Special training

Не поддавайся эмоциям в бою. Сфокусируйся на задаче. Соберись. Неустанно повторял ему Джек Краузер. Сегодня был плохой день. Именно сегодня утренняя встреча с Симмонсом выбила Леона из колеи. Запустила цепочку воспоминаний и эмоций, которые Леон не мог прогнать от себя. Он вспоминал узкую женскую ладонь, которую тогда не смог удержать. Он вспоминал допросы и угрозы. «У вас только один выход, мистер Кеннеди. Сотрудничать». Он вспоминал темный офис участка, где он мечтал работать полицейским и защищать невиновных, кровь на стенах и: «Добро пожаловать, Леон». Он вспоминал дождь, огонь и крики. И был наказан за слабость. Он ошибался там, где еще вчера слышал равнодушное, но почему-то будоражащее его — «Неплохо». И даже очень редкое «Хорошо». Поднимаясь в десятый раз с пола он видел свою кровь на бетоне. На зубах скрипела пыль, а нож в руках казался неподъемным. Он слышал насмешливое: — Хорошо, что я давно позавтракал, Кеннеди. А то проблевался бы, глядя на тебя. В какой-то момент Леон подумал, что другой инструктор остановил бы эту тренировку и поинтересовался бы, все ли с ним хорошо. Но не Джек Краузер. Словно прочитав его мысли, майор остановился на секунду, окатил его презрительным взглядом и процедил сквозь зубы: — Может, ты хочешь что-то сказать, Кеннеди? Да. Прекратите. Мне плохо. Леон не понимал, почему он молчит. Нож вылетел у него из руки, а Леон опять оказался на полу. Попытался подняться, ожидая, что инструктор по обычаю подождет, пока он выпрямится и встанет на позицию, но ему прилетел удар в живот. Он не понял, снова попытался встать, и получил удар в солнечное сплетение. Больше ему подняться не дали. Тренировка окончательно превратилась в избиение. Он лежал на животе, едва дыша — колено упиралось ему между лопаток, правая рука вывернута за спину, а в щеку впилась бетонная крошка. Майор навалился на него всем своим немалым весом — он задыхался, хрипел, шлепнул ладонью левой руки по полу, показывая, что сдается. Бесполезно. Майор навалился на него еще сильнее и Леону показалось, что он слышит хруст своих ребер. — Знаешь, к какому выводу я пришел, принцесса? — вдруг раздалось в самое ухо. Он чувствовал ровное, мерное дыхание своей кожей. Майор сменил позицию, колено оказалось между его раздвинутых ног, а к спине прижалась широкая грудь. Жетон майора острой гранью впился ему в основание шеи. — Я думаю, что ты — педик, Кеннеди. Леон, последнюю минуту старавшийся просто дышать и не потерять сознание, не сразу понял, что грубая ладонь задрала его футболку и прилипла к голому боку. Он дернулся, но майор сжал его шею, впечатав лицом в пол. И еще раз. И еще. В глазах поплыло. — Тебе просто нравится лежать подо мной, верно, принцесса? Рука скользнула ниже, под живот — кончиками пальцев майор залез ему под спортивки. — Иного объяснения твоему поведению нет, — на этот раз сухие губы коснулись его уха. Его пробило чувство неимоверного омерзения от этих прикосновений. Он отчаянно дернулся, но услышал лишь хриплый смех. Ладонь продолжала гладить его живот, дрожащий от этих прикосновений, а губы все также ласкали ухо по кромке. Он цеплялся на нелепую надежду, что это просто дурная шутка, но инстинктивно чувствовал — нет. Это не шутка. — Нравится? — ладонь убралась из его штанов, Леон перевел дух, но почувствовал грубые поглаживания на заднице. Тяжелая ладонь мяла его ягодицу почти до боли, впиваясь в тело сквозь ткань стальными пальцами. А колено двинулось, притираясь еще ближе, между бедер. Еще пару часов назад Леон думал, что майор — неплохой человек, что он привыкнет, научится и станет легче, но… — Отличная задница, принцесса. Идеальная, — сухие губы целомудренно прижались к виску. Невинно. Ласково. Словно поцелуй Иуды… — В отличие от твоего поведения сегодня. Он задергался, пытаясь скинуть это мощное тело с себя, но снова услышал смех. Язык прошелся по кромке уха, оставляя влажный след. Его затошнило. От себя. От своей слабости и бессилия. От того, что позволил себе надеяться на что-то лучшее… — А может быть, это вы — педик? Сэр, — в это короткое слово Леон постарался вложить максимум насмешки и услышал над ухом хриплый смешок. Видимо, майору понравились его потуги. — И это вам нравится лежать на мне? — он хрипел куда-то пол и не был уверен, что майор его услышал. Лучше побои, чем это… Но он ошибся. Эта провокация не сработала. — С тобой, Кеннеди, любой станет педиком, — сейчас в хриплом голосе прозвучали абсурдно мягкие нотки. Майор вдруг уткнулся лицом в его слипшиеся от пота волосы и глубоко вздохнул. — В этом виноват ты сам. Потому, что ты — такой… Майор потерся щекой о его волосы. — Это твоя вина, моя принцесса… Его затрясло крупной дрожью. А майор Краузер еще раз прошелся языком по шее — и… отпустил его. Леон вскочил на ноги, забыв о боли. Он задыхался. Ему вдруг стало очень, очень холодно. Он выбежал за дверь, вытирая следы с кожи, не подняв глаз на инструктора. Он не помнил, как дошел до комнаты. Следующий час он сидел под обжигающим душем, рассматривая розоватую от крови воду, и не мог согреться.        Он привел себя в порядок, расчесал волосы, тщательно оделся и пошел прогуляться — до тихого места под самой стеной базы. Ему вдруг стало крайне важно действовать нормально. Как обычно. Словно ничего не случилось. Он сидел, уставившись в бетонное ограждение, прокручивая в голове раз за разом одну и ту же картину, свои ощущения, вспоминая интонации низкого хриплого голоса. Каждое движение. Он цеплялся за любую мелочь. Он пытался убедить себя, что все это — шутка. Ошибка. Ему показалось. Все не так. Он не мог позволить себе думать иначе.        И Леон почти преуспел в этом. Даже почувствовал голод. Взглянул на часы и понял, что пропустил обед и почти опоздал на ужин. Пошел к столовой, опустив голову вниз. Но все равно увидел. Джек Краузер стоял в паре-тройке метров от входа с коллегами. Леон услышал смех. Инструкторы что-то оживленно обсуждали. Он опустил глаза, но было поздно — он знал, чувствовал, как насмешливые серые глаза окинули его фигуру с головы до ног. Он торопливо прошел мимо, но услышал: — Джек, что-то твой пацан сегодня один гуляет… — Ммм? Мой-то? Ах, да, — спокойный размеренный тон. — Отдыхает. У нас впереди много дел. Мой. Нас. Он не знал, что почувствовал, услышав эти слова.        Ночь Леон встречал, сидя на кровати в своей комнатушке. Он облокотился о спинку, упер подбородок в колени и тупо смотрел на дверь. Он добился высоких результатов в искусстве самообмана и успокоился. Только он не мог лечь спать. Он пытался, но крутился на кровати, мучился, уставившись глазами в смутно белеющий в свете маленькой лампы потолок. Сидеть так было гораздо удобнее. Он устало закрывал глаза, открывал, смотрел на часы и понимал, что теряет по десять-пятнадцать минут. Он вырубался от изнеможения. Утренний визит Симмонса казался далекой и неважной вещью. Он не о чем не думал сейчас. Он снова вырубился, как вдруг услышал голоса за дверью. Один голос он сразу узнал — майор Джек Краузер. Он остановился где-то рядом с дверью и разговаривал с коллегами. До Леона смутно доносились обрывки слов. Лучше всего он слышал именно этот, низкий голос с хриплыми рычащими нотками. — Любой генерал — это отупевший полковник. Помню этого уебка еще по… Леон слышал смех, какие-то армейские сплетни. Пожелание друг другу спокойной ночи. Голоса затихли. Дальше по коридору хлопнула дверь. Леон закрыл глаза, открыл, понимая, что снова потерял минуты. И увидел в дверях Джека Краузера. Майор бесшумно зашел в комнату, хлопнул рукой по выключателю и Леон зажмурился — его ослепил верхний свет. Перед глазами заплясали пятна. Через мгновение зрение восстановилось. Леон не понимал, почему просто сидит, смотрит и молчит. Это была какая-то эмоциональная кома. Майор скинул обувь в дверях и аккуратно поставил ботинки рядом с ботинками Леона. Отвернулся и Леон услышал тихий скрип замка и звон ключей. На Леона майор не смотрел. Повесил куртку на стул. Порылся в карманах. Подошел к тумбочке у кровати. Леон видел, как на его тумбочке появились выложенные аккуратно в ряд: бутылка минеральной воды, упаковка влажных салфеток, связка ключей и тюбик с каким-то гелем. Майор развернулся и пошел в душевую. Леон услышал шум воды в раковине и спокойное: — Так. Где мыло? А, вот. Леона накрыло странное чувство. Словно он со стороны наблюдал за человеком, который просто вернулся с работы домой. К своему… к кому? Это обыденность вдруг напугала его до дрожи. Он снова почувствовал озноб. На голых руках и ногах забегали мурашки и он поежился, обхватив себя руками. Наконец майор вышел из душевой и встал над ним. Леон не мог заставить себя открыть рот или сдвинуться с места. Но он слышал лихорадочный стук сердца в ушах, его ладони вспотели, а лоб покрылся испариной. Его знобило все сильнее. Майор медленно оглядел его с головы до ног. Полез в карман и кинул ему на кровать телефон. Леон медленно перевел взгляд на телефон и обратно. Он почему-то не мог смотреть в глаза майору — он уставился на блестящий в ярком свете армейский жетон. — Я вижу, что ты… — он услышал тихий смешок, — немного волнуешься. Предполагаю, тебе нужна помощь. Джек Краузер помолчал, давая ему время осознать этот простой факт. — Ты можешь позвонить мамочке или папочке. Леона оглушило на мгновение. Это была чисто физическая боль. Он думал, что пережил смерть родителей, что последующие события перекрыли те воспоминания детства, но… — А. Прости, Кеннеди, — жетон сверкнул, на мгновение ослепив его. Голос стал протяжным, издевательски сочувственным. Потом — насмешливо-равнодушным. — Я забыл, что папа с мамой вне зоны доступа сети. Леон медленно поднял глаза выше. Увидел плотоядную ухмылку на шрамированых губах. Пристальный ледяной взгляд. Он смотрел в эти глаза и молчал. Он смутно чувствовал боль — он царапал себе предплечье короткими, обломанными на тренировках ногтями. — Ты можешь сделать звонок другу, — майор чуть склонил голову и замолчал, словно давая ему возможность сделать этот звонок. Леон моргнул и вдруг осознал с кристальной ясностью — ему некому звонить. Некому. И следом в висок ударила четкая мысль. Ты мог бы позвонить только одному человеку. Вопреки всему. И он сейчас стоит перед тобой. Джек Краузер словно прочитал его мысли. — Я снова забыл. Ведь у тебя никого нет. Никого нет — эхом пронеслось у него в голове. — Кроме меня. Да. Все верно. Майор улыбнулся. — Тогда звони в Службу спасения. Пожарным. В фонд защиты животных, — майор задумался, приподняв бровь. — В Макдональдс. У тебя пять минут. Леон пытался заставить себя сказать хоть что-то. Прекратить это. И не мог. Майор Краузер сложил руки на груди, кинул взгляд на часы и следующие невыносимо долгие минуты просто стоял над ним. Холодный взгляд гулял по его лицу, волосам, плечам, предплечьям в разноцветных синяках, бледнеющих старых и свежих, сегодняшних. По голым ногам с разбитыми коленями. Майор взглянул на часы. — Время вышло. Развернулся к двери, а Леон не мог отвести взгляд от места, где только что маячила огромная фигура. Он услышал щелчок выключателя и яркий свет погас. Остался лишь полумрак и теплый свет маленькой лампы у изголовья. Майор снова возник перед ним. — Ты сделал свой выбор, Леон. И вдруг оказался совсем близко. Просто кинул его на спину, под себя. Леону показалось, что он теряет ничтожные фрагменты своей жизни. Он оказался без футболки. Без белья. Его прижали к кровати — майор сжал его запястья, словно ожидая сопротивления, но он по-прежнему не мог сделать лишнего движения. Ему казалось, что он просто сломался — не выдержал. Ему казалось, что он не дышит и не моргает. Только сердце все также стучало в виски оглушающим ритмом. Джека Краузера все устраивало. Он аккуратно завел ему руки за голову, и Леон почувствовал поцелуи — на скуле, шее, ключицах. Горячие ладони огладили его грудь и Леон вдруг понял, как часто он дышит. Словно в лихорадке. И он понял каким-то чутьем, что майор его целует и ласкает не для того, чтобы доставить удовольствие, вызвать какую-то реакцию. Джеку Краузеру просто нравилось трогать, гладить и целовать что-то свое. Он принюхивался, пробовал его на вкус. Словно хищник. В голове возникла картинка из давно виденного фильма про саванну. Как большая хищная кошка играет с полумертвой жертвой, тыкается клыкастой мордой в окровавленный бок, мягко касается лапой — но в любой момент она готова вонзить в добычу клыки и исполосовать кинжальными когтями. И вдруг он очнулся. Его окатило отвращением. Страхом. Злостью. Он задергался, попытался ударить раз, второй, скинуть с себя это горячее, чужое тело… Его оглушила пощечина. Одна, вторая. — Отлично, — он услышал низкий рычащий голос. — Мне не хотелось трахать живой труп. Он продолжал бороться, вспомнив вдруг все уроки и советы. В какой-то момент ему почти удалось скинуть майора с себя. Он слышал довольное: — Вот это было неплохо, Леон. Молодец. Но он выдыхался, удары были все слабее, он снова получил пощечину и услышал стук своих зубов. Здоровая ладонь схватила в горсть его волосы и ударила голову о спинку кровати. В глазах потемнело, но он продолжал сопротивляться, как вдруг услышал совсем близко, в коридоре, голоса. Он не знал, сколько было времени — скорее всего, была пересменка дежурных по базе. Леон замер. Люди были совсем рядом. За стеной. Он слышал смех и разговоры. — Тебе везет, моя принцесса, — майор ухватил его запястья и снова завел за голову, вжимая в подушку. — Второй шанс, — низкий голос прошептал в самое ухо. — Зови на помощь, Леон. Поцелуй в шею, под ухо. Леон слышал отрывки фраз… что-то про завтрашнюю проверку из центра… баскетбол… — Не видел жену и дочку уже месяц, — Леон узнал этот голос. Он часто видел этого человека рядом с майором, вроде бы они служили вместе где-то в Азии… Что-то про отпуск, про авто… — Что случило-о-ось? — протянул майор едва слышно и поцеловал его в скулу. — Ты решил вести себя хорошо? Снова поцелуй в шею. — Твой выбор, мой мальчик. Леон слышал смех из-за двери. Майор отпустил его и Леон остался неподвижным. Он боялся издать лишний звук. Он был в ужасе, что кто-то может увидеть его сейчас таким… Джек Краузер приподнялся на локте, протянул руку к тумбочке, Леон услышал щелчок и почувствовал легкий, чуть сладкий аромат. Его затошнило от этого запаха и он прикусил губу. — Раздвинь ноги шире, — горячее дыхание обожгло шею. И он послушался. Влажные пальцы прошлись по бедру, скользнули в ложбинку между ягодиц. — Такая нежная кожа, — прошептал майор. Леон уставился в потолок, слушая разговоры за дверью. Там спорили, где отмечать повышение по званию. Палец уперся ему между ягодиц, массируя вход по кругу, проверяя. — Так не пойдет, Леон, — майор Краузер щелкнул пальцами перед лицом, и Леон опустил глаза ниже. Встретил прищуренный взгляд серых глаз. Нахмуренные брови, перечеркнутые шрамом. — Ты должен расслабиться, — майор говорил едва слышно, но очень четко. — Дыши. Короткий вздох и медленный выдох. Леон снова послушался. Начал дышать, как было сказано. А майор склонился к нему близко-близко, они почти касались губами. Он гладил его волосы, нежно перебирая пряди, и смотрел прямо в глаза немигающим взглядом. Вторая рука сжимала его ягодицу, скользила влажными пальцами вверх-вниз по ложбинке, останавливаясь ненадолго, приподнимая его под задницу, прижимая крепче к твердому животу и возбужденному, уже влажному члену. Он чувствовал, что и его кожа на животе становится липкой от чужого возбуждения, но сам он не чувствовал этого, нисколько, но и отвращения тоже не чувствовал. Он просто хотел, чтобы все закончилось быстрее. — Ты вкусно пахнешь, Леон… Леон старался дышать, а все эти методичные, странно аккуратные движения вдруг захватили его. Его сознание потеряло ясность, а тело обмякло в чужих руках. И он почувствовал один палец уже внутри себя, глубоко, он даже не заметил, как… Он смотрел расплывающимся взглядом в лицо напротив, видел совсем близко довольную усмешку и услышал тихое: — Отлично, мой мальчик. Молодец. За стеной утомленно спорили о выборе напитков на вечеринку.        Леон чувствовал едва заметную тянущую боль — ничто по сравнению с тем, что он получал ежедневно. Джек Краузер прервался на долю секунды, непривычное ощущение ушло — а в воздухе снова сгустился легкий сладковатый аромат смазки. — Не хочу делать тебе больно, — хриплое и удивительно честное. Искреннее. Ощущения вернулись, и Леон чувствовал в себе уже два пальца. Поцелуи на шее. Легкие укусы. Майор внимательно вглядывался в его лицо, высматривая признаки физического дискомфорта. Леону казалось это абсурдным, смешным, нелогичным. После всего… он запретил себе думать и первый раз за эту ночь прошептал: — У меня все в порядке… Майор едва заметно улыбнулся ему, услышав эти слова. Он слышал тихое влажное хлюпанье своей задницы, смех за дверью и мерное, потяжелевшее дыхание человека на нем. Звериный взгляд потемнел, губы сжались, и Леон понял, что майор еле сдерживается и заставляет себя не спешить. Это тоже было абсурдно. Еще абсурднее то, что ему сейчас это было… приятно. Да. Приятно. Джек Краузер заботился о нем. Ему было не все равно. Тянущая боль усилилась, движения стали резче и он со стыдом понял, что в него входят уже три пальца по костяшки, очень глубоко, почти беспрепятственно. Его тело его предало. Он по-прежнему не чувствовал возбуждения. Лишь что-то смутное, извращенное, на уровне эмоций — словно он наказывал себя за слабость. Словно считал, что виноват и заслуживает… Наконец пальцы оставили его тело с долгим влажным звуком, майор заставил раскинуть ноги еще шире, подхватил рукой под поясницу и медленно вошел. Леон видел белозубую торжествующую улыбку. Услышал тихий вздох удовлетворения. Майора Краузера совершенно не волновало, что он ни капли не возбужден. Он просто хотел его трахнуть и делал это. Леон почувствовал глубокий толчок в глубь тела и его оглушил резкий скрип кровати. Голоса за дверью удалялись дальше по коридору, а майор усмехнулся: — Кровать заменим. Чтобы нам было удобнее. Леон вдруг понял, что это — не закончится быстрее. Это не разовое наказание или сиюминутный каприз. Это будет продолжаться. Завтра. Или через неделю. Через месяц. Он смотрел в довольные глаза и понимал, что это — навсегда. Он дернулся в инстинктивном ужасе, зажался, а глаза напротив стали ледяными и жестокими. Майор схватил его за горло, чуть сжав. Он продолжал сопротивляться, ударил кулаком, промахнувшись мимо подбородка, но попал в грудь. Прочитал в насмешливом взгляде «Неплохо. Но недостаточно хорошо», и ладонь на горле сжалась сильнее. Майор двинул бедрами, Леон снова дернулся, попытался ударить, и чем больше он дергался, тем сильнее рука сжимала шею. С каждым толчком бедер, с каждой его попыткой сопротивления, кислорода становилось все меньше и меньше, он начал задыхаться, хватать ртом воздух, в глазах потемнело, сжимался на члене и сквозь пелену видел, что майору это нравится. Он стал всхлипывать, хрипеть и наконец сдался, закинул ноги на мощные бедра, без подсказок, безвольно опустил руки на широкие плечи с четкими рельефными мускулами. Ладонь моментально разжалась, погладила его шею в странной заботе. Джек Краузер игриво прикусил ему мочку уха и прошептал: — Хороший мальчик. Просто расслабься. Леон слышал скрип кровати, шлепки бедер о бедра, влажные пошлые звуки секса — как в каком-то порно с его собственным участием Он сдался. Просто терпел и слушался. Майор прикусывал ему шею, сжимал плечо, ласкал пальцами поясницу, подхватывал под бедра его бессильное тело, а Леон снова погрузился в извращенные темные эмоции покорности и смирения. В конце он оказался на животе. Майор вздернул его бедра вверх, поставив на разъезжающиеся дрожащие колени, снова вошел в него. — Прогнись в спине. Одна рука надавила ему на поясницу, вторая вцепилась в бедро, зафиксировав на месте. Леон послушно прогнулся и получил шлепок по ягодице. — Сильнее, Леон. Рука снова надавила на поясницу. Он снова послушался и услышал довольное и немного задыхающееся: — Идеально. И через несколько минут быстрых резких движений ощутил, как внутри него растеклось горячим. Майор застыл в нем на несколько мгновений, поглаживая его бедра, и наконец вышел из него, опустошенного и измученного. Леон упал на матрас, закрывая глаза. Наконец-то. Он хотел свернуться калачиком, думая, что Джек Краузер сейчас уйдет, оставив его как использованную тряпку, но майор улегся на бок, положил его рядом с собой, прижался грудью к спине и поцеловал в висок. — Вот и все, Леон. Ты молодец. Он тупо смотрел в стену напротив минуту, другую, третью и снова чувствовал ладонь в волосах. Позже майор приподнялся на локте, протянул руку к тумбочке. Сначала была минеральная вода, которую Леон без возражений пил из горлышка — столько, сколько посчитал нужным майор. Потом — влажные салфетки, показавшиеся ему очень холодными. Джек Краузер тщательно вытер ему бедра, прошелся между ягодиц, поцеловал в плечо и снова уложил на бок. Его вдруг зазнобило, заколотило мелкой дрожью, и майор прижался к нему сильнее, обвивая горячими руками, сунув колено между ног. Леон не понял, как заснул — просто вырубился в одну секунду, без мыслей и эмоций.        Леон резко открыл глаза, пытаясь понять, где он и сколько прошло времени. За окном было темно. Он лежал на боку, чуть поджав ноги. Ему было жарко — к спине прижималась горячая грудь. Он чувствовал лопатками глубокое, размеренное дыхание. Опустил глаза ниже — увидел мускулистые предплечья с сеткой тонких шрамов, широкие ладони, сцепленные замком вокруг его талии. Он извернулся, стараясь освободиться, но услышал над ухом низкий хриплый шепот. Без малейшего признака сонливости. — Все нормально, Леон. И вдруг тихо рассмеялся. Он пытался сдержать этот идиотский смех и через мгновение у него получилось. Да, теперь это для него — нормально. Абсолютно нормально. — Вы следите, чтобы я не вскрылся в душевой, майор Краузер? — он по-прежнему не понимал, почему майор остался с ним ночевать на узкой койке. Зачем? Ведь он сделал, что хотел. — Можешь звать меня Джек, — он почувствовал теплое дыхание затылком. — Когда мы наедине. В любой другой ситуации — все остается без изменений. Майор прижал его к себе крепче. — Что же касается твоего вопроса, — Леон перестал удивляться спокойствию этого голоса. Действительно, все же нормально… — Почему ты должен вскрываться в душевой? Ты же сам сделал выбор, — Леон снова услышал эту фразу. — Значит, тебя все устраивает. Открыл было рот, но… не смог сказать ни слова. Он внезапно с режущей душу ясностью осознал. Все так. Это был его выбор. Майор дал ему телефон. Он мог позвать на помощь. И не сделал ничего. Все это — его выбор. Его оглушила эта мысль. Он почувствовал себя больным. Извращенным. Слабым. Что с ним произошло? Он же не был таким раньше… Он задрожал всем телом. Майор молчал, лишь прижимал его к себе и легко целовал в шею. Позже Леон слышал тихое: — Тише, тише, ш-ш-ш… — словно он был плачущим ребенком, а майор… Джек… старался его успокоить. И он действительно успокоился. Или у него не было больше сил. Леон устало прикрыл глаза, пытаясь не думать… А Джек вдруг расцепил руки и стал просто гладить его — по животу и по груди. Это было приятно. Леон панически вздогнул, но крепкие ладони держали его на месте. Он был обессилен и быстро сдался. — Не сопротивляйся, Леон, — прошептал Джек. Леону вдруг захотелось, чтобы ему стало хорошо. Хотя бы на мгновение. На минуту, две, пять, десять минут. Неужели он настолько плох и недостоин такой мелочи? Он точно знал, что позже будет проклинать себя за это нелепое в его ситуации болезненное желание, но сейчас это было неважно. Он не мог вспомнить, когда ему было хорошо — он так устал. Джек медленно гладил его тело и шептал в ухо: — Поскольку ты не помнишь… — поцелуй в шею, и Леон почувствовал волну тепла в теле, — и не знаешь, что тебе доставляет удовольствие… Шершавая ладонь огладила живот, а Леон откинул голову назад, подставляясь под влажные поцелуи и тихо вздохнул. — Мы будем изучать… Леон потерялся в ощущениях. Ему казалось, что каждое касание грубых рук обжигает его кожу. Он вдруг заметил, что дышит тяжело и часто, кусает губы, едва сдерживая стоны. Он смущался — у него почти не было опыта, тем более с мужчиной, он просто не успел, и теперь… Он чувствовал, что Джек прислушивается к каждому звуку, замечает каждое движение. Он чуть повернул голову и уставился в стальные серые глаза. Сейчас они казались очень темными, почти черными. Джек смотрел на него смущающе пристально и едва заметно улыбался. Придвинулся ближе и они соприкоснулись губами. Это не было поцелуем. Просто странноватое проявление близости. Словно Джек хотел поймать каждый его вздох и каждый едва слышный всхлип. Леон выгибался под крепкими руками и видел, как это нравится Джеку. Он оторвался от него на секунду и Леон снова учуял этот сладковатый запах. Сейчас этот аромат был приятным. Джек смазал пальцы, и через минуту Леон спрятал лицо в подушку. Ему было очень хорошо. Горячие пальцы медленно ласкали его член, проводили по внутренней стороне бедер, ставшей вдруг пугающе чувствительной. Все его тело было чувствительно сейчас. Он бы испытал оргазм очень быстро, но Джек решил за него, что нужно растянуть удовольствие. Другая ладонь скользнула за спину, огладила поясницу, оставляя влажные прохладные следы, и скользнула между ягодиц. — Это тоже может доставлять удовольствие, Леон… — хриплый шепот вдруг стал очень волнующим. До помрачения приятным. Два пальца скользнули внутрь, и Леон смутился — как легко это получилось. Но волны приятного тепла снова захватили его, а Джек шептал, целуя его шею, прикусывая кожу, нежно и аккуратно: — Чтобы у нежной задницы не было плохих воспоминаний от первого раза, — Леон знал, что Джек улыбается сейчас. Пальцы нащупали что-то у него внутри, нажали, и Леон едва не простонал в голос. — Мы поработаем с ней еще раз… Его тело сейчас принадлежало не ему. Он мог лишь тихо постанывать от наслаждения и жалко просить, не понимая толком о чем. Просто «пожалуйста, Джек, пожалуйста» и слышал в ответ: — Мы не торопимся, Леон. Просто расслабься… Он послушался и долгие минуты плавал в сладком тумане, заласканный теплыми руками спереди и сзади. Наконец Джек ускорил движения и его накрыл оргазм, сильный до темноты в глазах. Он закрыл глаза, слыша словно сквозь толщу воды: — Молодец, Леон, — и снова сухие губы на виске с целомудренным и чистым поцелуем.        Леон проснулся рано утром. Один. Странно, но он чувствовал себя более-менее неплохо. Все нормально, Леон. Он полежал полчаса. Вспоминая и анализируя вчерашние сутки. Не давая себе погружаться в другие воспоминания. Сейчас это было лишним. Он поднялся и полез в душ. Вдруг заметил, что слишком сильно трет себя мочалкой, задевая едва затянувшиеся ссадины. Словно чувствовал себя грязным. Вышел из душа и посмотрел на себя в зеркало, провел пальцами по подбородку. Щетина у него особо не росла, но он все равно намазал скулы пеной и быстро побрился. И даже не порезался. Почистил зубы, умылся, тщательно расчесал волосы. Еще раз взглянул на себя в зеркало. Надо было спешить на завтрак. Он знал, что должен сделать.