Ты обещал мне дом

Под боком мягко проминается, и Чимин с трудом открывает глаза. Веки будто залепило клеем. Тело ватное, руки не слушаются, но он все же нащупывает бинты. В нем должны быть дырки от пули с обеих сторон. Он помнит. Или нет. Может, ему все приснилось. — Как ты? — Теплое тело под боком опознается по голосу как Тэхён. Значит, не приснилось. — Болит? — Да. — Чимин пытается вспомнить, но память, будто нехотя, со скрипом, выдает лишь жалкие обрывки вчерашнего дня. Незнакомое, красивое до кукольности лицо над ним. Лицо непонимающе и удивленно хмурилось. Его перевернули на бок, раздели. Туго перетянули бинтом. Как рождественский подарок. Потом что-то кольнуло плечо, и боль уступила место оцепенению, спасительному и уютному. Потолок качнулся над головой, исчезла опора под ним. Кто-то куда-то его нес. — Чонгук? — Спрашивает Чимин. Может это был он. — Уехал по делам. Обещал заскочить вечером. Куда и по каким, Чимин уже не спрашивает. Не хочет вникать. Он еще не до конца проснулся и у него болит, кажется, все, что ниже шеи. А теперь начинает болеть еще и голова. — Хочешь есть? — Тэхён внимательно и тревожно всматривается в его лицо. — Пить? — Спать. — Тогда спи. Но потом я разбужу тебя. Если захочешь обезболивающее, то придется сначала поесть. Чимин кивает. Тэхён поправляет ему одеяло, оставляет рядом стакан воды и уходит, прикрыв за собой дверь. Но Чимин не засыпает — снова впадает в оцепенение, похожее на сон. В голове роятся и путаются мысли, но Чимин слишком сильно устал и ослаб, чтобы думать. Все потом, сначала отдых. Все равно подстреленный он никуда от Тэхёна и его новых друзей не денется. Чимин не знает, сколько проходит часов, минут, пока он отдыхает. Совершенно теряется во времени и пространстве. Чимин с трудом поднимает себя с импровизированной кровати, двух сложенных друг на друга матрасов, и замечает, что на нем чужая одежда. Штаны длинные, волочатся по полу, но Чимину слишком больно нагнуться, чтобы их подвернуть. Он еле выходит в коридор — собственное тело тяжелое, неповоротливое. На каждом шаге грудь простреливает болью. На первом шаге Чимин пугается, лезет рукой под рубашку потрогать бинты. Сухие. Чимин прислоняется к стене, облегчение накатывает вместе с волной слабости. Так близко к смерти он еще не был. По краю прошел. Чимин выходит на кухню, мимо зеркала, в отражении мелькает как будто чужое лицо — чистое, без единого синяка. Все как он сказал, как на собаке. При виде холодильника желудок сжимается от голода. Но тут же начинает тошнить. Все от того же голода. И слабости. Но поесть нужно. На полках коробки с готовыми обедами, но к ним Чимин пока не готов. Он решает начать с молока. Даже не утруждает себя тем, чтобы взять стакан. Так его и застает на кухне Тэхён — с тетрапаком в руке и белыми усами над губой. — Чего уставился? — бросает Чимин недовольно. — Ты в моей одежде. — Тэхён замирает в дверях, как будто не решается подойти. Чимин смотрит на него с другого конца кухни и не знает, что чувствовать. — Другой здесь нет. — Одежда Чимину велика. А раньше, в приюте, он делал для Тэхёна дополнительные дырки в ремне, такой тот был худой. Как же все поменялось. — Ты в моей одежде, — повторяет Тэхён и улыбается как псих. Но псих счастливый. Чимину больно от того, как Тэхён на него смотрит. Что-то в груди сжимается, но не простреленное сердце. Болит где-то гораздо глубже. — Зачем встал? — Тэхён подходит ближе. — Тебе нужно лежать. — Мне нужно понять, что происходит. — Чимин тут же отступает от него на шаг. — Ничего не хочешь объяснить? — Ты злишься. — Тэхён сникает. Но больше не пытается сократить расстояние между ними. — Уже нет. — Злился Чимин раньше. Сейчас он просто ничего не понимает. — Так было нужно. Я пытался тебя защитить. — Тэхён говорит мягко, но в голосе сталь. — Я не смог спасти семью. Если бы не смог спасти и тебя, то мне незачем было бы больше жить. — От чего ты меня защищал? Зачем? — Тогда, ночью, я видел во сне, как в тебя стреляли. И в этом был виноват я. Я проснулся с твоей кровью на руках. — Но ты же сам говорил, что возможны варианты. Это был один из. Не обязательно, что сбылся бы именно он.  — Думаешь, что знаешь мой дар лучше меня? — неожиданно горько усмехается Тэхён. — Ты просто не видел этот раз за разом повторяющийся кошмар. Не было других вариантов. Чимин пытается разложить все в голове по полочкам: Тэхёну приснилось, как в Чимина стреляют, он перепугался, решил, что это из-за него, и не придумал ничего лучше, чем свалить. Но это не помогло. Наоборот, Тэхён натравил на Чимина и себя Гвидо. И в Чимина все равно выстрелили. — Почему ты мне просто не рассказал? — Я не знал, что делать. Слишком сильно испугался. — И поэтому решил сбежать. — Чимин неверяще качает головой. Спасатель хуев — так и хочется сказать в сердцах. — Ты бы стал меня отговаривать и не дал уйти. — Конечно не дал бы! — Я пытался тебя защитить, — Тэхён повторяет снова, как мантру. Сначала он не придумал ничего лучше, а потом убедил сам себя, что это был единственный выход. Ну почему он такой упертый. — Мне не нужна была защита. Мне нужен был ты. — И ты мне. Живой. Я не прошу простить меня сразу. Просто дай мне время. Чимин не знает, сможет ли. Сам факт того, что Тэхён, после стольких лет, здесь, напротив, осознается с трудом. То, что он не упускал Чимина из виду и спасал — еще труднее. Пять гребаных лет — стучит в голове набатом. — Где мы? — обессиленно спрашивает Чимин. Ему нужна небольшая передышка, иначе он начнет злиться и обвинять. А сил на ссору совершенно нет. — В Бриджпорте, — Тэхён расслабляется, видит, что Чимин не настроен на скандал. — Это квартира Чонгука. — Откуда ты его знаешь? — вот о чем нужно было спрашивать с самого начала, а не бередить старые раны. — Пытался стащить у него на улице кошелек, а его брат Намджун поймал меня за руку. Не смотри на меня так, теперь я научился. Не так как ты, конечно, но основы знаю. — И они вот так запросто взяли тебя под крылышко. — Намджун так решил. — И ты настолько ему доверяешь? — Сначала мне показалось, что он такой же, как я, видит будущее. Но его голова работает совершенно по-другому. Я просто вижу, а он просчитывает вероятности событий, не знаю как. Но он еще ни разу не ошибся. — И где этот ваш Намджун сейчас? — Слышал про Биби и ее девочек? — Тэхён вдруг улыбается. Да весь город слышал про бешеную сучку Биби и ее команду. Как она повеселилась год назад в порту. — Ее мужа убил Гвидо Скварчалупи. — И она спятила от горя. — Правда это или нет, но говорят, что именно после того случая ее упекли в психушку. — Нет, крышу ей снесло задолго до этого, — хмыкает Тэхён. — Намджун сейчас там же, в Лечворте. Связи налаживает. Лечворт — закрытая психбольница для самых тяжелых случаев. Это тебе не дневной стационар, просто так туда не попадешь. Это все Чимину уже не нравится.  — То есть вы решили подружиться с самыми отпетыми психами города? Голову Биби одно время выставляли на торги, Эдди рассказывал, только никто не взялся. Вот такая она, эта Биби. Женщина — легенда. Хотя, скорее, ночной кошмар, или даже сонный паралич. — Только с теми, кому насолил Гвидо. — И много таких? — Ты даже не представляешь. — А у тебя-то к нему какие счеты? Ты же на него работал. Тэхён замирает, пойманный вопросом, замолкает, как будто не хочет отвечать. Но все же решается. Ответ обрушивается на Чимина как гром среди ясного неба: — Это он тебя убил в моем сне. — Так не получилось же, — Чимин отвечает севшим от удивления голосом, трет простреленную грудь. — Тогда стрелял не он сам. Понимаешь, когда я встретил Намджуна, мои сны начали меняться. И я подумал, что это шанс. Что все можно изменить. — В глазах Тэхёна столько отчаянной больной надежды, что Чимину становится не по себе. — А у него был план. Нам обоим это было выгодно. — То есть вы знали, что я пойду в тот дом за ожерельем? Тэхён кивает. Поэтому он и пытался предупредить. Выходит, что Чимин увел флешку у них из-под носа. Отлично Чимин сработал, ничего не скажешь. Сам себя впутал в какое-то дерьмо. А потом его еще и спасать пришлось. — Чимин, это единственная возможность тебя спасти. — в голосе Тэхёна снова эта непрошибаемая уверенность в своей правоте. — Ты бы понял, будь ты на моем месте. — Но я не был. Ты ничего не сказал. Тэхён, я так злился. — И тебе было больно, — грустно кивает Тэхён. — Я знаю. — Тебе тоже, — почти шепотом говорит Чимин. Он не знает, не понимает, каково это, когда сны изматывают больше, чем бодрствование. Но он мог хотя бы попытаться разделить с Тэхёном эту ношу. Если бы только он рассказал. — Тебе все еще снятся кошмары? — Только один. Где Гвидо в тебя стреляет.     Ближе к вечеру объявляется Чонгук, скромно и тихо, с бумажными пакетами в обеих руках. Улыбается им широко и по-кроличьи, и идет разгружаться. Хлопает дверцами кухонных шкафчиков, напевает себе под нос. В широких штанах и худи он выглядит совершенно обычным парнем, почти подростком. Когда позже, за ужином, он представляет свою команду, Чимин понимает, насколько обманчивым было это впечатление.  Хосок, тощий, с длинным узким лицом, следами ожогов на нервных тонких пальцах и дурацким позывным Феникс — подрывник. Спец по оружию, Август, или Юнги, весь какой-то невзрачный, ростом мелкий, как Чимин, и белесый как поганка — вытравленные в блонд волосы, тихий низкий голос, бледное лицо со шрамом. Он ведет себя как человек с трудным прошлым или богатой историей отсидок. С Сокджином, как оказалось, Чимин заочно был знаком — тот осматривал и бинтовал его. Потом звонил Тэхёну, спрашивал про его состояние, Чимин слышал по громкой связи высокий голос, сопровождаемый стуком клавиш. Чимин смотрит на самодовольную смазливую рожу Сокджина, так и просящую кирпича, и думает, что лучше бы они лично не встречались. Но за помощь все же благодарит. — Зачем вам это все? — спрашивает Чимин, когда Чонгук рассказывает о своих планах. План Чонгука прост в теории, но совершенно суицидален в реализации. Сначала Сокджин, при помощи флешки, местоположение которой назовет им Чимин, уведет деньги со счетов Гвидо. Это первая костяшка домино, говорит ему улыбающийся Чонгук, за которой начнут падать все остальные. Потом они заберут Намджуна и Биби из больницы, и их станет не остановить. И в конце концов, Чонгук заберет у клана Скварчалупи все. Чимин слушает его молча, а внутренне хочет рвать на себе волосы. С такими амбициями как у Чонгука мало того, что долго не живут, так еще и других тянут за собой на дно. Как Чонгук вообще пришел к мысли, что грабануть Гвидо Скварчалупи и пободаться с ним за влияние — это хорошая идея? Ладно Чимин, он не знал, кого именно грабил. Но опять же — горстка брюликов против власти над городом. — Отомстить подонку. — Чонгук улыбается все так же безмятежно, но теперь Чимину его улыбка кажется немного сумасшедшей. — Он убил маму, а я заберу у него все. — То есть ты его сын. — Вот это поворот. Чимин-то думал, что вляпался в криминальные разборки, а оказалось, что в Санта-Барбару. Одни неприятности от этой семейки. — А Намджун? Еще один волчонок? — Мы с ним сводные. — Погоди, но тогда синдикат Гвидо — и так твой, разве нет? — Наша с Намджуном мать — кореянка. Для семьи Акелы я — узкоглазый ублюдок. Они не допустят, чтобы я наследовал, — теперь Чонгук скалится откровенно хищно и опасно. Да он же из них самый отбитый, как Чимин мог не заметить. — Поэтому я заберу все сам. Похоже у кого-то тут явные проблемы с папочкой. Маленький волчонок вознамерился по-шакальи отожрать себе от отцовской империи кусок пожирнее. Отобрать добычу у матерого волка и не лишиться при этом рук. Чонгук молодой, полный сил в отличие от отца, и до чертей амбициозный. Хватка у него волчья, наследственная. Только не пристрелил бы его Гвидо как бешеного пса. Вместе с Чимином. — Сколько тебе остается чистыми после краж? — пытливо спрашивает Чонгук, и Чимин понимает, куда все идет. — Не считая того, что ты воруешь у своих же. Процентов десять? Чимин молчит. В комнате становится тихо. Все с интересом наблюдают за торгами.  — Я хочу, чтобы ты работал со мной. — Без обиняков заявляет Чонгук. — У меня уже есть умник и провидец. Вор-ловкач с девятью жизнями нам бы не помешал. — И видя, что Чимин собирается протестовать, добавляет. — Чимин, я знаю, ты стараешься работать тихо. Но ты способен на большее. — Да мне многого не надо. Разборки сильных мира сего — это точно не для Чимина. Его дело — по-тихому стащить и побыстрее смыться. — А что тогда тебе нужно? — Дом, — вмешивается в разговор Тэхён. Конечно, он знает, что нужно Чимину. Тэхён все про него знает. И ты, мысленно добавляет Чимин. — Чимин, ты же хотел дом. Соглашайся. Чимин пришел в город из мира, где у него не было собственного угла, мира без уверенности в завтрашнем дне, мира, полного бесконечных попыток ухватиться хоть за какой-то заработок, и не было смысла переживать о его законности. Деньги есть деньги. — Не хотел, — качает головой Чимин. Потому что на самом деле он хотел не дом. Он хотел быть с Тэхёном. Без Тэхёна никакой дом не имел смысла. Даже самый роскошный пентхаус. Чимин так и не перестал быть тем одиноким приютским мальчишкой, которого когда-то бросил единственный дорогой ему человек. А теперь этот человек рядом, и Чимин не знает, как с этим быть. — Но я подумаю.     Их убежище обставлено довольно скромно, в гостиной кроме дивана и телевизора больше ничего нет. Зато здесь высокие потолки и много света. Чимину нравится смотреть, как на стену по вечерам ложатся отблески закатного солнца, розово-оранжевые полоски, отфильтрованные и нарезанные оконными жалюзи. Нравится, что здесь непривычно тихо. В старой квартирке Чимина по крыше день и ночь топтались голуби, а окна пропускали ветер и дождь, но не солнечный свет. Честно говоря, тут гораздо лучше. Но все равно здесь все буквально кричит о том, что это временный, не настоящий, карточный дом, который развалится в одно мгновение. Тэхён спрашивает, не хочет ли Чимин купить что-нибудь из мебели, да хоть коврик в ванную, но Чимин отказывается. Пока Чимин зализывает раны, в игрушечный домик легко верится. Если закрыть наглухо шторы, представить, что мира за окнами не существует, он кажется таким настоящим. Но это неизбежно должно закончиться. Они с Тэхёном заново открывают для себя друг друга, привыкают, осторожно танцуют вокруг. С Тэхёна в бегах быстро слетает весь виденный Чимином в волчьем особняке лоск, он снова превращается в приютского пацана с вечно стоптанными задниками обуви, но остается таким же красивым. Внешний лоск слетает, обнажая внутреннее свечение, и ту радость, которую в прошлом Тэхён себе позволял только наедине с Чимином. У Чимина кружится голова от мысли, что это все из-за него, что он снова причина этой радости. И это не изменилось в Тэхёне. Чимин смотрит, как Тэхён готовит, напевает себе под нос, такой домашний, такой, спустя годы, близкий. Вдох застревает у Чимина в горле. Как будто не было этих пяти лет. Потому что вот так все могло бы быть между ними. Должно было быть. Это разбивает Чимину сердце, но Чимин продолжает смотреть. Находиться рядом с Тэхёном невыносимо больно, даже если это то, чего он хотел больше всего на свете, пусть и не признавался сам себе. Пять лет его преследовало чувство вины и обиды, теперь присутствие Тэхёна всколыхнуло эти чувства. Как будто вместе с ним и Тэхёном в квартире оказались заперты призраки их прошлого. Они оба были так молоды. Тэхён был так напуган своими видениями и своей силой. Чимин не знал, как ему помочь. Он думал, что помогает, но только испугал Тэхёна еще больше. Он тоже был виноват. Им нужно было просто поговорить. Но они были глупыми испуганными подростками и не умели разговаривать по-взрослому. Возможно, ему стоило быть внимательнее к Тэхёну, но на него столько свалилось — на носу был выпуск, ему приходилось работать больше, чтобы у них с Тэхёном были деньги, нужно было пристроить Тэхёна в салон и следить, чтобы Сандара не втянула его ни в какие сомнительные делишки. Чимин думает, что было бы, если бы он тогда не подсыпал Тэхёну снотворное. Чимин до сих пор не может себе этого простить. Разум говорит, что рано или поздно, Тэхён бы все равно увидел тот сон, тот вариант будущего. Но они постарались бы справиться с этим вместе. Они могли бы жить в такой же квартире, если бы ушли тогда вместе. Тэхён ходит за ним по пятам, но ничего не делает. Просто смотрит. Комодские вараны таскаются за жертвой и ждут, пока та не сдохнет. Чего ждет Тэхён, Чимину не понятно. Между ними только-только устанавливается хрупкое равновесие, дружественный нейтралитет, а Тэхён уже что-то от него хочет, провожает глазами с пугающе голодной нежностью. Они пробыли друг без друга годы, а теперь оказались вдвоем в замкнутом пространстве, где друг от друга им не сбежать. От Тэхёна искрит нуждой и жадностью, даже воздух в помещении между ними густой, тяжелый, наэлектризованный, как предчувствие грозы. Тэхён смотрит на него с таким лицом, как будто сдерживается из последних сил. От этого по хребту мажет то жаром, то холодом.     — Скварчалупи объявил награду за наши головы, — насмешливо и хрипло тянет Юнги. Он улыбается, ничего себе, какой-никакой эмоциональный диапазон у него все же имеется, хоть и выглядит это пугающе: не человек, а ожившая картинка из бестиария. — И сам сложа руки не сидит. Обалдеть какие они, оказывается, опасные. Вот только в отличие от Биби, за их головами охотников будет хоть отбавляй. Они ведь не просто нагрели волка на деньги, они его оскорбили. А Тэхён с Чонгуком — предали. Это обида, которая смывается только кровью. С карателями Скварчалупи Чимин дел иметь не хотел. В идеале, ему бы с ними даже одним воздухом не дышать. Но вероятность, что после такой подставы его мальчики останутся дома, была равна нулю. Они точно выйдут на улицы. Чимин надеется, что Черин сможет защитить себя и своих ребят, если Гвидо решит спросить с нее. Ставки в одно мгновение взлетают до небес — Гвидо, если они не доберутся до него первыми, уничтожит Чонгука вместе со всей его командой номинантов на премию Дарвина. И Чимином. Стоп, Чимин, что серьезно думает о том, чтобы присоединиться? Хотя на его спине теперь мишень, в городе появляться — чистой воды самоубийство. А Черин, если и всплакнула, когда он пропал, то теперь не то что назад не возьмет — сама пристрелит. За то, что смылся с ее прибылью. Ну или превентивно, чтобы неприятностей на хвосте не притащил. Варианта тут два — либо рвать когти подальше от города и начинать с нуля, либо работать с Чонгуком. В первом варианте нет Тэхёна. Второй отдает пафосом второсортного боевика, да и финал у него, кажется, будет не очень. Акела вышел на тропу войны, и теперь все более-менее крутые игроки попрячутся и будут выжидать исхода. Но кто бы там кого не сожрал — их устроит любой вариант. Впрягаться ни за кого не станут. Так что на их стороне только отпетые психи вроде Биби и те, у кого личные счеты. Кто-то стопроцентно попробует их сдать, чтобы выслужиться. Даже полиция в их разборки не вмешается. Все по тем же причинам. Чимину не очень-то хочется, чтобы его голову насадили на шпиль городской Ратуши. Но при мысли о Гвидо начинают фантомно болеть уже зажившие ребра. За это Чимин бы отомстил. Как и за то, что Гвидо забрал у него Тэхёна, пусть и невольно. Чимин вспоминает пережитое в доме волка — хруст собственных костей, вкус крови во рту, удары, которым казалось, не будет конца. Пулю в груди. Память заботливо подтерла и замылила воспоминания, но Чимин старательно вытягивает их на поверхность. Разжигает в себе это злое и веселое пламя, которое видит в Чонгуке и его людях. Если воевать с Гвидо, то только так. Только с таким настроем у них может что-то выгореть. Если смерть волка успокоит Тэхёна, то так тому и быть. Хватит с Чимина этих идиотских попыток спасения. Пусть перестанет видеть свои сны. Тэхён так много страдал, должно же у него получиться хоть раз изменить будущее. А один раз Акела уже промахнулся. Он не всесилен.     Вечером они с Тэхёном смотрят кино, но подсвеченное экраном лицо Тэхёна все время обращено к Чимину. Чимин чувствует на себе его взгляд, не выдерживает и поворачивается. В темноте комнаты и свете от экрана Тэхён кажется бледным в синеву. Из живых мест на нем — только огромные темные глаза. — Тебе не нравится фильм? — спрашивает Чимин. А хочется спросить совсем про другое. Было ли Тэхёну так же мучительно больно без него. Часто ли он Чимина вспоминал. Был ли с другими. Чимин старается смотреть фильм, но мысли движутся только в одном направлении — Чимин так скучал. Чимин так смертельно устал быть без Тэхёна. Любовь к Тэхёну отчаянно не желала умирать, и все попытки его забыть были больше похожи на попытки отрезать от своей плоти кусок наживую. Но Чимин понимал, что если бы он этого не сделал, то зараза под названием тоска отравила бы его как загнивающая конечность. Чимин хотел жить, а не лелеять гангрену любви. Кто же знал, что эта сука окажется в итоге живее всех живых. Чимин, сдаваясь, мысленно кладет голову Тэхёну на плечо, и Тэхён вздрагивает, пораженный, чуткий как всегда, как будто настроенный на душевную волну Чимина. Ерзает как будто хочет подсесть поближе, предложить свое плечо наяву. Молчит. Смотрит. Иди ко мне, — чувствует Чимин в его молчании, позволяет и себе принять сигнал. Тишина падает мерными тяжелыми каплями, как заключенному на макушку, выкручивает нервы. У Тэхёна такие несчастные, пронзительные глаза, что Чимин заранее верит во все, что тот собирается сейчас сказать. — Чимин, я не отказывался от тебя. Я ни на минуту не переставал любить тебя. Чимин так ждал этих слов. Все эти годы. Теперь дождался, и просто очень устал. Весь этот груз ожидания, бесчисленные почему и за что, наконец, упали с плеч. — Лучше бы ты это время провел со мной. — Зачем было устраивать такую масштабную акцию по спасению Чимина, что она в итоге затянулась на годы. — Мы потеряли пять лет. — Я был рядом. Присматривал. Даже приходил в твой бар. Так, чтобы ты не заметил. И ту злополучную карту смог подложить. Так, чтобы Чимин не заметил. Как много Чимин еще не замечал эти годы. Как Тэхён мог так с ним поступить. Что за жестокая шутка. — Знаешь, если бы я увидел, что у тебя кто-то есть, что все хорошо, я бы ушел. — Правда? — усмехается Чимин, но смешок переходит в спазм. Застревает в горле. Отдается болью в простреленной груди. Чимин задыхается. — Нет. Не знаю. Я не могу себе это представить. — Чимин тоже. — Ты когда-нибудь сможешь простить меня? — Тебе придется очень постараться. — Начнем заново? — несмело, почти жалобно предлагает Тэхён. Как можно начинать заново и делать вид, что они — другие люди, если ничего не изменилось. Он все тот же Чимин. Он все так же любит Тэхёна. — Не получится, — качает головой Чимин. — Мы слишком давно друг друга знаем. — Но мы изменились. — Я — нет. Я тоже ни на минуту не переставал любить тебя. Я слишком давно тебя люблю, чтобы начинать заново. — Тогда иди ко мне, — зовет Тэхён. И как будто не выдерживает больше, сам бросается к Чимину. Тэхён придавливает его, опутывает собой, запирает в углу дивана. Мелко дрожит, как наэлектризованный. Заведенный. Тэхён наседает, наваливается, жмется. Дорвался. Их поцелуй жадный и глубокий, а прикосновения Тэхёна, на контрасте — осторожные и нежные. Тэхён разрывается между жаждой обладать и страхом причинить боль. Гладит невесомо дрожащими руками, мажет мягкими губами по впадинке над ключицей, расстегивает пуговицы, спускается ниже, целует все еще красный след от выстрела. Кожа там нежнее и горячее, потому что не зажила до конца, проводит языком, и Чимин вздрагивает. Тэхён стонет, хотя они ничего еще толком не сделали. Тэхён утыкается лицом ему в живот, останавливается, переживает вспышку возбуждения, гладит руками поясницу. Чимин вплетает пальцы в волосы, массирует ему затылок как кот, пускающий когти в мягкое. — Я так много хочу с тобой сделать, — руки у Тэхёна дрожат, как и голос. — Так тебя хочу.  — Так сделай, — то ли разрешает, то ли просит Чимин. Они выпутываются из одежды, не прекращая целоваться. Чимин беспорядочно трогает Тэхёна, везде, где может дотянуться. Как будто возвращает его себе обратно, с той же жадностью, что и сам Тэхён. Хочет перекатиться, подмять Тэхёна под себя, ласкать так, ему хочется, но Тэхён не дает. — Не двигайся. Я сам. Вдруг тебе будет больно. — Пускай. Мне все равно. — Зато мне — нет. Тэхён растягивает себя, не слезая с Чимина, только издевательски и бесстыдно разворачивается к нему спиной. Чимин смотрит, как блестящие от смазки пальцы проваливаются между ягодиц. Чимин кладет на них ладони, гладит и Тэхён туго, судорожно, сжимается на своих пальцах. Чимин продолжает гладить, чуть разводит ему ягодицы, чтобы лучше видеть. Это так порочно и красиво, что член дергается от одного только вида. Долго Чимин не выдержит. — Тэхён, — зовет он почти беспомощно. И они снова лицом к лицу. Какой же Тэхён красивый. На контрасте с широкими плечами и мощной шеей разлет ключиц кажется почти по-птичьи хрупким. Тэхён насаживается на член издевательски медленно, не понятно, кого он мучает больше. Хочется толкнуться в него, заполнить собой до конца. Чимин в нем, Чимин его. Они будто одно целое — так сильно, ошеломительно, долгожданно. — Наконец-то, — выстанывает он на первом толчке. — Я так долго ждал, ты не представляешь. Чимин прекрасно представляет. В Тэхёне узко, жарко, и до одури хорошо. Неужели вот это Чимин почувствовал бы, если бы тогда пять лет назад, взял Тэхёна, как тот просил. — Ну же, сильнее, — просит Тэхён. — Ты ведь тоже ждал. Давай. Тэхён всхлипывает, вздрагивает на каждом толчке, течет, уже такой чувствительный, а взглядом просит все больше, и у Чимина ощущение, что это его сейчас берут без остатка. Тэхён готов его сожрать, выпить досуха, выжать, вылюбить. Взгляд темный и пустой, в нем ничего, кроме жажды. Тэхён запрокидывает голову, открыто наслаждаясь, и улыбается вдруг так контрастно нежно, и его взмокшее лицо почти светится от этой улыбки. — Ты представлял меня, когда делал это с другими? Или с собой? — Замолчи, — не выдерживает Чимин и с силой натягивает Тэхёна на себя. Он не может больше это слушать. Тэхён сам напросился. В хватке Чимина, в ритме его толчков не остается больше ничего нежного, только жажда изголодавшегося животного. Чимин касается его члена — налитого, тяжелого, мокрого, и Тэхён забрызгивает ему живот. Ладонью прижимает к дивану, давит на грудь, попадает на след от пули, и боль, смешавшись с удовольствием, толкает Чимина за грань. Он в последний раз поддает бедрами вверх, изливаясь, сжимает Тэхёна в руках сильнее. Ноги не держат Тэхёна, он оседает глубже на член, и оба вздрагивают, слишком чувствительные после оргазма. Разомлевший Тэхён прислоняется к спинке дивана, глаза — мутные, пьяные. Всю душу из него вытрахал. — Ты меня когда-нибудь угробишь, — Чимин гладит Тэхёна по влажным от пота ногам. Легко шлепает по ягодице. — Слезай. — Кто бы говорил. — Тэхён пробует подняться. — Сил нет. И они оба устало смеются. Какое странное время, чтобы вновь обрести друг друга, какие сумасшедшие обстоятельства. Но других у них нет. Хорошо, что хоть так.   Чимин просыпается первым, Тэхён рядом с ним спит так крепко, что не слышит даже сирену за окнами. Лицо его даже во сне кажется уставшим. На шее и ключицах — пятна засосов. Укус на плече. Кажется, Чимин ночью немного перестарался. Но Тэхён все продолжал просить еще и еще, как будто боялся, что утром Чимин исчезнет. Чимин никуда от него не денется, он не хочет больше быть без Тэхёна. Теперь, впервые за долгое время Чимин снова чувствует себя целым. Не изломанным, надтреснутым и не подлежащим ремонту. Он, наконец, после пяти бесконечных лет, получил ответ на свои почему и за что. Пожалуй, ему понадобится еще время, чтобы окончательно Тэхёна простить, но камень с души упал, разомкнулся железный обруч, сковывающий грудь. Чимину хочется показать Тэхёну, что теперь все будет по-другому. Что они обязательно смогут изменить будущее. Вместе. Он одевается, берет из ящика в прихожей оставленную Чонгуком наличку, и придерживает входную дверь, чтобы не хлопнула. А когда возвращается — его встречает злой полуголый Тэхён. — Где ты был? — Тэхён набрасывается на него с порога. — Ничего не сказал, даже записки не оставил. Ты хоть знаешь, как я испугался? Чимин представляет, что Тэхён увидел утром — пустую постель. Так же, как и он сам когда-то. Черт. Получилось немного не так, как задумывалось. — Вот, — протягивает он Тэхёну кактус в крошечном горшке. — Ты же спрашивал, что купить для дома. Не знаю, сколько нам тут жить, но пусть будет. Заберем на новое место, если что. Его и поливать особо не надо. — Чимин, ты… — Я останусь. Я в деле. — Чимин знает, что это глупо, вряд ли у них получится забрать с собой даже этот кактус, но он для Чимина как обещание. Их с Тэхёном будущего дома. — Не смогу потерять тебя снова. Чимин не знает, сколько еще они пробудут в бегах. И получится ли у них осуществить задуманное — сбросить короля города с его трона. Но одно он знает точно — ему пора перестать бегать от себя.   — Мы отвлечем охрану фейерверком, — говорит Хосок, мальчик со спичками, и глаза у него загораются нездоровым маслянистым блеском. Чимину сразу становится понятно, почему санитаром в Лечворт отправили именно Сокджина — не потому, что у того есть диплом медицинских курсов, а потому, что все остальные слишком похожи на пациентов. По плану Сокджин должен вывести Намджуна и Биби на прогулку. Чимину пришлось с ним повозиться, но Сокджин все же научился незаметно подрезать ключ-карту из кармана. Теперь ему предстоит провернуть тот же трюк с охраной больницы, чтобы открыть ворота. На прогулке Хосок устроит переполох, забросив во двор дымовые шашки. В условиях паники и плохой видимости все трое смогут уйти незамеченными. Потом, когда дым рассеется, и пациентов начнут пересчитывать по головам, их, конечно, хватятся, но будет уже поздно. Хорошо, что Лечворт-Виллидж стоит на отшибе. Соваться в центр — самоубийство чистой воды. Чимин паркует минивэн с логотипом коммунальной службы и не выключает зажигание, чтобы тронуться в любой момент. Руки отбивают дерганый ритм по рулю. Нервно, хоть у него и самая простая задача. Он водитель, который развезет по домам загулявшую компанию с вечеринки. Что вечеринка их со спецэффектами — ну компания такая подобралась, ничего не попишешь. Сзади сидит Тэхён с пушкой наготове, если придется отстреливаться. Юнги со снайперкой прикрывает их с одной из соседних крыш. Спустя несколько совершенно отвратных песен по радио (Чимин их упрямо не выключает, лучше тратить нервы на это), как раз в тот самый момент, когда Чимину кажется, что его терпение подходит к концу, шоу начинается. С другого конца улицы к ним приближается Хосок на скутере. Он одет в форму курьера сети пиццерий a Don Guido. Нетрудно догадаться, кому эта сеть принадлежит. Побег Намджуна и Биби — не просто побег, это манифест и открытое объявление войны. Хосок забрасывает во двор больницы свои игрушки и скрывается за углом, где по плану должен будет пересесть в машину к Чонгуку, который подстрахует Чимина. Хосок как всегда в своем репертуаре, выбирает цветные шашки, и двор окутывают клубы голубого и розового дыма. Дверь машины отъезжает в сторону, и Намджун появляется вместе с Биби. Чимин жмет на педаль, быстрее увозя их из города. — Леди любезно согласилась присоединиться к нам, — торжественно объявляет Намджун, пока Тэхён выдает им оружие. Биби наглаживает пистолет в своей руке нежно, как котенка. Если эта женщина с акульей улыбкой и взглядом убийцы леди, то Чимин — балерина. — Добавь-ка газу, красавчик, — Биби хлопает Чимина по плечу. — Давно не каталась с ветерком. Когда они выезжают за черту города, у Чимина появляется возможность повнимательнее рассмотреть Намджуна в зеркале заднего вида. У него безэмоциональное твердое лицо, ледяной взгляд и драконий разрез глаз. Если во взгляде Биби читается неприкрытое шальное безумство, то безумие Намджуна спрятано за расчетом и спокойствием. Намджун и Биби — самый опасный дуэт в одинаковых больничных пижамах. Хорошо, что они Чимину союзники, а не враги.   Обновлённая команда собирается в квартире Чимина и Тэхёна. Чонгук говорит, что пора возвращаться в город и начинать действовать. Намджун говорит, что с Биби начнется перестановка сил. Старые альянсы будут рушиться, новые — набирать силу. Это звучало бы как одно из мутных пророчеств Тэхёна, но Намджун называет с десяток конкретных, а кое-где знакомых имен. Эффект, правда, несколько портит то, что его выкладка состоит из разложенных на столе M&M’s, а себя Намджун по-королевски обозначает солонкой, но все остаются под впечатлением. Хотя они по-прежнему в меньшинстве. Ни Юнги со своими бронебойными игрушками, ни Хосок с тротилом не справятся со всеми людьми Гвидо. Им нужно больше союзников. — Ну смотря сколько взять тротила, — задумчиво тянет Хосок. Нет такой проблемы, которую не решил бы килограмм-другой тротила, любит говорить он. Правда, еще он говорит, что искусство — это взрыв. Кажется, Чимин это где-то уже слышал. — Нет, Хосок, спасибо, — одергивает его Чонгук. — Я люблю этот город и мне бы хотелось в нем еще пожить. Хосок грустит, и ему обещают, что в следующий раз непременно разрешат взорвать что-нибудь из зданий Гвидо — фабрику, а может и загородную резиденцию. Кажется, следующая костяшка домино упадет с оглушительным грохотом. Именно так должны рушиться империи, думает Чимин. А еще он, кажется, знает одну прекрасную женщину, которой он задолжал корзину цветов, извинения, и одно небезызвестное ожерелье.