***
...Безошибочно похожий на своих ручных ящериц, дракон приземлился на дальний утёс. Под лже-солнцем чешуя сверкала металлическим латунным отливом. Призрачные грёзы, которые лениво паслись в тумане внизу, врассыпную бросились прятаться в пещерах. — Отлично, — с иронией сказала Рахиль. — Сначала сказки Беспокойного Писателя про великанов-людоедов, теперь это. Что следующее? Океанские левиафаны? Феи? Честные политики? — Помолчи, — недовольствовала старуха-ведьма, что та перебивала напевы её сосредоточенных обрядов. Приглядевшись, Рахиль отметила, что древнюю жрицу нельзя было назвать такой уж старой. Просто её превратило в живую мумию крайнее истощение, как и двух братьев — одного в пятнистой шкуре хищного зверя, другого с жезлом в виде кобры. — Настоящие авторы не могут молчать! Слова — наша жизнь! К тому же, это мой кошмар — что хочу, то в нём и делаю. Выбор, увы, был небольшой: её крепко связали. И не обращали внимания на возмущения. Чудище слетело ближе к ним, сложив крылья, усеянные глазами. Оскал казался очень знакомым. — Добрый день, господин управляющий. Как поживаете? — благовоспитанно обратилась к нему пленница. — Странный вопрос дракону. Похищаю горожан, коплю драгоценности, стерегу свой золотой замок... всё как обычно. Это мне следует поинтересоваться, как у вас дела — что-то подсказывает, что не слишком-то хорошо. — Вы правы: ужасно. Я в зауряднейшей роли дамы-в-беде. Терпеть не могу клише. Пожиратели Бога прервали их обмен любезностями, шипя сквозь заострённые зубы: — Собрался снова отнять наш обед? Ну, попробуй. Нас трое, а ты один. В ответ он отрастил семь голов, как у змеи Ирема. По числу Падших Городов. Царь-жрец в родном Первом, полубезумный от горя отшельник во Втором, шаман в Четвёртом, менеджер отеля в Пятом, нейрохакер в будущем Седьмом — в любой эпохе он оставался собой. Каждая пасть дышала золотисто-алым пламенем и щерилась клыками сотен кошмаров. — Нам необязательно враждовать. Просто отдайте мисс Ландау, и разойдёмся с миром, — угрожающе-сладко промурчал он. Жрица в головном уборе из красных перьев схватилась за копьё: — Это нечестно! Нас терзает вечный голод, мы измождены и забыты, а ты накрыл себе пир на каждый день, да ещё и отбираешь у нас почти всю добычу! Немыслимая жадность! — Не смей сравнивать меня с вами, кровавыми убийцами, грызущими кости невинных! Я пью смертных, как изысканное вино... собираю мудро и бережно, как плоды прекрасного сада... — Называй как угодно, — превращаясь в ягуара, готового к прыжку, прорычал её собрат. — Ты давным-давно стал таким же чудовищем. — «Пламя, взвейся и гори! Наш котёл, кипи, вари!» И всё же я изучил язык Лондона благодаря Шекспиру, а вы трое — поглощая знания своих жертв. — О, да... Напомни, не твоё ли сострадание к чужой жизни обрекло твоё царство и возлюбленного? Дракон взревел. Бывшие правители Первого и Третьего городов сцепились в бешеный вихрь зубов и когтей. Повсюду разметались перья Красной Птицы. Рахиль оценивающе посмотрела на оставленные у точильного камня обсидиановые ножи. К несчастью, идея как-нибудь дотянуться и разрезать верёвки, пока злодеи отвлеклись, была осуществимой только в приключенческих романах. Могло бы сработать и во сне, но Пожиратели взяли эти путы из её воспоминаний о том, как Мильтон посвящал её в свои соблазнительно-порочные развлечения; о тех минутах, когда она не хотела из них освобождаться. Ничто не могло связывать прочнее. Над ними стала разворачиваться штормовая дыра в небе, словно перевёрнутый колодец. Безмолвным арбитром сражения предстал скелет огромной летучей мыши в изорванной мантии, с которой стекали вода и лакр. Глаза горели из-под капюшона огнями свечей. Увидев его, Пожиратели Бога немедленно отступили, объятые ужасом перед мстительным духом — источником своего проклятия. Конечно, это была всего лишь умелая иллюзия. Её создатель, почерпнувший необходимое из остатков рассудка Искателей Имени, тут же воспользовался замешательством и схватил Рахиль, унося в сторону самых тёмных областей сновидений, где располагалась его обитель — наполовину здесь, наполовину в яви.Глава 2
1 ноября 2023 г. в 01:04
Ночной Ностальгист вовсе не преувеличивала: она действительно была рыцарем. Чёрная сторона шахмат вселенской игры дала ей эту роль фигурально; покровительство царя-жреца — буквально, хоть и его власть брала исток из обычаев куда древнее рыцарства: из клятв Кедра, из правосудия бессветных глубин Ивенлода, из гейсов тьмы, что существовали задолго до законов и иерархий и останутся после. Согласно им, любая служба могла быть только добровольной и взаимной, и потому сохранившиеся на глиняных табличках договоры больше напоминали любовную поэзию, приводя в замешательство переводчиков.
Но здесь, в мире снов, иносказания и факты становились неотличимы друг от друга. Розы цвета полуночи прорастали сквозь её доспехи, царапая шипами скрытой скорби, но меч был выкован из непоколебимой надежды, заточен острейшей жаждой справедливости и закалён в горниле горького опыта. Плащ развевался за плечами, когда она мчалась верхом на обузданном желании.
Фактом было и то, что ей всё-таки вручили приглашение. Но с заданием отнести то Краснорукой Королеве, пока Менеджер был чем-то срочно занят. Даже в зазеркальи реальность неизменно сохраняла плохое чувство юмора.
Наблюдая за ней, фрейлины в напудренных париках шептались, какое бесстыдство появляться в высшем обществе без тени — свою Ностальгист недавно отпустила в дальнее путешествие. Но замолкали, заметив ленту посла Совета: в Параболе знали вес силы скрипки Июля, воронов Октября и ключей Мая.
У подножия рубинового трона сидел не кто иной, как доктор Шломо, разглядывая в пенсне свою верную записную книжку. Во снах заметки о психоаналитических исследованиях имели неприятную привычку уползать со страниц, и следить за ними приходилось строго и пристально, чтобы не вздумали своевольничать.
— Возмутительно. Да ты хоть знаешь, кто я? — грозный голос владычицы резонировал внутри, словно звенящее послезвучие медного колокола.
— Ну, согласно наблюдениям... ох, мой швейцарский коллега с его любимой теорией архетипов изложил бы лучше... вы — олицетворение всех сильных чувств, которые безжалостно правят людскими сердцами. И вытесненного в подсознание влечения и напряжения, как я полагаю...
Королева смерила его горящим взглядом в молчаливом недоумении.
— ...Одним словом, худшая из тиранов, — жизнерадостно подытожил доктор, довольный результатами работы.
Спустя несколько гнетущих секунд она неожиданно улыбнулась — благосклонно, пусть и ядовито:
— Льстец. Но хотя бы забавнее моих скучных прихвостней.
Вблизи становилось видно, что на её руках были не багровые перчатки, а полузасохшая кровь чуть ли не до локтей. Ногти-лезвия по одной срывали тёмные виноградины с гроздей лозы, обвивающей навес.
— Ваше величество... — прибывшая отвесила короткий поклон, спеша переманить её внимание, пока учёный не наговорил чего-нибудь ещё.
— А, рыцарь Чёрных. Тех, кого можно заставить встать на колени, лишь отрубив им ноги наполовину, и никак иначе. Тоже неиссякаемое развлечение. Что тебе угодно?
— Позвольте передать вам приглашение на бал, — невозмутимо сообщила Ностальгист. Служа коллекционеру ужасов, она не боялась никого.
Краснорукая Королева вскрыла острым когтем алый конверт, украшенный позолотой и вензелем Отеля:
— Хм-м. Этот. С ним я знакома давно.
— Правильнее будет сказать, знаком он с вами — со страстью, терзаниями, злостью и прочими вашими ликами, — профессионально заметил доктор Шломо. На сей раз ему хватило интуиции тут же добавить: — Прекрасными ликами, несомненно.
— Мне по душе приверженцы Ночи вроде вас с ним, — обратилась Королева к посланнице, игнорируя его. — Непокорные. Устремлённые к цели вопреки всему. Ценные союзники...
Та мрачно усмехнулась:
— Увы, ваше величество, вы не на нашей стороне. Вам нет совершенно никакого дела до ведомых на убой бесчисленных жертв Базара и богов света. Вам нравятся лишь жажда мести, боль и гнев, которые вспыхивают в революционерах, ведь таково то, что питает ваше существование и делает вас сильнее.
— И ваша дерзость. Не только в виде великолепной мечты переделать само мироздание, но и смелость высказать подобное мне в лицо. Чем слова беспощаднее и прямолинейнее, тем достойнее.
Спорить с воображаемыми воплощениями было практически невозможно.
Сам мир снов вокруг таких менялся, отражая и преумножая. Те его области, где царствовала Королева, были неведомы щупальцеголовым существам с Аксайла, чьи желания принимали форму меланхолической тоски, а не амбиций, и которые не могли постичь понятия убийств и завоеваний; зато люди видели её невероятно схожей с собой. Взаимно: при её дворе все становились принцессами и менестрелями, но чаще — инквизиторами и воинами. Доктору Шломо пришлось мириться с образом странствующего мудреца с посохом, вместо привычного пиджака облачённого в ветхую мантию — в которой он, правда, всё равно сумел спрятать портсигар. И, разумеется...
— Дракон, батюшки, настоящий дракон, — смотрел он вверх, придерживая пенсне. — Вы тоже это видите, фройляйн, или у меня расшалилось воображение?
Что-то промчалось над ними, на мгновения накрыв сады у дворца пугающей тенью. В багряных лепестках роз, задетых ею, раскрылись зрачки, поворачиваясь вслед и провожая взглядами.
— Странно, сейчас не время его охоты... — насторожилась дева-рыцарь. — Или я так задержалась тут, что наяву уже ночь — начало дня бала? Значит, пора мне поторопиться. Не могу же я проспать и опоздать на такую важную рабочую смену.
Она мельком подмигнула доктору, намекая на куда более грандиозные планы.