Special training

После завтрака Леон быстрым шагом дошел до арсенала. Постучал и зашел внутрь. — Чего тебе, Кеннеди? — он не помнил, как зовут этого офицера, даже не знал его. Но оказалось, что его знают. — Боевое оружие выдается под роспись инструктора и в его присутствии, — сообщил ему офицер, выслушав его просьбу. Леон и так об этом знал. — Майор Краузер сказал, — Леон поднял глаза к потолку, словно вспоминая, — что у него «нет времени на эту ебанину». И прислал меня. — Узнаю Джека… — пробормотал офицер, взглянул на Лена и исправился, — майора Краузера. В какой модификации? К этому вопросу Леон был не готов, но выкрутился: — Стандартный вариант. Он получил желаемое и вежливо поблагодарил. — Скажи майору Краузеру, чтобы в конце смены зашел ко мне и поставил закорючку в журнале. Не забудь. Леон пообещал не забыть и развернулся было к выходу, но услышал: — Тебе, наверное, трудно с майором, — офицер замолчал, словно сомневаясь, продолжать или нет. — Я знаю его больше десяти лет. Он — лучший командир, которого я встречал. После первых потерь в отряде он хотел уволиться из армии. Винил себя… Он переживает за каждого… — Извините, пожалуйста, — вежливо прервал поток слов Леон. Он торопился. Трогательные истории про майора Краузера его сейчас не интересовали. Леон уже знал все, что ему нужно. — Но я спешу на тренировку. И мне совсем не трудно. Он улыбнулся: — У меня все нормально. Леон убрал нож за пазуху и вышел из арсенала.        — О, моя принцесса страшна в гневе, — он старался не отвлекаться на подъебки. Он знал, что майор делает это специально. Но в какой-то момент все-таки потерял контроль. Но это было неплохо — его гнев дал ему сил. — Я убью тебя… Он ничего не видел, кроме огромной фигуры перед глазами. Ему казалось, что все, абсолютно все, что случилось с ним плохого, сгустилось непроглядной тьмой и воплотилось в человеке напротив. В этих холодных серых глазах, в поджатых губах, кривящихся в едкой насмешке. В этих руках, которые он чувствует до сих пор на каждом сантиметре тела. Он снова атаковал, но ошибся, открылся и получил унизительный шлепок по лицу. Словно майор наказал непослушное животное. Словно он был недостоин большего. Зрение заволокло багровым, он ударил и вроде бы даже достал… — Неплохо, Кеннеди. Но следи за эмоциями. Он не знал, сколько прошло времени. Это было неважно. Он не собирался сдаваться. Он снова ошибся, майор вывернул ему руку, откинул от себя как куклу и Леон получил ботинком пониже спины, упал на колени, на мгновение потерявшись в пространстве. — Вот именно. Это твое место, принцесса. На коленях передо мной. Сука. — Осталось только занять этот миленький ротик чем-то более полезным. Он вскочил на ноги и собрался. — Давай. Покажи, что у тебя есть, — хриплый голос стал серьезным. И очень мотивирующим. Леон ненавидел этот голос. Он не хотел его слушать. Он сделает все, чтобы этот человек замолчал навсегда. — Как скажете, сэр… Он пропускал удары, но не чувствовал боли. Он ни о чем не думал. Ему было важно лишь одно — уничтожить все это. Прекратить. Это была его цель. — А что будет, если у тебя получится убить меня, Кеннеди? — долетало до него сквозь шум крови в ушах. — А нихуя не будет, сэр, — рычал Леон сквозь зубы. Он увернулся от удара и контратаковал. — Я оставлю ваш труп за спиной и даже не оглянусь. Он получил хороший удар с ноги под колено, но увеличил дистанцию и добивающий прошел уже мимо. — Буду жить дальше и забуду вас. Майор смеялся над ним, уклоняясь от удара, и издевательски-заботливо напоминал: — Дыхание. Держи дыхание. Он получил несколько ударов поддых, но устоял на ногах. Он падал с одного такого удара раньше, но не сейчас. Он ничего не чувствовал — ни боли, ни сомнений. Он вспоминал себя вчера — беспомощного и слабого, ни способного к малейшему сопротивлению. Руки, скользящие по его телу. Он хотел все исправить. Он хотел исправить себя… Он все-таки оказался на полу, увернулся от армейского ботинка с тяжелой рельефной подошвой, вскочил на ноги и снова атаковал. И еще раз. И еще. — Давай. Ты можешь, Леон, — майор подбадривал его, пытаясь зайти за спину. Звук своего имени этим голосом был отвратителен ему. — Я ненавижу тебя.        Все прекратилось внезапно. Леон сидел на полу и смотрел на свои пустые руки. На ободранные в кровь костяшки и исполосованные предплечья. Что-то липкое под носом и на губах — вытер лицо ладонью и понял, что это его кровь. Он попытался подняться и понял, что не может. Словно у него был перебит позвоночник. — Молодец, Кеннеди, — прозвучал над ухом хриплый голос с нотками удовлетворения. — Практически идеально. Он поднял глаза. — Идеально будет, когда ты меня убьешь, — ровно и без эмоций произнес Джек. Майор присел на корточки перед ним, провел рукой по волосам, откидывая растрепанные слипшиеся от пота волосы назад. Провел пальцами по ободранной скуле. — Тебе хорошо, Леон? — тихо спросил Джек. Ему было плохо. Невыносимо больно и страшно. Он попытался ответить, но не смог. Горло снова сжалось тисками, словно его душила какая-то невидимая сила, поднимающаяся откуда-то из глубины души. И на этот раз он проиграл. Глаза заволокло туманом. Он моргнул, пытаясь вернуть четкость зрения, и ощутил что-то мокрое на щеках. Он не понял, что это, возможно, кровь из рассеченной брови, или… он снова вытер лицо и вдруг понял, что это слезы. Он не помнил, когда плакал последний раз. Наверное, в далеком детстве. Вдруг он почувствовал тяжелые руки на плечах. Джек притянул его к себе, обнял, осторожно, словно он был очень ломким сейчас, хрупким как стекло, а Леон уткнулся носом куда-то между мощным плечом и шеей, в ключицу, прижался к широкой груди и замер так, без движения. А слезы продолжали литься из глаз сами собой. Он чувствовал тяжелую ладонь, что гладила его по голове, и слышал тихое и спокойное: — Не сдерживайся… Отпусти… Разреши себе… А он не мог остановиться, прижимаясь крепче, цепляясь ободранными пальцами в твердую спину. Он поднял лицо выше, ощутил щекой теплую кожу и почувствовал губами мерный пульс, вздохнул аромат крови, пота и металла. Это было приятно. Он не знал, сколько так просидел, ему даже показалось, что он отключился на какие-то минуты. Просто в какой-то момент Джек отстранил его от себя, поднял на ноги и подвел к стене, усадил поудобнее и встал над ним, сунув руки в карманы. Леон знал, что майор ждет ответ на свой вопрос. И что его ответ должен быть честным. Он прислушался к себе. — Мне хорошо, Джек. Ему действительно было хорошо. Так, как никогда раньше. Словно он вырвал из себя часть души — вырезал на живую, с кровью и болью. Эта часть была испорчена. Она была устаревшей — рудимент прошлой жизни, ненужный и отравлявший его день за днем. Осталась пустота и легкое сожаление о чем-то далеком, когда-то важным, но утратившим смысл. Майор молчал долгую минуту, разглядывая его, словно сверяя его ответ и свои личные наблюдения. Подводя промежуточный итог. Наконец уселся рядом, плечо к плечу. — Сброс до заводских настроек прошел удачно, Леон. Джек легко улыбнулся ему. Но его глаза были холодными и внимательными, будто он продолжал наблюдать, отмечая каждую мелочь, присматриваясь, планируя… — Я доволен тобой. Они просидели полчаса в тишине. — У тебя есть вопросы ко мне? Леон молчал, слепо уставившись на разодранные руки. — Подумай, — прозвучал краткий приказ. — Спроси первое, что приходит в голову. Леон задал вопрос, ответ на который был для него сейчас абсурдно важен. — Ты… — он пытался подобрать слова, но сил не было, и он спросил прямо, — ты трахнул меня ради этого? Джек посмотрел на него снисходительно, словно на неразумного ребенка. — Я трахнул тебя. И буду трахать. Потому, что могу. И хочу. Остальное — просто побочный эффект. Бонус. Леон увидел, как холодные серые глаза потемнели, вглядываясь в его лицо. Джек снова стал похож на довольного хищника, как тогда, ночью. За льдом в глазах он увидел что-то горячее и мрачное, черное, но болезненно притягательное. Ему нужна была эта темнота. Хорошо, пусть так. Потому что может и хочет. Леон решил, что думать именно так — легче для них обоих. Они просидели молча еще полчаса, просто прижавшись друг к другу. Леон внезапно обнаружил, что у майора ободрана скула и разбита бровь, а на подбородке наливается темным синяк. Он не понял, откуда… Посмотрел на мощные руки и увидел длинный порез на бицепсе. Разбитые, как у него, костяшки. Порезанные пальцы. Наверняка, были и еще раны, которых он сейчас не видел. — Да. Это ты, Леон. Он потерялся на мгновение, вспомнив себя… Он не знал, что сказать и опустил голову, пряча лицо за волосами. Но Джек мягко коснулся его подбородка и в следующее мгновение они встретились глазами, близко близко. — Иногда мы должны причинять боль, — сейчас Джек говорил и о себе. Леон знал, что это — не извинение и не сожаление. Просто объяснение. Объяснение прошлого, настоящего и будущего. — Причинять боль даже тем… Джек вдруг резко замолчал, оборвав себя на полуслове, поднялся на ноги и развернулся к нему спиной.        Леон всегда знал, что мелькнуло между ними тогда, в этом молчании. Тем, кого мы любим. Они никогда не говорили об этом. Молчать было легче — для них обоих.        — Заснул? — резкий окрик поднял его на ноги. Леон поморщился — у него вдруг заболело все и сразу. — Отходняк, — спокойно прокомментировал майор. — Пошли. Приведу тебя в порядок и уложу в койку. Леон похромал к выходу, рассматривая широкую спину. Он мечтал об отдыхе. Но сейчас усталость была приятной. Ему действительно было хорошо. Спокойно. Джек вдруг оглянулся через плечо: — Пойдем через арсенал. Надо сдать перочинный ножик. Хотя у меня нет времени… «на эту ебанину». Леон, еще недавно горящий жаждой крови и убийством майора Краузера, почувствовал стыд. — А откуда вы… — он автоматически перешел на официальное обращение. Ему было трудно обращаться к майору по имени, хотя сейчас они были наедине. — Я не пользуюсь ножами в стандартном исполнении. Об этом знают все, салага. Леон вздохнул. — Наверное, надо извиниться перед… — пробормотал он. Джек резко оборвал его на полуслове: — Зачем? Я подтвердил твои слова. Заодно послушал, какой ты — вежливый и милый мальчик. Тон стал снисходительно-насмешливым: — Потом написал завещание. Стал молиться и ждать своей участи. Леон уставился в пол. Он почувствовал себя глупым нашкодившим ребенком. И он был уверен, что майор этого и добивался. — Естественно, ты будешь наказан за проступок, — майор посмотрел на него, нахмурив брови, и отвернулся. Они вышли из зала и пошли к арсеналу. — Бедная маленькая задница… Серые льдистые глаза мечтательно уставились в небо. А потом — на него, искоса, с смешливыми морщинками у глаз. В хриплом голосе звучала искренняя грусть. — Мне так жаль, Кеннеди. Когда я думаю о том, что ждет эту нежную задницу… Тяжелый вздох. — Мое сердце сжимается от жалости. Но я должен. Леон поймал еще один взгляд, полный печали и сочувствия к его пятой точке. — Придется перекинуть через колено… спустить штанишки… В хриплом голосе появились мягкие вибрирующие нотки — словно большой хищник мурлыкал от удовольствия. — И отшлепать эту беззащитную задницу. Пока она не станет такой же ярко розовой, как твои щеки сейчас, Кеннеди. Майор закинул ему руку на плечо — вовремя. Видимо, заметил, что Леон панически оглядывается, собираясь сбежать. — Конечно, мне совсем не хочется наказывать ни в чем не повинную задницу… — голос стал еще печальнее. — Мне кажется, вы сейчас лукавите, сэр, — Леон позволил себе дерзость перебить майора Краузера. Ему показалось, что Джек увлекся этой идеей… — Недоговариваю, — строго одернул его Джек. — Обманывать офицеров — нехорошо. Кстати, я благодарен, что ты не взял пистолет-пулемет или дробовик. Майор состроил невинные глаза и отыграл на два голоса: — «Майор Краузер сказал выдать мне винтовку…» — «В каком исполнении?» — «С подствольным гранатометом…» — Майор, пожалуйста… — едва слышно прошептал Леон. Естественно, на него не обратили внимания. — Спасибо за это, Кеннеди. Я очень тебе благодарен. Леон наконец не выдержал и рассмеялся. Он не помнил, когда он смеялся в последний раз. Смеяться сейчас после всего было странно. Но очень легко. Словно он сейчас и он еще пару часов назад — два абсолютно разных человека. — Но задница все равно обречена, — подытожил майор похоронным тоном. Леон увидел, что сейчас майор улыбается, как на том, старом фото. Почти такой же открытой белозубой улыбкой. Почти.        Они уже почти прошли штаб, как налетели на выходящих из дверей офицеров базы. Кого-то Леон уже знал, кого-то видел в первый раз. — Сейчас начнется, — мрачно проговорил майор. — О, майор, давно не виделись… — конец фразы инструктор договорил явно на автомате. Леон видел, как расширились в шоке глаза, оглядывая лицо Джека. — А что с тобой случилось?.. — офицер перевел глаза на Леона. Потом снова — на майора. Джек остановился и сложил руки на груди. — Неужели… Эй, народ… смотрите… Через секунду их окружил «народ». Повисло молчание. Леон видел изумленные взгляды — то на его лицо, то на лицо Джека Краузера. Если его разбитое лицо не было чем-то сенсационным, то лицо майора… Джек выдержал театральную паузу и рыкнул: — Да. Вы все правильно поняли. Мой ученик разбил мне лицо. Леона оглушило. На разные голоса звучало «охренеть», «не может быть», «это какая-то шутка», «глазам не верю», «невероятно», «самому Джеку Краузеру». А майор стоял, усмехался и говорил: — Да, это мой мальчик сделал. Леон слышал искреннюю гордость в голосе и видел тепло в взгляде, когда на него смотрел Джек. Ему стало еще лучше. Его хлопали по плечу и говорили «Кеннеди, ну ты даешь!» и «Кеннеди, ты гений». Майор насмешливо щурился и говорил: — Вот. Смотри, Кеннеди. Как эта стая товарищей радуется, что я получил в лицо. Вот что из себя представляют люди. Звучал смех, а Леон вдруг увидел за ироничным тоном и смешинками во взгляде что-то еще, глубоко спрятанное. Трагичное и болезненное. Джек Краузер был невысокого мнения о людях и у него явно были на это основания. Он видел испытующие пронизывающие взгляды на себе и теперь понял, что майор — присматривался к нему не просто так… — Через неделю начнется курс по огнестрелу. Посмотрим… — Леон услышал голос инструктора, принимавшего у него вступительные по стрельбе. — Пошел ты на хер, дорогой друг, — заявил ему майор. — Кеннеди принадлежит мне целиком и полностью, — Джек закинул ему руку на плечо и заглянул в глаза. — Верно, Кеннеди? Ты — мой? И Леон снова увидел за этой шутливой фразой те оттенки и смыслы, что предназначены только для них двоих. Он не питал иллюзий и знал, что сегодняшний день ничего не значит. Что завтра за малейшую ошибку он получит сполна от своего учителя — так, как никто здесь не получал. Что ему будет невыносимо тяжело и больно. Иногда мы должны причинять боль даже тем… Он сам сделал выбор. И ответил: — Все верно, сэр. Целиком и полностью, — и улыбнулся. — Слышал, мудила? Твое дело — освободить мне стрельбище и завидовать издалека. Джек уже отвернулся, но Леон видел в его глазах темное удовлетворение. Они постояли еще минут пять, майор смеялся и шутил, а Леон молчал и терпел похлопывания по плечу и шквал восторгов по поводу своей персоны. Это было непривычно и смущало, и в какой-то момент он инстинктивно прижался к мускулистому плечу рядом и сделал шаг назад, словно прячась за спину Джека. — Так, все. Отвалите. Что-то вы сильно возбудились, господа, — в ту же минуту прозвучал резкий голос майора. — Мы вообще-то заняты. Мы. — Ты должен проставиться, Джек, — отпускать их не хотели. — А вам бы только побухать на халяву, — проворчал майор. Раздался возмущенный ропот. — Ладно, — Джек смягчился. — В девять вечера, где обычно. Наконец их отпустили.        Леон наскоро сполоснулся и упал в кровать. Он ни капли не удивился, что пока он сидел в комнате майора Краузера, койку ему успели заменить на новую. Майор оставил его на секунду и вышел на разговор. Он слышал смех и: — Та была узкая. Ребенок крутится и падает с постельки. Спасибо, ребята. Джек вернулся к нему, осмотрел еще раз все травмы и приказал: — Иди к себе. Отдыхай.        Он проснулся много позже, услышав звон ключей. Джек включил свет, и Леон спрятал лицо в предплечье — слишком ярко. Он слышал шум воды в душе и едва слышные шаги по комнате. Наконец Джек включил лампу у кровати, и щелкнул выключателем. Леон открыл глаза и сонно жмурясь наблюдал, как на его тумбочке появился знакомый набор предметов. Джек скинул с бедер полотенце и вытянулся рядом. Леон почувствовал запах алкоголя и чего-то нового, вроде бы сигары. Он был вымотан эмоциональными качелями за этот день, мысли были ленивыми и спутанными. Тело ломило от ушибов, а плечо дергало тупой пульсирующей болью. Майор был прав — это был отходняк. Он прижался под горячий бок, закрыл глаза и тихо прошептал: — У меня все болит… Он не жаловался, просто какое-то смутное желание поделиться с… близким человеком? Он не знал. Он просто хотел отдохнуть. Ни о чем не думать. Выспаться. И лежать рядом с Джеком было приятно. Леон сразу же понял, что ошибся. Джек Краузер не терпел слабостей. — Да ты что, — с притворным сочувствием протянул майор. — Все болит? Майор легко откинул его от себя и положил на живот. В голосе, чуть расслабленном алкоголем, звучали удивление и насмешка. — А задница у тебя болит? — Джек провел ладонью по пояснице, спускаясь ниже. — Нет… — Нет, — майор помолчал, продолжая истязать его ягодицы, то поглаживая с преувеличенной нежностью подушечками пальцев, то впиваясь пальцами в кожу, грубо и больно, словно выпуская когти. Его обдавало то смутным удовольствием, то острой болью. — Значит, ты наврал мне, Леон, — в голосе звучало унизительное снисхождение к его жалобе. — Значит, не все болит. Джек раскинул коленом его ноги. — Но мы это исправим. В процессе экзекуции Джек тянул его за волосы, заставляя отрываться от подушки, в которую Леон впился зубами, чтобы не стонать в голос, и заглядывал в глаза ледяным испытующим взглядом. Леон смутно видел жесткую усмешку и вопрос в прищуренных глазах — хочешь, чтобы я остановился? Нет. Словно издалека он слышал шаги по коридору и голоса — снова пересменка. Джек зажал ему рот ладонью и продолжил трахать, резко, глубоко и больно, упираясь в поясницу так, словно хотел сломать ему позвоночник. Дышать было тяжело, он всхлипывал, пачкая чужую ладонь слюной, задыхаясь от смеси запахов, бьющих в нос от этих грубых пальцев — алкоголь, смазка, мыло, пытался вывернуться, чтобы вздохнуть полной грудью, а Джек тихо смеялся над ним, нашептывая в ухо: — Прости, принцесса. Здесь очень тонкие стены. Нам же не нужны зрители? Или ты не против? Леон укусил терзающие его пальцы и вдруг ощутил металлический вкус на языке. Сжал зубы сильнее, и услышал довольный выдох. Джек навалился на него сверху, поцеловал в шею и прошептал: — Моя принцесса показывает зубки? — снова поцелуй. — Не сдерживай себя, Леон. Как прикажете, майор Краузер.        Леон пропустил завтрак, сидя под контрастным душем. Действительно, теперь он мог совершенно честно сказать, что у него болит все — абсолютно все. Он с трудом заставил себя подняться, кое-как оделся и потащился к спортзалу. Он думал, что сегодняшняя тренировка закончится для него быстро — майор просто ткнет в него пальцем, а Леон упадет на пол и уже не поднимется. Просто не сможет. Он помнил, что этой ночью практически не спал. Под конец Джек взялся за него и добился смущенных просьб и признаний в ответ на хриплое: «А если мы попробуем так, Леон? А вот так? А что моя принцесса чувствует, если…» Ему было очень хорошо, но позже снова разболелось плечо и отбитые в их вчерашней драке ребра. Его знобило и крутило. Джек просидел с ним всю ночь. Леон, плавая в нездоровой болезненной дремоте, смутно помнил, что майор куда-то ушел, потом: — Открой рот. Под язык. Эта таблетка вроде бы сняла симптомы, и Леон вырубился уже под утро.        Леон вошел в спортзал и ожидаемо обнаружил там майора Краузера. Он был чисто выбрит, свеж и подтянут. Прохаживался легкой пружинистой походкой взад-вперед, перекидывая нож из правой в левую и обратно. Леон молча встал на свое обычное место посередине, ноги на ширину плеч, заложил руки за спину и отчитался о прибытии. Его обсмотрели с ног до головы. Майор приподнял бровь и поинтересовался: — Итак, Кеннеди. Как самочувствие? — Я в порядке, сэр. — Ты готов к тренировке? — Да, сэр. Джек плавно и бесшумно подошел поближе, еще раз обсмотрел его с головы до ног мрачным взглядом. Леон приготовился. Он выдержит. — Завидую, Кеннеди, — раздался хриплый голос над самым ухом. Леон растерялся. — Вам, молодым, хоть бы что… Джек прижался к его спине и уткнулся носом в растрепанные волосы. Глубоко вздохнул. У Леона снова мелькнула мысль, что хищный зверь обнюхивает свою добычу, проверяя, нет ли на нем чужого запаха. — Я едва стою на ногах, — Леон попытался обернуться, но попал в капкан — мускулистые руки обхватили его через грудь, и он сам не понял, как получилось, что он с облегчением откинул голову на мощное плечо. — Моя принцесса меня заездила, — его шею опалило горячее дыхание. — Измотала… Джек поцеловал его в шею и прошептал в самое ухо театрально-трагично: — У меня все болит… Леон не выдержал и рассмеялся, ойкнув от боли в ребрах. Ладонь моментально оказалась у него на боку, огладив больное место. — Тренировка отменяется, Леон. Ты меня простишь за эту слабость? Леон сказал, что прощает, но только в этот раз, и получил шлепок по заднице за дерзость. Джек усадил его под стену, сунул в руки пакет с гамбургерами и колой, и заставил позавтракать. В процессе у него проснулся волчий аппетит и оказалось, что он стоптал и полпорции Джека. Очередной проступок. Тот нахмурился, а после мечтательно возвел глаза к потолку. — Бедная маленькая задница… Жду не дождусь… Леон покраснел, отметив плотоядный взгляд и многообещающий блеск в глазах. Они болтали о всякой ерунде, молчали, потом Леон обнаружил, что засыпает снова — словно его нервная система была перегружена настолько, что отключалась сама собой, а тело требовало покоя. Он улегся головой на широкое бедро, поджал ноги под грудь, и задремал, уткнувшись носом в военные брюки. Джек перебирал его волосы, пропуская сквозь пальцы. Ему казалось, что сквозь сон он слышит очень тихое и болезненно ласковое, надломленное: — Мой хороший… красивый мальчик… Леон…        Скорее всего, это была странноватая фантазия — майору Краузеру были не свойственны сантименты. Он никогда не говорил с ним так ласково и нежно. Никогда.        На следующих тренировках Леон снова и снова был в лучшем случае «пустоголовым ребенком», а также узнал, что единственная ценность в нем — это его задница, а все остальное — абсолютно бесполезно. И ему было больно, иногда невыносимо больно. Но он справлялся. Он становился лучше и боль уходила.