По ранам нежности

Тихий стон сорвался с сухих губ. Золотые завитки волос на висках потемнели от пота и липли к коже. На обнаженной груди, которая вздымалась от частых и тяжелых вздохов, выступили капельки пота. Такие же прозрачные бисеринки стекали по впалому животу, прокладывали дорогу по обжигающе разгоряченной коже, терялись в мягком шелке волосков паха. Напряженный член пульсировал, сочился желанием, покрываясь сетью выпирающих вен. Одна нога постоянно скользила по влажной от пота простыне, вторая же не могла пошевелиться, потому что была привязана к изножью кровати за щиколотку. Руки, заведенные над головой, так же были крепко оплетены веревкой на запястье и прикованы к изголовью. Пальцы судорожно то сжимались в кулак, то безвольно разжимались, немного дрожа от напряжения всего тела. Запах возбуждения, пота, желания и резких трав наполнял душную комнату, не позволяя вдохнуть полной грудью. Васильковые глаза, затуманенные, с расширенными зрачками, пытались сфокусироваться хоть на чем-то, но никак не получалось. Ваня метался по кровати, привязанный к ней же, не в силах сорвать веревки, не в силах дотянуться до изнывающего от желания органа и прекратить эти мучения. Он мог только упираться пяткой свободной ноги, сгибая ее в колене, пытаясь хоть немного унять боль в низу живота, и слегка поворачиваться на бок, на столько, на сколько позволяли делать это путы, не причиняя боли. Напротив кровати, по которой метался юноша, в глубоком бархатном кресле сидел Кощеев. Одетый в шелковый черный, с золотыми узорами, халат на голое тело, мужчина закинул ногу на ноги, откинулся на мягкую спинку и тихонько, мелкими глотками, пил красное вино из хрупкого бокала. Терпкий напиток, отливающий цветом крови, мерно ласкал прозрачные стенки стекла, когда мужчина подносил его к губам. Перламутры глаз неотрывно смотрели на Ивана, прикасалась взглядом к каждому участку горящей кожи. Казалось, юноша это ощущал, потому что, как только Константин долго останавливался на одном месте, Ваня тихо стонал и пытался, будто, увернуться от пристального взгляда. Только этот звук, звук уставшего, измученного голоса и шелест простыней заполняли комнату. Сделав еще небольшой глоток вина, Кощеев поднялся из кресла и медленно стал обходить кровать. Полы халата разлетались, обнажая смуглые стройные, сильные ноги. Пояс был слабо связан, расслабленно свисая вниз, позволяя верху халата распахнуться и обнажить теплую кожу груди. Черные блестящие волосы водопадом спадали по спине, волнами двигались, искря обсидианом. - Ну что, все еще будешь утверждать, что ты был прав? – голос Константина мягко проник в удушающую жару комнаты, щекоча и без того напряженное тело юноши. Васильковые глаза переместились на темную фигуру, застывшую напротив кровати. Взгляд тут же выцепил яркий цвет напитка в бокале. Горло стало жечь, сухостью царапая изнутри. Ваня, неосознанно, облизнул губы, но это не помогло. Казалось, что язык тоже высох и превратился в наждачную бумагу. - Мне кажется, это второй случай, когда твое упрямство сыграло с тобой злую шутку, - прищур, и за веером черных ресниц перламутр заиграл сильнее. Юноша на кровати тяжело выдохнул и попытался что-то сказать, но голос его не слушался. Вместо этого, из горла вырывался только сдавленный хрип, который, горячим потоком, отдавался болью. Внизу живота еще сильнее заныло, бедра стали совсем влажными. Ивану казалось, что он просто тает от этого несносного жара, который раздирал его тело изнутри. И черт же его дернул поспорить с Константином, рассердиться и пытаться доказать, что ему уже ничего не страшно после жизни рядом с таким манипулятором как он. Истинную причину вспыхнувшей новой ссоры юноша уже не помнил, как и не помнил того, хотел ли он тогда отравиться по настоящему или пытался пощекотать нервы мужчине. Но, как всегда, с тем было бесполезно играть в такие игры. Ваня уж зарекался спорить, зарекался что-то доказывать, пытаясь усмирить себя. А вот «внутреннее я» не давало этому сделать. Юноша не хотел, не мог стать послушной куклой, с которой Константин мог делать что хочет, и он совершенно не замечал, что, как раз такой бунт больше всего нравился Кощееву. Очередная вспышка яростного непослушания. Что хотел доказать мужчине Иван своим поступком, не понятно, просто нельзя было соглашаться. И вот, с полки в кабинете Константина полетели бутылки и маленькие пузыречки. Мужчина не шевельнулся, только тонкие брови остро выгнулись, делая его лицо серьезным и сосредоточенным. Кощеев позволил юноше разгромить половину его кабинета и выпить содержимое некоторых бутылечков. - Лучше уж умереть, чем всю жизнь вот так провести в заточении! – выкрикнул тогда юноша, думая, что сладковатая жидкость с зеленой этикеткой это яд. Кощеев только хмыкнул, и на его губах растянулась довольная улыбка. Это больно задело Ивана. Он то думал, что этот мужчина хоть как-то дорожит им, пусть не любовь, но физическое сильное влечение заставит переживать, но это насмешка… Хотелось расплакаться от отчаянья и, наверное, жалости к себе, за то что верил, а тут обман. - А я все думал, как же подлить тебе это в еду, - скрестив руки на груди, промурлыкал Константин, не сводя взгляда с юноши. – Ты мне облегчил задачу. Непонимание и страх наполнили васильки. Ваня ошарашенно открыл рот, не находя слов для своего возмущения. Все это время этот мужчина, который так жадно его желал каждую ночь, хотел отравить, избавиться? Этого не может быть! Зачем тогда все эти дорогие подарки, зачем эти жаркие поцелуи, это стремление не только самому получить удовольствия в постели, но и довести юноша до пика наслаждения так, что он чуть ли не терял сознание от накатывающего оргазма? Иногда Ивану казалось, что сам Константин больше получал удовлетворения не от своего выплеска желаний, а от наблюдения за тем, как юноша под ним раз за разом содрогается в судорогах наслаждения. И тут, оказывается, в голове Кощеева всегда был план отравить Ваню? Юноша хотел просто подойти и врезать по этой самодовольной ухмылке, чтобы она смылась кровью, но непонятное ощущение объяло все тело. Жар пламени захватил Ивана, каждый вдох дрожью пробегал по клеточкам, опускаясь тягучим ощущением внизу живота. Юноша не мог себя контролировать, возбуждение само нарастало, да с такой силой, что хотелось сорвать с себя одежду. Страх выплеснулся в васильковых глазах. Ваня обнял себя за плечи и уставился на Кощеева. Тот щурился и улыбался. Так вот чего он хотел! Это было какое-то зелье, по сути дело яд, который будил желание с такой силой, отчего было просто не скрыться. Разум стал теряться в ощущениях, перед глазами все плыло в мареве огня. Ваня не помнил толком, что было потом и как он оказался привязан к кровати совершенно голым со стоячим, истекающим от нетерпения членом. - Пить…, - хрип, все же, сформировался в нечто вразумительное. Константин хмыкнул и, подойдя ближе, присел на кровать. - Могу предложить вино, - смотря на бокал в своих руках, мягко, шелково проговорил мужчина и гляну на юношу. Глаза того неотрывно следили за кровавым напитком в стекле, на губах образовалась корочка, готовая вот-вот треснуть. Кощееву хотелось приникнуть к этим губам, дать им столько влаги, чтобы они снова заблестели, как после каждого их поцелуя. Но, воспитательный процесс прерывать не стоило. - Хорошо, я дам тебе попить, но ты должен попросить меня, удовлетворить тебя, - ухмылка и ехидство со стальными нотками. Брови Ивана сдвинулись к переносице, на которой выступила очередная капелька пота. Он посмотрел, наконец-то, в глаза Константину. Тот глядел в ответ с прищуром, не терпящим возражения. Ваня сжал зубы и отвернулся. Он и так во власти этого мужчины, зачем он еще больше хочет его унизить? Да, юноша оказался не прав, погорячился, сглупил, но, разве нету в сердце Кощеева места осознания того, что он и так победил, что пора прекратить эту пытку? Шелест простыней, мужчина встал с кровати и поставил бокал на тумбу. Ваня, повинуясь своему состоянию, все же повернулся в его сторону. Константин, стоя спиной к кровати, легким движением развязал шелковый шнурок на халате, и тот скользнул с его плеч на пол. Широкая смуглая спина, под которой перекатывались мышцы, скрытые спадающим блеском волос цвета вороньего пера. Соблазнительный изгиб и две ямочки на пояснице. Подтянутые ягодицы и бедра. Юноша ощутил, как его член горит с новой силой, как это чувство спускает ниже, отдаваясь зудящим желанием у заднего прохода. Кощеев развернулся. Веки полуприкрыты, глаза смотрят на Ивана, на губах застыла маленькая капелька кровавого напитка. Васильки скользнули от впадинки ключицы на теле мужчины ниже, немного задержавшись на темных ореолах сосках, коснулись взглядом накаченного живота, затаив дыхания нырнули на темную дорожку от пупка вниз, туда, где уже тоже возвышалось возбуждения. Тонкие смуглые пальцы, с множеством колец, обхватили напряженный член, ведя вниз, открывая влажную головку. Ваня хотел было сглотнуть подступивший комок жажды, но пересохшее горло отразилось болью. Ему надо было бы отвернуться, чтобы не испытывать еще больше мучений, но он не мог оторваться от открывающегося перед ним зрелища. Кощеев ласкал себя медленно, слега расставив ноги, обозначая подушечками пальцев каждый бугорок на возбужденном члене. Перламутры следили за изнывающим от мучительного желания юношей через ресницы, ловя каждый вдох, каждую новую вспышку напряжения. Ваня снова заерзал на кровати, сгибая свободную ногу, пытаясь зажать ею свой возбужденный орган, чтобы, хоть немного, унять боль. Руки дернулись, отдаваясь резью в запястье. Как же он хотел сейчас хоть немного прикоснуться к себе, снять все то, что разрывало его на части. Но, больше всего, юноше хотелось, чтобы это сделал Константин. Он, будто ощущал прохладу на смуглых пальцах мужчины, его влажную головку у своего заднего прохода. Он помнил все их ночи, помнил ту сладкую боль по началу, которая, потом, разливалась удовольствием по венам. Он помнил, как сильные руки Кощеева всегда держали его, не давая впасть в бессознание, удерживая на этой тонкой грани и даря целый фейерверк эмоций. Сейчас эти руки были так близко и, одновременно, так далеко. Снова хрип сорвался с сухих губ, глаза широко распахнуты, взгляд сместился с члена Константина на его глаза. Ваня силился что-то сказать, пока его разум не исчез, пока он хоть немного соображает, что происходит. - Не слышу, - напряженный, возбужденный голос мужчины в ответ выбил почву из-под ног юноши окончательно. Он столько раз слышал этот тихий стон, тихий хрип, переходящий в рык, когда Кощеев кончал, крепко сжимая Ивана в объятиях. В этот миг юноше казалось, что настоящее тепло вырывалось из груди мужчины, что именно в этот момент он был искренен, что заставляло Ваню отдаваться ему по-настоящему. - В… озь…, - снова хрип, язык не слушался. – Возьми меня. Это был полустон, полумольба. Юноша сдался, он больше не мог терпеть. Он ужасно хотел оказаться сейчас под этим сильным смуглым телом и ощутить первую боль, ощутить вкус и запах этого мужчины. Пусть его и заставили, пусть и вынудили, но сейчас желание было настоящим, жарким, горящим. - Что? – слегка склонил голову Константин, либо правда не услышав, либо сделав вид, что не слышит. - Возьми меня, прошу, - хрип уже обличался в голос, тихий, мягкий. – Я хочу, чтобы ты проник в меня, чтобы сделал то, что делаешь всегда. Я… Я был не прав, я готов извиниться и снова отдать все что у меня есть. Прошу… Прекрати все это. Я готов на все. Кощеев замер, кадык нервно дернулся, член в его ладони запульсировал с новой силой. Он добился своего, но, какое-то гадкое чувство дегтем разливалось по тому сладкому меду, который растекся потом по влажным простыням. Он не хотел так принуждать, он хотел немного по другому, но, как всегда, все пошло по одному месту. Нет, мужчина больше не хотел смотреть на страдания Ивана. Он жаждал вновь услышать его стон наслаждения, ощутить, как тот выгибается в его руках от оргазма, как дрожит его тело, как тонкие пальцы впиваются в плечи, а губы бормочут что-то невнятное, где угадывалось его имя. Он хочет довести его до того сладостного состояния, когда уже не в силах больше изливаться, но тебя не отпускает, тебя снова накрывает, вырывая остатки воздуха из груди. Сорвавшись с места, Кощеев быстро запрыгнул на кровать и, моментально, оказался между ног Ивана. Закинув свободную себе на плечо, он, кончиком пальца, коснулся возбужденной, покрасневшей головке члена юноши. Тот застонал уже громче, запрокидывая голову. Острые ногти мужчины прошли по внутренней стороне бедра, вызывая волну дрожи и мурашек. Ваня задергался, всхлипнул и прикусил губу. Кровь ярким пятном хлынула на подбородок, больше не сдерживаемая сухими корочками. Опустив ногу юноши, Константин наклонился и впился поцелуем в окровавленные губы. Ваня моментально ответил на это, тяжело вдыхая запах мужчины, ловя языком его язык у себя во рту. Металлический привкус поцелуя только больше раззадорил обоих. Неосознанно, юноша толкнулся бедрами, чувствуя, как его член трется об орган Кощеева. Кровь смешалась со слюной, светлея, даря желанную влагу. Мужчина разорвал поцелуй, провел прохладной ладонью по груди, по животу Вани, снова вырывая всхлип. Затем Константин наклонился и резко погрузил член юноши в свой рот. Тот чуть нее задохнулся от ощущений, выгибаясь навстречу, широко распахнув глаза. Одна рука мужчины с силой сжала бедро привязанной ноги Ивана, оставляя красные следы, вторая отвела другое бедро в сторону, давая возможность брать напряженный, влажный орган глубже, ведя языком по всей длине. - Н… Ах… нет.. ст.. стой…, - сжав кулаки, Ваня метался под Кощеевым, не в силах совладать с тем, что на него обрушилось. Он весь дрожал, как натянутая струна, из приоткрытых губ непрерывно срывались стоны. Еще немного, и Иван снова выгнулся, застывая в немом крике, зажмуриваясь. Константин успел выпустить член юноши, как тот тут же излился, разбрызгивая свое жаркое, долго сдерживаемое желание себе на живот, на подбородок и губы мужчины. Упав обратно на спину, Ваня хватал воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег. Разум снова хотел улететь в дальние дали, перед глазами плясали разноцветные круги, и все тело ныло от приятной усталости. Кощеев же, выпрямившись, вытер тыльной стороной ладони сперму с лица и слизнул ее. Затем задумчиво посмотрел на юношу. Тот опустил взгляд, продолжая тяжело дышать. Зрачки в васильковой радужке были по-прежнему расширены, но в них уже не было напряжения. - Кажется, ты просил взять тебя, - ухмылка на тонких губах и руки Константина скользнули к бедрам Ивана, приподнимая их. - Нет… не надо…, - замотал головой тот, понимая, что сейчас будет. - Действие трав еще не закончилось, ты хочешь, чтобы я оставил тебя в таком виде одного? – Кощеев бросил быстрый взгляд на член юноши, который, снова, начинал подергиваться от прилива крови. Сам Ваня чувствовал, что ему этого мало, но неосознанный страх выплыл наружу. Он уже ощущал, как горячая головка мужчины приникла к его тугому колечку мышц между ягодиц, а желания почувствовать его в себе скрутило желудок. Юноша всхлипнул, снова сжал кулаки, и, зажмурившись, отвернулся. Резкая боль, стон и удовольствие растеклось по телу Ивана. Ладонь Константина обхватила его член, который, моментально, отозвался на ласки. Толчки резкие, грубые, но боль моментально исчезла. Под действием напитка Ваня был уже готов принять в себя мужчину, все тело только этого и ждало. - Ру.. руки… прошу.. от.. ах…, - пытался что-то сказать юноша, когда Кощеев резко входил в него. – Развяжи… об… ах.. те…бя…хо…ах, - всхлипы резали голос. Из глаз катились слезы, смешиваясь с потом, с остатками крови на подбородке. Волосы мужчины крыльями двигались в такт толчкам. Перламутр переместился на васильки, читая в них нежность и теплое желание. Рука Кощеева сама потянулась к тугим веревкам на запястье Ивана. Миг, и тот почувствовал облегчение, исчезло жжение в кистях рук. Поверх черных крыльев мужчины легли белые. Юноша потянулся вперед, обвивая руки вокруг шеи Константина, утыкаясь в нее носом, двигаясь навстречу, желая ощутить того еще глубже внутри себя. Мужчина обнял в ответ, вдыхая запах Ивана, понимая, что не смог бы мучить того дольше, сам сгорая от желания и нежности, которая проникала из одного сердца в другое.