«Пропажа людей в Опере Гарнье: загадочные исчезновения, или хладнокровные убийства?»
Статья рассказывала о пропавшей балерине, и упоминала, без особых подробностей, что недавно произошло ещё одно исчезновение работника. И только на следующей странице можно было прочитать новости о несправедливом обращении директоров оперы к актёрам, где пресловутые директора даже интервью давать отказались. Это должна была быть его первая полоса, чёрт возьми! План был хорош, вызвать общественный резонанс казалось элементарной задачей, но какой-то наглец решил… что? Украсть девушку прямо на празднике? Похищение произошло в удобное время, когда в театре находилась уйма посторонних людей в масках. Найти виновного будет проблематично. И теперь, каждый из рабочих считал своим долгом пошептаться, что балерина стала второй жертвой Призрака. Он сделал ставку на появление на балу, и просчитался по какой-то нелепой случайности. Каких усилий стоил ему отчаянный выход на публику, хоть и скрытую масками, но всю такую же беспощадную и надменную. Там, в зале театра, стоя на лестнице, Эрик играл роль Красной Смерти, и вспоминал годы в Персии, где точно так же притворялся, день за днём совершая казни, вынужденный демонстрировать лицо. И до этого, в детстве, в цирке уродов. Каждый раз, оказываясь перед людьми, он играл роль. Ребенка Дьявола, Ангела Рока, Призрака Оперы… Ему никогда не позволено быть просто Эриком. Даже проводя время с Аленом на маскараде, ему приходилось следить за каждым своим словом, чтобы не выдать себя, чтобы не позволить своему обычному тону голоса проскользнуть в речь, чтобы не проколоться на какой-то мелочи вроде повадок, которые ученик успел запомнить во время уроков. Он хотел хоть ненадолго почувствовать, как живётся обычным людям, когда они, скрывая лица масками, играют в манеры и светские беседы, но, к своему удивлению, затянул их разговор на гораздо большее время, чем планировал. Он видел в глазах собеседника восхищение, и впервые в жизни не восхищение его талантами убийцы, а интеллектом и эрудицией. Ален не пытался скрыть своего удовольствия от диалога. А теперь всё испорчено исчезновением девушки. Каждый сможет провести параллель между Призраком Оперы, угрожающим театру, и пропажей человека. Эрик, конечно, не был причастен, но объяснять это он не планировал. Никому. Он схватил газету со столика, смял, и швырнул в догорающий камин, где почти уснувшее пламя ещё минуту пировало, прежде чем вернуться в угли. На том же столике, под газетой, лежало письмо, которое злило едва ли не больше. Он получил его всего через несколько часов после бала, хотя подозревал, что отправили записку ещё раньше, почти сразу же. Почерк, обычно аккуратный и старательный, на этот раз выдавал дрожь в руке отправителя. «Призрак, Я думаю, вы знаете, почему я пишу. Вся эта ситуация выглядит очень плохо. Ваши слова и предостережения, и пропажа человека, всё произошло почти в одно время… И то, как непростительно грубо Вы повели себя на балу. И все-таки, я продолжаю надеяться, что вы не причастны к исчезновению Розетт. Надежды во мне меньше и меньше с каждым часом, но я продолжаю надеяться. Пожалуйста, дайте знать, если Вам известно хоть что-то.Ален Фрей.»
О нет. Объясняться или оправдываться он не планирует. И, в любом случае, Алену придётся встать в очередь. Эрик мог поклясться ошейником Айши, что Надир уже ищет способ напроситься на разговор, чтобы прочитать свои нотации о неправильности убийств. Старый дурак будто не понимал, кому он навязывает свою унылую мораль. Может, если в зеркальную комнату попадётся дарога, Эрик не станет освобождать его сразу же.***
День выдался на удивление тёплый, а внутри квартиры Жерара и вовсе стояла духота, поэтому Ален, вместе со своим другом, пренебрегли вежливостью, и ослабили застёжки одежды, пока находились наедине. Ни один из них не чувствовал себя способным заботиться сейчас о подобных вещах. В глазах Жерара застыло то же пустое выражение, которое Фрей увидел в ночь маскарада, когда нашёл друга в своей комнате, трясущегося и кусающего губы. Сейчас он казался спокойнее, но красные, воспалённые глаза выдавали немалое количество пролитых недавно слёз. Ален не осуждал друга. Он и сам иногда плакал, а уж в такой ситуации оставаться спокойным практически не представлялось возможным. Молчание в комнате, начавшей за последние дни покрываться пылью, несколько затянулось, так что Ален прокашлялся, пытаясь отвлечь собеседника от тяжёлых мыслей. — Может, хочешь пройтись? — Нет… Нет, спасибо. Слышать обычно весёлый и бодрый голос друга таким слабым и надтреснутым было физически больно. Ален приобнял его за плечо, мягко похлопывая. — Кто бы ни совершил это преступление, его поймают, вот увидишь. Вопреки ожиданиям, это не успокоило Жерара. Напротив, его начала бить крупная дрожь, а взгляд сделался затравленным. — Не вини себя, Жерар. Она пропала, но никто ведь не нашёл… Ты знаешь. — Фрей сглотнул, не желая произносить страшные слова, как будто это могло чем-то помочь. Как будто если он не упомянет возможность убийства, Розетт, как по волшебству, вернётся. — Она может быть всё еще жива. — Но я виноват, Ален! — Вместо ожидаемого эффекта, Жерар вскинулся, и резко развернулся, хватая друга за воротник. Только спустя пару секунд он понял, как себя ведёт, и опустил руки, пряча в них своё лицо. — Что ты имеешь в виду? Он не ответил, но напрягся, отводя глаза. Губы сжались в тонкую полоску, а кадык подёргивался, выдавая волнение. — Жерар? Почему ты считаешь себя виноватым? Скажи мне. Ты знаешь, что можешь мне доверять. Он не отвечал так долго, что Ален открыл было рот, чтобы спросить ещё раз, но не успел. — Я не был с ней. Опять. Ты знаешь, Ален, что нельзя танцевать с одной девушкой более двух раз подряд, правда? — Мужчина перевёл отчаянный взгляд на друга. — Поэтому, я пригласил другую девушку. И ещё одну, и ещё… — Ты думаешь, что если бы провёл с ней весь вечер, то она бы не пропала? Это глупо. Ты не мог знать. Жерар замотал головой, и уронил лицо в ладони. Его плечи начали подрагивать. Ален не понимал, что он сказал не так, и его собственные мысли, крутящиеся вокруг одного конкретного человека, не способствовали диалогу. Кроме того, танцы с другими девушками… Действительно, если танцевать весь вечер напролёт только с одной партнёршей, окружающие могут неправильно понять, но на маскараде едва ли кто-то узнал бы об этом. Возможно, с Розетт поступили не совсем правильно. И всё же, это был долг друга, выслушать Жерара и поддержать его. Фрей сидел рядом, поглаживая его плечи, пока слезы не утихли, и он не смог снова заговорить. — Она была единственной, кто понимал меня, Ален. Это утверждение застало его врасплох. Такие вещи обычно не говорят друзьям. Кому будет приятно услышать, что он не понимает близкого человека? — Я рассказал ей о своем детстве. О том, как рос в нищете, обезличенный, среди братьев и сестёр, о том, как мне приходилось работать в поле, по колено в грязи, чтобы не умереть от голода. Нас было так много, что иногда я сомневался, различают ли нас родители. Я рассказал, как поразился, впервые увидев бродячих актёров, свободных, которым не требовалось гнуть спины ради выживания. Другая жизнь существовала! Это стало откровением и идеей, которая давала мне смысл просыпаться по утрам. О, конечно я знал, что такой как я никогда не впишется в гордое сообщество актёров. Только если я не изменюсь. И когда это случится, я больше не смогу показать прошлого себя. Но Розетт знала о том, что я был обычным деревенским ребёнком, Ален. — Дрожь Жерара усилилась, и он обхватил себя за плечи руками. — Она видела меня таким, а не остроумным месье из Оперы. Она знала меня настоящего, слышишь?! А остальные? Они и не пытались. Даже ты не пытался. Всем было удобно знать меня таким, какой я сейчас. Ален подавил вздох. Он уже слышал, что Жерар перебрался в Париж из провинции, но никогда прежде не задумывался, как выглядела его жизнь до театра. Сам Ален, выросший в достатке, и хлебнувший жизненных трудностей уже во взрослом возрасте, как-то по инерции предполагал, что судьба Жерара была похожей. Он не мог представить всегда опрятного и чистого друга, сияющего улыбкой и учтивыми манерами, копающим грядки и кормящим животных на ферме. Он никогда не интересовался прошлым Жерара, принимая его дружбу и воспитание как должное, и считал это достаточным. Однако теперь, глядя в красные глаза напротив, он особенно остро ощущал: этого не было достаточно. Только не для его друга. Человек, который всегда был готов выслушать, и без недовольства принимал любую историю из прошлого, никогда не удостаивался ответной любезности. Только теперь Ален понимал, насколько грубо это было. Он, поддавшись мимолётному порыву, придвинулся ближе, и схватил руку друга, проникновенно заглядывая в его глаза. — Теперь я тоже знаю! И я принимаю тебя с любым твоим прошлым. Мне не важно, что ты не родился богатым, важно то, какой ты здесь и сейчас. И прости. Сейчас не лучшее время, мне стоило сказать это раньше. Изогнувшиеся в гримасе губы Жерара распрямились, а взгляд потеплел, пока он внимательно изучал Алена, но в его глазах не было ничего, кроме искренности и желания помочь. — Спасибо… — прошептал он, и тогда Фрей понял, насколько близко к нему находится. Жерар, кажется, тоже пришёл к такому выводу, потому что его взгляд переместился на губы Алена. Ален рефлекторно провел по ним кончиком языка, и Жерар повторил его жест. Никто из них не двигался с места. Каждый словно ждал сигнала или действия от человека напротив, но секунды шли, и только их дыхание смешивалось, высушивая влагу на губах. Наконец, Жерар отвернулся, и прочистил горло. Ален отпустил его ладонь, только сейчас осознав, что всё это время держал её в руках. — Ты правда думаешь, что они найдут того, кто это сделал? — голос друга дрогнул. Он избегал смотреть на Алена. — Я уверен. У меня даже есть подозреваемый. Последнее было правдой. Все последние дни, которые он провёл то успокаивая Жерара, то слоняясь по опере, надеясь уловить малейший обрывок разговора о Призраке, он размышлял о роли Хуго во всей истории. Он не один раз видел его рядом с Розетт, и это более чем странно. Да, во время маскарада в театре собралось огромное количество светских личностей, не принадлежащих театру, но интуиция подсказывала, что каким-то образом Хуго замешан. — Ты не думаешь, это сделал кто-то из твоих знакомых? — взгляд Жерара стал цепким, когда он прищурился, и вновь обернулся. Ален похолодел. Эта тема всплыла сама. Разумеется, он думал о такой возможности. Слухи о пропаже другого человека уже ходили, и эту пропажу неизменно ассоциировали с Фантомом. Конечно, второе исчезновение все тоже сочтут виной «злого духа». Однако, как бы логично это ни звучало, он отчаянно не хотел верить в подобную возможность. Маэстро ведь говорил ему, что невинные люди не дают причин вредить им, а Розетт была невинной. Ведь так? С другой стороны, мужчина, живущий в стенах оперы, вполне мог солгать. Кем был для него Ален? Непутёвым учеником? Мешающимся любопытным юнцом, несвоевременно вставшим на пути? Можно ли вообще верить хоть одному слову человека, для которого ты равноценен паразиту? Но все эти мысли разбивались о воспоминания о бал-маскараде, когда Ален впервые за долгое время смог поговорить с образованным человеком о чем-то кроме насущных дел театра. Тогда, наедине, его учитель был учтив и вежлив, шутил каким-то по-особенному горьким юмором, который выдавал в нём умного человека, знающего о своих достоинствах и чужих недостатках. Одновременно с этим, он не заставлял Алена чувствовать себя неловко, не отпускал язвительных замечаний о его наряде, и о желании провести время за разговорами с незнакомцем вместо танцев. Да, первое время после того, как обман вскрылся, Ален чудовищно злился. Кипел от ярости. Но когда он остыл, и позволил себе прокрутить в памяти последние события, то понял, что в самом деле наслаждался вечером, вплоть до самого его отвратительного финала. Поэтому, он отвечал Жерару почти без колебаний. — Я не думаю что это Он, Жерар, если ты к этому клонишь. Он бы так не поступил. Он наверняка напуган не меньше, чем мы, и когда разберётся с делами, то выйдет со мной на контакт. Или я сам его найду. В ответ, Жерар только покачал головой.***
Прикроватная тумбочка оставалась пустой с того самого утра, когда на ней оставили маскарадную маску перед балом. Ален написал призраку первым делом после происшествия, и сейчас, спустя несколько дней, почти перестал надеяться на ответ. И эти же последние несколько дней он нарушал их договор. Не получив письма, и не дождавшись ответа в ложе или у гримёрок, он снова вернулся к старым методам: выслеживанию и поиску следов. Вооружившись фонарём, Ален каждый день вновь и вновь посещал места, где происходили его стычки с Призраком, особое внимание уделяя пространству под сценой. Обычно он не обнаруживал ничего нового, но новый день принёс неожиданную зацепку. На этот раз Фрей снова увидел в пыли на полу следы, цепочкой ведущие к той части подземного этажа, где хранились декорации. Это казалось странным. После того, как Ален заметил следы Призрака в прошлый раз, а затем вернулся, только чтобы найти их заметёнными, ничего подобного больше не случалось. Оно и понятно, Фантом производил впечатление осторожного человека, учащегося на своих ошибках. И все же, сейчас цепочка следов явно уходила в темноту, словно приглашая следовать за собой. Озираясь по сторонам, Ален недолго помедлил, но быстро плюнул на свои опасения. Что плохого может случиться? Он встречался с Призраком не один раз, и всегда оставался цел. Да, преследование не делало Алену чести, но не он первым начал игнорировать переписку. Глубоко вдохнув, Фрей шагнул вперёд, не позволяя себе передумать, а дальше ноги сами понесли его вперёд, ступая след-в-след с чужими отпечатками. Пространство под сценой оказалось большим и отнюдь не свободным, поэтому путешествие несколько затянулось, и, перешагивая через коробки, Ален несколько раз терял путеводную цепочку следов, после чего ему приходилось возвращаться и снова искать её, склоняясь с фонарём к самому полу. В какой-то момент, актёр обнаружил между старых задников лестницу, ведущую вниз, и после новой серии колебаний начал спуск. За весь пройденный путь он успел, судя по ощущениям, спуститься на три яруса вниз, под оперу, и, как он думал, под землю. При взгляде на здание снаружи, у зрителя не оставалось сомнений в его немалых размерах, но мало кто задумывался, как глубоко оперный театр простирается вниз. В полном одиночестве Ален спускался в недра, все ещё следуя за отпечатками, и с каждым шагом теряя кураж. Куда он двигается? Какой у него план? Что он скажет призраку, если столкнётся с ним в коридоре, как будет объясняться? Пару раз он слышал шорохи в углах, и со смесью страха и надежды направлял свет фонаря в сторону шума, чтобы с разочарованным вздохом проследить за уползающим в щель грызуном. Хотя казалось странным такое малое количество вредителей, Ален, тем не менее, был несказанно счастлив. Встретиться с целым выводком крыс не звучало привлекательно в любой ситуации, и уж тем более в нынешней. Когда начало казаться, что путь никуда его не приведёт, и Фрей собирался поворачивать назад, чтобы вернуться позже и более подготовленным, ему почудилось движение впереди. На этот раз не только шорох, но и мелькнувшее шевеление в щели стены. Стены ли? Приблизившись к объекту, Ален понял, что стоит перед старым задником к давно забытой постановке, которую не играли, судя по слою пыли, много лет. — Я Вас видел! Прошу прощения? Звук голоса не разнесся, а, казалось, утонул в пыли, и ответа не последовало. Мужчина протиснулся в щель между декорацией и стеной, где видел движение, и, к своему удивлению, оказался в узком и неудобном проходе. Снаружи его нельзя было обнаружить, напротив, задник казался оставленным в тупике. Неужели, он случайно нашёл один из потайных ходов внутри стен, которыми пользуется Призрак? Но как тот мог настолько неосторожно выдать свой секрет? Задавая себе эти вопросы, Фрей упорно полз дальше, чувствуя, как на одежде оседает слой грязи. Какое счастье, что он не успел отъесться за время работы в театре, иначе этот тесный лаз стал бы непроходимым препятствием. А человек, чьи следы вели сюда, так и не появился. Спустя несколько неуверенных шагов, под ногой раздался тихий скрип, и Ален, зажав рот рукой, отодвинулся назад. Оказалось, он наступил носком ботинка на люк. Люк! Сердце мужчины забилось в предвкушении, он уже чувствовал близость приключения. Здравый смысл разом отключился, и жажда исследования захватила разум. Ален нагнулся, чтобы открыть люк, удерживая фонарь перед лицом. Люк с ещё одним негромким скрипом отворился, открывая под собой тёмный провал. Лестницы вниз нигде не виднелось, но после короткого осмотра дыры с фонарём, Фрей понял, что пол не слишком далеко. Если он прыгнет, то сможет относительно безболезненно приземлиться. Недолго думая, так он и поступил, предварительно затушив источник света, и повесив его на пояс. Кто знает, что дало обычно осторожному Алену кураж на совершение такого безрассудного действия? Любопытство? Горячая кровь, ударившая в голову от ощущения опасности? Предполагаемая близость учителя, рядом с которым он почему-то чувствовал себя свободнее, чем когда-либо ещё в своей жизни? Когда ботинки с громким стуком встретились с полом, Ален не смог сдержать болезненного стона. Высота действительно оказалась небольшая, но он не привык прыгать на любые расстояния, и ноги отреагировали тупой ноющей болью. Только размявшись, мужчина осмотрелся, и поражённо ахнул. Из комнаты, в которой он оказался, не было выхода! Её обстановка состояла из зеркал на каждой из стен, таких же зеркальных колонн по углам, и странного дерева, неясно откуда взявшегося в подземелье. Не успев как следует разглядеть окружение, Ален услышал скрип, и, прежде чем он вскинул голову, комната погрузилась в кромешную темноту. Люк в потолке захлопнулся.