Special training

— Я думал, что вижу перед собой солдат. Низкий хриплый голос доносился до Леона словно сквозь толщу воды. Он стоял во втором ряду, изнемогая от палящего солнца и духоты. Погода была настолько жаркой, что их выгнали на зачет рано утром, до того, как солнце встанет в зенит. Впрочем, Леону это помогло мало. — Оказывается, передо мной — малахольные педики. Красный берет майора Краузера маячил перед ним размытым пятном. Леон чувствовал, как по виску стекает очередная капля пота. Отряд должен был сдавать зачет в полной амуниции, и сейчас лямки бронежилета впились в его плечи, а ноги горели в высоких ботинках. Вроде бы он снова стер пальцы. Леон некстати вспомнил, что в детстве удивлялся: как военные могут носить такое снаряжение летом и не умирать от жары. Теперь он мог прочувствовать все прелести армейской жизни на себе. Он взглянул на старшего инструктора — майор Краузер словно не замечал палящих лучей солнца. Он не увидел на суровом, исполосованном шрамами лице ни единого признака дискомфорта. — Беспомощные. Бесполезные, — в хриплом голосе читались насмешка и презрение. Майор смотрел только на него, прохаживаясь взад и вперед перед строем. — Жалкие. Слабые. Снова презрительный взгляд прямо в глаза. Леону вдруг показалось, что каждое слово адресовано именно ему. Наверное, так оно и было. У него был худший результат из группы. И его результат влиял на общий зачет. Леон уставился на раскаленный асфальт под ботинками и вдруг услышал голос прямо над ухом. Майор незаметно подошел совсем близко. — Наша длинноволосая принцесса что-то может пояснить? После того, как она подвела весь отряд. Раздались приглушенные смешки. Леон смутно помнил, что поначалу у него были неплохие отношения с группой. Его не игнорировали, даже в чем-то помогали, видя, что в армии он новенький. С кем-то он мог просто перекинуться парой слов. Это отвлекало от воспоминаний - словно бы общаясь с нормальными людьми он и сам понемногу приходил в себя. Был нормальным, обычным. Без этой тяжести за душой. Сейчас ему казалось, это было очень давно и не с ним. Наверное, он сделал что-то не то. Просто не подходил... — Оглохла, принцесса? — резкий окрик выдернул его в реальность. И на него вдруг навалилось свинцовое отчаянье и усталость. Не от тренировок. От всего. Он понимал, что не справляется. Он боялся, что станет ненужным и Шерри пострадает из-за него. Он ненавидел себя за слабость. За то, что не соответствовал. И услышал свой голос, словно со стороны: — Я вас прекрасно слышу, майор Краузер. Но я не знаю, к кому вы обращаетесь. — Леон понимал, что делает хуже. Но не мог себя остановить. — Я — не принцесса и не педик. Над площадкой повисло молчание. Краем глаза он увидел быстрые переглядывания сокурсников между собой. — Вот это новость, — майор встал за его спиной, и Леон вдруг почувствовал нелепую благодарность — огромная фигура хотя бы немного заслонила солнце. — Кеннеди умеет разговаривать. И в честь этого события… Он чувствовал затылком насмешливый взгляд. — Минус увольнительная в этом месяце каждому. Не-педик и не-принцесса — остается побегать. Остальным — вольно. Леон остался стоять, уставившись в асфальт, слушая тихое «Ну ты и сука, Кеннеди» от собратьев по оружию. Он понимал, что в очередной раз всех подвел. Майор медленно обошел его — словно хищник свою жертву. Его шаг был удивительно легок и бесшумен для такого мощного тела. Леон чувствовал холодный тяжелый взгляд, скользящий по телу. Он чувствовал себя беспомощным и уязвимым под этим взглядом. Словно раздетым. Молчание затягивалось, а майор, казалось, не испытывал никакого дискомфорта, просто разглядывая его. Наконец Леон увидел, как насмешливый взгляд остановился на его лице, на пересохших губах, и спросил, мечтая прекратить эту тихую пытку: — Сколько кругов, майор Краузер? Жесткие губы исказились в усмешке. — Сколько сможешь, Кеннеди.        — Майор. В тени 32 градуса, — прозвучал над ухом обеспокоенный голос дежурного. — Может быть… — Все под контролем. Я слежу. Отвечать мне. Дежурный бросил еще один встревоженный взгляд на фигурку стажера, качающуюся в знойном мареве. И молча ушел. Джек не отрывал глаз от Кеннеди. Он видел, как раз за разом сбивается шаг. Как светлые волосы прилипли ко лбу мокрыми полосами. Видел осунувшееся лицо с болезненно сведенными бровями. Слышал надрывное сиплое дыхание, когда новичок пробегал мимо. Леон Кеннеди его удивил. Упрямый и выносливый. А вот с чувством самосохранения все плохо. Джек вспомнил прочитанный недавно отчет штатного психолога и подумал, что по-хорошему этому ребенку нужна не армия, а профессиональная помощь специалистов. Длительная. Год, два, пять. Может быть, всю жизнь. С другой стороны… Джек вдруг засмотрелся на измученное, но все равно миловидное юное лицо, на тонкую шею с взмокшими от пота прядями, на белые предплечья и судорожно сжатые кулаки… Вдруг Кеннеди споткнулся и почти упал, удержавшись на ногах в последний момент. Майор видел, как тот стиснул зубы и позволил себе лишь на секунду передохнуть, упершись ладонью об асфальт. Снова поднялся. Джек видел, как Кеннеди хватает ртом воздух, задыхаясь и обжигая легкие раскаленной пылью, неподвижно стоявшей над площадкой. Качнулся, но восстановил равновесие и побежал дальше. Майор не стал ждать, увидев потерянный в пространстве расфокусированный взгляд, и побежал на встречу. И едва успел, поймав Кеннеди в последний момент. Подхватил подмышки и потащил в медпункт, чувствуя, как под его руками по обмякшему телу пробегают слабые судороги. Теперь он видел бледное лицо в испарине совсем близко и на мгновение притормозил, присматриваясь… Ресницы чуть дрогнули, и новичок вдруг взглянул ему прямо в глаза, плавающим туманным взглядом. Едва слышно прошептал: — Со мной все в порядке. Ну да. — Полностью согласен, Кеннеди. Ты шикарно выглядишь. Джек подумал, что поле для деятельности у него огромное, а результат может превзойти все ожидания. Починить нельзя — надо просто доломать старое и построить новое.        Джек доволок Кеннеди в медпункт и бесцеремонно занял одну смотровую, попросив медиков на выход. Что такое тепловой удар и как с ним бороться он и сам знал. Своих парней он старался не доверять никому. Он уложил новичка на кушетку и вдруг понял, что едва знакомый Кеннеди для него стал своим. Личным. Собственным. Мальчишка слабо зашевелился, приходя в себя в прохладном помещении. Джек сунул ему в руки заботливо открытую бутылку воды. — Пей. Таз под ноги. — Блевать — сюда. Пошел готовить прохладные компрессы, обернулся — Кеннеди сидел без движения, уставившись на свои руки. Развернулся обратно.        Голова кружилась и перед глазами все плыло. Леон едва понимал, что майор притащил его в медпункт. Он чувствовал себя безвольной тряпкой, повисшей на мускулистых руках. В прохладе ему вроде бы стало чуть легче, но хриплый низкий голос звучал смутно и он не мог понять, что ему говорит майор. Внезапно он почувствовал прохладные пальцы на подбородке, впившиеся в кожу железной хваткой. Майор грубо нажал на челюсть, заставляя открыть рот, и в следующую минуту Леон пытался не подавиться, глотая воду, которую вливал в него инструктор. Он пытался что-то сказать, мотнуть головой — это было слишком близко, слишком настойчиво, но пальцы надавили на подбородок почти невыносимо больно. Сил сопротивляться у него не было, он подчинился и послушно пил воду, глоток за глотком. И сквозь дурноту видел, что инструктор внимательно разглядывает его лицо. — Лучше? — прищуренные холодные глаза были совсем рядом. — Да… , — его хватило на сиплый шепот. — Да, сэр. — майор нахмурился, и уперся ладонью в плечо, надавив всей массой. Леон увидел, как вздулся мощный бицепс. — Да, сэр… — сжал зубы, стараясь не показать, что ему больно. Оглушающе больно. — Все хорошо. Но пристальный взгляд скользнул с его лица вниз и Леон понял, что скрыть не получилось. Впрочем, он надеялся, что майору все равно на то, что он чувствует. Как и всем. Майор оставил его на мгновение справляться с головокружением и приступами тошноты, а позже Леон снова обнаружил его смущающе близко. Инструктор решил не тратить время на разговоры и взялся за лямки бронежилета. Ловкие пальцы моментально справились с застежками, и Леон с удивлением обнаружил, что майору Джеку Краузеру — не все равно. Он внимательно осмотрел плечо, прикрытое футболкой — ткань прилипла к натертой лямками коже, присохла к ранкам кровавыми клочьями. Перевел взгляд на второе плечо — тоже самое. Наконец Леон увидел приподнятую бровь и напрягся в ожидании жалости или насмешки. — С утра натер? — лениво поинтересовался инструктор. В голосе Леон не услышал ни грамма сочувствия. Но и упрека тоже. Просто рядовой вопрос о рядовом событии. — Да… — Леон вспомнил и тихо добавил, — сэр… И заслужил одобрительный взгляд. — Плохо затянул, — прокомментировал майор. — Ошибка новичка. Еще травмы есть? Леон собрался промолчать, но выдал себя, взглянув на ботинок. Майор обошелся с ним без всяких церемоний, просьб и лишних слов. Вытащил клинок из наплечной кобуры и стал срезать футболку. — Сиди смирно. Леон почувствовал ледяное лезвие и все-таки дернулся. И сразу же почувствовал острую боль от длинного пореза. Для его измотанного тела сейчас это казалось сто крат больнее, и он тихо всхлипнул, проклиная себя за слабость в который раз. В глазах напротив он увидел иронию и предупреждение. Осознал, что майор порезал его специально. Не потому, что не удержал клинок. Это было наказанием за мелкое неповиновение. Он застыл, стараясь выдерживать дыхание, заставляя себя быть неподвижным. Майор закончил с футболкой, откинул лохмотья на пол, и Леон почувствовал стеснение, поймав очередной пристальный взгляд, уже по плечам, груди и животу. Потом пришла очередь ботинок. Майор быстро осмотрел стертые в кровь пальцы, грубо ухватив его за щиколотку, разворачивая ступню так, как ему удобно. Леон чувствовал себя марионеткой, куклой, с которой эти сильные руки играют, как хотят. А позже понял, что эти же руки могут быть удивительно аккуратными. Даже нежными. Инструктор быстро и профессионально обработал кровавые мозоли на плечах и ногах, касаясь его осторожно, стараясь не причинять лишней боли. Леона снова охватило стеснение — чужой ему человек был слишком близко и касался его тела слишком интимно, словно случайно задевая его плечо или грудь. Ему показалось, что теплая ладонь огладила его лодыжку — он не удержался и снова нервно дернулся. И получил молчаливый ответ — пальцы впились в щиколотку, словно когти хищника в трепыхающуюся добычу. Если бы он не был так измотан, он бы не стал терпеть и вырвался бы, но сейчас… на него словно бы упала вся тяжесть последних месяцев. Изнуряющее его ощущение собственной беспомощности. Свои неудачи и усталость. Почти невыносимый груз ответственности за того ребенка, который он взвалил себе на плечи… Нет, он не жалел ни о чем. Просто был растерян, вымотан кошмарными воспоминаниями, что прокручивались раз за разом перед глазами, когда он бессонными ночами смотрел в потолок казармы. Одиночеством в чуждой для него обстановке. Его новая жизнь казалась ежедневным циклом ошибок, вины и отчаянья. Сейчас было легче просто смириться. — Ты со мной? — майор щелкнул пальцами перед его носом. Леон молча кивнул головой, возвращаясь в реальность. — Сиди на месте, — снова прозвучал короткий приказ. Майор оставил его одного. Леон остался сидеть на месте. Вроде бы отрубился на какие-то минуты и пришел в себя от мягкого толчка в плечо — аккуратного, чтобы не задеть повязки с антисептиком. Он с трудом открыл глаза и получил новый приказ: — Одевайся. Майор кинул ему новую футболку в руки, на пол — вместо стандартных берцев новые ботинки, выглядящие на порядок удобнее. Леона вдруг накрыло волной острой благодарности. И он испугался, насколько ему была приятна эта… забота? Он не знал сейчас, как расценить этот жест. Он старался быстро одеться, но в голову опять ударило темнотой, комната закрутилась перед глазами — он бы упал, но майор поддержал его за локоть. — Спасибо, майор Краузер, — прошептал он, — извините… — Оставь свою вежливость для изящных дам, принцесса, — майор нахмурился. Леон сжал зубы, услышав очередную, уже стандартную подъебку. Взглянул на майора и увидел в его глазах вопрос: «Будешь продолжать выебываться, Кеннеди?» И обещание — тяжелая ладонь обхватила его предплечье. Леону показалось, что инструктор готов сломать ему руку при намеке на вызов и на неповиновение. — Быстрее, принцесса. Леон потерялся. Сейчас эта обидная кличка прозвучала странно. Почти ласково. Почти по-дружески шутливо. Словно они с майором Краузером были знакомы давно и очень близко. И чувствуя себя дрессированным зверьком, тихо сказал: — Да, сэр. Опустил глаза, увидев довольную усмешку. Быстро натянул футболку под тяжелым взглядом, влез в ботинки, морщась от боли. Просто он очень устал. Просто ему нужно время прийти в себя. Надо потерпеть. — Завтра отдыхаешь, — он выпрямился и встретил холодный пронизывающий взгляд. — Послезавтра — ко мне. Начнешь индивидуальный курс. Он не смог сдержаться: — Но… — На общих занятиях тебе делать нечего. Трата ресурсов и времени, — майор склонил голову, окатив его оценивающим взглядом. Леон почувствовал себя вещью на продажу. Не слишком дорогой. Просто занятной безделушкой. — Завтра с утра переедешь из казармы в отдельную комнату. Ближе ко мне. Леон молчал, не зная, что сказать. Сейчас он чувствовал то же, что при вербовке три месяца назад — абсолютную беспомощность. Он не контролировал свою жизнь. Майор навис над ним монолитной громадой из мускулов и улыбнулся. Леону показалось, что эта улыбка похожа на оскал зверя. — Ты чем-то недоволен? Может быть, дать тебе жалобную книгу? — Нет… — Леон пытался собраться, но понимал, что выглядит жалко. Он был отвратителен сам себе. Он хотел сказать, что не хочет индивидуальных занятий с этим человеком, что ему отвратительны эти клички и шуточки, эта грубость. Что он не заслуживает… Но он молчал. Наверное, он заслужил все это. — Нет, сэр. Что случилось? — снова ленивое любопытство. — Полчаса назад ты показывал признаки минимального интеллекта и обучаемости. — Нет, сэр, — машинально повторил он. — Молодец. Расставим точки над I. В глаза смотри. Итак. Майор помолчал долю секунды. — Ты должен выполнять мои приказы, — волчий взгляд чуть потеплел. — И все будет хорошо. — Будешь показывать характер и не подчиняться, — Леон опустил взгляд на изуродованные шрамом губы, скривившиеся в многообещающей улыбке. — И все будет плохо. Очень плохо.        Позже Леон понял, что эта формула поведения — единственное, что осталось в его жизни.        — Кстати, — прозвучало хриплое в спину. Он остановился и оглянулся через плечо. Увидел нахмуренные брови — майору явно не понравился вариант разговора в полоборота. Недостаточно почтительно. Развернулся и встал прямо перед майором Краузером, обреченно уставившись в широкую грудь. — Дама сердца у тебя есть? — майор тонко улыбнулся краешком рта. — Или ты педик, Кеннеди? Леон размахнулся и ударил инструктора в челюсть. Вернее, попытался.        Через двадцать минут Леон смог подняться на ноги. Ненадолго — и рухнул на заботливо предоставленный ему стул. Майор поднялся с табуретки, на которой сидел все это время, вальяжно облокотившись о стол, с снисходительной улыбкой наблюдая за попытками Леона подняться. Вышел из смотровой. Вернулся и сунул пакет со льдом в руки. Принимая пакет Леон заметил, что его руки дрожат, словно у него истерика. Наверное, так оно и было. Просто тихая, молчаливая истерика. От острого осознания своего бессилия. От безнадежности. Ему показалось, что все это — навсегда.        Инструктор деловито прощупал переносицу и подбородок. Леон даже не дернулся от этих прикосновений — силы у него остались лишь на дыхание. — Ты не изменил свое решение насчет жалобной книги, мальчик? Дисциплинарный комитет, комиссия по этике? Могу предоставить звонок твоим друзьям из Вашингтона. Хотя я бы на твоем месте на них не надеялся, Кеннеди. Леон молчал. Он уже ни на что не надеялся. Даже на себя. Тем более — на себя. — Твой выбор, — майор развернулся к выходу. — Швабра за дверью. Вытри свои кровавые сопли с пола. Выполняй приказ. Леон посидел минуту, уставившись пустым взглядом в стену, перевел дух и выполнил приказ майора Краузера.