Играй на мне, не прикасаясь

Смотреть на догорающие угли в камине приятнее, чем на полноценный огонь. Не так сильно слепит глаза, и треск от пылающих поленьев не заглушает мысли. Но комната остается тёплой, накапливая и сохраняя жар в стенах, из которых нет выходов на улицу. Эрику нравилось сидеть вот так, в полумраке тлеющих углей, и он всегда до последнего оттягивал момент, когда нужно было подкладывать новую порцию древесины. Сегодня он наслаждался мягким теплом не один: на его коленях устроилась Айша, неизменная спутница одиноких дней в подземелье. Единственная, кто может выдержать взгляд на его лицо, при этом не желая его ударить, или скривиться от отвращения. Кошка недавно доела свою порцию свежей рыбы. Эрик побаловал её в честь воспоминания о дне, когда впервые нашёл свою любимицу. Это было примерно в то же время года, если память не изменяла ему. Только благодаря счастливой случайности у него появился пушистый друг, а у Айши крыша над головой, и возможность выжить. Они спасали друг друга. Эрик давал подруге кров и пищу, а она, в ответ, позволяла себя гладить, и выслушивала его пространные рассуждения вслух, когда тишина становилась совсем невыносимой. Иногда она позволяла себе пройтись по клавишам пианино, пока хозяин играл, и разбавляла его плачущую музыку резкими нотами. Иногда, после этого Эрик вспоминал, что не спал уже больше суток. Или что не ел несколько дней. Пожалуй, Айша спасала хозяина чаще, чем он её. Сегодня их время вместе сопровождалось только тихим мурлыканием. Призрак Оперы молчал. Первая половина дня оказалась ожидаемо насыщенной, со всеми приготовлениями и передачей писем. На этот раз Призрак Оперы не удосужился воспользоваться услугами Мадам Жири, вместо этого доставив письма самостоятельно, прямиком в кабинет директоров. Его предупреждения с каждым днём носили все более настойчивый характер. Приближался маскарад. У Призрака было много дел, которые требовали, чтобы их уладили поскорее. Какие-то крупные, какие-то мелкие, но все одинаково важные, и все одинаково напоминали о себе, не давая отдохнуть ни минуты. Эрик бросил взгляд на стол, где в развернутой пергаментной бумаге покоились заготовки карнавальных масок разных форм и размеров. Сегодня к нему заглядывал Жюль с покупками, как обычно напряженный при виде работодателя, и принёс все необходимое для небольшой активности, которую Призрак придумал сам для себя. Он до сих пор помнил испуганно-вежливое: «Я думал, вы уже закончили со своей маской к торжеству», и выражение его лица, когда Эрик протянул ему приглашение. Конечно, он не приглашал Жюля на маскарад из-за доброты душевной. Мужчина был полезен, выполняя его личные поручения по первому зову, но его поведение, свойственное слизняку, а не мужчине, выводило из себя. И еще сильнее выводило осознание, что Эрик сам сделал его таким. При их первой встрече, Жюль был амбициозным и жизнерадостным человеком. Теперь, он стал жалким подобием себя прежнего. Иногда, Призрак порывисто думал, что случится, если он отпустит своего ассистента, уволит его, больше не вынуждая прислуживать. Станет ли тот снова гордым членом общества, или зачахнет, неспособный более принимать самостоятельные решения? Но эти мысли обычно прерывались более насущными: Эрик никогда не найдет такого удобного ассистента вновь. И отпустить его, означало признать, что он сломал мужчине жизнь своим эгоистичным нежеланием вести дела с обществом. Так или иначе, Эрик никогда не приглашал его куда-либо просто так. Жюль получил поручение доставить письмо «старому приятелю» Призрака, который в последнее время снова начал ошиваться в оперном театре. Наверняка дарога не упустит шанса посетить маскарад. Позволяя мыслям блуждать, Эрик откинул голову на спинку дивана. Он отдохнёт ещё немного, прежде чем отправится обратно в театр. У него назначен урок. Не смотря на то, что уроки занимали время, Призрак не жалел об их назначении. Ему оказалось неожиданно приятно наблюдать, как под чутким руководством ученик делает первые успехи. Как будто Эрик и правда может не только нести смерть и разрушать. Он с каждым новым уроком доказывал сам себе, что может нести в оперу хорошие вещи, не только с помощью своих собственных путей управления, включающих запугивание и шантаж, но и с помощью привнесения новых актёров в труппу. Со временем, Ален сможет спокойно исполнять небольшие роли в постановках, которым требуется больше персонажей. И это будет его, Эрика заслуга. Его вклад. Даже если никто и никогда не узнает о том, сколько он делает для Оперного театра, его детище будет жить и процветать, даже после смерти своего создателя.

***

Ален в глубине души чувствовал, что маэстро понемногу теплеет к нему. Это могло значить только одно: он делает успехи! Нет, учитель был всё так же требователен и строг к нему, не давая никаких поблажек, и упоминал о каждой ошибке, пока её не исправят. Но что-то неуловимо поменялось в его взгляде, в том, как он обращался к Алену во время обучения, как он прощался с ним после. Раньше, призрак все время оставался напряжен рядом с ним, и даже во время своих шуток выглядел так, словно готов сорваться с места и побежать в любой момент. И Фрею не хотелось знать, побежал бы он от него, или на него. Теперь же, маэстро иногда позволял себе опускать плечи, расслабляя мышцы. В такие моменты, Ален замирал, боясь сделать лишнее движение, и спугнуть учителя. Он знал о Призраке крайне мало. К примеру, что маску он носил постоянно, не зависимо от времени и дня. Даже когда Ален предлагал совсем затушить свет, чтобы учитель смог отдохнуть от покрова на лице, тот резко отказывался. Фрей быстро понял, что тема маски нежелательна, если не неприятна его учителю, и с тех пор не заводил разговоров о ней. Но любопытство, вначале являвшееся крошечной искрой, за несколько уроков превратилось во всепоглощающее пламя. Руки Алена буквально чесались, хотелось урвать хоть кусочек информации, хоть какую-то сплетню, неосторожно уроненное слово, сорвать проклятую маску, наконец! В природе человека заложено это стремление к знанию. Ален порой думал, страшась за богохульные мысли, что любопытство это то, что сделало человека человеком. Никакое другое существо не будет мечтать шагнуть в неведомое, если это потенциально угрожает его жизни. Но человек — совсем иной случай. Разве мореплаватели не знали, что на чужих берегах их ждет нечто страшное и неизведанное? Неужели они никогда не думали, что не каждый из них вернется домой из тяжелого путешествия? И все равно моряки уходили в плавание, ведомые только жаждой познания. Призрак Оперы был для Алена далёким берегом. Чувство глубоко внутри подсказывало, что человек может быть опасен, и приблизившись, он, возможно, не получит шанса уйти обратно. Но мужчина все равно бросался с головой в каждый их диалог, и ловил каждое слово учителя, сказанное в минуты праздной болтовни. — Маэстро, почему мы всегда встречаемся в темноте? — Ален подгадал для этого вопроса такой момент, чтобы Призрак не смог просто уйти. Они уже закончили сегодняшний урок, но, по обыкновению, Фрею позволялось восстановить дыхание и немного отдохнуть, прежде чем отправиться в свою комнату. Первое время это происходило в полнейшей тишине, но сейчас Призрак не протестовал против разговоров, если они не казались ему слишком личными. — Почему люди хотят находиться в темноте, Ален? Мне казалось, это очевидно. — Пальцы в перчатках замерли на партитурах, которые Фантом собирал в аккуратную стопку, чтобы унести с собой. Ледяной взгляд, напряженный и безэмоциональный, сигнализировал о том, что вопрос снова оказался глупым. — Я имею в виду, наверняка есть люди, которые видели вас при свете. — Есть. — последовал неторопливый ответ. — Мадам Жири? — предположил Ален, складывая руки на коленях, и невольно наклоняясь к учителю поближе, отчего он тут же подался назад. — Боюсь, разговоры с ней тебе ничего не дадут. Ты уже видел больше, чем она. — Значит, вы доверяете мне сильнее? — Ален приосанился, улыбаясь, но тут же поник, когда Призрак бросил на него взгляд, от которого стало неуютно. — Я никому не доверяю. Это не звучало цинично или надменно. Просто констатация факта. Сообщение о том, что у него нет людей, которым он мог бы доверять. — А если бы появился человек, которому вы доверяете, то вы бы показались ему? Фантом вздохнул, откладывая бумаги в сторону, и неспешно водя кончиками пальцев в перчатках по крышке пианино. Он ответил далеко не сразу, словно обдумывая этот на первый взгляд простой вопрос. — Я думаю, такому человеку придется постараться, чтобы заслужить моё доверие. — Я могу стараться. Вы знаете, по нашим урокам. Вы никогда не говорили, что я талантлив или умел, но всегда говорили, что я старательный. — Ален склонил голову набок, изучая учителя. Неверный свет свечи одновременно давал рассмотреть его чуть лучше, чем никак, но и не давал глазам привыкнуть к полной темноте. В мерцающих всполохах Призрак казался изваянием не очень умелого скульптора, обращающегося с материалами слишком небрежно и резко. Острые углы, которые, по-хорошему, стоило бы сточить, выделялись даже из-под одежды. И губы, почти всегда скрытые в тени от маски… Что-то с ними было не так. Фрей раз за разом ловил себя на мысли, что ему видится улыбка на лице учителя, хотя ситуации к веселью не располагали, и тон его не звучал радостно. — Может быть, — наконец ответил Призрак, отворачиваясь. — Если вы когда-нибудь постараетесь настолько сильно, что я впечатляюсь вашей преданностью. Но я бы на это не рассчитывал. Крошечной надежды было достаточно для Алена, чтобы вновь загореться радостью. Если есть хоть малейший шанс, он добьется успеха. Он разгадает загадку Оперы своим собственным путём. — Вы будете на маскараде, маэстро? — перевел тему Фрей, прежде чем учитель успел откланяться, ожидая нового язвительного замечания по поводу его отношения к праздникам, но вместо этого Фантом кивнул. — Я, можно сказать, завсегдатай. Мастер масок, если хотите. Знаю, по мне не скажешь. — Алену показалось, что в свете догорающей свечи, под маской сверкнули зубы, — А что насчёт вас? Есть у вас костюм? Мужчина вперил взгляд в пол и замялся, не пытаясь скрыть неловкость от вопроса. Конечно, учителю было известно о его незавидном финансовом положении. Наверняка он не думал, что Ален сможет позволить себе костюм. Это было правдой. Но времена вынужденной бедности способствовали развитию креативности. — Я с этим разобрался. Конечно, я приду в костюме. — А что насчёт маски? — Одолжу какую-нибудь из реквизита на один вечер. Я не так искушён в масочных вопросах как вы. — Ален глянул на свечку, почти полностью оплавившуюся на своей подставке. Пламя из-за этого трепыхалось сильнее, чем раньше, и его глаза начинали болеть. — А вообще, не думал о вас, как о завсегдатае людных развлечений. — У меня будут дела тем вечером. Обычные призрачные занятия. Запугать пару человек, применить рычаги давления, напомнить о своём существовании. Где ещё этим заниматься, как не на празднике жизни, куда не зовут главного покровителя оперы? — Во взгляде мужчины сверкнула сталь. — Я рассчитываю, что никто не помешает этим небольшим пакостям. В конце-концов, они помогут припугнуть директоров, а простым актёрам пойдет на пользу, если эти двое угомонятся. Ален замер, не чувствуя, как его руки вцепились в коробку, на которой он восседал во время диалога. Он не мог отвести взгляда от учителя. В этот момент, от Фантома сквозила такая угрожающая сила, которая отлично сочеталась с его высокой, готичной фигурой. Будто сам мрачный жнец по прихоти делился с простым смертным планами своих тёмных дел. Оставалось только гадать, есть ли реальная опасность для здания и гостей бала. Все это продолжалось с полминуты, а затем взгляд смягчился. — Но ты можешь наслаждаться праздником без страха. Призрак увидит верных ему людей в толпе, и пощадит их, из-за своего великодушия и доброты. Чувствуя себя глупо, Ален невпопад кивнул. Он не мог, как ни пытался, понять, шутка это была или нет. Если да, то она прозвучала слишком спокойно и чересчур убедительно.

***

В этот раз, он забыл пожелать учителю спокойной ночи, и сам ворочался на кровати, то и дело просыпаясь от тревожных снов, но забывая их сразу же по пробуждении. А на утро, без промедления, направился прямо в дом Жерара, не дожидаясь, пока он появится в оперном театре. Сказать, что друг удивился его появлению на пороге, было бы преуменьшением. Жерар всего один раз показывал Алену свою квартиру, когда они вдвоем выбирались на прогулку по вечернему Парижу. Но Фрей нашёл жилище по памяти, и теперь стоял на пороге, схватившись рукой за дверной косяк. — Друг мой, что за спешка?! — Жерар, растрепанный после сна, со следами кофе на губах, едва успел отступить в сторону, прежде чем Ален шагнул в квартиру, поспешно прикрывая за собой дверь. — Важные новости, Жерар! Насчет бал-маскарада, и, — мужчина огляделся, будто хоть кто-то мог подслушать его вдали от театра. — И Призрака! Тебе нужно быть осторожным на балу. Что-то ужасное может случиться…