Радости и Печали

      Время не стоит на месте, и в жизни не бывает перерыва, даже самого незначительного. Не успеешь оглянуться - как оно подхватит стремительным потоком и помчит вперед, сквозь буруны и водовороты, кипящие белой пеной. И, пока, отдавшись быстрому течению, поднимешься над водой, чтобы оглядеться, окажется, что полжизни прошло, и мимо тебя пробегают совсем не те берега, где ты начинал путь... Именно быстротечным потоком жизни, без сомнения, объяснялось, что граф Карломан Кенабумский и его супруга Альпаида, что в семнадцать лет отроду уже сделались родителями своего первенца Ангеррана, будучи еще молодыми, дождались и его взросления. Тот вырос красивым и образованным юношей, похожим на своих родителей. И, подобно им, рано обзавелся семьей. Он выбрал достойную его невесту - кузину Луитбергу Андосийскую, что приходилась внучкой принцессе Балихильде Арвернской, супруге герцога Андосийского. Ангерран и Луитберга были прекрасной парой, столь же любящей и гармоничной, как Карломан и Альпаида. И вот, в карломонате месяце 803 года, родился на свет первенец Ангеррана и Луитберги. Течение жизни мчалось все вперед, не останавливаясь ни на миг. Новое поколение спешило на свет, когда их родители только выплывали на стрежень, да и деды были еще полны сил, - а в некоторых случаях деятельны оставались и еще более старшие поколения. В честь рождения своего первенца, Ангерран пригласил родителей и других родных на церемонию имянаречения, в Кенабум, где родился ребенок. Теперь виконт Кенабумский был наместником своего отца, майордома Арвернии, в родовых владениях. И те, кто помнил Карломана в юности, утверждали, что сын мало чем ему уступал. И вот, граф и графиня Кенабумские приехали в древнюю столицу, в свой родной замок. Ангерран почтительно и с любовью встретил родителей. Дворянство и горожане Кенабума торжественно приветствовали своего господина, украсили двери своих домов цветущими ветвями. И Карломан с Альпаидой радовались приезду домой, где некогда начиналась их любовь. Но больше всего их волновало рождение первого внука, и хотелось поскорее увидеть его. И вот, супружеская чета беседовала со своим сыном Ангерраном в покоях за бокалом отвара из речной мяты. Вместе с ними в Кенабум приехали также новоявленные прадедушка и прабабушка родившегося младенца - принц Дагоберт и его супруга Герберга, родители Альпаиды. Здесь же был и их сын Хродеберг, и Варох Синезубый, кузен и лучший друг Карломана. Но все они пока что отдыхали после дороги, не мешая беседе родителей и сына. Что касалось семьи Карломана и Альпаиды, то они сейчас совсем не замечали усталости, и ничто не могло им помешать радоваться за свою большую семью. Разумеется, Карломану и не подобало ощущать усталость: ведь он был бисклавре, волком-оборотнем, и силой и выносливостью далеко превосходил обычных людей. Глядя на него, находящегося в самом расцвете сил, никто бы поверить не мог, что у него уже есть внук. Но и Альпаида, которой тоже было уже тридцать шесть лет, сохранилась под стать своему великолепному супругу. Ее не защищала кровь Других Народов. Лучшим оберегом была - в это верила вся их большая семья, - горячая взаимная любовь между ней и Карломаном, привязанность их родителей, пятерых сыновей четы графов Кенабумских. Любовь, что сплачивала их семью самыми крепкими узами, помогала Альпаиде сохранять молодость. Она не выглядела, разумеется, юной девушкой, как была, выходя замуж за Карломана, но обрела красоту зрелой женщины, повзрослевшей и телом, и умом. Материнство наделило ее земным женственным очарованием, а прожитые годы умудрили ее и отразились в тихой, немного загадочной улыбке, в выражении ее ясных серо-голубых глаз. Но при всем при том, кожа у Альпаиды оставалась гладкой и белоснежной, как у девушки, и ни одного седого волоска в ее роскошных черных локонах, которые Карломан любил ласкать, распуская их под одеялом. А сейчас, когда радость за свою семью воодушевила графиню Кенабумскую, она и вовсе казалась старшей сестрой своему первенцу, сидевшему напротив них с Карломаном. Ангеррану, виконту Кенабумскому, было в эту пору девятнадцать лет, как и его жене Луитберге. Он походил лицом и статью на своего отца. Правда, он не унаследовал от Карломана зеленых волчьих глаз, что делали его отца единственным на свете, ни на кого не похожим. Глаза Ангеррану достались от матери - серо-голубые, умные и спокойные. И по праву, ибо характером он был ближе к ней и к деду, Дагоберту Лису. И вот, теперь Ангерран обратился к родителям, глядя то на мать, то на отца, словно тоже поверить не мог, что они, еще такие молодые, сделались, благодаря ему, бабкой и дедом. - Как вы доехали сюда? Спокоен ли был ваш путь? - спрашивал он, не зная как следует, с чего начать беседу, ибо чувствовал себя неловко перед родителями. Еще никогда Ангерран не был настолько смущен. Даже когда он признался отцу и матери, что хочет жениться на Луитберге, ему было легче. Тем более что тогда они, кажется, все поняли раньше, чем он сам... А сейчас Карломан усмехнулся белоснежными зубами, глядя на сына. - Мы доехали так быстро, как только смогли, чтобы взглянуть на нашего первого внука. Ты покажешь нам его? Альпаида же, не в силах скрыть волнение, забросала сына вопросами: - Благополучно ли прошли роды? Как себя чувствует мальчик? Как Луитберга? Лицо Ангеррана при мысли о жене и сыне осветилось нежностью, незнакомой ему прежде. Так и должно быть - всему свое время, и для него настала пора новых чувств. - Сын родился, - его лицо было исполнено тихого ликования. - Я очень боялся, что что-нибудь пойдет не так. Но, хвала Владыкам Асгарда, все прошло благополучно! Луитберга с честью принесла мне чудесного сыночка! У него уже при рождении росли на голове густые черные волосы. - Это семейный признак. Ты тоже родился с волосами, - мягко улыбнулась Альпаида, заново переживая, как, казалось ей - совсем недавно, она родила Ангеррана. Неужели прошло уже девятнадцать лет, и у него теперь есть свой сын?! А Ангерран продолжал рассказывать, свободнее теперь делясь своей радостью: - Луитберга сама кормит нашего мальчика, не хочет доверять его чужим кормилицам. Я провожу вас к ним в покои, и вы сами увидите нашего мальчика! Ему сегодня исполнилось пятнадцать дней. Ведь именно в это время полагается нарекать имя младенцу, да? Карломан кивнул. - Чаще всего так бывает: отец или старший мужчина в его роду должен окропить младенца с веточки можжевельника, поручая благодетельным Силам, и назвать ему имя. Впрочем, чаще всего имя выбирают заранее, а иногда и до рождения ребенка, как получилось со мной. Вы с Луитбергой уже знаете, как назвать сына? - Мы с ней много говорили об этом, батюшка, в эти дни, и еще прежде, когда лекарь заверил, что родится мальчик... Словом, мы ждали вашего приезда, чтобы попросить тебя наречь имя нашему первенцу! И, если ты позволишь, батюшка, мы с Луитбергой хотели бы назвать нашего первенца Карломаном! В честь тебя, и в честь великого императора, нашего прародителя. Тем более, что и родился-то мой сын в карломонате-месяце, когда был рожден и Карломан Великий, и потому месяц тоже получил его имя. Сияющие весенней зеленью глаза Карломана Кенабумского блеснули еще ярче. Но вслед за тем он покачал головой. - Благодарю за ту долю чести, что относится лично ко мне, Ангерран! Но не следует подданным слишком часто величаться именем, которого не смеют давать своим сыновьям короли. Ты - сын Почти Короля, Ангерран. Нам необходимо, чтобы король, а главное - его мать, не заподозрили, будто мы стремимся к еще большему величию. Ангерран облокотился за столом, задумчиво упершись в подбородок костяшками пальцев. Затем растерянно проговорил: - Признаться, батюшка, я не подумал об этом! А ведь действительно, не следует раздражать королеву Бересвинду!.. Но... В таком случае, как же нам назвать нашего первенца? Мы с Луитбергой даже не думали ни о каком другом имени... Карломан тоже на миг призадумался, сидя напротив сына. Альпаида любовалась лицами двух самых родных мужчин, такими похожими, словно одно отражало другое в зеркале, и все-таки разными. - Родился твой первенец, - наконец, задумчиво проговорил граф Кенабумский. - И ты дай ему имя первенца... Назови его Хлодионом, в честь моего старшего брата, что погиб совсем молодым! Пусть ваш с Луитбергой первенец вырастет таким же сильным, храбрым и веселым, как первенец моих родителей. Но пусть, в отличие от него, проживет долгую счастливую жизнь! Да передадут ему благодетельные Норны все годы, что не успел прожить мой старший брат! Разумеется, Ангерран много раз слышал о своем дяде Хлодионе, погибшем до его рождения. И теперь только удивился, изумленно распахнув глаза. - Благодарю тебя, батюшка! Об этом имени я даже не подумал. Что ж, ты сам наречешь сегодня моему первенцу это имя. Если, конечно, ты, матушка, согласна! - молодой человек перевел взор на Альпаиду. Та тонко улыбнулась в ответ. - Как я могу возразить против увековечивания имени моего кузена Хлодиона в моем старшем внуке?.. О, великая Фригг: у меня есть внук!.. Пока еще мне трудно осознать себя бабушкой, вообще-то... - Самой молодой и самой красивой бабушкой во всем Срединном Мире! - пылко заверил Ангерран, наливая в кубки еще мятного отвара. Графиня Кенабумская выразительно переглянулась с мужем, отмечая взглядом, что он совсем не постарел, лишь стал с годами еще красивее. Недаром молодые девушки тайно заглядывались на графа Кенабумского. И то, что он сделался дедом, вряд ли смирит их восторги... - Вот теперь я понимаю, что чувствовали мои родители, когда мы с тобой в семнадцать лет родили Ангеррана, - вздохнула Альпаида вслух. - Что ни говори, но, когда у тебя появляются внуки, стареешь... В ответ Карломан взял жену за руку, и их пальцы ласково сплелись. - Когда меняется твое положение в семье - это еще не старость! Мы с тобой исполнены сил не меньше, чем в пору горячей юности, а то, что нами руководит теперь трезвый рассудок, только помогает во всех начинаниях. И нам все еще далеко даже до старших в семье! Твой батюшка по-прежнему искусно руководит войсками, хоть его и стали звать Старым Лисом. Моя матушка, королева Гвиневера, вместе с батюшкой Теодебертом правит Арморикой. Им помогают два мудрых старых дедушки - Риваллон и Сигиберт, и Номиноэ с Ангарад, которые еще старше. Представь, что бы они сказали тебе, Альпаида, скажи ты им, будто постарела. Графиня Кенабумская улыбнулась, несмотря на все свои противоречивые мысли. - Думаю, они бы ответили, что сами видели Погибшую Землю, поглощенную волнами!.. Ну что ж, ты прав, Карломан! Наш внук - уже шестое поколение большого владетельного семейства, что живет одновременно! Да помогут боги, что он как можно дольше воспитывался под защитой своих родителей и мудростью старших. Чем больше будет у него родных, у которых можно многому научиться, тем дальше пойдет он сам, подобно путнику, взбирающемуся вверх по прочным опорам. Карломан с любовью улыбнулся жене. - Вот теперь я узнаю мою мудрую Альпаиду, которая еще сама преподаст нашему внуку немало полезных уроков! И не только это! У нас впереди вся жизнь. Всего три года, как настал новый век - восемьсот лет от рождения Карломана Великого. И начало этого века принадлежит нам. Мы еще столько можем совершить, что думать о старости просто некогда! На самом деле, Карломан, в силу своей наполовину волчьей природы, не считал рождение внука порогом старости. Ведь лесные звери не так сильно меняются с годами, как люди, и успевают за свою недолгую жизнь вырастить несколько поколений детенышей. Так что им ничто не мешает встретить внуков, оставаясь полными сил. Карломан верил, что и людям под силу сохранять молодость, надо только не терять бодрость духа и не возводить границ внутри собственной души. Альпаида поняла, что хочет сказать ее муж, и улыбнулась, поднимая кубок. - Да хранят боги первенца нашего первенца! - произнесла она, допивая мятный отвар. Карломан и Ангерран сдвинули кубки вместе с ней. *** Тем временем, Дагоберт Старый Лис и его супруга, принцесса Герберга, тоже беседовали о рождении своего первого правнука. Для них это было, пожалуй, еще большим потрясением, чем для Карломана с Альпаидой, ибо они действительно чувствовали себя пращурами, стоящими у истоков рода, сквозь бесчисленную тьму поколений. Но они, сидя в удобных креслах перед камином в отведенных им покоях, наслаждались после дороги домашним уютом и беседовали между собой, как подобало чете, прожившей в согласии столько лет. - Теперь я вспоминаю, как мы с тобой перепугались, когда Альпаида не только вышла за Карломана в семнадцать лет, но и в тот же год родила Ангеррана, - мягко усмехнулся Дагоберт, глядя, как в камине ярко потрескивает пламя. Герберга кивнула, вспоминая. - Кажется, совсем недавно родился внук, а теперь вот, не успели оглянуться - и правнук! Надо полагать, Карломан и Альпаида сейчас так же потрясены, как и мы в свое время... Ее супруг ласково взял ее за руку. - Это радостное потрясение - и для них, и для нас! Жизнь идет своим чередом. И, если она напоминает нам о смене поколений, то она же и побуждает нас сделать все возможное, чтобы этот мальчик вырос в мирной и счастливой стране. Герберга смогла улыбнуться, хоть и с некоторым усилием. - Я верю, что наша с тобой дочь смогла это понять. Она гораздо мудрее меня, а, если потребуется, Карломан поддержит ее. - Я тоже не сомневаюсь: они поймут, что рождение внука - не некий рубеж жизни, но лишь продолжение ее, когда приходит пора отдать молодым все, чему научился за прожитые годы, - задумчиво проговорил Дагоберт, а после улыбнулся жене: - Тебе хочется взглянуть на нашего первого правнука? - Не то слово! - Герберга даже всплеснула ладонями, представляя себе младенца в колыбели, похожего на ее детей и внуков. - Ведь это первый наш правнук! Может быть, я и удивилась его рождению, но на самом-то деле молю богов, чтобы на нем дело не остановилось, и чтобы младшие братья Ангеррана тоже в свой черед обзавелись семьями и детьми! Пусть хотя бы наши внуки будут счастливее детей... Ты ведь понимаешь, Дагоберт, о чем я хочу сказать... Коннетабль кивнул, без слов соглашаясь с женой. Среди их детей только Альпаида, самая старшая, имела семью и была счастлива, сделавшись всеми почитаемой матерью пятерых сыновей, а теперь вот и бабушкой. В то время, как сыновья Дагоберта и Герберги... Старший, Хродеберг, остался на всю жизнь неженатым и бездетным из-за любви к королеве Бересвинде Адуатукийской. Родители скрепя сердце приняли выбор сына, но им было больно, что не смогут никогда порадоваться его детям. Хотя после гибели царственного супруга, овдовевшая королева-мать радовала своего верного рыцаря вниманием, но не такой судьбы хотели бы Дагоберт и Герберга своему старшему сыну! Младший их сын, Норберт, умер в детстве, а средний, Герберт, был, тоже в детстве, посвящен в жрецы во искупление обета, и вырос, ненавидя своих родных. Его судьба тоже незаживающей раной терзала и отца, и мать. Одна лишь Альпаида продлила их род в будущее, в историю, в вечность. - Я тоже надеюсь, что родительская судьба у Альпаиды с Карломаном будет счастливее нашей! - присоединился Дагоберт к пожеланиям жены. Глядя, как медленно догорает в камине большое полено, Герберга проговорила с ноткой задумчивой грусти: - Ну что же, будем с тобой тихо, мирно нянчить правнука и рассказывать ему сказки!.. Дагоберт усмехнулся и, взяв стоявшую у камина кочергу, поворошил ею горящие угли. Те вспыхнули ярче, рассыпая снопы искр, разгорелись ярким малиновым светом. - Разве сможем мы тихо сидеть, чтобы все шло дальше без нас, Герберга? Нам с тобой предстоит еще немало сделать, прежде чем позволим себе почивать на лаврах! И супруги крепко обнялись, думая о неожиданном, но вполне естественном счастье своей семьи. *** Немного позднее Карломан вместе с Варохом Синезубым в кабинете, сидя за большим дубовым столом, где лежали важные документы, просматривали отчеты Ангеррана о том, как он управлял Кенабумом. Одновременно они беседовали о рождении внука Карломана. Варох, как и сам граф Кенабумский, был бисклавре, и потому воспринимал смену поколений несколько иначе, чем люди, для которых внуки считаются признаком седины, морщин и старческих немощей. Варох не высказал такой мысли, даже в качестве отрицания нее, и за это Карломан был благодарен другу. Синие, блестящие, как у всех оборотней, глаза Вароха встретились с не менее яркими зелеными глазами Карломана. Он заметил радостную улыбку на лице друга и тоже улыбнулся ему в ответ. - Вижу, что рождение первенца твоего первенца радует тебя и Альпаиду! Карломан тихо кивнул. - Альпаиде, конечно, еще труднее осознать случившееся, но она рада, как и я. А когда увидит нашего внука, возьмет его на руки, все сомнения развеются навсегда. Сегодня вечером состоится церемония его имянаречения. - И какое имя ты выбрал дать ему? - Варох ни на миг не усомнился, что будет именно так. В глазах Карломана мелькнула грусть, но сквозь нее проглядывало торжество. - Я решил назвать внука Хлодионом, в честь моего брата, да веселится его душа в Вальхалле, среди павших героев. Варох склонил голову, и оба помолчали с минуту, в знак почтения к покойному брату Карломана. - Что ж: я думаю, что королеве Гвиневере понравится это имя для ее первого правнука, - наконец, проговорил Варох. - Я тоже подумал о матушке, - ясная зелень глаз Карломана потемнела, словно воскресив былую печаль. - Прошлое никогда не остается совершенно в прошлом. Имя Хлодиона все эти годы продолжает причинять боль и матушке, и мне, ибо слишком жестоко и несправедливо оборвалась его жизнь. Когда рождались мои сыновья, я чувствовал, что еще не пришло время дать его имя одному из них. А вот сейчас как раз впору назвать так первенца Ангеррана! Пусть имя Хлодиона вновь приносит радость! - Тебе, конечно, виднее! - кивнул Варох, не удивляясь. - Что ж, твой брат был достоин, чтобы в честь его назвали нового ребенка! Он был храбр и благороден. Каждый воин должен сочетать эти качества, но не каждый может. - Он был всегда готов протянуть руку побежденному на ристалище противнику и сказать с улыбкой: "Не отчаивайся! Я уверен, в следующий раз ты победишь!" - проговорил Карломан, видя перед собой давно погибшего, навек восемнадцатилетнего брата, словно живого. Они беседовали о покойном Хлодионе, стараясь вспоминать только самое лучшее. Варох, правда, дружил со старшим кузеном не так крепко, как с Карломаном, ибо Хлодиона не интересовали лесные тайны ши, как юных бисклавре. Но зато теперь он отдавал ему должное. - Я помню, как с Хлодионом хотели дружить все наши сверстники! Он не только был силен и храбр, но и умел говорить с людьми так, что они бывали ему благодарны. Переплывали мы реки или карабкались на скалы, или, надев доспехи, ломали копья на ристалище, Хлодион воодушевлял своих товарищей. Карломан на мгновение прикрыл глаза, погрустнев. - Да, он мог сделаться великим вождем, пусть и для одних людей, не для ши! Он сам чувствовал свое признание, и хотел остаться при арвернском дворе, уступив мне Арморику. - За то, что в Хлодионе видели силу, только неправильно поняли его цель, он и погиб совсем молодым, - в сердцах произнес Варох. Между черных бровей Карломана пролегла длинная глубокая складка, словно тень прошлого. - Были те, кто принял силу Хлодиона за честолюбие и предпочел погубить заблаговременно... - произнес он, имея в виду старую королеву Радегунду Аллеманскую, с которой примирился в последние годы. - Мы закрыли эту страницу прошлого ради будущего... В конце концов, люди не знают обычно, чем обернутся их деяния, так что достойны скорее сочувствия, чем осуждения! И Хлодион понял бы меня, как поняла матушка. Варох немного помолчал. - Кем бы ни были его убийцы, он дорого продал свою жизнь и погиб с честью! - Да, там пролилась не только его кровь... Карломан с усилием постарался подумать о другом, а не о тех давних трагических событиях. - Я верю, мой внук, получивший имя Хлодиона, будет похож на него, но проживет долгую и счастливую жизнь! Он вновь придвинул к себе документы, составленные Ангерраном, проверяя, как тот вел дела без него. - Проверь, Варох: все ли в порядке в этих счетах? Справляется ли мой сын с обязанностями правителя Кенабума? Синеглазый оборотень проверил деловые документы. - Насколько я понимаю, он ничего не упустил! Казна и городские хранилища полны, урожаи и торговля приносят твоим владениям исправный доход. А вот здесь отмечено, кому и на какой срок Ангерран выдавал займы ради срочной необходимости. Все - по серьезным причинам, когда люди впрямь нуждались в помощи... Я думаю, Карломан, что, когда твой первенец немного подучится, ты сможешь ввести его в Королевский Совет. Майордом Арвернии кивнул с гордостью за сына. - Через несколько лет Ангерран станет мне неоценимым помощником! А пока что пусть наслаждается жизнью, в кругу своей семьи. *** Пока они так беседовали, Ангерран после разговора с родителями пришел в покои жены. Луитберга, одетая в изящное домашнее платье свободного покроя, полулежала на кровати, облокотившись. Рядом с ее постелью, на ясеневом столбе, висела колыбель, и молодая женщина, притянув ее другой рукой, с любовью глядела на только что накормленного и сладко спящего ребенка. Она совсем не замечала, как вокруг суетились служанки, прибираясь в покоях перед приходом важных гостей. Ангерран, присев на краешек постели, не сводил глаз со своего первенца и склонившейся над ним юной матери. - Расти большим и крепким, сын мой! - тихо проговорил он. - Сегодня ты обретешь имя, которое выбрал для тебя твой дедушка, граф Карломан Кенабумский! Носи свое имя с честью, мой мальчик! - Какое имя выбрал для него батюшка Карломан? - поинтересовалась Луитберга, покачивая колыбель, чтобы ее сынок чувствовал во сне, как будто летит на огромных мягких крыльях. - Батюшка хочет назвать его в честь своего погибшего брата - Хлодионом. Ибо от собственного имени для внука он отказался... - и молодой человек пересказал жене весь разговор с родителями. Луитберга на мгновение задумалась. - У меня на родине, в Андосии, говорят, что ребенка можно называть в честь другого человека, только если у него была счастливая судьба. А ведь твой дядя Хлодион... Но нет, Ангерран: я верю, батюшка Карломан не ошибется, выбирая имя! Не сомневаюсь, что твой отец обладает силой привести счастливую судьбу к нашему сыночку! Он многое знает и умеет! Здесь, в Кенабуме, о нем кое-что говорят. Особенно "дети богини Дану". Ангерран улыбнулся и, нагнувшись, поцеловал жену в еще бледную после недавно пережитых испытаний щеку. - "Дети богини Дану" в каждом шорохе листьев готовы видеть пляску ши! Впрочем, они иногда бывают правы. Я верю, мой отец знает, что делает! И имя Хлодион - имя первенца, - принесет счастье нашему сыну! Луитберга заглянула в колыбель. Ребенок сонно причмокнул крошечными губками, как делал, когда брал ее грудь. Молодая женщина легонько, тише пушинки, провела пальцем по голове сыночка, покрытой черными волосами. - Так и будет, я верю, - она улыбнулась, а затем спросила, обернувшись к мужу: - А что сказала твоя матушка об имени нашего сына? - Ей понравилось имя, предложенное отцом. Она тоже благословляет нашего мальчика, хоть ей и нелегко почувствовать себя бабушкой. Луитберга с легкой улыбкой покачала головой. - Не могу представить себе растерявшуюся госпожу Альпаиду!.. Но мне бы хотелось посоветоваться с ней об уходе за детьми... - Так посоветуешься еще! С матушкой и с бабушкой Гербергой. Они же приехали не на один день, - улыбнулся Ангерран. Луитберга кивнула, и тут же приподнялась на постели, словно хотела закрыть собой колыбель с ребенком от неведомой опасности. - Я так надеюсь, что наш ребенок понравится родственникам, что мне немного страшно, - прошептала она. Ангерран тихонько усмехнулся, ласково взяв жену за руку. - Конечно, понравится, какие могут быть сомнения?! Такой красивый, крупный малыш, похож на всю нашу породу, - он тихонько наклонился и, в свою очередь, свободной рукой стал плавно покачивать колыбель, чтобы не разбудить спящего ребенка. Это была чудесная картина - молодая красивая пара, держащаяся за руки, склонившись над колыбелью своего первенца. *** Несколько позднее Альпаида направлялась через анфиладу комнат к своим родителям. Она собиралась затем вместе с ними пойти к Ангеррану. В старинном Кенабумском замке графине все было знакомо, вплоть до каждого поворота, до каждой статуи, стоявшей в своей нише, каждой картины на стене. Конечно, многое изменилось с тех пор, как столицей Арвернии сделался Дурокортер. Много ценных предметов увезли в новую столицу. Карломан и Ангерран за годы владения Кенабумом также многое перестраивали и дополняли. И вот, Альпаида узнавала каждый предмет, как старого друга. При виде картин на исторические темы и изображений героев прошлого, графиня улыбалась им уголками губ. Только сама она изменилась, и мысли приходили ей в голову совсем не те, что прежде. Проходя по старинному замку, она заново ощущала связь времен. Эти стены помнили все поколения королей Арвернии и их родных, начиная от самого Карломана Великого. Здесь они рождались и взрослели, здесь принимали судьбоносные решения... Кто теперь скажет, что было на душе у каждого из них, как они встречали рождение своих детей и внуков? "Здравствуйте, почтенные пращуры наши! А я, только недавно праздновавшая свадьбу в этих стенах, - уже бабушка, а мой Карломан - дед! Можете такое представить? Мне придется еще привыкнуть к новому положению... Но зато наш славный род обрел продолжение - сыночка нашего Ангеррана и Луитберги! Оберегайте этого мальчика, прародители наши! Я, как бабушка, прошу вас об этом!" *** Тем временем, Дагоберт с женой, отдохнув в своих покоях, решили тоже прогуляться по замку. В условленном месте они встретились со своим сыном Хродебергом. Тот почтительно приветствовал родителей, и они медленно, не спеша, направились дальше, беседуя между собой. - Вы еще не видели ребенка? - поинтересовался Хродеберг у своих родителей. Дагоберт покачал головой. - Нет, мы сходим к ним попозже, когда все будет готово для церемонии имянаречения. Герберга тихонько улыбнулась, размышляя вслух: - Только бы ребенок рос здоровеньким! Надо будет мне вместе с Альпаидой побеседовать с Луитбергой, чтобы по неопытности не натворила ошибок... Хродеберг с улыбкой поцеловал матери руку. - Не тревожься, матушка! Я верю, все будет хорошо. Рождение этого мальчика станет счастливым событием для всего нашего семейства. - Наш маленький правнук, наследник нашего рода! - с особым значением проговорил Дагоберт. - А вы еще не знаете, как назовут ребенка? - поинтересовался Хродеберг. Его отец покачал головой. - Пока еще нет. Насколько я знаю моего внука Ангеррана, он предложит выбор своему отцу. Скоро узнаем, какое имя выберет Карломан... Так, беседуя на ходу, они свернули в тот самый коридор, по которому как раз шла Альпаида. Она улыбнулась, встретив родителей и брата. - Здравствуйте! Очень рада видеть вас! - Здравствуй, Альпаида! Где же Карломан? Почему ты не с ним? - спрашивали ее родные. - Карломан проверяет вместе с Варохом, как наш сын ведет дела... А я блуждаю здесь, стараясь осознать, что я теперь бабушка, - застенчиво улыбнулась графиня. Хродеберг, подойдя к сестре, поцеловал ее в щеку. - Поздравляю тебя, Альпаида! От души рад за вас с Карломаном! - искренне проговорил он. - Спасибо тебе, братец! - ответила графиня Кенабумская. - Я стараюсь глядеть с точки зрения нашего могущественного рода и думать не только о себе. Когда увижу нашего с Карломаном внука, смогу, как подобает, ощутить себя бабушкой, и радоваться ему. - Как вы желаете назвать ребенка? - не могла утерпеть принцесса Герберга. - Карломан хочет назвать его Хлодионом, в честь своего старшего брата, - ответила Альпаида. - Пусть первенец получит имя первенца! Сегодня же как раз состоится церемония имянаречения, ибо прошло пятнадцать дней, как он появился на свет. Это имя произвело сильное впечатление на всех родных, ибо трагическая судьба Хлодиона была памятна всем, и желание почтить его память значило для них многое. Дагоберт Старый Лис ничего не сказал, но многозначительно кивнул при этом имени. Он хорошо знал Карломана, и не удивился, что тот решил дать первому внуку имя своего погибшего брата. И Хродеберг, чуть поразмыслив, тоже кивнул в ответ. - Я лучше всех могу понять, почему именно это имя... Ведь Хлодион и для меня был любимым старшим кузеном, и я многому научился у него. На его примере еще мальчишкой понял, как прекрасно стремиться служить Арверни и своим коронованным родичам, как подобает верному рыцарю, доблестному Роланду. Хлодион был именно таков. Но для Карломана он был любимым старшим братом, и, конечно же, значил гораздо больше! Мне думается: все эти годы Карломан живет за них двоих: за себя и за погибшего в юности брата... Он старается на войне и в совете действовать и от имени Хлодиона тоже. И вот, теперь с его именем будет сопряжена не только печаль, но и большая радость в семье! Тем более, что после Хлодиона не осталось сына. Пусть хоть это дитя увековечит его имя! Слушая брата, с которым шла под руку, Альпаида незаметно отошла от идущих впереди родителей, так что даже тонкий слух Старого Лиса едва мог уловить, что она хотела сказать брату... Они проходили мимо старинных изваяний королей и королев, и те встречали своих потомков взглядами из прошлого сквозь мраморные глазницы, как бы желая спросить: "Что из вас выросло, наследники? Не измельчали ли, не растратили ли попусту дары своих предков? Достойны ли, чтобы Владыки Асгарда защищали вас, как и мы, ваши предки? И что сами сумеете передать потомкам, что придут - нет, что уже приходят! - вслед за вами?" - Да, мы достойны! - вырвалось вслух у Альпаиды, будто завороженной открывшейся вдруг связью поколений. - Однако род следует продолжать, иначе он прервется! - Что ты хочешь сказать, сестра? - удивленно переспросил Хродеберг. - Я как раз думал о том, как должны быть счастливы Ангерран с Луитбергой. Ибо я хорошо запомнил, как радовались вы с Карломаном рождению ваших детей... В голосе Хродеберга прозвучала невольная грусть, и Альпаида проговорила, остановившись вместе с ним у вазы из красной яшмы: - Именно об этом я и хотела с тобой поговорить, братец! Ведь я помню, как ты с удовольствием играл с моими сыновьями, когда они были малы... И сейчас с такой радостью говоришь о рождении ребенка... Каким хорошим отцом ты был бы, если бы женился! Хродеберг вздрогнул, как от удара. В глубине его глаз, таких же, как у сестры, мелькнуло жалобное выражение. - Чтобы быть отцом, надо быть мужем. А я уже обещался только одной женщине в целом свете, ты же знаешь... По глазам брата Альпаида поняла, что он ответил, еще прежде, чем прозвучали слова, и негромко вздохнула. - Я понимаю, как и наши родители! Оба мы с тобой однолюбы, только мне посчастливилось больше. Но, будь Карломан женат на другой, я бы по своей воле тоже ни на кого другого не взглянула. Просто сейчас я заново осознала, в чем смысл родительства. Поколения сменяют друг друга неустанно, а жизнь никогда не заканчивается! Вот мне и стало жаль, что наш род не дождется от тебя детей... Прости меня, брат!.. Губы Хродеберга горько изогнулись, словно он хотел попросить прощения за свой выбор. А Альпаида подумала, сквозь сочувствие к брату, что, если бы Хродеберг вправду решил жениться - неважно, по любви или лишь ради продолжения рода, - то его невенчаная супруга, королева Бересвинда Адуатукийская, чего доброго, погубила бы его избранницу. Достаточно было вспомнить, как она изводила фаворитку своего царственного супруга, Гудулу де Триньи. Бересвинда не согласилась бы ни с кем делиться мужчиной, что принадлежит ей! Но Альпаида не сказала об этом брату. Он не поверил бы, услышав злое о женщине, которую любил всем сердцем. Быть может, когда-нибудь он сам поймет... В коридоре послышались шаги. Это возвращались их родители. И по грустной улыбке матери, по печали в глазах отца, Альпаида с Хродебергом поняли, что те все слышали. - Верно, так суждено, чтобы не только Карломан жил за своего погибшего брата, но и тебе, Альпаида, приходилось жить за себя и за своих братьев - живых и умершего, - проговорил Дагоберт, взяв дочь за руку. - От вас с Карломаном и ваших потомков зависит продолжение и обновление нашего рода! Мы должны радоваться, что Ангерран с Луитбергой уже сделались родителями. И принцесса Герберга, задержав печальный взгляд на сыне, постаралась улыбнуться дочери. - Такой судьбой наделили нас Норны, а значит, надо принять любую участь с достоинством, - промолвила она. - По крайней мере, торжества в честь рождения нашего с Карломаном внука должны пройти радостно! - объявила Альпаида, сбросив гнетущую тоску. - Если уж маленькому Хлодиону придется жить за всех, чьи надежды не сбылись, значит, только любовь близких поможет ему вырасти настоящим человеком, достойным своего великого рода. Никто из родных не возразил ей. И все вместе направились к покоям графа Кенабумского, беседуя о родившемся ребенке и обсуждая обстоятельства былых рождений в их семье. *** А тем временем, Ангерран, убедив жену, что все будет хорошо, ненадолго покинул ее и ребенка, чтобы сказать отцу, что все готово для предстоящей церемонии. Карломан вместе с Варохом просматривал отчеты, составленные Ангерраном. Дела в фамильных владениях шли благополучно, и это радовало их обоих. Тихо постучавшись в кабинет, куда вернулся настоящий владелец, Ангерран услышал голос отца и, открыв дверь, переступил порог. Карломан тепло взглянул на своего первенца. - Ты хорошо справлялся в то время, что меня не было здесь! - проговорил он. У молодого человека отлегло от сердца. - Благодарю тебя, батюшка! Я делаю все, чтобы быть достойным тебя сыном. И у Карломана, и у Вароха глаза светились теплом при виде юноши, так что у него стало легко и спокойно на душе. Взгляды их были выразительнее любых похвал. Однако Карломан не стал говорить сыну о своем желании со временем ввести его в Королевский Совет. Вместо этого он спросил у сына, предложив ему сесть в свободное кресло напротив: - Ну, как себя чувствует твой первенец? И как Луитберга? - У нас все готово для церемонии имянаречения, батюшка, - ответил молодой человек. - Малыш накормлен и пока что сладко спит. Луитберга немного тревожится, как всякая мать... - Да, именно что как всякая мать, - кивнул Карломан. - Одобрила ли она имя для вашего сына? - Она верит, что ты, батюшка, сумеешь обратить его к добру! Переглянувшись с Карломаном, Варох тихо улыбнулся и сказал: - Да, он сможет сделать, чтобы маленькому Хлодиону это имя принесло счастье, поверь! Переглядываясь между собой, два оборотня подумали еще об одном обстоятельстве: право, к лучшему, что сын Ангеррана уродился человеком, а не бисклавре! Оба они чувствовали это, еще не увидев ребенка: в замке, где совершилось рождение, ощущался совершенно неповторимый отпечаток пришедшей в Срединный Мир личности. Тот, кто разбирался в таких вещах, не мог перепутать новорожденного ши с человеком. Что ж, все к лучшему! Ангерран перенял от отца истинный талант к государственной деятельности, однако умом и сердцем был истинный знатный арверн. Вряд ли ему удалось бы правильно воспитать ребенка-оборотня. Им пришлось бы заниматься деду или отослать его на воспитание в Арморику, к королеве Гвиневере. Конечно, Карломану хотелось, чтобы род бисклавре был продолжен, но для этого у него были двое средних сыновей, уродившиеся оборотнями. Они выросли в Арморике, были ближе к ши и "детям богини Дану", и их отец надеялся, что они со временем продлят род бисклавре. А семья Ангеррана отойдет к Арвернии, чтобы в будущем служить опорой престола. Что ж, боги знали, как распорядиться их с Альпаидой детьми! Впрочем, Карломан не стал делиться этими мыслями со своим первенцем. А вслух сказал ему: - Я могу гордиться тобой: ты настоящий муж во всех проявлениях! Сегодня твой день. И Луитберги, конечно же, что подарила тебе сына, которого я сегодня нареку Хлодионом! Молодой отец улыбнулся едва заметно. - Самое главное - что сегодня его день! Первенца твоего первенца... Скажи, батюшка: вы с матушкой также сильно волновались, когда родился я? - Что ты, гораздо сильнее! Вот, Варох подтвердит, как мы с ним на радостях боролись в снегу зимней ночью, едва узнали, что ты родился, - барон-оборотень улыбнулся и кивнул, щуря глаза. - Поверь, тебе сегодня легче было показать нам отчет, чем мне и твоей матушке - предъявить тебя перед старшими в семье! Хоть, вроде бы, и нечего было бояться, ведь ты родился здоровым и красивым. При этих словах отца, у Ангеррана совсем отлегло от сердца. Стало быть, через такое волнение проходят все молодые родители. Значит, и у них все будет в порядке! *** В покоях Луитберги, где она находилась вместе с младенцем, все было готово к предстоящему обряду имянаречения. На столе, стоявшем возле колыбели, ждала своего часа большая малахитовая чаша с ключевой водой. Возле нее лежала свежая ветка можжевельника. Возле стены столпились служанки, закончив наводить порядок в покоях. Им хотелось поглядеть, что будет здесь происходить. Для предстоящего обряда уже пришел старый жрец. Он был арверном, однако столь щедро одарен богами, что самостоятельно узнал истинную суть Карломана. Поглядев на Луитбергу, жрец поинтересовался: - Как ты чувствуешь себя, благородная виконтесса? Предстоящее действо вернуло силы молодой женщине, и она, причесанная и тщательно одетая, села на кровати, опираясь на подушки. - Благодарю тебя, почтенный служитель богов! Ради моего мальчика я все выдержу, сколько бы ни продлилась церемония! В этот миг дверь отворилась, и вошел Ангерран. За ним следовали его отец и Варох. Приблизившись к жене, виконт поцеловал ей руки. - Здравствуй, родная моя! - затем, повернувшись к колыбели, проговорил с глубокой нежностью: - Здравствуй, сыночек! Сегодня - первый праздник в твоей жизни. День, когда ты обретешь имя! Вот, видишь, пришел твой дедушка, знаменитый граф Карломан Кенабумский, майордом Арвернии! Ангерран посторонился, уступая место отцу. Карломан, приблизившись, сперва поклонился Луитберге. - Благодарю тебя, дорогая невестка, что подарила прекрасного первенца моему сыну! - уважительно проговорил он. - Я счастлива, батюшка! - ответила юная женщина, скромно опустив глаза. Карломан склонился над колыбелью и тепло, ласково глядел на мирно спящего младенца, улыбаясь ему. Ангерран с Луитбергой переглянулись, ожидая, что скажет им отец. А граф Кенабумский поправил на ребенке одеяло с вышитым гербом их рода. И тихо проговорил: - Здравствуй, мой старший внук, первенец моего первенца! Расти здоровым, крепким и умным, радуй своих родителей и других старших! Долгой и счастливой жизни тебе, мой мальчик! Да хранят тебя всю жизнь самые благодетельные боги! Пусть гордится тобой весь наш род, ныне живущий, и наши славные прародители! Ребенок, не просыпаясь, шевельнулся в колыбели, и тут же успокоился, словно понял, что говорит ему дед. Выпрямившись, Карломан поглядел с любовью и гордостью на сына и невестку. Варох, стоя чуть поодаль, молчаливо радовался за друга и его сына. Затем он обернулся к дверям, почувствовав приближение других людей. В самом деле: вошла Альпаида, за ней - ее родители, а позади - ее брат, Хродеберг. Ангерран подошел к матери и почтительно приветствовал ее. - Здравствуй, матушка! Вот, погляди на нашего с Луитбергой первенца! Он подвел мать к отцу, который, улыбаясь, стоял возле колыбели. Дагоберт и Герберга встали рядом с Варохом. Хродеберг тоже был рядом с ними. Они глядели на Ангеррана, который, подведя мать к отцу, сам вернулся к Луитберге. Альпаида, обменявшись сияющими взглядами с мужем, склонилась над колыбелью, с умилением глядя на внука. Он был очень похож на Ангеррана и ее младших сыновей, когда они родились, и был такой хорошенький, как солнечный луч на сочных молодых листьях. Так что женщина не могла отвести от него глаз. В нем продолжалась их с Карломаном любовь, ее дальнейшее будущее.. Наконец, она выпрямилась, и Карломан обнял жену за плечи. Они переглянулись, оба сияя от счастья. Затем обернулись, с родительской гордостью глядя на Ангеррана и Луитбергу. Карломан ласково проговорил им: - Поздравляем вас, дети наши! Какого красивого, крепкого внука вы подарили нам! И Альпаида добавила, обращаясь к молодой паре: - Благодарю вас, дети, за первого внука, рожденного вами! Обменявшись взглядами с супругой, Ангерран ответил своим родителям: - И мы благодарим вас, батюшка с матушкой! Рады, что наш первенец понравился вам! Постараемся вырастить его достойно его высокому роду... А сейчас просим вас: проведите обряд имянаречения! Тогда Карломан кивнул жрецу, делая знак начать церемонию. Жрец подошел к столу, взял чашу с водой и можжевеловую ветку, готовясь передать их Карломану. Сам же граф Кенабумский обвел взглядом своих родных по кругу: поглядел на жену, затем на ее родителей, на внука, которому собирался наречь имя, и слова - на жену - Сообщила ли ты всем нашим близким о том, как я хочу назвать внука? Согласны ли они? Альпаида кивнула в ответ. Тогда Карломан подошел к жрецу и взял у него чашу с водой и ветвь можжевельника. Ангерран встал рядом с матерью, а все остальные приготовились внимательно наблюдать за церемонией. Карломан обмакнул темно-зеленую, терпко пахнущую ветку можжевельника в воду, и взмахнул ею над спящим в колыбели ребенком. Капли воды, сверкнув в блеске горящих рядом свечей, окропили ребенка, впитались в одеяльце, укутавшее его, скользнули по его чистому лбу, не разбудив. Тогда Карломан проговорил торжественным, звучным голосом, подняв глаза к небесам: - О, вы, всемогущие владыки Асгарда, и вы, сыны Матери Богов, услышьте меня сегодня! Примите под свое покровительство этого младенца, первенца моего первенца! От имени всего великого рода нашего, я нарекаю ему имя - Хлодион, сын Ангеррана! Пусть глядят на него все наши благородные предки, и возьмут под свое покровительство этого мальчика! Да сопутствует ему счастье на протяжении всей жизни! Пусть никогда в течение всей жизни Хлодион не останется одинок, пусть все время его сопровождает защита богов и его благодетельных предков! Произнеся торжественное посвящение, Карломан возвратил чащу и ветвь жрецу, что стоял рядом. Затем, обернувшись и оглядев блестящим взором всех своих родных, он указал им на младенца в колыбели: - Приветствуйте все моего внука - Хлодиона, сына Ангеррана! - Да здравствует Хлодион! - торжественно воскликнули все присутствующие. После того, как Карломан нарек имя младенцу, настала очередь жреца. Он взял из сумки золотой обруч, отмеченный рунами и символизирующий солнечный круг. Трижды обвел им над головой ребенка, произнося имена богов, покровительству которых поручал новорожденного. - О, Всеотец Вотан, Властитель Побед! Могучий Донар, Защитник Людей! Доблестный Циу, бог справедливой войны! Не оставьте своим покровительством нареченного Хлодионом, научите его законам богов и людей, даруйте ему силу и славу в веках! Затем жрец повесил на шею ребенку железный оберег-молоточек, какие носили почти все арверны, для защиты от нечистой силы. При виде этого символа, Варох и Карломан чуть заметно поморщились, однако возражать не стали, понимая, что этот знак гораздо древнее братства Донара, и имеет первоначально совсем иной смысл. Закончив обряд, жрец бросил в камин можжевеловую ветвь, которая после краткой борьбы вспыхнула и сгорела, на мгновение подарив людям свой терпкий смолистый аромат. После этого жрец положил в сумку золотой обруч и чашу, из которой предусмотрительные служанки вылили воду. Переглянувшись с Карломаном, который молчаливо кивнул ему, он удалился. Итак, в комнате с младенцем остались только самые близкие люди, не считая служанок, стоявших в стороне, ожидая, не потребуется ли их помощь. И тотчас же Дагоберт с Гербергой приблизились к Ангеррану и полулежащей на кровати Луитберге. - Поздравляем и благодарим вас за то, что подарили нам правнука! - растроганно проговорил Дагоберт. А Герберга, тихонько всхлипнув от радости, произнесла: - Пусть нашему мальчику сопутствует счастье всю его жизнь, как и пожелал Карломан! Тем временем, Хродеберг переглянулся с Варохом и перекинулся несколькими словами: - Жаль, что другая прабабушка этого младенца, Женевьева Армориканская, вместе с дядей Теодебертом не может присутствовать здесь! - Они не могли успеть на церемонию вовремя, - ответил Варох. - Но у них еще будет возможность позже повидать своего правнука, сколько угодно... А для Риваллона маленький Хлодион уже праправнук! Между тем, ведь Риваллон еще в силе, и помогает своей царственной дочери править Арморикой! Кивнув ему, Хродеберг торжественно пожелал: - Да пошлют боги каждому возрасту свои дары: старцам - здоровье и мудрость, детям - крепкое возрастание, зрелым людям и молодым - неистощимую силу на много лет вперед, чтобы многое совершить! Беседуя так, Варох с Хродебергом подошли к Карломану и Альпаиде, и почтительно поклонились. - Поздравляем вас с таким прекрасным внуком, и желаем ему расти здоровым, а вам - счастья на много лет! Граф Кенабумский и его супруга улыбнулись в ответ. - Надеемся, что мы с вами отпразднуем еще много торжественных праздников не хуже нынешнего! Так, за веселыми беседами, в детской прошло некоторое время. Все говорили, так или иначе, о рождении маленького Хлодиона, радуясь знаменательному событию. Варох в основном беседовал с Карломаном об их семьях и детях, и о совместных приключениях в прошлом. Дагоберт и Хродеберг беседовали с Ангерраном о политике и об управлении Кенабумом, про себя отмечая, что юноша прекрасно разбирается в государственной деятельности. Он говорил, как равный своим старшим родственникам. Тем временем, Альпаида и Герберга, присев на кровать к Луитберге, разговаривали с юной матерью, спрашивали ее о ребенке, давали ей советы, как подобало женщинам. Все радовались, и в покоях слышался негромкий счастливый смех, сверкали их глаза и улыбки. Такие моменты, как этот, люди потом вспоминают всю жизнь, как самые светлые в своей жизни... Вдруг раздался всхлип, словно рядом пискнул котенок. Это маленький Хлодион проснулся, приоткрыл глаза, еще подернутые голубоватой пеленой сладкой младенческой дремоты. И закричал громче, давая всем понять, что проголодался. Служанки тут же встрепенулись, захлопотали вокруг младенца. Одна из них вынула его из колыбели, ловко и стремительно поправила пеленки. Затем хотела отнести дитя к его матери. Однако Альпаида заступила ей дорогу и приняла сверток с ребенком из ее рук. Ловко - недаром мать пятерых сыновей, - покачала внука на руках, успокаивая. - Здравствуй, Хлодион, мой милый внук! - проговорила графиня Кенабумская, прислушиваясь к себе, как звучат эти слова. Ребенок снова пискнул, но уже не так громко, словно бы удивленно прислушиваясь к тихому, ласковому голосу бабушки. К Альпаиде тотчас подошли ее родители и брат. На их лицах тоже отразилось умиление при виде младенца. - Какой хорошенький! - прошептал Хродеберг, не сводя глаз со внука своей сестры. Его родители, склонившись над ребенком, обменялись светлыми улыбками. - Здоровенький, крупный мальчик! Что ни час, есть просит, - умилялась Герберга, и Дагоберт тоже не сводил с правнука ласкового взора. - Пойдемте! Хлодион хочет есть, - улыбнулась Альпаида. Она, с нежностью укачивая ребенка, принесла его Луитберге. Карломан, наблюдая за всем этим, улыбался, положив руку на плечо сыну. Он без слов поздравлял Ангеррана и хвалил его, как мужчина мужчину, сумевшего породить здорового сына. Варох тихо проговорил, обращаясь к другу: - Я разделяю радость этого события с тобой и с твоей семьей, Карломан! Граф Кенабумский ответил другу с улыбкой: - А я радуюсь вдвойне, что и ты присутствуешь рядом со мной в этот светлый день! Без тебя моя радость была бы неполной. Тем времнем, Альпаида передала маленького плачущего Хлодиона на руки Луитберге. Та распустила на груди шнуровку платья, стыдливо обнажая высокую, налитую молоком грудь. Мужчины тактично отвернулись, чтобы не видеть наготу юной матери. А та приложила ребенка к груди, и он принялся жадно пить ее молоко, перестав всхлипывать и заурчав, как медвежонок. Молодая мать улыбалась, глядя сияющими от радости глазами, как кормится ее сын. Рядом, возле кровати, стояли Герберга и Альпаида, также любуясь, как насыщается ребенок, черпая вместе с молоком жизненную силу. - Расти большой, Хлодион! Радуй своих родителей и всех старших! Будь счастлив! - проговорила прабабушка Герберга. - Расти, крепни, Хлодион, первенец нашего с Карломаном первенца! - голос Альпаиды дрожал от волнения. - Пусть с молоком матери в тебя на всю жизнь войдет могучая жизненная сила, во благо родной Арвернии и Арморики! Поощряемый такими пожеланиями, маленький Хлодион тянул материнское молоко, словно понимал все, что желала ему большая, знатная и любящая семья.