***
В понедельник Уокер выглядела, как настоящая святоша — на ней была водолазка с высоким горлом и длинная плиссированная юбка, а на голове — туго затянутый хвост. Когда она подходила к кабинету, то поняла, насколько это глупо. Смотрелось это скорее, как попытка искупить грехи ношением крестика. Проскользнув за дверь, она тихо пробралась до своего стола и беззвучно опустилась в кресло. Теперь хотя бы не развернут на пороге! Место Кристофера пустовало, а у Вики язык чесался обсудить сплетни с того злополучного вечера. Её разговор с Мими по Эфиру не позволил выудить интересующей информации о Голоде, но метис явно смотрел в оба глаза. Хоть он и уверял, что теперь будет наслаждаться отдыхом, Уокер была уверена, что он все же следил за происходящим. Слишком большие у этих братьев амбиции, чтобы пускать все на самотек. В кабинет вошел Голод. В этот момент Вики хотелось слиться с креслом, раствориться в воздухе или попросту умереть. Все, что угодно, лишь бы не ощущать на себе взгляд двух льдинок, которые жгли похуже раскаленных клещей. Министр на секунду остановился, поздоровался и зашел в свой кабинет, словно ничего не происходило. А у Вики тем временем, кажется, лопнула половина внутренних органов. «Какого черта? Ждёт лучшего времени для выяснения отношений? Или ему мерзко даже со мной разговаривать?» — подумала она, нервно перебирая тонкие серебряные кольца на пальцах По хорошему ей стоило пойти к нему и извиниться, но Уокер хотела собрать побольше информации, чтобы знать, как подступиться. Поэтому как только в приемной показался Кристофер, она накинулась на него, не дав и даже переступить порог. Заведя его за угол, она принялась задавать вопросы о том, что было после её ухода, как вел себя Голод, говорил ли он что-то Кристоферу… — Шепфа, женщина, успокойся! — он повел плечом, сбрасывая с себя её руки. — Понятия не имею, что у вас там произошло и почему тебя отпустили раньше, но Голод остаток вечера был каким-то нервным. Знаешь, я думал, что смогу провести время с твоей прелестной подружкой, но пришлось его сопровождать. Думаю, за тобой должок. Не много ли кому она теперь должна? Впрочем, за свои ошибки нужно расплачиваться. — Он ничего тебе не говорил про… причину моего ухода? — осторожно поинтересовалась Вики. — Голод, знаешь ли, не особо разговорчив. Но, может, ты мне расскажешь? Судя по тому, что у тебя чуть глаза на лоб не полезли, когда ты меня обо всем расспрашивала, есть какая-то занятная история. И не связана ли она с тем чудесным коктейлем, который ты пила? — Нет! — отрезала Вики, нахмурившись. — Мне просто стало плохо, ясно? И душно. — И ты совершенно не умеешь врать, — усмехнулся Кристофер. — Пора работать, сладкая. Мне больше не хочется получать из-за твоих выходок. До обеда Вики занималась принятием отчетов с других отделов. Когда все сотрудники водрузили на её стол огромную кипу толстых папок, Уокер принялась сортировать их по категориям, периоду и степени значимости. Бумага приятно шелестела в руках, в наушниках играла любимая неоклассика, а время текло медленно, превращая рабочее место в островок спокойствия. Вики прикрыла глаза, погружаясь в омут музыки. Ресницы дрожали вместе с колебаниями струн фортепиано, а пальцы запарили над рабочим столом, будто она сама играла симфонию. Интересно, она занималась музыкой, когда была человеком? Пальцы словно знали, что делать и были готовы лечь на холодные клавиши, но в голове не осталось ни единого воспоминания о том, что Вики когда-то вообще видела этот инструмент. Неожиданно костяшки пальцев почувствовали легкое прикосновение. Распахнув глаза, Вики увидела маленький клочок бумаги, на котором было написано «тебя зовет начальник, дикарка». Уокер резко дернула за провод и, выдернув наушники, посмотрела в сторону кабинета начальника. Голод стоял, прислонившись к косяку, безэмоционально смотрел на нее и, судя по всему, уже несколько раз окликал. Полдня ему ничего не было нужно, а именно на этой песне решил объявиться! — Да? — откашлявшись спросила Вики, заматывая наушники вокруг телефона. — Зайди ко мне. «День сурка какой-то», — пронеслось в мыслях. Но это был шанс покаяться и извиниться за свой идиотизм. Она села на привычное место и было открыла рот, но Голод перебил: — Вот список твоих задач до конца недели, — он протянул ей полностью исписанный аккуратным почерком листок бумаги. — Обсуди с Кристофером третий пункт по аналитике эффективности работы моих подразделений, он знает, что нужно делать. — Хорошо, — выдавила она, растерявшись. Вики не ожидала, что он и впрямь сделает вид, будто ничего не было. — И насчет того, что я говорил в пятницу. Мне нужна будет твоя помощь с получением информации. — Какой информации? — Ценной. Я хочу узнать кое-какие секретные данные, но действовать открыто не могу. У тебя хорошо подвешен язык, так что, полагаю, ты прекрасно справишься. — Что за информация, к которой нет доступа у министра? — её брови взметнулись вверх. — Наше влияние не так велико, как ты думаешь. Но пока я не намерен делиться с тобой подробностями. Ты сама все узнаешь, если согласишься. «Умно. Если я в это впутаюсь, то уже не смогу тебя сдать», — мысленно усмехнулась Вики. Но разве это не то, чего она хотела? Быть частью чего-то большего, влезть внутрь системы, получить влияние, показать себя. С другой стороны, перед ней все еще был министр, чьи интересы могли идти вразрез с интересами человечества. Уокер пришлось вновь одернуть себя. Она играет по правилам другого мира и не должна беспокоиться о людях. Это тормозит её развитие и лишь позволяет раскрываться слабостям. В жизни больше не было перспективы стать ангелом, чтобы заботиться о нравственности. Теперь все, что её окружало, было окрашено в оттенки серого, исключающие пресловутое деление на добро и зло. Единственное, что Вики должно было волновать — осторожность. Если так Голод пытался втянуть её в опасную игру, следовало оставаться начеку. Но отказаться от привилегии погрузиться в мир тайн, до которых хочет добраться сам министр, было бы глупо. Или разумно? — Ладно, — выпалила она, словно боялась передумать. — Сделаю все, что смогу. — О нашей договоренности никому знать не стоит, даже Кристоферу. Я скажу тебе, когда нужна будет помощь… — он слегка наклонил голову, прищурившись. — Но я надеюсь, что теперь ты не будешь забываться на работе. Тебе стоит следить за тем, что ты пьешь. — Конечно! — тут же ответила Вики, почувствовав, что к щекам подобрался непрошенный жар. — Я прошу прощения за мою выходку в тот вечер. Мне не стоило… — Не бери в голову, — прервал Голод, приподняв руку. — С кем не бывает, верно? «С тобой, судя по всему!» — хотела возразить она, но прикусила язык.***
— Милая, папа подъезжает. Беги встречать, — женщина мягко провела рукой по спине девочки, заставив ту развернуться. Бросив карандаши на стол, Вики широко улыбнулась и побежала к входной двери. На повороте носки заскользили по чистому полу, и она чуть не сбила стоящую в углу вазу с сухоцветами. Раздался щелчок и на пороге показалась высокая фигура в темно-синей форме с золотым значком на груди. Лицо мужчины было размыто, словно его нарисовали акварельными красками, а затем кто-то испортил все труды, разлив воду. — Привет, моя бойкая принцесса! — он наклонился, обхватил девочку руками и подкинул в воздухе, заставив ту восторженно кричать и смеяться. — Пап, я же говорила, я — не принцесса! — удобно устроившись на крепкой руке, Вики насупила брови и сложила руки на груди. — Я, как ты, воин! Мужчина легко потрепал её по голове, соглашаясь и, избавившись от обуви, понес девочку на кухню. На плите шкворчало что-то мясное, и вся комната утопала в аппетитном аромате картофеля, овощей и итальянских трав. Усадив ребенка на высокий стул, мужчина подошел к жене, стоящей у плиты и мягко приобнял за талию. — Как вкусно пахнет! — сказал он. — Тридцать шесть часов. — отозвалась она. — Еще немного и ты будешь работать двое суток подряд? — Прости, Ребекка. Сама знаешь, как это бывает. Парни поехали на тяжелый вызов, не мог их бросить. — Да, конечно. Будто кроме тебя некому контролировать ситуацию. Зачем тебе тогда заместитель, спрашивается? Или он зря зарплату получает? — Он приболел, — мужчина отстранился и сел за стол, улыбнувшись девочке. — Когда я вырасту, я тоже буду шерифом! — заявила Вики, раскрашивая папину форму. Себе она нарисовала такую же, и только мама стояла в красивом желтом платье, олицетворяя собой всю красоту. Ребекка недовольно взглянула на мужа и, выложив обед по тарелкам, поставила его на стол. — Милая, снова полуфабрикаты? Ты же знаешь, они очень вредят здоровью. — А ты знаешь, что я ненавижу готовить, — она поцеловала дочь в макушку и вышла с кухни, оставив Вики с отцом одних. Через пару часов девочка лежала на диване, дрыгала ногами и никак не могла оторвать взгляд от мультика. Рыцарь пришел спасти принцессу от дракона, героически проходя все испытания на своем пути. Принцесса, конечно, была красивой, а волосы у нее выглядели, как золотые нити, но Вики наблюдала не за ней. Она представляла, что также искусно размахивает мечом, в один ловкий прыжок пересекает огромную пропасть и ездит верхом на самом быстром коне. Перед глазами в мечтах мелькали не золоченые залы, пышные платья и чайные церемонии с подругами. Она представляла себе зеленые холмы, горы, подпирающие вершинами небосвод, бесконечные извилистые дороги, заканчивающиеся там, где начинается горизонт. Вики была так увлечена своими мыслями, что не сразу услышала, как на кухне о чем-то спорят родители. — Я больше так не могу! — голос мамы был непривычно громким и резким, и девочка вздрогнула, сев на диване. — Ты же знаешь, что у меня нет возможности уйти с работы. — О, конечно, только я должна жертвовать карьерой! — Ты же понимаешь, что ей нужна материнская забота. Она и так все больше интересуется тем, чем должны увлекаться мальчики. — Это здесь совсем ни при чем. Пусть сама решает, чем ей заниматься. Я говорю не о ней, а о нас с тобой. — Сама? Ей всего шесть, Ребекка. Если её не воспитывать, то кем она вырастет вообще? — Тогда давай я пойду на работу, а ты продолжишь воспитывать её так, как считаешь нужным. А то вот как получается: я и готовить не умею, и ценности не те прививаю, а отчего-то все равно торчу дома! — Успокойся. Давай дождемся, пока ей исполнится хотя бы двенадцать, а потом ты спокойно пойдешь работать. Я обещаю, что буду чаще оставаться дома. И мы накопим денег, чтобы нанимать няню. — Еще шесть лет? Неужели жизнь — лишь шутка Господа? — по гостиной пронеслись отголоски холодного пугающего смеха, и Вики зажмурилась. — Ты вообще меня не слышишь. Никогда не слышишь! Проснувшись, Вики не сразу поняла, отчего все её тело было покрыто холодным потом. Грудь рвано вздымалась, а легким не хватало кислорода. Выпутавшись из прилипших к ногам простыней, Вики пошла в ванную, чтобы принять душ. Лишь стоя под горячими струями воды, к ней медленно пришло осознание: ей снился сон. Точнее, это были отголоски воспоминаний, вновь начавшие прорезаться сквозь выстроенный блок. Нужно было вернуться в школу, чтобы получить новую порцию забвения. Весь день в мыслях всплывали обрывки фраз, перед глазами мелькали кадры её дома и родителей. Вики не видела лица отца, помнила лишь его слегка хриплый голос и широкие плечи, еле помещающиеся под строгой темно-синей рубашкой. Зато лицо мамы было таким отчетливым, словно она видела её перед собой. Оно было таким же, каким Уокер его запомнила в их первую и последнюю встречу на Небесах — мягкие черты лица, большие глаза в обрамлении длинных ресниц, прямой аккуратный нос. Но с этим сильно контрастировал строгий тяжелый взгляд и сжатые губы, будто вечно чем-то недовольные. Вики даже не помнила, когда мама умерла, и как это случилось. Может, когда ей было шесть и поэтому её лицо ни капли не изменилось? А, возможно, гораздо позже, а эти черты попросту рисовал мозг, в котором была выжжена вся память о том, как выглядела мама, когда была моложе. Когда рабочий день закончился, Вики буквально сорвалась с места, чтобы поскорее оказаться в портальной зале. Хотелось избавиться от обрывков воспоминаний, роящихся у нее в голове. Грудь прожигала злость от того, что эликсир действовал на нее неправильно, а потому Уокер раз в полгода, а иногда чуть больше, видела во снах свою прошлую жизнь. И она знала, что если не принять средство в ближайшие дни, то память начнет возвращаться целиком. По пути к кабинету преподавательницы Вики встретила Геральда, который подсказал, что женщина сейчас в читальном зале. Вечером в коридорах школы было много студентов, а от каменных стен эхом отражался смех и громкие разговоры. Увидев, как парочка бессмертных зажималась за колонной, Уокер не сдержала смешок. Возможно, не стоило так быстро отказываться от беспечной жизни? — Мисселина? — окликнула преподавательницу она. — Ох, Вики, здравствуй! — она тепло улыбнулась, оторвавшись от книги, а затем отложила томик на небольшой круглый стол рядом с креслом и встала, распахивая объятия. — Добрый вечер, — Вики охотно подалась Мисселине на встречу, приобняв её за плечи. — Рада вас видеть. — Это взаимно. Какими судьбами, дорогая? Слышала, ты делаешь успехи на новом месте. — Да, кажется, — криво улыбнулась Уокер, — но я по делу. — Ох, милая, снова воспоминания? — женщина тут же приняла обеспокоенный вид, с сочувствием погладив Вики по плечу. — Да. Если честно, я надеялась, что это закончилось. Восемь месяцев прошло с последнего приема. Но, кажется, я так легко не отделаюсь. На самом последнем этаже восточной башни у высокой двери стояли два ангела, охраняющие комнату с эликсиром, как ценнейший артефакт. Вместе с преподавательницей Вики пропустили без лишних вопросов. Внутри не было ничего, кроме небольшого шкафчика и глубокой серой чаши, в которой серебром светилась голубая жидкость. На скошенном потолке висела пара канделябров с никогда не догорающими свечами, мягко освещающими пустое пространство. Вики привычно встала в паре метров от чаши, ожидая, пока Мисселина наполнит бокал. — Может, мне стоит увеличить дозу? — предложила Вики. — Нет, это опасно. Мы даем этот эликсир студентам в течении двух лет, чтобы действие было мягким. Если переборщить, разум может не выдержать и перегореть, словно лампочка. Вики лишь кивнула и вскоре у нее в руках оказался металлический сосуд, внутри которого плескалось забвение. Сделав глубокий вдох, она одним глотком опустошила бокал. Горло неприятно прожгло, словно по нему стекло жидкое пламя, но боль испарилась так же быстро, как в голове возникла легкость. Через пару часов от тех крошечных частичек воспоминаний не останется и следа. — Все в порядке? — Мисселина аккуратно забрала из рук Вики пустой сосуд. — Да, все прекрасно. Спасибо. Не знаю, что бы я без вас делала. — Мучилась бы ненужными переживаниями, — посмеялась женщина. — Что ж, пойдем. Хочешь выпить травяного сбора? — Нет, но я была бы рада, если бы вы помогли мне с одним вопросом. — Конечно, Вики. Что тебя интересует? — теплая улыбка вновь коснулась губ преподавательницы. — Вы знаете что-то о Матери жизни? Глаза Мисселины округлились, и она замерла, смотря на Уокер с опаской. — Почему ты об этом спрашиваешь, дорогая? — Я ведь работаю с теми, кто, согласно легенде, был ею рожден. Хотелось бы знать, что это может значить. — Об этом не принято говорить, Вики, — покачала головой женщина. — Да и вряд ли ты найдешь много правды в легендах. — Но ведь вы что-то знаете? — настаивала Вики. — Немного. Давай не будем это обсуждать, пожалуйста. — Пожалуйста! — вздохнула Вики, взяв преподавательницу за руку. — Послушайте, первое время я работала с Чумой, которая пыталась меня подставить, и это как-то связано с моей матерью. Теперь я ассистентка Голода, и его мотивы мне тоже неясны. Я чувствую себя так, будто балансирую на механизме мышеловки и, стоит мне сделать хоть один шаг, ловушка захлопнется. Мне нужно выяснить хоть что-то, понимаете? — Ох, Вики, — Мисселина была как зеркало, которое отражало любые эмоции. Казалось, она пропускали их через себя, потому как отчаянье Вики отразилось сочувствием в серых глазах. — Насчет Чумы… Твоя мама очень принципиальный и жесткий человек. Возможно, Чума не смогла с ней о чем-то договориться и решила выместить злость на тебе. — Это похоже на Чуму, — кивнула Вики, задумчиво отведя взгляд. — А насчет Матери жизни: да, есть легенда, что министры были рождены из её чрева. Сейчас мы знаем Чуму, Голода, Войну и Смерть, и они являются воплощением боли и потерь для людей. Однако Матерь жизни породила их, чтобы воздвигнуть на пьедестал подле себя для служения Шепфа и всему человечеству. Она хотела, чтобы её дети стали полубогами, возделывая мир, как земной, так и наш. Ее одержимостью стала идея о воссоздании Рая на Земле. И, согласно этой легенде, рождено было не четверо, а пятеро божеств: Здоровье, Изобилие, Мир, Вечность и Гармония. По их воле люди стали совершать великие открытия, возводить пирамиды, дворцы и сады, создавать шедевры искусства, научились лучше возделывать землю, управлять государствами и многое другое. Когда Шепфа узнал об этом, он был в ярости. Он создавал людей, чтобы те сами определяли свою судьбу, без божественного вмешательства, а Матерь жизни разрушила баланс. За этот поступок он уничтожил её детей и создал ангелов и демонов, которые должны были уравнять чаши весов. Однако изменения оказались настолько существенными, что даже тьма и свет не способны были остановить прогресс. Тогда Шепфа возродил полубогов, превратив их в тех, кого мы знаем сейчас. Это стало их наказанием — раз они нарушили баланс, то им и необходимо было его восстанавливать. Вечная кара для навеки испорченного мира… Гармония стала Хаосом, но эту силу невозможно было контролировать, а потому она слилась со вселенной, став прародителем ее бесконечного начала. — А что стало с Матерью? Кем она вообще была, почему Шепфа её создал? — затаив дыхание спросила Вики. По коже расползлись мурашки, и все её внутреннее нутро кричало о том, что она прикоснулась к чему-то великому. — Не было Евы и не было Адама, была лишь Матерь жизни, положившая начало человеческому роду. Однако создав людей по образу, представленному Шепфа, она увидела, что те слишком слабы, глупы и не идеальны. Но Матерь знала, что способна сотворить нечто большее, наделив детей собственной силой. Говорят, она верила, что Шепфа будет рад тому, что она подарила миру идеальных детей. Но вышло совсем наоборот, — глаза Мисселины вдруг заблестели, но она проморгалась, возвращая им прежний вид. — Но что с ней стало, никто не знает. Тогда ангелы и демоны не существовали, и даже самый старейший представитель нашего рода не скажет, что Шепфа сделал с Матерью. Об этом знает только он сам и, возможно, министры. Однако, я сомневаюсь, что он оставил им память о том, как сперва их уничтожил. — Черт, — шепотом выругалась Вики. — Это всего лишь легенда, дорогая. Не воспринимай её за чистую монету. Но это казалось чем-то большим, нежели простая легенда. Вики ощущала себя так, словно ей приоткрыли завесу тайны, раскрыли главный секрет Небес, поэтому мысли настойчиво кружили в голове, и Уокер решила прогуляться по школьному саду. Чтобы ничего не забыть, она достала из сумки телефон и записала основные мысли, параллельно дополнив в таблице строку Чумы. Если бы все, что поведала Мисселина, было правдой, испытывала бы она жалость к министрам? Рождены, чтобы улучшать жизнь, но сожжены дотла и возрождены из пепла, чтобы вечно нести смерть... В таком случае, возможно, Шепфа был главным злодеем во всей истории? Когда Уокер вернулась в министерство, была уже ночь и воспоминания почти растворились под действием эликсира, но в голове вдруг отчетливо послышалась фраза матери: «Неужели жизнь — лишь шутка Господа?». Не успев за нее зацепиться, Вики почувствовала, как та размывается, погружаясь в пучину прошлого. Образ матери никогда не стирался и не исчезал, потому что Уокер знала ее здесь, в бессмертии. И Вики любила мать, насколько вообще умела это делать. Это была безусловная любовь ребенка к своему родителю. Однако, когда у нее пропали воспоминания об отце, Вики поняла, что не чувствует ничего. Она все еще была уверена, что поступила правильно, когда решила принять забвение — так она не мучила себя и не стала бы пытаться изводить отца. И все-таки Уокер была рада, что продолжала любить мать, даже несмотря на то, что совсем ее не знала. Это чувство давало ощущение связи, защищало от одиночества и не позволяло падать духом. Проходя по галерее, соединяющей два крыла замка, Вики замерла, увидев за высокими остроконечными арками бескрайнее чистое небо. Россыпь звезд мелькала на черном небесном полотне и затухала вокруг бледной луны. Поддавшись моменту, Уокер забралась на каменный выступ и свесила ноги, позволяя им болтаться над бесконечной темной пропастью. В сумке нашелся ежедневник и ручка, и Вики вновь решила попытаться написать письмо маме. Сколько раз она уже начинала его за все время в министерстве? Не менее двадцати точно, но всегда что-то ее останавливало. То обращение «дорогая мама» или, противоположное, — «Серафим Ребекка». То слишком сопливый или слишком сухой текст. В этот раз Уокер решила, что будет просто писать то, что чувствует. Немного расскажет о своих делах, поделится последними новостями и напомнит, что она ее любит и ждёт встречи. Слова лились сами, без остановки на размышления и сомнения. Когда она поставила точку, тут же захлопнула блокнот и убрала его в сумку. Вики понятия не имела, отправит ли письмо на этот раз или вновь передумает, когда будет переписывать его на чистовик, но это было неважно — сам процесс помог стать чуточку свободнее. Почувствовав, как ее лица, слабо освещенного ночными лампами, коснулась чья-то тень, Вики резко обернулась. Голод. Снова он. Вновь появился тогда, когда Вики его совершенно не ждала. Его черная фигура была похожа на часть тьмы, отделенную от бескрайней ночи. Интересно, выглядел ли Голод также, когда был полубогом? Не сказав ни слова, он взобрался на холодный выступ и сел рядом. — Что ты здесь делаешь? — Вики снова перевела взгляд на небо, поняв, что у нее совершенно нет сил препираться или обвинять его в маньячестве. — Не мог уснуть, — коротко ответил он. Какое-то время они сидели в полной тишине, нарушаемой лишь далеким шелестом листвы и тихим гулом ветра. — Ты ответишь мне честно, если я спрошу тебя о… личном? — наконец нарушила молчание Вики, не глядя на мужчину. — Я редко прибегаю ко лжи, так что, да. Я отвечу честно, если сочту вопрос приемлемым. В противном случае просто промолчу. Уокер закатила глаза от дотошности фразы. — Почему ты забрал меня у Чумы? Зачем сделал меня своей ассистенткой? — Ты хочешь знать, не собираюсь ли я тебе навредить? — уточнил он, и Вики почувствовала, как горит щека под его взглядом. — Это тоже. — Ты нужна мне по личным причинам, но они не должны негативно на тебе сказаться. Однако я точно не забирал тебя для того, чтобы отомстить твоей матери. — Как Чума? — усмехнулась Вики. — Знаешь, то, что ты сказал, меня никак не успокоило. Не должно негативно сказаться, но может? — Я не могу видеть будущего, — отозвался Голод, и Вики наконец повернулась к нему. — Ответь, зачем я тебе нужна? Голод промолчал, продолжая разглядывать ее лицо. — Причина как-то связана с тем, что ты втягиваешь меня в какое-то задание по получению секретной информации? — сощурилась Вики. — Нет. Это лишь совпадение. Я понял, что ты можешь быть полезна, а еще, что ты любишь что-то вынюхивать. Вики округлила глаза, силясь понять, на что он намекал, но отогнала эти мысли и продолжила, не желая сдаваться: — Раз так, то может поделишься со мной реальной причиной? Откуда ты знаешь, вдруг я и сама захочу помочь? — Это вряд ли, — Голод горько усмехнулся, прикрыв глаза, а потом вновь взглянул на нее, сведя брови. — Еще рано о таком говорить. — Рано? Что это вообще значит? — она почувствовала, как тонкое душевное равновесие дает трещину и повернулась к небу, всплеснув руками. — Шепфа, я ни черта не понимаю! Почему всем нужно быть такими загадочными? Разве не проще вести себя открыто, не создавая себе лишних проблем? Разве я о многом… Она резко замолкла, почувствовав, как холодные пальцы легли на ее подбородок, а затем слегка надавили, заставив повернуть голову. Голод медленно провел рукой по ее щеке и спустился к шее, взглядом повторяя этот путь. Ситуация была настолько неожиданной и странной, что Вики могла лишь наблюдать за тем, как он, с интересом ученого, касается открытых участков ее кожи. Сердце предательски затрепетало, когда холод коснулся ключиц, остановился на впадинке и вновь поднялся по шее наверх. — Ч-что ты… — Т-с-с-с, — тихо прошипел он, кладя два пальца на дрожащие губы. — Я пытаюсь показать тебе. — Что показать? — спросила Уокер, слегка дернувшись, отчего рука мужчины отпрянула, но остановилась в десяти сантиметрах от ее лица. — Я не готов рассказать об этом сейчас. Если ты хочешь, я могу остановиться, но твое сердце бьется так быстро, а тело подрагивает… Мне казалось, что это положительная реакция. Вики сжала зубы от того, как он описал ситуацию. Но, прислушиваясь к своему телу, она понимала, что он прав. Слишком острой была реакция на невинные прикосновения, а внутренний голос, который хотелось заткнуть за пояс, жаждал, чтобы Голод продолжил. Злость на министра превратилась в злость на саму себя, и Вики пыталась понять, почему она хочет этого? Тело помнило свои ощущения с прошлой недели или же ей было просто интересно, каково это — когда тебя касается полубог? Шепфа, не настолько же она прониклась и поверила в эту легенду, но отчего так отчаянно хотелось податься навстречу его касаниям? — Мне прекратить? — повторил вопрос Голод. Она лишь отрицательно покачала головой и прикрыла глаза, позволяя себе сконцентрироваться на ощущениях. Тонкие пальцы вновь коснулись ее нижней губы, очертили, а затем скользнули по щеке и заправили светлую прядь за ухо, медленно ведя линию по краю челюсти. Потом рука спустилась вниз и мягко сжала шею, поглаживая ее мизинцем. Вики была уверена, что ее учащенный пульс ярко ощущался на подушечках мужских пальцев, и это осознание пробило теплой дрожью. Уокер услышала, как Голод шумно вздохнул и сама начала дышать чаще. — Посмотри на меня. Ведомая явно не логикой, она подчинилась, найдя свое отражение в пылающем в ночи блекло-голубом пламени. Не разрывая зрительного контакта, Голод приподнялся и переместил одну ногу на пол галереи, оставив вторую подвешенной в воздухе. Оказавшись прямо перед ней, он приблизился чуть сильнее, позволив Вики почувствовать знакомый аромат свежести, ментола и дыма. — Ты красива. Мне нравится, что линия твоих губ немного ассиметрична, а в левой брови гораздо больше пластичности. Ты всегда выгибаешь ее, когда чем-то недовольна, но пытаешься это скрыть. «Мы правда будем сейчас обсуждать мое лицо, идиот?» — подумала Вики, нервно закусив губу. Голод проследил за этим жестом и, вновь заглянув ей в глаза, спросил: — Могу я тебя поцеловать? «Шепфа, ты серьезно? Неужели по мне не видно?» — пронеслось в мыслях, но она лишь кивнула. Он приближался так мучительно медленно, что Вики тяжело было сдержаться и не впиться в его губы первой. Но она ждала, пытаясь уверить себя, в том, что происходящее останется на совести мужчины. Было проще принять ситуацию, повторяя, что Уокер лишь позволяла этому происходить, но не проявляла инициативу. Губы Голода оказались такими же холодными, как и пальцы, а прикосновение мимолетным, будто ее поцеловали, чтобы пожелать добрых снов. Их носы соприкасались, и мужчина не двигался, продолжая находиться близко, но одновременно бесконечно далеко от того, чего желало тело Вики. — Продолжай, — прошептала она, открыв глаза. Голод смотрел прямо на нее, и от этого взгляда Вики чуть отшатнулась. — И закрой глаза, пожалуйста. К ее удивлению, он тут же исполнил ее просьбу и, положив руку на заднюю часть шеи, вновь приблизил Уокер к себе, продолжив поцелуй. На этот раз прикосновения мужских губ чувствовались немного увереннее, и тело непроизвольно подавалось вперед, желая, чтобы его прижали к себе ближе, укутав в объятиях от прохлады ночи. Вики правда старалась следовать плану, но в какой-то момент просто не выдержала этой пытки и сама запустила руки в гладкие волосы, а затем скользнула по твердым плечам. Её ноги все еще опасно свисали с каменного выступа, но сознание было сосредоточено только на странной близости, оказавшейся вдруг такой нужной. Кончиком языка Вики коснулась уже согретых ее теплом губ, а затем проникла дальше, заставляя Голода приоткрыть рот. Стараясь не разрывать поцелуй, она поочередно подняла ноги и поджала их под себя, оказываясь на коленях. Жар расползался от низа живота, отражаясь в хриплом дыхании и редких сдавленных стонах. Голод действовал медленнее, чем она, но, казалось, всячески старался подстроиться под ее темп. Их тела наконец оказались друг напротив друга, что позволило прильнуть ближе, почувствовав как мягкая грудь соприкасается с твердыми мышцами. Руки Вики тут же обвили мужскую шею, а обнаженные колени уперлись во внутреннюю часть бедер, облаченных в черные брюки. Было безумием целовать так того, кого мозг отчаянно требовал не подпускать близко. Было безумием делать это в коридоре министерства, где в любой момент мог пройти сотрудник. И еще большим безумием было бы остановиться. Вики уже была готова повалить Голода на спину, чтобы оказаться сверху, но, когда она в очередной раз языком очертила круг в мужском рту, Голод вдруг хрипло простонал и отстранился, перехватив Вики за плечи. Всего на мгновение ей показалось, что в приглушенном свете мелькнули покрасневшие щеки, прежде всегда кажущиеся мертвенно бледными. Его тяжелое дыхание, потемневшие от желания глаза и влажные губы — все это кричало о том, что мужчина не хотел останавливаться, но произнес он совсем другое. — Возвращайся к себе, — обычно идеально ровный басовитый голос прозвучал сдавленно и тихо, словно растворяясь в воздухе. — Уже поздно. Непонимающе проморгавшись, Вики заставила себя подняться, и мужчина встал вслед за ней. Ноги дрожали, не желая удерживать разгоряченное тело, а на губах все еще горели поцелуи. — Да, поздно, — глупо повторила она, тщетно пытаясь прийти в себя и успокоить бешеное сердцебиение. — Доброй ночи. Ответом стал лишь сдержанный кивок, после которого мужчина развернулся и ушел, быстро скрывшись в ночной тени. Уокер тоже медленно поплелась к себе, не в силах перестать думать о неправильной близости.