Одним событием там, но тем же на сто лет вперёд

— Капитан милиции Стрелков. — попривествовал того старший по званию. Виктор встал со стула, застёгивая пуговицу на рубашке. Миллиционер чуть приблизился к нему, сняв фуражку. — А я смотрю, у вас творчество идёт полным ходом, — продолжил сотрудник службы. — да, Цой? Музыкант дёрнулся на своей фамилии. Это его могло выдасть, если он хотел притвориться другим человеком. Но мужчина так назвал его, словно это новое оскорбление. — С чего вы взяли, что я — Цой? — спросил Виктор. — Ха! — усмехнулся миллиционер. — Элементарно, твою мать! — он подошёл к нему, резко взяв его за скулы пальцами. — Ну...что я и говорил... — миллиционер водил лицом Цоя. — Азиат высокого роста, худощавого телосложения... — перечислил из списка помощник сотрудника. — Точно он! Вокалисту не сильно понравилось, как его лицо бесспроса трогали, поэтому смахнул руку миллиционера вон. Мужчина в форме прокашлялся, отойдя немного назад. — Может, я совершенно другой. Знаю же, что вы всех азиатов за одно лицо принимаете. — сложил руки на груди Виктор. — Ты нам зубы не заговаривай! — воскликнул мент. — Признавайся, зачем сбежал из больницы? Цой не знал, что ответить. В голове мелькала мысль об очередном побеге, но ведь мимо двух упрямых милиционеров быстро пройти не получиться. Мужчина хотел поймать время, когда его ещё не заковали в наручники, но надменным допросом можно было считать невидимые оковы. Глаза забегали — выход сзади, в дверном проёме стоял младший сотрудник, вплотную подошёл старший по званию. Значит, единственный способ обезвредить ментов: оглушить. — Ну так что? — допытывался миллиционер. Виктор, недолго думая, врезал тому ребром ладони по шее. Когда сотрудник рухнул на пол, его напарник сразу набросился на музыканта с наручниками. Уворачиваясь от холодных металлических ударов по спине, Цой уже приближался к выходу. Миллиционер заламывал руки, пытаясь вмазать в живот. — Ещё чуть-чуть, и я тебе смерительную рубашку найду! — орал второй мент. Раскрытые наручники врезались в лицо музыканта, оставив алый след под глазом. Виктор приложил руку к ране, выйдя за порог гримёрки. Резкая моментная боль, которая встречается на каждом пути...Он не раз её чувствовал. Опустив ладонь, Виктор выдохнул. Ещё на секунду взглянув на миллиционера, он мигом выбежал вглубь коридора, громкими шагами нарушая тишину. — Ах ты ж... — но что было дальше, Цой не услышал. Виктор нёсся по коридору, словно осторонялся огня. Он сбивал людей, которые недоумевали, куда он так бежит. Мужчина боялся обернуться, вдруг за ним продолжить гнаться миллиционер? Цою не надо снова загреметь в больницу — снова сидеть в четырёх стенах, постоянно проверяться у "душевных" врачей, которые так и хотят положить в психушку. Виктор сам себя уверял: "Я здоров! Я здоров!". Знал бы он, что внутри него, тогда бы не так много бегал...

***

Последний вагон метро, качающаяся из стороны в сторону. Крайние три человека вышли из поезда, а Виктор остался в шумном одиночестве. Оглущающий рёв резал уши, но стук был громче. ...Но странный стук зовёт в дорогу... Может, сердца, а может, стук в дверь?.. И всё-таки песни его не покинули. Он по-прежнему с ними, будто писаны на нём. Цой всё думал, как дальше скрываться. В первый раз может быть не поймали, но в последующие попытки найти его могли быть с большой долей вероятности. "Как же хочется домой..." — сказал про себя мужчина. Но где его настоящий дом? Родной дом? Дом — там, где тебя ждут. А его никто не ждёт, лишь тёмная тоска, которая раскрыла руки для крепких смертельных объятий. И вновь по кругу...Замкнутому кругу, как будто приближающийся риск чертит ломанные линии, и ни как не может попасть из точки А в точку Б. Станция "Купчино". Конечная. Виктор встал с кожного сиденья, пройдя к тяжёлым дверям вагона. Выйдя из поезда, мужчина пошёл в сторону вестибюля. Вялые вспотевшие ноги несли то же худое тело. Голова опускалась вниз, словно на ней большой груз, давящий на виски. Пустая станция метро наполнена запахом горького машинного масла. Странно, время всего десять часов, а людей нет. Или у всех есть дом? Мерзко капающая меричка наседала. Цой уже плёлся в сторону Звёздной улицы. Наветающий холод бил по голой шее, исходящий пар из-за рта резал горло. Виктор уже никуда не спешил — вряд ли миллиционеры знают, где он живёт, разве что если им не сказали. На улице ни души. Ленинград теперь для него чужим городом, вымершим много лет назад. Чужая родина, чужая страна. Всё другое, и ничего больше нет. Хоть он не один, но это не значит, что он не одинок. Пускай он среди толпы, музыки, общения, но отходя от центра, становиться никому ненужным. А может, бежать? Нет, нет! Снова замкнутый круг, запечатляющий глупую лыбу издевательства. Всё это Виктор прошёл — пробежал по тонкому лезвию, которое заканчивается очередным провалом. А вдруг он завтра проснётся, а это всего лишь сон? Да, глупый сон, ничего не значащий в его жизни. Или это не сон? Остаётся только один способо проверить. Смерть. Он не хочет умирать. Он не хочет умирать, даже если ему нечего здесь находиться. Неужели прыгать под машину? Или коснуться острия ножа? Обмазанной петли на мыльном стуле? Нет, нет! Виктор это прошёл — доехал до местной психушки. Справедливости ради, это как минимум неприятно. Тогда, суицид имел иные значения, малая посредственность со справкой до конца дней. Сейчас же для него необходимо, но недопустимо. ...Порог квартиры хозяина. Из-за двери доносится смех, разрывающий глотки пьяниц, поскольку звон бутылок не просто "веселящие напитки". Дверь в квартиру была закрыта не на ключ, поэтому Цой крайне тихо прошёл в коридор. Скрипом закрыв за собой, он краем глаза увидел Фёдора с чужими людьми.