***
Эрик отнял руки от клавиш фортепиано и медленно кивнул. Ален, стоявший в некотором отдалении, сразу же просиял. Он распознал похвалу в этом лёгком кивке. Сегодня Призрак учил его правильно использовать мышцы живота во время пения и оставался доволен успехами ученика, в известной степени. Он не ожидал, что юноша когда-нибудь достигнет звания ведущего тенора, но тот, кажется, и не планировал. Он знал своё место: качество, которое Эрик ценил в людях. В отличие от какой-нибудь Карлотты, некоторые люди осознавали свои пределы. — Стало лучше, чем раньше. Хорошо. — Он прикрыл клавиатуру крышкой, и взглянул на почти догоревшую свечу, отмеряющую их время. Совсем скоро встреча закончится и он снова вернётся в свои подземелья через люк, а Ален отправится обратно в царство жизни и света. Несмотря на множество дел, они решили продолжить уроки музыки, пока расследование зашло в тупик. И не у них одних. Полиция тоже начала понимать, что дело становится прохладным. — Отдышись немного, прежде чем уходить. Такие усиленные тренировки с дыханием первое время могут приводить к неприятному головокружению. Ален потянулся и опустился на ящик неподалёку от того места, где стоял. Его дурное настроение, не выветривающееся всю прошлую неделю, похоже, покинуло его. — Я отлично себя чувствую. Но я хотел поговорить кое о чём. — Эрик повернулся к юноше, показывая, что внимательно слушает. — Насчёт расследования. Вчера вечером, из-за… Призрак наблюдал, как молодой мужчина неловко ёрзает на месте, рассматривая стены так, словно они могут подсказать ему нужные слова. Эрик подозревал, о каком конкретно вчерашнем событии думает собеседник, но не планировал облегчать его страдания наводящими вопросами. Актёрам нужно уметь сдерживать неудобные эмоции, так пусть учится этому. Впрочем, он и сам много думал об их странной вчерашней встрече. Хотя казалось, что ничего не поменялось после того, как они начали называться друзьями, что-то всё равно ощущалось иначе. Простой вопрос, «мы ведь друзья?» заставил его погрузиться в пучину воспоминаний, которые тяжело было назвать приятными. Эрик бы покривил душой, если бы сказал, что в его жизни совсем не появлялись люди, желающие приблизиться. Но, так уж выходило, что эти люди всегда покидали его или предавали, и как же часто причиной этого предательства становилось их неуёмное любопытство. Их желание узнать, что находится под маской. В тот вечер, сидя рядом с Аленом, он вспомнил мужчину, которого, пожалуй, подпустил к себе ближе всего за всю жизнь. Своего учителя. Человека, который стал для него почти отцом, и который впоследствии уничтожил всё доверие, выстроенное между ними, всего одной фразой. Приказом снять маску. Трагедию, развернувшуюся после, Эрик вспоминать не хотел. Достаточно было осознания, что в тот день на его руках оказалась кровь человека. Уже во второй раз в его жизни. По этой причине он не спешил отвечать на вопрос Алена о дружбе, в окружавшем их молчании пытаясь оценить возможные риски. Он был почти уверен, что однажды юноша не выдержит и сделает какую-нибудь глупость. И Призрак хотел бы, чтобы это произошло раньше, чем он начнёт питать какую-либо надежду. Именно поэтому в тот вечер Эрик снял маску, испытывая судьбу. Он был готов к неудаче, он был готов встретиться с привычным взглядом, полным ненависти и отвращения к его внешности. Пока одна его рука снимала маску, и укладывала её на пол, вторая рука скользнула под плащ, нащупывая удавку, готовясь защищаться, готовясь напасть, когда Ален не выдержит и сорвёт свою повязку, чтобы удовлетворить простую человеческую потребность: знать. Если бы ещё один человек, захотевший приблизиться, начал считать его монстром, Эрик стал бы монстром. Времена, когда он пытался что-то кому-то доказать, давно минули. Но этот момент так и не наступил. Повязка не покинула чужих глаз, и в тот вечер Призрак впервые за долгое время сидел рядом с человеком, обнажив лицо, и чувствуя дуновение сквозняков на своей коже. Тем временем, Ален восстановил свою способность разговаривать. — Неважно почему, но я забыл рассказать об этом вчера. У нас есть свидетель. — Кто? — Эрик разом утратил свою ленивую грацию и выпрямился, как натянутая струна. Но вместо того, чтобы радостно поделиться новостями, Ален отвёл от него взгляд. Нехорошо. — Я не знаю кто он. В этом и проблема. Мэг Жири услышала, что он что-то знает. — Дочь мадам Жири? Балерина? — Верно. — И в чём проблема? Только не говори мне, что ты, как истинный джентльмен, боишься приблизиться к девушке без её разрешения. — Эрик приподнял бровь, забывая, что этот жест останется незамеченным из-за маски. — Как раз наоборот, она более чем захотела приблизиться ко мне первой… Чтобы пошантажировать меня. Она хочет, чтобы я рассказал ей, где был, пока, — Юноша запнулся и поёжился, теперь от настоящего дискомфорта, — пока я сидел в зеркальной комнате. Эрик открыл было рот, чтобы резко отказать, но не успел. — Я знал, что ты не согласишься. Поэтому я сказал ей, что подумаю. Но, может быть, можно рассказать ей хоть что-нибудь? Или вообще наврать? — Глаза мальчишки были полны надежды. Неудивительно, что он мечтал продвинуться в расследовании. Он успел поведать Эрику о пропавшей балерине, и о том, кем она приходилась его другу, очередному второплановому актёру. Так же Признак знал, что недавно между друзьями случилась ссора и Ален, хотя и помирился с Жераром на следующий день, всё равно горел идеей поскорее поймать преступника, чтобы что-то доказать своему приятелю. Пожалуй, это было даже полезно. Какая разница, что мотивирует юношу, если он делает работу, которая от него требуется? И, глядя в эти полные надежды глаза, Эрик понял, что его защита ослабевает. Впрочем, какой вред может принести небольшая толика информации, тем более рассказанная человеку, который так или иначе входит в круг посвященных в его тайну? — Полагаю, ты можешь рассказать дочери уважаемой мадам Жири, что провёл пару дней в гостях у Призрака. И что не хотел бы повторить этот опыт. Не вдаваясь в подробности, конечно. Ален просиял и вскочил на ноги, порывисто и резко. Он стал более дёрганным, после того, как начал считать Эрика своим другом. — Ещё я подумал, что стоит последить за Хуго. — Продолжил Фрей воодушевлённо. — Неужели? — Да. Я уже упоминал, что он зачем-то преследовал Розетт, и что я не смог разузнать о нём совершенно ничего от его коллег. Поэтому единственным выходом будет проследить за ним лично. И, возможно, — Ален понизил голос до заговорщического шёпота, — пролезть в его квартиру. Чтобы разобраться, что он за человек. Эрик задумчиво кивнул, скрывая озорные огоньки в глазах. — Звучит серьёзно. Взлом и проникновение, придётся потратить время, чтобы запланировать это мероприятие. Найти отмычки, резак для стекла… Подготовить деньги, чтобы откупиться от полиции. На лице Алена отразился такой искренний ужас, что Эрик махнул рукой. — Отложим эту идею ненадолго. Для начала посмотрим, к чему нас приведут сплетни мадмуазель Жири, потом всё остальное. Кроме того, последить за этим рабочим хотя бы внутри оперы будет не самой плохой идеей. Если твои подозрения оправданны, он может проколоться хоть на чём-то. — Эрик ненадолго замолчал, глядя, как шипит огарок свечи, прежде чем погаснуть навсегда. — Думаю, на этот раз нам стоит подойти к слежке с двух сторон. Один снаружи, а другой изнутри. Мне будет полезно пройтись по скрытым проходам и проверить, как там дела: из-за недавних событий я совсем забросил это дело. И Крысолов, похоже, обленился. Я всё чаще слышу крыс… Фрей вежливо молчал и кивал в темноту, пока Призрак рассказывал ему о своих планах, но теперь это не казалось лишним или неуместным. Эрик почти гордился тем, что у него есть друг, который слушает о его делах. И восхищённое выражение, которое воцарялось на лице Алена, когда он слышал о буднях Призрака, приятно согревало. — Значит, завтра перед репетициями, когда рабочие начнут подготовку, но актёры ещё не при делах? — Договорились. Открылась и закрылась дверь, скрипнул люк, и в комнате для репетиций стало тихо.***
Коршун снижался кругами, неспешно прицеливаясь. Его жертва чувствовала себя в полной безопасности. Полянки и леса в которых она добывала пищу, казались ей простыми и привычными. Зверёк чувствовал себя таким важным и всесильным, даже не догадываясь, как давно он находится на прицеле. Как ему не повезло зайти на чужую территорию. Хороший хищник не позволяет увидеть себя до последнего, но Коршун почти хотел, чтобы жертва заметила его присутствие. Он хотел насладиться страхом грызуна и услышать его последний писк, наполненный ужасом.***
У Алена давно не было такого увлекательного утра. Он проснулся раньше, чем обычно, и даже успел немного почитать под светом лампы перед выходом. Всего пару страниц, но сразу почувствовал себя умнее. Сегодня они с Эриком должны были выследить Хуго, и, наконец, разобраться, причастен ли он к чему-либо. Ален, конечно, предлагал расспросить мужчину напрямую, но Эрик посмотрел на него как на ребёнка, почти с жалостью, и сказал, что это была бы отличная идея, если бы они планировали напугать подозреваемого и заставить его действовать более агрессивно. При учёте, что он вообще виновен. Ален тихо двигался по коридору, затаив дыхание. Они находились за кулисами, искали свою цель. Рабочие только начали появляться и здоровались друг с другом, делясь мыслями о прошлом вечере, время от времени бросая взгляды на балерин, которые разминались в отдалении под строгим надзором балетмейстера. Выходит, несчастных девушек тоже поднимали с раннего утра. Эрик двигался рядом, за стеной, как обычно неслышно, но иногда шепча своим удивительным голосом на ухо Алена, давая понять, что он ещё здесь. И Фрей был за это благодарен. Нервозность заполняла каждую его клеточку, когда он вспоминал, как над ним возвышался испанец, нависая всей своей устрашающей фигурой. Мысль о том, чтобы оказаться напротив этой горы мышц вместе с Призраком на своей стороне немного утешала. Что-то во внешнем виде Эрика указывало на его опасность, и Надир упоминал, что он гораздо опаснее, чем выглядит. Только теперь Ален начал понимать, что Перс по-настоящему имел в виду. Что Призрак выглядит ужасающе, но даже его внешность не отражает истинной угрозы. И в настоящей ситуации, это скорее успокаивало, чем тревожило. Опасного человека всегда приятнее иметь в качестве союзника, нежели в качестве врага. Ален наблюдал, как уже несколько группок рабочих прошло мимо, из своего тёмного закоулка, где на него почти никто не обращал внимания. При виде очередного рабочего он мотал головой, показывая, что это не тот, кого они ищут. Спустя несколько минут ожидания, сердце Алена забилось быстрее, но не от появления в поле зрения Хуго. На этот раз его покой нарушили полицейские. Сами по себе они не представляли угрозы, но эти конкретные личности заставили юношу сжать кулаки и напрячься. — Что случилось? — Похоже, его эмоции читались так легко, что Эрик заметил их даже из-за стены, где бы он ни был. Слева? Справа? Сверху? А источники его беспокойства, двое мужчин в форме, остановились поодаль от готовящихся к трудовому дню с таким видом, будто они как минимум важные гости. — Вон тот полицейский, который только что встал возле шкафа. Это тот самый, который не пустил меня в оперу в ночь, когда я вышел из зеркальной комнаты. Эрик издал невнятный звук, усмехающийся или сочувствующий, а Фрей ощутил, как его мозг внезапно заработал в новом направлении. Он вспомнил свой самый первый день в опере, сорванную репетицию Карлотты, когда на сцену упал занавес. Тогда местные грешили на Призрака Оперы, но Ален не поверил. Теперь же он вполне осознавал реальность Фантома и пределы его способностей. — Эрик? — Мне уже не нравится твой тон, — насмешливо ответили ему на ухо. — Ты можешь уронить на него что-нибудь? Ящик с реквизитом? — Он старался, чтобы в голосе не показывалось слишком много надежды, но провалился. — Ого. — Насмешка в голосе стала язвительной. — Сначала замышляешь взлом чужой квартиры и ограбление, теперь покушение на убийство. Похоже, Надир был прав и я действительно дурно на тебя влияю. Давно ты стал таким кровожадным? — Хорошо, может, не ящик, а хотя бы маленькую коробочку? — Протянул Ален, тоже начиная посмеиваться. Он не имел в виду ничего серьёзного. Наверное. — Я могу лучше, мой наивный ученик. Наблюдай. Фрей почувствовал, как от зловещего тона у него по спине пробежали мурашки, но не совсем неприятные. Он вжался в стену, косясь в сторону полицейских. Пару минут ничего не происходило и мужчины просто беседовали, обсуждая неизвестную тему, стоя слишком далеко, чтобы расслышать их. Вдруг один из них, как раз тот, на котором сконцентрировалась ярость Алена, нахмурился и махнул рукой возле уха, словно отгоняя комара. Затем, ещё спустя минуту, дёрнулся, оборачиваясь через плечо. И, в завершение небольшого представления, когда его коллега с беспокойством наклонился к нему, судя по его виду спрашивая что-то вроде «Ты в порядке?», несчастный полицейский отшатнулся от пустого места под своими ногами и врезался спиной в шкаф, перед которым стоял. Шкаф покачнулся, принимая его в свои объятия, и с верхней полки посыпались старые связки бумаг и писчих принадлежностей, заваливая пострадавшего. Ален зажал рот руками, сотрясаясь от беззвучного хохота. Да. Теперь его мстительная часть души была удовлетворена, и обошлось без жертв. Гордость полицейского, конечно, пострадала, но ему это наверняка пойдёт только на пользу. Опираясь о стену, Ален согнулся пополам, заглушая собственный смех, и этот же смех звучал отголосками в его голове, звонкий и почти мальчишеский. Эрик смеялся вместе с ним. Тем же надменным смехом, что на Маскараде, но на этот раз они были на одной стороне. И смеясь вместе с Эриком, Ален нашёл его смех приятным. Если раньше у него оставались сомнения, то теперь он точно чувствовал себя здесь как дома. Он был другом властителя Оперного Театра. Эти коридоры были его территорией тоже. На мгновение промелькнула шальная мысль о том, что человек, навредивший ему, получил по заслугам. Это наполняло его волнующим чувством силы. Власти. Но он быстро отогнал эти мысли. Они прозвучали в его голове почти слишком опасными. Присутствие Эрика, прикосновение к его манящей и местами загадочной силе пьянило, и становилось так легко потерять голову… — Тебе повезло. — Смех Эрика прервался так же быстро, как начался, и Ален тоже замолчал, настораживаясь. Он огляделся, и понял, о чём говорит Призрак. Стоя в своей любимой позе, выглядывая из-за угла, в коридорчик заглядывала Мэг Жири, в изумлении распахнув глаза. Едва она поймала взгляд Алена, тут же приложила палец к губам. Намекала ему молчать или говорила, что никому ничего не расскажет? — Ты ведь хотел рассказать ей о своём посещении? Воспользуйся случаем. И, прошу, не дай мадам Жири увидеть тебя с её дочерью. У неё уже планы на женитьбу юной мадмуазель, и, зная Антуанетту, она попросит разобраться с препятствием этой женитьбе именно меня. — Снова насмешка, от который Фрей залился краской, подобно неопытному юнцу. — Иди же. А я дождусь нашу жертву. Ален проигнорировал издевательства Призрака, хотя его щёки неприятно запекло, и предпочёл не заметить слова «жертва», брошенного как бы между прочим. — Встретимся в ложе через двадцать минут? Я расскажу, что мне удалось узнать. — Разумеется. Ален чувствовал на себе неуютный взгляд Мэг, подходя к ней ближе. Сначала он решил, что девушка слышала слишком много из его разговоров с Эриком, хотя его голос должен был оставаться неслышимым для посторонних. Но приблизившись, он с тревогой заметил непривычную бледность Мэг и дрожание её рук. Как будто она снова примерила на себя образ несчастной забитой балерины. Однако что-то в её поведении заставляло Алена поверить в искренность этого испуга. Что-то было не так. — Доброе утро, Мэг. Ты как раз вовремя, я хотел сообщить тебе, что принимаю предложение по обмену… — Фрей замолчал на середине фразы, видя, как Мэг замотала головой, прижимая бледные ладони к груди и склоняя голову. Её забила крупная дрожь. — Я тоже насчёт этого. — Она споткнулась, и сжалась, оглядываясь по сторонам. Девушка сглотнула и посмотрела Алену прямо в глаза. — Доминик, тот самый, который что-то слышал, и о котором я хотела тебе рассказать… Ален почувствовал неприятный холодок, пробежавший по его загривку. Животный инстинкт, кричащий об опасности. — Что с ним? — Еле слышно спросил он, ожидая, что ответ ему не понравится. — Он сегодня не пришёл на работу. — Так же тихо прошептала Мэг, и сжала ладони в кулаки. — Это, само по себе, не повод для беспокойства, но, ты понимаешь. Ален понимал. Слишком хорошо понимал, что вряд-ли он ещё хоть раз получит возможность побеседовать с этим Домиником.***
Коршун заклекотал, приближаясь к земле. И мышонок услышал его. Заметил его присутствие. Маленькая голова, увенчанная круглыми ушами, вскинулась, и ужас отразился в чёрных глазах. Сладкий запах страха разнёсся по округе, и коршун, предвкушая звук удара, писк боли и плеск крови, спикировал вниз.***
Ален невидящим взглядом смотрел прямо перед собой, пока ноги несли его подальше от закулисья, от шумных рабочих, от балерин, разминающихся перед началом репетиции. Он опоздал. Кто-то другой нашёл свидетеля раньше него. И если до этого момента он не мог сказать наверняка, что убийца находится внутри оперы, если сохранялась надежда, что в пропаже Розетт виновен кто-то извне, то теперь сомнений не оставалось. Какая-то маленькая часть внутри Фрея надеялась, что это просто совпадение, и что Доминик появится завтра, или через неделю, и всё будет в порядке. Но интуиция подсказывала, что дело приняло серьёзный оборот. Его маленькая игра в детектива стала опасна. И если исчез человек, знающий что-то о ситуации с Розетт, значит ли это, что следующей жертвой может стать он сам? Ален вдруг обнаружил себя стоящим посреди фойе, в самом далёком от мрачных событий месте. В прекрасном помещении, украшенном под вкус аристократической публики, сверкающим золотом и мрамором. Именно сюда приходили зрители, готовые «приобщиться к искусству». Но любой, кто видел только эту часть театра, не мог и догадываться, насколько более глубокой и сложной структурой он был. О том, что он уходит на несколько этажей под землю, и что сама каменная плоть Оперы пронизана секретными проходами. И никто не догадывался, что может скрываться в этих проходах. Глядя на поверхностное великолепие, Ален осознавал, как было бы просто самому забыть обо всём этом, шагнув навстречу светлому, открытому миру, далёкому от подземелий и жутких пыточных, от крыс, снующих в тёмных углах, и от убийц, которых стало слишком много. Как легко можно было выбросить из головы ужасы, происходящие внутри Оперного Театра и заставить себя помнить только золотое убранство, как любому богатому юноше, который приходит сюда, только чтобы поглазеть на балерин и актрис. Впервые за несколько месяцев к нему трусливо подкралась мысль, что он может вернуться домой. Прийти к родителям и упасть на колени, слёзно умоляя о прощении и утверждая, что он одумался. Скорее всего, его примут. И он сможет забыть всё это как страшный сон. Он сможет вернуться к сытой жизни, когда не нужно гадать, хватит ли тебе денег на ботинки к следующей зиме, и доживешь ли ты вообще до этой зимы. Ален с минуту поглазел на лестницу, размышляя, представляя, как сейчас дела дома, вспоминая мать и отца, сидящих за столом и глядящих на него строго, осуждающе, но со скрытой любовью. Брата, треплющего его по голове с видом горделивого превосходства, как глупого несмышлёныша. Он представил горящий взгляд сестры и распахнутые ему навстречу объятия, а затем вопрос, удалось ли ему добиться своей мечты в Париже. А затем он развернулся, и вернулся туда, где ему самое место. Обратно в царство Призрака Оперы. Нет. Он больше не отвечал только за себя самого. Теперь он не был один. У него были друзья и обещания, данные им. Он свернул из зала, предназначенного для посетителей, и возвратился вглубь здания, шагая вдоль стены, и проводя пальцами дорожки по прохладному мрамору. Совсем скоро он отправится в пятую ложу и расскажет обо всём Эрику, но пока… Пока он имеет полное право повариться в собственном чувстве вины, ведь если бы он не забыл рассказать о шантаже Мэг, если бы он смог договориться с ней сразу, если бы он не струсил спросить у Призрака совета, не желая потерять только что обретённую дружбу, возможно, он бы узнал нужную информацию ещё вчера. Возможно, он бы смог предупредить ещё одного невинного человека. Проводя рукой по стене, в задумчивости, Ален прислушался. До него донеслось слабое постукивание. И, погружённый в свои мысли, Фрей даже не заметил, когда оно началось. Что это было? Призрак решил найти его? Неужели он настолько задержался? Ален пошёл на звук, осторожно переставляя ноги и оглядываясь, и тихо позвал с неуверенной улыбкой. — Эрик, это ты? Стук отдалился. Ален улыбнулся уже смелее, вспоминая, как Призрак вёл его к барельефу с отверстием для писем похожим способом, и как они впервые вышли на полноценный контакт с помощью перестукивания. Он зашагал вперёд, ведомый звуками, пока не вернулся за кулисы, но на этот раз в ту часть, где обычно не бывает многолюдно. Туда, где можно найти проход на нижние подземные этажи оперы, где бродят охотники за сквозняками, и, глубоко внизу, пылает огромная печь. Можно сказать, это были дебри театра, но теперь они ощущались почти родными. В какой-то момент стук прекратился, но Ален продолжил идти вперёд, гадая, зачем Призрак привёл его сюда. Он медленно и тихо подошёл к стене, пытаясь понять, для чего он здесь, и обомлел. Он услышал звук шагов за спиной. И сразу же понял, что слышал его впереди всё время, пока следовал за стуком. Эрик никогда не топал. И прежде, чем он успел оглянуться, его толкнули в спину, прижимая лицом к стене. От удара щекой о холодную поверхность Ален вскрикнул, но ему тут же зажали рот холодной ладонью. Он попытался вырваться, но кто-то — кто-то высокий — прижал его к стене всем весом, блокируя любые действия. Ален наблюдал, как незнакомец задвигал пальцами по ровной поверхности рядом с его лицом, и с содроганием увидел, как указательный палец незнакомца медленно нажимает на что-то, напоминающее крошечный выдающийся кирпичик. И почувствовал, как стена, в которую его вжали, перестала быть устойчивой. А ещё через мгновение на месте отодвинувшейся плоскости зияла пропасть, ведущая к провалу. Дверной проём в никуда. Фрей увидел прямо перед собой, у своих ног, узкую расщелину, пролом, ведущий на нижний ярус оперы, скрытый от посторонних глаз за стенами, и который никто не должен был найти. Похоже, это была часть внутренней структуры здания, место, где раньше располагался каркас для строительства, теперь скрытый в двойных стенах театра. Полость, выход в которую имели только единицы, и которая простиралась на этажи вниз. Она выглядела достаточно узкой, такой, что только тощий человек сможет беспрепятственно перемещаться внутри, не задевая противоположные стены плечами. Ещё один резкий толчок в спину, и Ален накренился вперёд, едва успев вытянуть руки, и врезаться ладонями в противоположную стену расщелины. К счастью, из-за того, что пространство между стенами было узким, Фрей, даже со своим ростом, смог вцепиться ладонями в каменную противоположную стену, а ботинками упереться в пол на самом краю пропасти. Он нависал над провалом под опасным углом, всем телом чувствуя ожидающую внизу пустоту, находясь в секунде от того, чтобы полететь туда. Очень, очень далеко. Опера уходила под землю на пять этажей, и это был бы долгий полёт. И вряд-ли его удастся пережить. Тяжело дышащий Ален, ожидая нового толчка в любую секунду, бросил взгляд вниз. И только благодаря отблескам света, проникающим сквозь щели и отверстия с других этажей в эту бесконечную шахту, он увидел там, внизу, два силуэта. Он сжал губы, сдерживая тошноту. Ален не мог разглядеть практически ничего, кроме двух фигур, отдалённо напоминающих марионетки, лежащих на полу в неестественных позах, как будто они упали с большой высоты, но его воображение услужливо дорисовало одной из фигур длинные, чёрные волосы и платье с маскарада. Они слишком походили на людей. Вся иллюзия власти, крупицы силы, которые он получал от Эрика, разом испарились. За считанные доли секунды он превратился из хозяина в жертву. И Эрика не было рядом. Он не был мистическим вездесущим Фантомом. Он был просто человеком. Ален ощутил это особенно остро, слыша, как шаги приближаются к нему из-за спины. Из своего положения он не мог оглянуться, не потеряв равновесия. Он даже не узнает, кто его убил. Ален успел возненавидеть сам себя за ощущение безнаказанности, за безрассудность, за то, что он не думал об элементарной безопасности. Он чувствовал, как глаза защипало, и он был бы готов умолять о своей жизни, если бы из его положения можно было упасть на колени. Вместо слов мольбы, он, со всхлипом, выдавил из себя едва слышное: «Эрик». На его ногу опустился чужой ботинок, опасно медленно двигаясь к коленному суставу, как будто убийца знал, что жертва находится в его власти, и решил поиграть. Ален понял, что если его ударят туда, то его ноги подогнутся и он сразу же потеряет те остатки равновесия, благодаря которым он ещё жил. Он зажмурился, и… Грохот. Давление ботинка на его ногу исчезло, и Ален выдохнул, слыша удаляющийся стук шагов, всего одной пары. А затем свист воздуха, и тихую ругань тем голосом, который он был счастлив услышать сильнее всех. — Ушёл! — Эрик! — Ален чувствовал, как его вспотевшие ладони начинают скользить по противоположной стене расщелины, и он всё глубже и глубже склоняется к пропасти. Выругавшись ещё громче, теперь на незнакомом языке, Эрик подбежал к Алену и выдернул его из пролома, схватив за одежду, практически в последний момент. Юноша, не помня себя от ужаса, указал рукой туда, вниз, не в силах пояснить свой жест. Призрак склонился и бросил туда единственный взгляд, после чего всё его тело резко напряглось. На голову Фрея как будто свалился тяжёлый ящик. Он осел на пол, когда ослабевшие колени отказались поддерживать его в вертикальном положении. По щёкам текли слёзы от пережитого, а тело крупно трясло. — Это был он? Это был он. Он почти скинул меня вниз. Он позвал меня, а я думал, что это ты… — Ален бессвязно лепетал, не глядя на Эрика, вместо этого не отрывая глаз от пропасти, которая едва не стала его могилой. Эрик опустился рядом и заставил его присесть, опираясь на стену, теперь безопасную. В этот конкретный момент Фрей предпочёл бы, чтобы его положили на чьи-нибудь тёплые и живые колени, или хотя бы на мягкую кровать, но он не жаловался. Призрак вытащил из кармана внутри плаща какую-то тряпку, посуетился немного, и начал промакивать залитое слезами лицо юноши. — Всё закончилось. Я его прогнал. Я хотел набросить на него лассо, но, похоже, тогда он успел бы… — Он бы убил меня? — Ален схватил Призрака за рукав, не обращая внимания на то, как он дёрнулся, и заглянул в его глаза сквозь прорези в маске. Фрей впервые видел его так близко, но сейчас он не мог отвести взгляда от жёлтых огоньков, не пытаясь рассмотреть что-либо другое. Не отрывая взгляда, чувствуя, как его бьёт крупная дрожь, он продолжал говорить, лишь бы не дать собственным мыслям стать слишком громкими. — Я в безопасности? Он… Он больше не сможет меня выследить? Кажется, Эрик поджал губы и в его глазах отразилась какая-то мысль. Какая-то идея. Ален не был уверен. Он услышал звук капающей жидкости, когда тряпка покинула его лицо на несколько секунд, и снова почувствовал влажное прикосновение. Призрак вытирает его слёзы. Как заботливо с его стороны. Фрей начал успокаиваться, заплетающимся языком продолжая спрашивать у своего спасителя какую-то бессмыслицу. Он не мог больше доверять своим чувствам. Ему казалось, что он начал чувствовать какой-то неприятный запах, но наверняка это просто воображение дополняет образ двух лежащих внизу тел. Алена затошнило, и он попытался убрать тряпку, которой Эрик протирал его верхнюю губу, прямо под носом. — Ален. От спокойного тона Призрака юноша ненадолго перестал сопротивляться и медленно кивнул. Он не смог разжать губ, чтобы сказать, что внимательно слушает. Веки налились свинцом, и конечности потяжелели. — Ты доверяешь мне? Неожиданный вопрос, но Фрей всё-таки распахнул пересохшие губы, безуспешно пытаясь отмахнуться от тряпки, которая теперь совсем неприятно прижималась к его носу. Он больше не мог поднять рук. — Да, — пробормотал он, и жёлтые глаза Эрика стали последним, что он увидел, прежде чем сдаться тяжести, смежившей его веки. И тогда он погрузился в полудрёму, полную странных, липких и тяжёлых запахов.***
Коршун ударил, но не услышал… абсолютно ничего. Ни агонии грызуна, ни аромата жизни, выплескивающейся из вен животного. Ничего. Промах? Хищник огляделся, и в этот момент он услышал единственный звук, доносящийся сверху. Насмешливое уханье совы, бесшумного ночного убийцы. Мышка беззвучно свисала из пушистых когтей, а сова, не издавая ни звука, парила в сторону леса. К своему логову.