткрыв рот. Фраза была сказана резко, не так, как Жерар разговаривал с ним обычно. Он не ожидал, что его приятель настолько сильно зацепится за эту тему. — Мы друзья. — Тогда почему ты не хочешь рассказать? Не доверяешь? — Он отцепил свою ладонь от плеча Алена, и сложил руки на груди. Тот нервно оглянулся, проверяя, не подслушивают ли их, и заговорщически склонил голову пониже. — На самом деле, это секрет. Большой. Я бы не хотел, чтобы кто-то другой услышал, но… «Мне казалось, мы друзья». Алену не казалось правильным выдавать секрет Призрака, который так любезно согласился его обучать. Но он так же не собирался терять своего самого близкого друга, почти единственного во всём Париже. Он хотел, чтобы Жерар поверил, что ему доверяют. Фантому не обязательно знать, что секрет теперь хранит ещё один человек. Более того, Ален был уверен, что Жерар не навлечет на него неприятности просто из-за любви к сплетням. Его друг произвел впечатление честного человека, за то время, пока они были знакомы. Он всегда разговаривал вежливо, всегда относился по-доброму, и смотрел с улыбкой. Хотя они и были ровесниками, Фрею казалось, что Жерар гораздо более взрослый и мудрый, чем многие окружающие. -… Ты помнишь ту байку о Призраке Оперы? Ту самую, которой нас пугали с самого первого дня? — Мужчина перешёл на шепот, знаком показывая другу наклониться, и последовать его примеру. — Я помню. А еще я помню, насколько открыто ты демонстрировал свой скептицизм по отношению к подобного рода легендам. — Ну, теперь все иначе. Эти байки оказались правдой. Жерар выпрямился, между его бровей залегла сердитая складка. — Я думал, ты хочешь поговорить серьёзно. — Я серьезно! Жерар, я даю тебе слово! Хоть раз я обманывал тебя? Он ненадолго задумался, и мотнул головой, давая знак продолжать. — Призрак Оперы действительно существует, но он не то, чем себе его представляют рабочие и актёры. Но это действительно огромный секрет, поклянись, что никому не расскажешь! Это очень важно! Ален схватил друга за руки, заставляя посмотреть на себя. Он надеялся, что тот поймет, насколько важна его просьба. Руки Жерара были теплыми и мягкими. Очень приятными на ощупь. — Я… Хорошо, я слушаю тебя. Я верю, что это важно. Никто не узнает. Ален едва не рассмеялся от облегчения. Он сжал руки товарища в последний раз, и отпустил, сияя. — Я пытался его выследить, но я был так глуп. Его не зря зовут Фантомом. Ты никогда не сможешь найти его, пока он сам не захочет. Я пытался обследовать оперу ночами, поэтому я и встретил Хуго в тот раз, у гримёрок. Но однажды он захотел встречи. Я видел его, Жерар. Он учит меня петь. — Учит петь? Ален, ты… — Это правда! После того нашего разговора, я отправил ему письмо с просьбой, и он согласился меня учить. — Но почему? С чего бы ему соглашаться учить простого — при всем уважении, мой друг — статиста? — Жерар поглаживал усы, выражая крайнюю задумчивость, но Фрей с облегчением заметил в его глазах интерес. — Он упоминал, что заинтересован в улучшении качества актёрской игры в опере. И что я могу помочь ему в ответ. — Ален немного поморщился, вспомнив об этом факте. Он был в долгу у человека, и понятия не имел, каким образом будет этот долг выплачивать. — Еще раз, это тайна. Я рассказываю тебе только потому, что мы друзья, Жерар. Потому что верю, что мои слова имеют для тебя значение. Ален не успел узнать, что друг думает о его внезапном откровении. Их небольшой диалог был прерван шумом со стороны сцены. Мужчины переглянулись, и поспешили туда. Источник шума удалось определить очень быстро. Господа Ришар и Моншармен прервали репетицию, и это означало, что труппу не ждёт ничего хорошего. Мужчины редко участвовали в повседневных делах оперы на уровне простых актёров. Ален подобрался поближе, и почувствовал, как зашевелились волосы на его затылке. Он увидел сжатое в ладони Моншармена письмо. Опять. — Итак, трупа парижской оперы собралась объявить войну руководству. Неслыханная дерзость, вы не находите? — Низкий голос месье Ришара перекрыл нестройные переговоры, заставляя шепчущихся замолчать. Когда он закончил, однако, публика зашумела ещё громче, чем раньше. — Двадцать тысяч франков! Мне не приходит в голову, кто из вас выдумал такую сумму, и откуда она взялась. Из толпы донеслись резкие выкрики, но никто не осмелился выступить напрямую. Директора переглянулись и кивнули: сначала один, затем второй. — Если среди собравшейся здесь почтенной публики сейчас находится шутник, не умеющий вовремя остановиться, то доношу до его сведения, — Моншармен сделал жест рукой, и отступил чуть в сторону, являя стоящую за его спиной женщину в темном платье, — мы выяснили, кто был вашим сообщником, и доставлял письма. Эта почтенная мадам сообщила о своем вкладе в «розыгрыш». Мадам Жири, а это была именно она, фыркнула. — Я никогда этого и не скрывала. Призрак Оперы находит мою персону достаточно заслуживающей доверия, чтобы передавать через меня свою почту. — Этот ответ был настолько полон гордости и чувства собственного достоинства, что директора вновь переглянулись, несколько смущенные. Ален подозревал, что они ожидали от предполагаемой сообщницы преступника отрицания своей вины. — И чьи же письма вы доставляли нам, скажите на милость! Укажите на этого человека! — И как я укажу на Призрака Оперы, если он не является обычным людям? — мадам Жири воззрилась на мужчин с выражением учительницы, которой дети задают слишком много глупых вопросов, как если бы у неё спросили, почему вода мокрая. — Я только беру его письма из пятой ложи, где честно выполняю свою работу, и передаю тем, кому он просит. Это всё. Я не делаю ничего, что заставило бы усомниться в моей добропорядочности! Теперь терпение директоров иссякало на глазах. Смешки со стороны актёров, многие из которых уважали мадам Жири, лишь подливали масла в огонь. Авторитет начальства стремительно таял. Тогда, Ришар, уперев руки в боки, изобразил дружелюбное лицо, в которое было бы тяжело поверить, даже если бы у него в данный момент не дергался глаз. — Я вынужден сообщить, что вымогательство и шантаж являются преступлениями во Франции. И руководство театра имеет полное право уволить тех рабочих, которые напрямую связаны с заговором против него, или поддерживают абсурдные байки о призраках, подрывая эффективность нашей работы. У нас достаточно людей, которым хватает ума признать, что Фантомы не реальны, а человека, устраивающего беспорядки, стоит поймать как можно быстрее. В этот момент, Ален почувствовал, как взгляд Ришара перемещается к нему. С содроганием он вспомнил, как в своё первое появление в оперном театре открыто выступил перед директорами, надеясь их впечатлить, и ясно обозначил свою позицию относительно Призрака. Он так же вспомнил, как Призрак сообщил ему, что ценит преданных людей, и умеет оплачивать за верность. Он мог прямо сейчас рассказать, где встречался с Фантомом, подтвердить, что это просто человек, которого можно, при желании, поймать. Теперь, проследив за взглядом Ришара, на него смотрела почти вся труппа. Ален сглотнул. Он заставил себя воскресить в памяти все те мелкие, практически необъяснимые пакости, которые ему устраивали в первые недели работы. Он постарался звучать испуганно, и, под тяжелыми, испытующими взглядами, ему почти не пришлось напрягаться, чтобы этого добиться. — А что, если Призрак Оперы и правда существует?***
Свет масляного фонаря с трудом прорывался через мрак театральных дебрей, сквозь которые двигался, иногда задевая стены полами плаща, Призрак Оперы. Он шагал, поспешно переступая длинными ногами, и размышлял о складывающейся в его драгоценном театре драме. Сегодняшний день принес плохую и хорошую новость. Плохая заключалась в том, что директора очень негативно восприняли его желание получить зарплату. До такой степени, что, возможно, в скором времени устроят «охоту на ведьм». Или «охоту на призраков», если угодно. Они не скрывали своих намерений относительно связанных с призраком работников. Их предшественники казались гораздо сговорчивее. С другой стороны, в этой истории было и что-то хорошее. Мальчишка-Ален показал себя неплохо, под давлением директоров. Эрик видел, как господа рассчитывали услышать поддержку со стороны самопровозглашенного оперного скептика. И как их надежды не оправдались. Такая внезапная перемена мнения не могла не посеять смуту в ряды актёров. Чем больше недовольства начальством ему удастся добиться, тем лучше. Признаться, Призрак на секунду сжал кулаки, раздумывая над тем, что же он будет делать, если Ален проболтается. Начал жалеть на мгновение, что поделился своим секретом. Но, когда тот открыл рот, все сомнения разом улетучились, оставляя после себя чувство ехидного удовлетворения. Мальчишка действительно выглядел запуганным, каков актёр! Однако идея Моншармена о том, чтобы выявлять и избавляться от подозреваемых в написании письма настораживала. Разумеется, они не смогут вычислить самого Призрака. Эрик никогда и никого не подпускал достаточно близко к себе, чтобы ему кто-либо представлял угрозу. Даже уроки музыки, которые он теперь давал, оставались не более чем сомнительной уликой от единственного человека, не имеющего в театре никакого влияния. Но если под удар попадёт условная мадам Жири, которая так любезно доставляла его письма… Эрик не считал женщину своим другом. Но где-то глубоко внутри, все равно не хотел, чтобы Опера осталась без мрачной билетерши, постоянно напоминающей случайным слушателям о том, как важно оставлять пустой ложу номер пять. И для того, чтобы все нужные ему люди оставались в пределах досягаемости, требовалось придумать какой-нибудь план. Дойдя до места, Призрак затушил лампу и повернул настенный рычаг, открывающий люк. Он появлялся в импровизированной «комнате для репетиций» из-под пола, но знал, что Ален все равно не увидит этого появления. Отсутствие осветительных приборов не зря стало обязательным условием для уроков. Оставив фонарь на полу, чтобы забрать его на обратном пути, Эрик зацепился пальцами в перчатках за края люка, и подтянулся, выбираясь наверх. По шевелению у двери он понял, что сегодня ученик пришёл раньше учителя. — Приветствую, Ален, — протянул он медленно, маскируя звуками голоса тихий стук закрывающегося люка. Затем встал, отряхнулся, и прошел к фортепиано. Он не собирался терять ни минуты. — Добрый вечер, маэстро. — Со стороны Алена донесся шорох, и Эрик догадался, что тот поклонился. — Вы уже наверняка знаете, что сегодня произошло? Во время репетиции? — Я прихожу сюда чтобы обучать вас, а не чтобы сплетничать, — отрезал Призрак резко, и молодой мужчина сразу же замолчал. На долю секунды Эрику почти стало стыдно за это. Почти. — Но лица господ Ришара и Моншармена выглядели поистине прекрасно, когда их перекосило. Им стоит поскорее уяснить своё место, если они не хотят последствий. — Вы правда навредите оперному театру, если они не выполнят ваши требования? Не пришлют деньги? — Оперному театру? Конечно нет. Но господа директора — немного другой случай. — Эрик вскинул голову, смеряя Алена взглядом, словно призывая его поспорить, но тот отвел глаза, сцепил руки перед собой, и вздохнул. — Они могут избавиться от мадам Жири и остальных? От… меня, например? Можно было ответить отрицательно, и юноша, скорее всего, поверил бы. Легко поверить во всемогущего Фантома, способного справиться с любой проблемой. Но Эрик был человеком. Выдающимся, ужасающим, великим и отвергнутым всем миром одновременно, но все еще человеком. Поэтому, он сказал правду. — Они могут. Но я постараюсь использовать все рычаги давления, что у меня есть, чтобы этому помешать. Лицо Алена расслабилось, расплываясь в улыбке. Он улыбался ему, хотя и не знал, что Призрак это видит. Эрик почувствовал, как его собственные губы тоже судорожно дергаются в попытке сложиться в нормальную ответную улыбку. Сегодня, он учил Алена дышать диафрагмой. Ученик не был безнадежен, но почти все аспекты его исполнения требовали тщательной работы. Эрик, не без причины, считал себя способным обучить его в достаточной мере для сцены. Но пока, приступать к непосредственному пению было рано. Поэтому, он пригласил Алена прилечь прямо на коробки, до которых с трудом доставал свет свечи, и объяснил ему, какие ощущения должно вызывать диафрагмальное дыхание, какие части его тела должны приходить в движение, а какие напротив, оставаться неподвижными. Он напоминал, что при дыхании нужно расслабляться, а не напрягаться, когда его ученик краснел от постоянного сосредоточения на неподвижности своих ключиц. Он, казалось, так боялся ошибиться, что продолжал поверхностно втягивать воздух, и судорожно выдыхать его. А может просто боялся своего учителя. Эрик не мог его винить, но чувствовал неприятное покалывание в затылке, когда думал, что к нему испытывают страх. Наконец, отчаявшись добиться результата словами, он просто сел рядом с Аленом, и призвав его смотреть внимательно, вытянул вперёд руку в перчатке. Ален уставился на неё, скосив глаза, и ничего не говоря. Не издавая не звука. Эрик поднёс ладонь к чужому животу, держа её плашмя, и начал медленно опускать. Фрей зажмурился, но, не почувствовав прикосновения, снова открыл глаза, переводя взгляд с руки на скрытое маской лицо учителя и обратно. Ладонь зависла в паре сантиметров от живота, а затем начала медленно подниматься. Ален понял намек, и глубоко вдохнул, стараясь, чтобы расстояние от его живота до руки не менялось. Когда, казалось, вбирать воздух было уже некуда, Эрик начал опускать руку, позволяя ученику выдохнуть, снова втягивая живот. Еще спустя несколько повторений, Ален уловил ритм, и задышал ровнее. Тогда, Призрак убрал руку. Это правда сработало. Возможно, уроки не были такой уж плохой идеей. В конце урока оба мужчины вели себя тихо, не обмениваясь обычными фразами или колкостями. Призрак постоянно замечал взгляд Алена на своих руках, и то, как он до сих пор пытается контролировать вдохи и выдохи. Только со временем, такое дыхание станет привычным. Эрик тоже перевел глаза на свою ладонь. Он не прикасался к человеку уже много лет. По крайней мере, к живому человеку. И сегодня он оказался настолько близок к настоящему прикосновению, насколько это возможно.