Mormor. Часть 2.

Не мастер красивых слов. А, откровенно говоря, и вовсе не мастер слов. Объяснение собственных чувст в и эмоций было для полковника делом куда более сложным, чем военное. Он мог разработать план операции, мог управлять группой из двадцати человек прямо с гущи событий, мог натренеровать идеальных бойцов, настоящие живые машины, из мальчишек за пару лет, но не умел справляться с настоящими человеческими чувствами. Пустота, окружавшая его столько лет, сдавливающая, выжимающая из военного все живое, сделала его неспособным понимать человеческие чувства и эмоции. Себастиан хорошо знал как работают человеческие мотивы, что людьми движет, но это в нем было очередным отработанным механизмом, автоматически выполняемой задачей, а не результатом глубоких размышлений. Когда Джеймс вздрагивает, Моран на секунду словно окончательно теряется в этом мире, растворяясь в боли и пустоте. Но после его с силой вырывает оттуда, когда чужие тонкие руки осторожно обнимают его, а затем чужое теплое тело буквально впечатывается в него, словно стараясь срастись с ним, стать единым целым. И эти никому не известно сколько минут Себастиан боится пошевелиться. Для него Джеймс как диковинная птица, чье доверие и расположение не вечно, изменчиво и зависит от настроения. Себастиан касается Джеймса в ответ лишь тогда, когда Мориарти целует его. Этот поцелуй другой, не такой отчаянный, как был тогда в пустыне, когда они едва избежали смерти, не такой страстный, как был в спальне полковника в день их первой и единственной близости. В этом поцелуе столько боли... Она словно течет из одного тела в другое, смешиваясь, словно яд, одновременно нейтрализуя и усиливая действие нового чужеродного вещества, что попадает в организм. Поцелуй причиняет почти физическую боль, но только разница в том, что этой болью Моран упивается, наслаждается ею. Он сжимает чужое тело в своих руках, оттесняет Мориарти в сторону спальни, что была буквально в нескольких шагах от них. Каждый судорожный вдох как попытка глотнуть хоть немного воздуха перед тем как ты пойдешь на дно, перед ощущением жжения, когда вода заполняет легкие, перед ощущением тяжести, которая после исчезает и заставляет думать, что твое тело невесомое. Поцелуй меняется - в нем появляется желание, он становится требовательным, нетерпеливым, настойчивым. Но в то же время Мориарти в руках военного все также осторожен, словно боится упустить Себастиана, будто, если он надавит сильнее, хищный дикий тигр либо разорвет его, либо просто сбежит. Доверие между ними было хрупким, прозрачным, как тонкий хрустальный мост, но в то же время безоговорочным. Каждый из них мог доверить жизнь другому, мог пойти на смерть ради другого, но при этом не верил, что это все настоящее. Моран ведет ладонями вверх по телу консультанта, поднимается по шее и замирает тогда, когда обхватывает чужое лицо. Он смотрит мужчине прямо в глаза несколько секунд, пытается разглядеть что-то, а затем только болезненно улыбается, закрывая глаза и прижимаясь своим лбом ко лбу Мориарти - говорить куда легче, когда он не видит этих глаз. — Ты ничего мне не должен, Джеймс... Ты не должен пытаться убедить себя в том, что испытываешь то, чего на самом деле нет... Так будет... Проще. Вечер наедине с Фрэнсисом для Ричарда это всегда праздник. И пусть каждый их вечер последние пару месяцев это вечер только вдвоем, не важно в каком они оба при этом состоянии, сегодняшний также важен, как и любой предыдущий. То, что эти несколько часов вместе были важнее всех вместе взятых перед этим, Ричард узнает позже - когда вернется с работы, когда обнаружит опустевшую без вещей Фрэнсиса квартиру, когда выветрится аромат его парфюма и не вернется, как бы он ни старался. Но пока Брук в офисе, косится недобро на Стивена, нос которого сросся не совсем правильно, то и дело делая глоток кофе, что приготовил ему с собой Фрэнсис, налив в термо-кружку с затертой эмблемой своего университета - такой вот жест привязанности и доверия. Военный был уверен, что любовник доверяет ему, ведь тот раскрыл ему свое прошлое, доверился в постели, позволил вести, обзавелся с ним общим жилищем и спланировал даже ремонт в этом самом жилище. Что же, сегодня вечером Брук узнает, что ошибался. "Сегодня буду немного позже обычного - нужно проверить одну точку, а ее лучше смотреть после захода солнца. Не скучай без меня. RB" "Я думал купить вина и поджарить рыбу, как нам готовили в ресторанчике того отеля по пути назад в Лондон. Что скажешь? RB" "Отвратительная точка. Я весь в пыли и паутине и оттуда еще и оказалось ничерта не видно из-за билборда с рекламой. Я еду домой. У тебя все в порядке? RB" "Я люблю тебя. И надеюсь ты меня тоже будешь любить даже не смотря на то, что я не купил вина. RB" Все сообщения без ответа. Капитан поджимает губы и только выдыхает, убирая телефон в карман и поднимаясь на нужный этаж. Окон его квартиры не видно с парковки, так что он не видит их темной холодной пустоты с улицы, но ощущает ее, стоит открыть двери. Ричард тянется за пистолетом, снимает его с предохранителя и тихо проходит внутрь. Все его предосторожности оказываются напрасными - в квартире пусто. — Что за черт? — выдыхает мужчина, доставая телефон и набирая номер любовника - абонент временно не доступен. Кажется, у него начинают дрожать руки. "Я слишком долго пытался убедить себя в обратном", - хочет сказать Джим, но не говорит. Он замирает в его руках, забывает дышать, пока Моран держит его лицо в широких ладонях. Он ждет, чтобы Себастиан сдался, сделал шаг к нему. Как лишенный инстинкта самосохранения самоубийца за ограждением крыши - в руки того, кто вдруг нашел, что ему предложить, чтобы задержать в этом прогнившем мире. Грань доверия Морана такая же тонкая. Джим заставит замолчать его демонов. Он знает как. Они с его собственными - одной природы. Моран больше не принадлежит им. Джим хочет, чтобы теперь он был - его. Он покупает у них его душу. Ценой своей собственной. Ведь эта сильная, болезненная привязанность - обоюдоострая, как будто они двое удерживают между собой нож с лезвиями с обоих концов, стоя в шаге напротив друг друга. И чем больше сближаются, чем крепче Джим прижимает к себе Морана в объятиях, тем больнее и глубже лезвие входит под кожу. Для них обоих. Но Моран снова отказывается, закрывается, не протягивает руку. И Джим снова ломает правила и делает шаг сам и обнимает его на этом краю, чтобы падать вместе с ним. Джим знает, что им по пути. Джеймс прикрывает глаза, и его накрывает острая, болезненная нежность, когда Моран так доверчиво прижимается к нему лбом. Слова снова заставляют бессильно выдохнуть. Джим натыкается на преграду, которую Моран возводит, запирая сам себя. - Я не делаю того, чего я могу не делать, - говорит он. - Разреши мне. Я заберу твою боль. Моего голода хватит, чтобы ее поглотить. Слова бесполезны. Если бы Джим и мог перешагнуть через себя и вытащить в них то, что чувствует сейчас, он бы не стал. Он не верит словам. Они обесценивают ощущения, сущность. Он говорит о сокровенном и важном только действиями и принимает только их. Моран чувствует дыхание Мориарти на своем лице, когда он так близко. Все еще дрожащее, горячее, но ровное. Он по-звериному склоняет голову и трется виском и щекой о его ладонь, отдаваясь ощущениям. Распахивает глаза. Черные, властные, но спокойные и болезненно-теплые, не отпускающие его. Они обещают исцеление или ласковую смерть для того, кто так устал. Пальцы Мориарти вплетаются в его волосы. Джим действует как хирург, который вторгается, чтобы исцелить, причиняя боль. Он видит, что Моран - опасный, сломанный, израненный хищник. Но он находит это только в нем, то, в чем всегда нуждался. Только кто-то, настолько же сломанный, тот, кого не заботит свое самосохранение, кто пойдет до конца во всем, чему он служит, может быть рядом с Мориарти. Только его преданность нужна Джеймсу. И он впускает его в себя так же разрушительно, болезненно и бесповоротно. Ему не нужна норма, не нужен никто другой без изъянов и непоправимых поломок. У него есть Моран. И живое и больное в Мориарти остро тянется к этому живому внутри него. - Неужели ты не видишь? - тихо выдыхает Джим. Тело не может врать, оно говорит то, чего не говорят слова. Мориарти тихо толкает его к кровати, ведет, заставляя отсупить назад. Себастиан садится, и Джим своим весом надавдивает ему на плечи, заставляя подчиниться и лечь на спину. Оказывается сверху над ним. Его руки расстегивают не расстегнутую до конца рубашку, тепло скользят ладонями по его груди. Потом Джим снова льнет к нему всем телом, Моран ощущает на себе его вес и тепло. И его возбуждение, когда они соприкасаются бедрами. Джим прикрывает глаза, растворяясь в нем. Его руки касаются и гладят, мягко и властно завладевая его телом. Джим будто одновременно везде, он поглощает его ощущениями. Он дышит им, забирает его боль, ненасытно требует его целиком. Его душу. Через тело Джим пробирается именно туда. Чтобы так же обнажить и отдать ему и свою. Уже отдал. Когда их связало нечто более глубокое, чем секс и влечение. Джим выдыхает в его губы, будто вдыхая в него жизнь. Забирая и причиняя боль. И снова целует его. Как и предполагал Мориарти, скоро Эвр исчезает с мониторов, на которые выводится изображение камер в ее квартире. Однажды она покидает свое временное пристанище, забрав немногочисленные вещи, и больше Моран не видит ее на экране. До этого она успевает с удовольствием принять долгий, теплый душ, жадно уничтожить найденные в холодильнике пару упаковок готовой еды и проспать много часов в мягкой постели и безопасности впервые за многие годы. Потом она использует телефон, выданный ей Мораном, чтобы связаться с подручным, и после того, как она выходит для встречи с ним, у нее появляются документы на еще одно имя и второй телефон, который Джеймс не сможет отслеживать, первый она оставляет вместе с программой-жучком в квартире, сохранив из него номер телефона Джима. Еще несколько часов уходит на подготовку необходимого: доступ к банковским счетам, аренда квартиры и машины и установление связи с людьми, которые работали на нее. На следующее утро она исчезает. Некоторое время Эвр никак не проявляет себя. Их игра с Джеймсом начинается позже и постепенно. Сначала их интересы как будто не пересекаются. Эвр не переходит ему дорогу и не лезет в дела Сети. Но не покидает Лондон. Ее интересуют политические махинации и провокации в адрес MI-6, может быть, ее интересами движет желание отыграться. Или в этой сфере ей интереснее всего наблюдать за результатами своих рассчетов и психологических экспериментов. Она проявляет себя провокациями, хаотичными и яркими. Которые начинают затрагивать интересы Джеймса, приглашая его в игру. Однажды он назначает ей встречу. Потом эти встречи повторяются. Почти дружеские. Но всегда на грани. Два скучающих гения без тормозов и ограничений, наложенных инстинктом самосохранения и вопросами морали, делают ход за ходом, втягивая друг друга в игру. Эти игры напоминают детские соревнования на слабо. Они переходят границу за границей. Прощупывают друг друга. Ответные ходы то одного, то другого время от времени поднимают на уши кабинет министров, обеспечивают бессоные ночи и череду отставок службам безопасности, приходят к его оппоненту вместе с утренними новостями. Джим увлекается. Это напоминает страсть, интрижку, но несколько другого рода, Мориарти находит себе равного, того, с кем может повышать ставки. Они анализируют друг друга, запоминают привычки и уже могут просчитывать. Деталь за деталью раскрывают все больше фактов друг о друге. Которые становятся оружием, ждущим своего часа, в арсенале каждого из них. Эта сделка была важна для Джеймса. Под его контролем оказывался практически весь наркотрафик Восточной Европы. Он давно планировал встречу с венграми, и Себастиан слышал от него, что он собирался присутствовать лично. Но практически в самом начале, все так же не показывая никаких эмоций, после звонка на его телефон и короткого разговора, Джеймс просит его извинить на этом причудливом славянском языке, больше всего напоминающим по звучанию немецкий, и без всяких предупреждений о таком запасном плане сваливает дела и оставленных в таком же вежливо скрываемом замешательстве венгров на Морана, сидящего возле него. Он единственный, кто знает Мориарти достаточно близко, чтобы распознать тревогу в его лице и заметить, как тот едва заметно быстро облизывает самым кончиком языка пересохшие губы, как делает всегда, когда нервничает. - Себастиан, мне придется тебя оставить. Закончишь тут? - не оставляя выбра тихо сообщает Джеймс, - Не соглашайся на меньшую сумму, чем мы решили. У них не будет другого выбора. И они пойдут на это. По его интонации понятно, что Джеймс сейчас явно уже где-то далеко. И ему нет дела, уронит ли к чертям Моран эту сделку, которая занимала его уже очень давно. Джеймс выходит из приватной комнаты ресторана, быстро исчезая через служебный вход, снаружи которого его ждет их водитель. Морану придется сегодня добираться обратно, видимо, на такси. Или привычной ему подземкой, которой полковник никогда не брезговал. Залитые холодным солнцем улицы - чужие и неправильные. Это не его жизнь и не его место, это не с ним. Не то, где он должен сейчас быть. Он будто оторван от всего. Выбит из собственной жизни. Которую сейчас составлял почти всецело для него Ричард. Но так нужно. Чтобы увести угрозу от него. Потеряться. Исключить себя из уровнения. Если он - источник проблем и опасности, в которую втягивает того, кого он любит. Он не бежит от угрозы, как и говорил Ричарду в те последние их вечера, которые у них еще были, когда он не мог говорить открыто, чтобы не потянуть его за собой. Или вместо себя, зная военного. Френсис бросает сумку с вещами на полу и запирает себя в маленькой, холодной арендованной квартире где-то не далеко от старого города. Он зашторивает окно и падает на кровать. Его разрывает тоска и понимание того, что Ричард не узнает причины его поступка. Не простит его. Он причиняет ему боль. Пусть так, но так он покупает ему безопасность. Если ей вообще есть место в жизни наемника. Но он исключает прямую угрозу. И это стоит того. Техник не выдерживает и включает свой прежний телефон. Полный фотографий Ричарда, их жизни, его сообщений. Не тот обезличенный, новый, купленный здесь сразу при выходе из такси с местной сим-картой. Он должен увидеть, прочитать. Он знает, что Ричард писал ему. Сообщения отзываются острой тоской и невыносимой тяжестью в груди. "Я люблю тебя. Больше, чем ты можешь подумать, Рич. Твой Френ", - набирает он и стирает, не собираясь отправлять. Нельзя. Этого делать нельзя. Но потом сдается и повторяет текст на расплывающемся экране. Тут же выключает, ругая себя за слабость и неосторожность. Его появления в сети могло хватить, чтобы отследить местонахождение. Но если повезет и не настолько точно. И его местонахождение могло быть не конечной точкой, и это все же достаточно большой город. Он должен был ему это сказать. Он думает о Джеймсе. Он оставил ему всю необходимую для предостережения информацию, чтобы он мог ее использовать. Возможно, он рано или поздно доберется до группировки. До всех ли? Но Френ оставляет себе надежду. Просить Мориарти о прямой помощи он не может себя заставить. Он и без того решил много его проблем. Но самое главное - все это организовано так, что Джеймс будет считать, что он тоже в этом замешан. Несколько дней сливаются в одно пустое ничто. Существование без особой надежды и планов. Но один у него все же появляется. За время работы на Мориарти, пока он был к нему приближен, Френсис научился составлению самых амбициозных планов из ничего, из пары имеющихся возможностей, которые, если правильно их использовать и хорошо рассчитать и поверить, что ты способен на то, что считал невозможным, могли стать реальностью. Он найдет способ уничтожить Тайлера и тех, кто сейчас работал на него. - Здесь чертова холодина, и мы проверили уже дохрена адресов, уверен, что этот хренов перебежчик так тебе нужен? - спрашивает по телефону здоровый ирландец, бредущий по улицам старого города в компании спутника и кутающийся в воротник своей не по погоде надетой кожаной куртки, под которой в кабуре скрывается Вальтер с глушителем. - Да. Он слишком много знает, чтобы дать ему просто сбежать, - отвечает ему Тайлер. Остро, болезненно, незабываемо и словно за гранью реальности - каждый контакт с Мориарти. Джим как черная дыра - может поглотить, уничтожить, разобрать самый сложный механизм на атомы и затем уничтожить даже эту выделившуюся энергию. Его глаза, такие черные и глубокие, они затягивают, смотрят в самую глубину души даже того, кто, как сам был уверен, этой души не имеет, а если и имеет, то там лишь всепоглощающая чернота и демоны, которые могут убить, а ты и не заметишь. Джим рядом. Слишком рядом. Слишком близко, до боли, будто пытается слиться с ним воедино на физическом уровне и ему словно это удается. И Морану до безумного страшно, наверное, впервые за всю его жизнь ему страшно за себя самого. Слова для них обоих это то лишнее, что уничтожает правду. Вся правда в действиях, во взглядах, в прикосновениях, в ритме биение сердца и частоте дыхания. И даже израненный опасный хищник способен это считать то ли в жертве, то ли в спасителе, коим может являться Мориарти для него. Моран боится умереть. Он боится оставить Джеймса одного, боится, что тот будет в среде, где нельзя никому доверять, будет там, где не безопасно для ребенка. Дэнниэл... ребенок, которого Моран сначала отчаянно ненавидел, при этом сам этого не осознавая, но которого полюбил всей той черной исполосоной душой, что у него была. Как он стал ему важен, словно был родным, словно ничего не связывало этот крохотный комок с Северином. Почему тогда он не может также подпустить Джеймса? Неужели потому, что не верит, что можна забыть? Неужели думает до сих пор, что Мориарти видит в нем другого, тянется к давно прошедшему и причинившему столько боли прошлому? Или может просто сам боится, что не сможет дать Мориарти все необходимое тому? Но Джеймс может ведь принять это решение сам, верно? Он сам выбирает свою судьбу каждый день. И каждый день его выбор это Моран... какие бы причины на этой гения не были. Сегодняшняя близость другая. К ней никто не готовился, никто не осмысливал то, какой она будет, будет ли вообще. Сегодняшняя близость была максимально обнаженной, и дело было совсем не в количестве одежды на них, а точнее ее отсутствии, а в том, что то ошметки душ, что были у них всегда запрятаны глубоко внутри, были снаружи. Это был не просто механический секс, чтобы утолить возникшее неожиданно животное желание, по крайней мере для военного. Это было то единение, которого Морану не хватало. Джим был с ним, выбирал его, может быть даже... любил его. как умел, потому что они оба не факт что способны на это чувство с стандартном его понимании другими людьми. После той ночи что-то изменилось... В самом Моране и также между ними с Джеймсом. Полковник отпускал его спокойно, без внутренней тревоги, позволяя играть в эту опасную наполовину эротическую игру с Эвр Холмс. И Джим всегда возвращался. Возвращался в его постель практически каждую ночь, если не проводил ее за работой или в комнате ребенка. И нет, интимная близость между ними не стала нормой, не была чем-то регулярным и оговоренным. Она все также происходила с не слишком здоровой, как кто-то мог бы сказать, регулярностью. Просто она все также была не механическим действием, а тем самым единением на десятни уровней глубже, чем физический обмен жидкостями. Эта встреча планировалась несколько месяцев. Она была важна и нужна им чтобы расширить сферы влияния. И ни под каким мелким предлогом Джеймс бы не покинул ресторан до ее конца - это Себастиан знал хорошо. От ощущения и понимания того, что Мориарти теряет самообладание от тревоги, у военного по позвоночному столбу пробегает холодок. Да, он не потеряет сделку, он завершит ее и весь наркотрафик, как гений и хотел, будет под его контролем, но какой ценой? Хочется вскочить следом, сорваться с места и нагнать гения, но военный лишь улыбается сдержано уже только своим собеседникам и возвращается к обсуждения с того момента, на котором они и закончили. Уже позже, получив все гарантии и оговорив финальные условия, Моран едет назад в дом Мориарти, сжимая кулаки в карманах дорогого пальто - подарок, который был не нужен, но ценен, - пока такси везет его к Мориарти. Для Ричарда жизнь словно по щелчку пальцев потеряла свои краски. теперь каждый день его жизни выглядел как совершенно нерашаемое уравнение на доске в классе по высшей математике, откуда забрали такую важную константу. Брук не знает, как ему существовать. Все сообщения, что он пишет Фрэнсису, остаются без ответа. Они даже не доходят до адресата. Как и звонки. Все в пустую, все в никуда. И у Ричарда нет ни единой зацепки, ни одной ниточки, за которую можно было бы ухватиться и начать поиски. Каждый день такой же, как и предыдущий. За исключением для, когда он избивает Стивена - того самого Стивена - до полусмерти. О, он бы закончил начатое и отправил бы ублюдка на тот свет, если бы Моран не оттащил его. Стивен имел неосторожность ляпнуть очередную дрянь в сторону Брука об исчезнувшем со всех радаров Фрэнсисе. И У Рича сорвало крышу. В нем было слишком много боли даже спустя целый месяц после исчезновения мужчины, что он просто не мог сдержаться. С того дня Ричард был отстранен от заданий на неопределенный срок. И с того момента его дни стали еще более долгими и невыносимыми. Он словно жил засунув голову в петлю и все ждал, когда же ему из под ног выбьют стул, наконец-то облегчив его страдания. Глупо, но от безисходности военный заканчивает ремонт в их совместной квартире. Он ставит стол у окна, откуда будет видно закат, проклеивает окна пленкой с ультрафиолетовым фильтром, обустраивает полноценное рабочее место, как и представлял его себе, для Фрэнсиса. Он даже отправляет фото готового рабочего места на все также не отвечающий номер, будто каким-то образом это может заставить техника вернуться. Ричарду кажется, что у него инфаркт, инсульт, сердечный приступ и разрыв аневризмы одновременно, когда ему приходит сообщение с того самого номера, а все предыдущие сообщения оказываются прочитаны. Несколько секунд чтобы прийти в себя и начать действовать так, как прокручивал у себя в голове уже сотни раз. Он начинает охоту. И он найдет. Найдет, потому что это движет им и заставляет жить. Швеция. Стокгольм. Окраина бизнес района с глупым, по мнению Рича, названием - Нормальм. Сотни бутиков с совершенно своеобразным шведским стилем одежды, тысячи офисов и, кажется, еще больше квартир. Найти здесь неприметного и ко всему прячущегося Фрэнсиса будет просто невозможно, к тому же Рич даже не знает тут ли техник до сих пор и был ли вообще - может он ошибся в анализе полученных данных. — Nej tack, — c сильным акцентом отвечает Брук торговцу газетами, что предлагал ему купить свежий утренний выпуск (если военный правильно его понял), а затем косится на совсем не по погоде одетого ирландца, плохо слыша суть его разговора по телефону, но очень четко отмечая очертание пистолета в кобуре, который выделялся из-за слишком плотно запахнутой кожанки. — Перебежчик, говоришь? — едва слышно себе под нос выдыхает Брук, а затем на автомате покупает эту чертову газету, затем отправляясь следом за ирландцем, держа безопасную дистанцию. Дома Джима не оказывается. Детская тоже пуста. Моран находит здесь только следы того, что Джим собирался в спешке, взяв только самые необходимые детские вещи. Он забывает свое пальто в гардеробе того ресторана, в котором пару часов назад бросил Себастиана. И все остальные остаются в шкафу не тронутыми. Сара слышит негромкий шум на первом этаже и быстрые шаги на лестнице, узнавая, что Себастиан вернулся. Она стоит в дверном проеме на пороге детской, когда Моран оборачивается, почуяв присутствие. - Себастиан? - женщина замечает его тревогу, - Джеймс просил передать вам, что он поехал в клинику с Дэниелом. Днем температура стала выше, и мне пришлось ему позвонить. Джим в наброшеном на плечи медицинском халате замирает, положив голову на край детского больничного бокса из оргстекла, ссутулив плечи и держась за него рукой. Он сидит так все время с тех пор, как врачи закончили обследования и анализы, и Дэниела оставили в интенсивной терапии, где он начал получать все необходимые сейчас препараты. Он больше ничего не может сделать. Только ждать, когда поступающее через капельницу лекарство начнет действовать, и кризис спадет. И всесильный Джим Мориарти, который может найти решение любой проблемы, чувствует сейчас свое пугающее бессилие. Он не может сделать так, чтобы его ребенка перестали мучить боль и жар, не может его защитить. И в сознании поселяется постоянный пронизывающий страх, осознание хрупкости этой маленькой жизни. Дэниэл сейчас затих и перестал плакать, должно быть, у него на это нет сил. И это пугает Джима больше, чем непрекращающийся плач. Он боится даже прикрыть глаза. Ему кажется, что он сходит с ума. От тревоги и бессилия помочь. Ребенок часто и тяжело дышит через дыхательную трубку аппарата для вентиляции легких, прикрепленную под носом. Маленькое тельце, наполовину укрытое одеялом с прикленными датчиками приборов, выглядит пугающе беззащитно. Джиму хочется скулить, хочется перевернуть мир, чтобы сделать что-нибудь, но все, что он может, это ждать. Он оборачивается к подошедшему врачу, поднимает взгляд. - Мистер Мориарти, - осторожно отвлекает его мужчина, - подозрение на пневмонию подтвердилось. Но мы начали лечение на начальном этапе, повреждения легких не критичны. Мы начали вводить антибиотики и иммуноглобулины, это активирует защитные силы организма, раствор глюкозы для питания. Джим отстраненно кивает, все еще находясь наедине со своими мыслями. - Но температура все еще не спадает, - говорит он. - Это нормально при воспалении легких. Температура - одна из защитных реакций организма, поддерживающих его. Врач уходит, и Джим снова утыкается подбородком в край прозрачной перегородки кровати. Ребенок беспокойно шевелится и издает слабый звук, снова открывает глаза. Джим опускает руку, проводя ладонью по голове и горячей щеке ребенка, гладит по крошечному плечу и оставляет на нем руку, чтобы Дэниел чувствовал его. - Я здесь, - тихо говорит он, наклоняясь к нему, - И буду здесь. Я знаю, знаю... Это скоро пройдет, я обещаю. Знаю, ты еще не успел это понять. Но я проверял много раз. Когда тебе очень плохо, это всегда кажется бесконечным. И ты не веришь в то, что это пройдет. Но оно проходит, - продолжает он, как будто ребенок может понимать его слова. Ему очень хочется взять его на руки и прижать к груди. Прикосновения и интонация снова успокаивают ребенка. Несколько дней это проявлялось как обычная простуда, и врач не замечал каких-либо тревожных симптомов, назначив лечение. Температура не была высокой. Джеймс ругает себя за то, что позволил себе отлучиться для встречи. Няня позвонила ему, когда температура поднялась до тридцати восьми с половиной, и когда Джим за считанные минуты оказался дома и держал Дэниела на руках, ребенок постоянно плакал, и дыхание давалось ему с трудом. Джеймс сорвался в лучшую из ближайших больниц, взяв с собой двоих телохранителей, не дожидаясь их приезда и сообщив им адрес больницы. Ирландец и его компаньон, которые сразу выделяются из толпы для того, кто знает, на что обращать внимание, безошибочно выдают себя в живом потоке местных, спешаших по своим делам, и щелкающих все подряд на свои телефоны, осаждающих маленькие кафе и ищущих то или иное место, туристов. Эти двое чужеродны здесь и представляют опасность. Они проходят несколько улиц до того места, где оставили арендованную машину. И Тревор, который все это время только угрюмо бредет рядом, так же втянув шею в плечи от пронизывающего скандинавского холода, и время от времени перебрасывается с напарником короткими фразами, ощущает приследование и сообщает об этом Шону. Больше на уровне инстинкта, который развивается даже у не слишком хороших профессионалов, но обладающих мозгами и вынужденными довольно долго иметь дело с риском и криминалом. Но когда тот оборачивается, мужчина, следовавший за ними довольно давно, снова ускользает из поля зрения, скрываясь в толпе. Но ощущение чужого внимания на спине не исчезает. Охотники становятся дичью. Они добираются до машины и садятся в остывший салон, заводят двигатель. Номера хорошо различимы. - Еще один адрес на сегодня и в отель, - ноет Тревор, - Иначе я пристрелю - тебя. Если уж Тайлеру так нужен чей-то труп. - Если бы, - отзывается ирландец, - Найдем - придется еще повозиться, на случай если решит быть более сговорчивым. Френсис замерзает здесь и задыхается без Ричарда. Постепенно свыкаясь, но не смиряясь, ища возможности вернуться, уязвимости и способы уничтожить Тайлера и группировку, которая перешла под его контроль. Механическая работа и анализ большого количества данных занимают, притупляя животную тоску. Техник берется за счета Тайлера на все его подставные имена и компании и сосредотачивается на сложных банковских алгоритмах. Задача достаточно сложная, чтобы занимать пустые дни, заставляя время идти. Ощущение реальности будто ускользает, подводит Френсиса, и он иногда уже не замечает, где граница между снами, его мыслями о Ричарде, его присутствии и происходящей вокруг него не его жизнью. Запас антидепрессантов подходит к концу и, видимо, не особо работает "в местном климате", и Френсис выбирается на прием к психиатру за новым рецептом. Техника не сильно волнует собственная безопасность здесь. Он соблюдает основные правила, чтобы не быть найденным, но не более того. В то время как за ним уже ведется охота, и круг поисков постепенно, но верно сжимается вокруг него. На то, чтобы отыскать этих двоих и снова напасть на их след уходит время. Непростительно долгое, ведь если догадка Ричарда верна, нельзя допустить, чтобы они успели добраться до Френсиса, опередив его. Френсис возвращется и поднимается по лестнице, лифт в этом доме стабильно не работает, и ставит на пол пакет из ближайшего супермаркета. Хотя большую часть предыдущих покупок ему пришлось выбросить, когда продукты испортились. Он вставляет ключ в замок, когда чужая рука закрывает ему рот и грубо тянет назад, зафиксировав в железной хватке. В спину ощутимо упирается металл. - Сейчас я отпущу руку, и ты не издашь ни звука и пойдешь со мной, - говорит голос сзади над его ухом, сильнее вдавливая дуло пистолета ему в спину. Френсис делает вдох и делает выдох, задержав пустой взгляд на так и не открытой двери. Кажется, для того, чтобы дать какую-то реакцию и вызвать страх, адреналину в его крови нужно какое-то время, большее, чем то, за которое происходит молниеносное нападение. Либо его безразличие к происходящему с ним достигло новой нездоровой отметки. Человек в кожаной куртке убирает пахнущую табаком ладонь от его лица, и Френсис идет с ним вниз по лестнице. К машине, в которой за рулем их ждет второй. В голове проносится мысль, полная скорее дикой тоски и досады, чем страха. Вот он и проигрался. Так быстро и глупо. Но если Ричард сейчас в безопасности, это все не было бессмысленным. Ему не завязывают глаза, отпускать его явно не собираются. Они проезжают улицу за улицей и выезжают за город. Скоро машина сворачивает на проселочную дорогу и останавливается у большого ангара неиспользуемого склада среди полей. Его выталкивают из машины. Снаружи еще несколько промышленных построек. И никакой цивилизации. Место, где можно не беспокоиться о случайных свидетелях. Он идет по высокой, сухой траве под тонким слоем снега. Останавливается, поднимая голову, и замечает, как медленные белые хлопья начинают падать сверху на его лицо. Сзади толкают и тащут его дальше к ангару. Никогда не знаешь, что окажется последним, что ты увидешь или сделаешь, на задворках сознания думает Френсис. Он ощушает себя приговоренным, который не жалеет ни о чем, что он сделал. Кроме одного. Та боль, которую он причинил единственному, кто вернул его к жизни. Один из его сопровождающих сбивает хлипкий замок на деревянной двери. И его заводят в большое пустое помещение. Шаги гулко отдаются от пола и стен. Где-то вдалеке незримо капает вода. Серый свет проникает через разбитые окна и дыры в крыше. Здесь, кажется, еще холоднее, чем снаружи. Руки связывают за спиной. Один из них убирает пистолет в кабуру и приближается к Френсису. Второй остается стоять возле них, держа оружие в опущенной руке. Первый резко бьет их пленника ниже солнечного сплетения. Френсис сгибается от вспышки резкой, оглушающей боли, выбивающей дыхание и несколько секунд не дающей вдохнуть. За первым ударом следует второй, по лицу. Его толкают на колени. И Френсис поднимает голову, сплевывая кровь. - Ну, что, подумаешь еще раз над предложением? Или предпочтешь сдохнуть тут? - спрашивает ирландец. Морану кажется, что он приезжает слишком поздно. В доме будто прошелся небольшой ураган, который сгреб в охапку самые необходимые вещи для ребенка и после вместе с этим самым ребенком покинул помещение. Себастиан на самом деле боится, что Джеймс просто исчез. Как исчез Фрэнсис, просто забрав минимум необходимых вещей и отключив все телефоны. Ха, странно, но также ведь исчез и сам Себастиан перед тем, как уехал на верную смерть в Сирию? Внутри военного на эти несколько страшных минут испевает поселиться пустота. И ненависть. Ненависть к Эвр Холмс, которая, как казалось полковнику, была виной происходящему сейчас. Потому что он не думал о болезни Дэнниэла - да, малыш посещал врача пару дней назад из-за простуды, но тот заверил Мориарти, что ничего серьезного нет и простые лекарства помогут. Появление Сары на пороге детской с сообщением от Мориарти не делают душе военного легче. Просто ненависть сменяется страхом. Но в то же время он знает, что консультант сейчас в больнице и ребенок под присмотром врачей, что безумно важно сейчас. Моран собирается быстро, но методично. Он переодевается из делового костюма и пальто в привычные себе черные брюки и водолазку, накидывает куртку на плечи и обувается в кроссовки. В небольшой сумке, которую мужчина собирает с собой, лежит такой же просто комплект вещей для Джеймса - ведь Себастиан знает, что гений не отойдет от ребенка, пока тому не станет лучше -, нижнее белье, средства гигиены. И поверх свего лежит немного пожеванный плюшевый заяц - любимая игрушка Дэниэла, которую Джеймс забыл в спешке. Добраться до больницы выходит быстро и военный оставляет авто на парковке у самого вхда в здание - мальше светиться на открытом просторанстве. Он спешно поднимается в детское отделение по лестнице, игнорируя лифт, а там по знакомым лицам охраны у дверей находит комнату, где Джеймс находится вместе с ребенком. Себастиан ничего не говорит, зайдя внутрь. Потому что он не знает, что говорят в таких ситуациях, и точно уверен, что любые его слова были бы неправильными и могли бы причинить еще больше боли консультанту. Полковник оставляет сумку с вещами на стуле у двери и подходит к консультанту, молча отдавая ему того самого плюшевого зайца.