Полиаморные сосиски.

      В дверь постучали ("пи" - подумал Штирлиц) . Косолапой поступью, в сопровождении мягких шлепков тапочек о пол, Иваня отворил входную дверь.       — Мы с гостинцами! — Феличиано, припрыгнув от радости, вручил Ванюше огромную охапку судочков после чего, разувшись и на носках одарив стоящего в прихожей чмоком, побежал на кухню.       — Привет, Вань. Ты беги на кухню за ним, а то натворит чего. К примеру себя на газовой плите сожжет или что похуже...       — Люд, тю, хочешь избежать слюней по щекам? Феля не еврей, не задохнется. — Показательно всосавшись до дёсен, словно Брежнев в Хонеккера, хозяин дома пропустил драгоценного друга.       — Вкусил западных ценностей?       — Ну вот надо тебе извратить все, говножор. Я по-братски, с теплом, а ты... Пидор, вот кто.       — Ну раз я пидр, то меня ты любовно целовать будешь?       — Лучше вкусить тепла дед Рима, царствие ему, небесному, чем губы к твоей коровьей лепёшке прижать.       — Ещё б про Пруссака шутканул. И нормальный у меня рот!       — Ой, да что с тобой любезностями обмениваться, иди уже к педикам своим, Кику загораживаешь.       — Я у тебя икру сожру всю с заготовок на Новый год, так и знай!— Покинув проход, Альфред наконец дал пройти задрогшему стоять на улице.       — Кикус! Весь промерз, иди скорей к батарее грейся! — Оставив лёгкий поцелуй на лбу, Ванька прошёл с гостем в пировальную.       Лёжа в весьма странной расстановке: Альфред на полу, Кику на кресле, Феличиано лицом в межножье Вани, а пахом в колени Людвига, пока на пузатом телевизоре играл "Служебный роман", компания выслушивала любовные терзания русского. Перебирая волосы Феличиано в руках, Иван задумчиво смотрел в потолок.       — И его голос был так мягок, так тих, будто лишь мы вдвоём были в этом мире... Его тонкая кожа терлась о мою и...       — Твой мизинец соприкоснулся с его? — Безучастно процедил очкастый.       — Да! Ты там был?!       — Людаа, с тебя сотка, он не половой акт описываА-АЙЙ!— Убрав руки с головы Феличиано, Иван начал сворачивать Альфреду шею.       — Тише, ты его будишь.       — А ТЫ МЕНЯ УБИВАЕШЬ!       — Яо рассказывал мне что-то об этом... Боялся, что был слишком навязчивым.       — Яо думает обо мне?... — Залившись краской, Иван улыбался, как дурак, накручивая чёлку на палец, под звук кашля Альфреда.       — Вы буквально роман на службе завели лет так пять назад! — Хватаясь за шею, он отполз к Кику.       — Эх... Ванька, а я-то думал, что у вас страсть! — Игнорируя вопли пендоса, Людвиг притянул к себе уснувшего Феличиано, уложив его поудобнее на своей груди.       — Это и была страсть! В моем сердце всё будто пылало...        — Как при нашествии родителя номер два? ПОНЯЛ, ПОНЯЛ, НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ — Прильнув к ногам японца ещё сильнее, Альфред увернулся от надвигающейся оплевухи.       — Эх... Яо конечно такой...       — Нравится тебе? — С ехидным прищуром поинтересовался Людвиг, подперев щёку ладонью. За те долгие годы соседства не только территориально, но и по даче, они стали неотъемлемыми гостями на семейных празднинствах друг друга, родственниками.       — Он вызывает во мне такие нежные чувства, кои я испытывал, разве что к сестренкам... И то, по-другому это было... — Немного помявшись, выдал Иван. — Сестрёнки мои – создания нежные, их хочется прижать и защищать, а он... Хочется союз создать, трудиться на светлое будущее!       — Я-то думал, ты уже отошёл от идей коммунизма. — Неодобряюще, медленно помотав головой, Людовик пошёл ставить чай.