***
Иван нервничает. Всю первую половину дня он находится где-то между домом и пациентами, которые кажутся ему достаточно здоровыми, чтобы сходить в обычную поликлинику. Пожилой одинокий дедушка, мальчик с температурой тридцать восемь, ещё один дедушка… Нойрет даже не обращает внимание на явно большие буфера девушки, к которой заезжает перед обедом. Она жалуется ему на хрипы в груди, на сложность дыхания, когда он думает лишь о том, что Хулия сейчас находится одна. Девушку ему приходится отвезти в больницу. В её лёгких действительно есть хрипы и это первые признаки пневмонии. Он заполняет карточки и собирается уже убегать, когда его, вдруг, останавливает тот самый доктор, которого они с Хулией встретили пару дней назад. Он не знал, какие у неё с ним отношения, и, честно говоря, пока что, не собирался вдаваться в подробности, потому что ему нужно было спешить к ней же, но мужчина был непреклонен. — Сегодня один? — спрашивает он. Иван надевает перчатки, заметно нервничая. — Один, — соглашается он. — Напраница ушла в загул? — усмехается он и что-то внутри парня щёлкает в этот момент. Он не хотел вмешиваться во всё это, но какое право этот хмырь имеет так говорить о ней? — Судишь по себе? — Нойрет поднимает на него злобный взгляд, встречаясь с его. Леаль точно не ожидал услышать такой ответ. — Понятия не имею, что у вас там произошло в прошлом, но я не позволю так говорить о моей подруге в таком тоне, — продолжает он. — Подруге? — уточняет доктор. — Уверен, что просто друзья так реагируют на обычную шутку? — Мне жаль, что у тебя нет друзей, которые могли бы за тебя постоять, пока ты болеешь, и за твоей спиной говорят всякую чушь, — Иван разворачивается на пятках. В любой другой ситуации и месте он бы уже давно набил морду этому придурку, но, к сожалению, он находился на работе и в больнице, в которой полно других пациентов. Иван спешит к машине скорой, где его ждёт Антонио. Они обычно ездят на обед вместе, но сегодня был не тот день, чтобы совмещать трапезу. Хулия слишком слаба чтобы подниматься с кровати, а оставаться голодной весь день было бы худшим, что могло произойти в период болезни, поэтому он так рвётся домой. Он выпрыгивает из машины чуть ли не на ходу, под весёлые смешки водителя, и спешит в дом. Впервые в жизни он заходит в него с удовольствием, с огромным желанием вернуться сюда, потому что раньше, единственное, что встречало его после долгой рабочей смены — тишина. Это было невыносимо. Нойрет собирался в считанные минуты и уходил в бар с друзьями, потому что сидеть одному в огромном доме — худшее времяпровождение для него. Сейчас же он бежит по лестнице вверх и останавливает лишь около входной двери. Иван осторожно надавливает на ручку и та поддаётся ему. Хулия спит. Казалось бы, в том же положении, что и тогда, когда он уходил на работу. Иван бы не успел заскочить в аптеку по дороге домой, но он аккуратно утащил градусник из чемоданчика скорой, поэтому им удастся узнать, какая у неё температура. Девушка открывает глаза, слыша его тяжёлые шаги в сторону кровати. — Шпион из тебя точно не получится, — смеётся она, — Я услышала тебя ещё до того, как ты вошёл в дом, — признаётся ему Медина. — Да? — улыбается парень. — А я вот для тебя спёр градусник из сундука сокровищь, — он показывает ей стеклянный термометр в футляре и Хулия пытается самостоятельно сесть в кровати. В этот раз у неё получается это сделать лучше, чем с утра, и это не может не радовать. — Ты не вставала? — спрашивает Нойрет, осторожно просовывая градусник ей подмышку. Девушка вздрагивает от холода стекла и отрицательно мотает головой в разные стороны. — Я проснулась минут пять назад, — отвечает она. — То есть, все эти пять часов, которые я разъезжал по пациентам, ты спала? — он заправляет выбившиеся пряди её волос ей за ушко и усмехается. Хулия весело опускает взгляд вниз. — Честно говоря, — начинает она, облизывая губы, — Я уже давно не испытывала таких чувств, когда ты в постели, а все остальные на работе. — Я знаю, — кивает он, — Но ты должна, хотя бы иногда, заботиться о своём здоровье. Ладно? Сейчас это нелепая простуда, а потом что? Обморок? — Я надеялась, что до такого не дойдёт, — она тянется за градусником, вытаскивая его и сразу же смотря. В глазах всё слишком мутное, но она видит, как ползунок остановился около тридцати девяти с половиной градусов, — Ладно, я согласна, что сегодняшний день должен был быть выходным для меня, — говорит Медина. Иван забирает термометр из её рук. — Да ладно?! — восклицает он. — Какое умные мысли, однако, появились в твоей головушке. Хулия прикрывает глаза. Температура со вчерашнего вечера не хочет опускаться, а это значит, что организм борется с какой-то серьёзной болячкой. Ещё вчера утром она чувствовала себя не очень хорошо и думала о том, что заболеет, но в её планы точно не входило нечто подобное. — Я приготовлю тебе чай с лимоном и на обратном пути заеду в аптеку за более сильными жаропонижающими, — Иван глубоко вздыхает. Не то, чтобы он не ожидал, что ему придётся за ней ухаживать, просто смотреть на то, как ей плохо, было последним, чего бы он хотел. — Не нужно, — отвечает она ему, — Я знаю, что ты ответишь по поводу денег, но, если бы не было тебя, я бы лечилась самостоятельно более дешёвыми лекарствами, и совершенно также поправилась бы. — Ага, — словно бы не слушая её, соглашается Нойрет, — Но я есть и ты должна воспользоваться этим моментом. Может быть — я твой ангел хранитель и вылечу тебя от смертельного заболевания. Хулия усмехается и он склоняет голову, наблюдая за её улыбкой. Длинные густые ресницы опускаются вниз за её взглядом и он вновь не может оторвать от неё глаз. «Ты прекрасна, малыш» — думает он про себя, тут же понимая, что снова попался в эту ловушку. Но как ему не думать о ней, когда она такая… такая замечательная. Других слов у него попросту нет. Он не знает, как объяснить его тягу к этой девушки, но это явно не мимолётное влечение. Иван заваривает ей чай и несёт его на подносе вместе с обедом, который заказал по дороге домой. Он знает, что Хулия сама готовит и эта стряпня не сравнится с тем, что получается у неё, но он готовить не умеет, а ей нужно есть, чтобы набираться сил для борьбы с болезнью. В любом случае, это лучше, чем ничего. Её пальцы холодные, отчего не накрашенные, но ухоженные ногти посинели. На самом деле, это не очень хорошо, и ему стоит взять это во внимание, если, вдруг, ей станет хуже. Он ставит поднос ей на ноги. — Ты приехал домой в свой обеденный перерыв, чтобы накормить меня? — спрашивает она у него. Иван кивает. — А ты сам ел хоть что-нибудь? Садись со мной. Перспектива есть с ней рядом звучит очень заманчиво и он соглашается, спускаясь вниз за своим обедом. Они едят молча, но эта тишина их не напрягает, наоборот, кажется, что впервые в жизни они не одиноки. Иван задумывается об этом и ему безумно не хочется никуда уезжать. Он желает лечь рядом с ней, прижать её к себе настолько крепко, насколько возможно, согреть её и забрать этот ужасный недуг. Однако, ему нельзя сделать ни один пункт из перечисленного. Нельзя и невозможно. Если бы он только был волшебником… Смена длится вечность. Они с Антонио ездят на разные вызовы, развозят пациентов по больницам и под конец дня оба выжаты, как лимоны. Иван падает в сугроб, когда они останавливаются на заправке. Снег хлопьями сыпется с неба и он ловит его ртом, как когда-то в детстве. Плевать, как смотрят на него другие люди, единственное, что ему сейчас хочется — это домой. Последний вызов снова выдаётся слишком сложным. Пациентка не совсем адекватна, она царапает лицо Нойрета длинными ногтями, из-за чего парню приходится с силой скручивать её, словно бы она преступница какая-то. На фоне высокой температуры и приёма наркотиков, у неё снесло крышу, поэтому последняя больница, куда они с Антонио поехали, была психиатрической. Женщина кусалась, пиналась, плевалась. Иван уворачивался от неё, как мог, связывая её на каталке. Он устал, ему надоело быть вежливым со всему, хотелось ударить её как следует, чтоб протрезвела, но, помимо того, что она была женщиной, он не имеет право причинять вред пациентам. Зато они ему, как оказалось, могут. Врачи терпят всё: боль, унижение. Их могут ударить, или обозвать. Никто не встанет на их защиту. Зато, когда врач ударит пациента, из этого устроят целое представление. На мгновение, Иван представляет, сколько ещё будет подобных вызовов за всю их работу. Хулии здесь нет только сейчас, но, что будет, если ей причинят вред? Что будет, если ей самой понадобится медицинская помощь после подобных вызовов? Как ему справляться с этим? Если свои чувства к ней он ещё как-то мог скрывать, то скрывать явный страх за неё у него не получалось. Он видел её руки, он поднимал её на руки… Она гораздо меньше этой женщины, которую он везёт сейчас в больницу, не говоря уже о том, что в неадекватном состоянии бывают и мужчины. Картинка складывается: Хулия пытается успокоить мужчину и тот просто бьёт её. Иван жмурится. Или может быть ситуация, когда её могут ранить… Физически. Сколько придурков есть на планете, которые носят при себе ножи? Осколок от бутылки? Удар головой об стену? Попытка изнасилования? Он не замечает, как его кулаки рефлекторно сжимаются. Ему просто стоит быть всегда рядом с ней, вот и всё. Домой он возвращается в десятом часу, успев забежать в круглосуточную аптеку. В пакетике у него новый градусник, жаропонижающие и витамины. Он умудряется найти работающий магазин, где покупает апельсины и фасованную клубнику. Вторая, наверняка, невкусная, но у него дома есть сахар, а он помнит, как сильно она её любит. Иван ловит себя на том, что ему безумно хочется ей угодить, хочется, чтобы она улыбалась ему и просто была счастлива. Пока она живёт у него, есть такая возможность, и ему стоит ей воспользоваться. Когда ещё ему будет позволено вот так вот просто позаботиться о ней? Хулия стоит возле окна, когда он заходит в комнату. Она держится руками за подоконник и видит его отражение в окне, хотя он сам ещё не понимает этого, засмотревшись на неё. — Я знала, что выгляжу ужасно, но ты можешь так не смотреть на меня? — усмехается она, оборачиваясь. — Откуда ты… — начал было он, пока сам же не увидел себя в окне. Он кивает. — Соседка мне написала, что у неё уже дали отопление, — продолжает девушка, — Ты сможешь отвезти меня домой, пожалуйста? Иван хмурится. Он был счастлив увидеть её, идущую на поправку, когда она стояла у окна, и выглядит она лучше, чем он ожидал. Но эти слова словно бы ножом бьют по сердцу. — Хулия, — вздыхает он, — Милая, ты всё ещё болеешь, и на улице слишком холодно, чтобы ты выходила. Даже дойти до машины. Если ты переживаешь из-за того, что стесняешь меня или ещё из-за чего-то, то это абсолютно не так. На самом деле, у меня слишком большой дом и мне одному здесь жить не очень комфортно, — признаётся он. — Но это не значит, что я должна переехать к тебе, — девушка склоняет голову набок, — Я очень тебе благодарна, что ты забрал меня к себе, пока у меня было холодно, но… — Иван подходит ближе и берёт её за холодные ладошки, обрывая на слове. — Останься здесь до тех пор, пока полностью не выздоровеешь. Ладно? — просит он. — Я бы попросил тебя остаться навсегда, но ты ведь не согласишься. Слишком гордая, да? Медина поджимает губы. Возвращаться к себе в квартиру после того, как уютно и тепло ей было у него, совершенно не хотелось, но и оставаться здесь дальше она тоже не могла. — Я останусь у тебя, если ты согласишься на оплату, — она сщуривает глаза и он поражённо хлопает ресницами. Она сейчас что ему предложила? Иван резко подхватывает её на руки, из-за чего она тут же перехватывает его холодными ладошками за шею. Она напряжена, и парень не может не заметить этого, когда держит натянутое, словно струна, тело. Хулия пытается оттолкнуть его руками, но у неё, во-первых, недостаточно сил из-за болезни, а во-вторых, она не смогла бы этого сделать даже в обычном своём состоянии. Нойрет слишком сильный, слишком тяжёлый и габаритный. — Пусти, пусти, пусти, пожалуйста, — просит она, молвя эти слова, словно бы заклинание, — Иван, отпусти меня, отпусти. Ему кажется, ещё немного и она точно заплачет, поэтому он быстрыми движениями спешит к кровати, на которую её и кладёт. Хулия складывает руки на груди, смотря на него огромными блестящими глазами. Она была готова заплакать, лишь бы он отпустил её, и его сердце ускорило свой ритм от осознания, что она испугалась. Его испугалась. — В чём дело? — спрашивает он у неё, забираясь рядом. Он остаётся сидеть на коленях на краю кровати, пока она натягивает одеяло на себя, закутываясь до шеи. Её гложет какая-то травма, кто-то напугал её в прошлом, она испугалась его, когда он взял её на руки. Быть может с этим что-то связано? — Расскажешь мне? — он показывает ей свои ладони и опускает их на колени, словно бы показывая, что не собирается трогать её. — Я не хочу об этом говорить, — бормочет она, а в памяти всплывают обрывки воспоминаний. Хулия жмурит глаза, чтобы прекратить это, но у неё не получается. Ей удалось забыть те мгновения на долгие годы, но, как только появилась новая опасность не выбраться из рук своего захватчика, воспоминания вернулись. — Ну ты ведь знаешь, что нельзя хранить в себе то, что тебя тревожит? Тебя кто-то обидел? — не унимается Нойрет. Хулия молчит, поджимая губы. Она уже многое ему рассказала, и об этом раньше ей попросту некому было рассказать, быть может, все эти психологические штучки с рассказами, действительно смогут ей помочь? — Я закончила университет, когда мне было двадцать один, — начинает она, и Иван кивает, вспоминая, что закончил в этом же возрасте, — Общежитие нужно было освободить, и я не могла найти не то, чтобы квартиру для проживания, но и комнату сложно было отыскать на те средства, которые у меня были, — Хулия опускает взгляд вниз, вытаскива руки из-под одеяло и смотря на свои тонкие пальчики. Иван хотел бы взять её сейчас за руки и успокоить, но он не мог, это бы напугало её, — У меня была одногруппница — Камилла, она жила со своим отцом-инвалидом в трёшке и предложила мне на время пожить у них. Наверное, после этого я боюсь доверять людям, когда они хотят мне помочь… — девушка поджимает губы. — Ты можешь не переживать насчёт меня, — заверяет её Иван, — Я не поймаю тебя потом в подворотне и не буду вытряхивать из тебя деньги за то, что позвал к себе, — усмехается он. Хулия выдавливает полуулыбку. — У тебя нет отца-инвалида, — продолжает она и он понимает, что это что-то связано с мужчиной, — Когда Камилла уходила, он вставал со своего кресла и спокойно ходил, — говорит девушка, — Ни я, ни Камилла не знали об этом, но однажды я забыла свои документы, когда поехала устраиваться на работу, и мне нужно было вернуться. Камилла ушла далеко и не собиралась возвращаться, и я думала, что по-быстренько заберу свои вещи и убегу, но в прихожей стоял он. Я не знаю… — Хулия мотает головой в разные стороны, — Он стоял там и трогал себя, дёргал… — Иван напрягается, продолжая слушать, — Я хотела уйти, отменить собеседование, всё, что угодно, — тарраторит она, — Но он, конечно же, заметил меня. Наступает очередная очень долгая пауза, между которой она глубоко вздыхает и протяжно выдыхает. Она никогда ещё так глубоко не заходила в своих воспоминаниях. — Прошу тебя, — начинает Нойрет, — Милая, скажи мне, что он не изнасиловал тебя, — он смотрит на неё с мольбой и она отрицательно мотает головой. У него, словно бы груз с плеч упал после этого жеста. — Он хотел, — говорит Хулия, — Он повалил меня на пол и упал на меня сам, — продолжает она, — Он был очень тяжёлым и я не могла столкнуть его с себя, а он пользовался этим и пытался раздеть меня. Я чувствовала себя, находящейся в его ловушке и думала, что сейчас вся моя жизнь пойдёт ко дну. Она итак была отвратительной, но жить с тем, что тебя изнасиловал старый больной ублюдок… Она не замечает, как Нойрет оказывается рядом с ней, смотря куда-то вперёд. Хулия не видит ничего вокруг себя, потому что все её мысли, вся она, та маленькая девочка, снова там, снова под тем мужиком. — Это абсурдно, что я помню, что на мне было чёрное платье? — Медина поворачивается к нему и едва ли не ударяется своим носом об его. Иван гладит её по плечам. — Никогда бы не смог представить тебя в платье, — говорит он ей, — Но наши воспоминания могут быть разными, поэтому это нормально, что ты это помнишь, — соглашается он с ней. — Да, — кивает она, — Это было летом и на мне не было колготок, он… — она замолкает, закрывая лицо руками. — Я понял, — Иван убирает её ладони и осторожно поднимает лицо за подбородок, чтобы она смотрела на него. Слёзы скатываются крупными каплями по щекам и его передёргивает от того, сколько лет она таила этот ужас в себе. — Потом я смогла его оттолкнуть. Он услышал звук открывающегося замка и ослабил хватку, — Хулия всхлипывает, проводя рукой под носом, — Камилла вошла как раз в тот момент, когда я его оттолкнула. Он застонал, якобы от боли, и всё выглядело так, словно это я приставала к бедному старику… В ту ночь я ночевала на вокзале и думала о том, как мне жить дальше с этим, потому что… — Потому что ты была маленькой напуганной девочкой, которую едва ли не изнасиловали, — продолжает он за неё, — Потому что тебя снова предали и ты попала в сложную жизненную ситуацию. И мне безумно жаль, что меня тогда не было в твоей жизни, малыш. Он гладит её по щекам, заправляя распущенные волосы назад. Хулия судорожно кивает ему и не осознавая, что делает, бросается в его объятия. Она крепко сжимает ткань его футболки сзади и он чувствует, как намокает ткань у него на груди. Иван не знает, что делать в подобных ситуациях, кроме как обнять в ответ и поглаживать по голове. Он представляет её маленькую и напуганную, преданную всеми, кому она когда-то доверяла, и пазл в голове складывается. Она боится вновь быть преданной, она боится довериться ему, того, что он может попросить плату за свои поступки, и у неё, конечно же, нет сейчас таких денег. Она понимает это и поэтому боится. Но больше всего страшно, что ей снова разобьют сердце. — Я обещаю тебе, что никогда в жизни так с тобой не поступлю, — говорит он ей, — Я обещаю, что буду твоим лучшим другом, которому ты можешь всегда довериться. Я не расскажу никому твои тайны и не позволю тебя обидеть. Слышишь меня?! — он слегка остраняет её от себя, смотря в заплаканные покрасневшие глаза. Медина судорожно кивает и он спешит стереть влагу с её лица. — Господи, ты снова горишь, — с сожалением продолжает он, прикладывая ладонь к вспотевшему влажному лбу. Он также отмечает, что она сама вся мокрая, и, вообще-то, у них нет её вещей, — Я могу съездить к тебе за твоими вещами, если ты хочешь. Но тебе обязательно нужно переодеться, чтобы не заболеть ещё сильнее. — Спасибо, — бормочет она, облизывая губы. — Не за что, — улыбается он, но эта улыбка не та, которую бы он хотел ей подарить, — Ты любишь клубнику? — спрашивает он. — Я подумал, что она, должна быть, вкусной, когда увидел её в магазине. Хулия вытирает слёзы рукой, усмехаясь. — Последний раз я ела клубнику лет десять назад, — говорит она, — Я не помню её вкус, но я любила её. — Смотри-ка, сегодня явно твой день, малыш, — Иван проводит руками ей по щекам, помогая вытереть влагу и она улыбается ему. Ему, ни кому-то ещё, а ему, — Отдохни немного, я съезжу за твоими вещами, вернусь и мы с тобой устроим небольшой ужин. Согласна? Хулия кивает ему, снова шмыгая носом. Он также протягивает ей градусник, чтобы она померила температуру и перед тем, как уйти, заваривает ей жаропонижающие. Иван знает, что, вероятнее всего, она уснёт к тому времени, когда он приедет обратно, но на завтра он взял отгул, поэтому у них ещё будет время, чтобы поговорить. К тому же, после того, что он узнал, его сердце разбилось вдребезги. Как жизнь может быть такой жестокой? Как человек, который не сделал ничего плохого, может так страдать? За что? За грехи своих родителей? Но ведь это же ужасно. В её квартире айсберг, разве что только мебель не покрылась льдом. Здесь настолько холодно, что даже раздеваться после улицы не хочется, и Нойрет думает о том, какой же он всё-таки молодец, что сумел уговорить её пожить у него, потому что здесь было бы нереально находиться. Она бы разболелась ещё больше и умерла, если бы его не было рядом. От этого становится не по себе. Что, если бы они не были знакомы? Что, если бы она вот так заболела и жила сейчас в этом холоде? В нём говорят сильные чувства к ней, и он уже не понимает, какой характер они имеют. Она нравится ему как девушка? Или как младшая сестра, которая попала в беду? Но в сёстрах ты обычно не замечаешь, какая она красивая, невероятная… Ты не думаешь о том, какие у неё манящие губы, хоть и потрескавшиеся от мороза. Не думаешь о том, что у неё, вероятнее всего, анемия, судя по цвету её кожи, и не хочешь так пристально следить за её здоровьем. Иван проходит в её комнату. Небольшая кровать, а на тумбочке фотография, где она ещё совсем маленькая, скорей всего, со своим братом. Парнишка, лет пятнадцати, держит маленькую девочку на своих коленях, и она улыбается во весь рот. Нойрет отмечает, что ещё никогда не видел её такой счастливой, как на этой фотографии. Всего лишь одно мгновение, которое перевернуло жизнь ещё совсем ребёнка на сто восемьдесят градусов. Хулии пришлось слишком рано повзрослеть, чтобы выжить в этом жестоком мире. Парень проводит пальцем по её лицу. Она всегда была такой маленькой, даже в детстве. Светящиеся от счастья глаза, наивная детская улыбка и, наверняка, мысль о том, что будущие будет прекрасным. Как бы он хотел, чтобы это было действительно так. Он складывает все её вещи в сумку небольшого размера. Их не так много, и теперь ему становится не по себе от того, как он вёл себя тогда в магазине. Она со всем справляется сама, она живёт на те деньги, которые бы он прогулял за одни лишь выходные. И он уже тысячу раз об этом думал, но каждый раз его сердце разрывалось на части. Иван думал, что его жизнь дерьмо, что отец стал от него отдаляться, но дерьмом была жизнь этой девочки, которая крутилась как белка в колесе, чтобы выжить в суровой реальности. Когда Иван возвращается домой, Хулия не спит. Она лежит в кровати, положив руки под щёку и наблюдает за ним. У неё снова высокая температура и она не в состоянии говорить ему, что он сумасшедший, притащивший все её вещи, а когда он ставит фотографию на тумбочку рядом с её кроватью, она и вовсе поникает. — Это ведь твой брат? Да? — спрашивает у неё Нойрет, когда она садится в кровати, держа в руках рамку. — Алехандро, — соглашается она, — Он обещал, что заберёт меня от матери, когда мне исполнится восемнадцать лет. — Судя по всему не забрал? — грустно молвит он. — Нет, — кивает Хулия, — В то время он жил в Нью-Йорке и у него были проблемы с девушкой. Он позвонил мне однажды и сказал, что не сможет взять меня к себе, а я не стала ему рассказывать про то, что мать выгнала меня из дома. У него было полно своих проблем. Больше мы не созванивались. — Не хочешь позвонить ему сейчас? Узнать, как у него дела? — Иван осторожно проводит рукой по её щеке, заправляя волосы назад. Медина поджимает губы. — Я знаю, как у него дела, — продолжает она, — Он знает про меня, но я не уверена, что в подробностях. Наши отношения с ним не очень хорошие и я не хочу, чтобы он жалел меня. — Хорошо, — кивает Иван, — Помнится мне, что я обещал тебе клубнику. — Да, — улыбается Хулия, — Я тоже это помню. Нойрет усмехается. Он понял, что ему больше всего в ней нравится. Несмотря на весь кошмар, который с ней происходил и происходит, она по-прежнему остаётся той маленькой девочкой, которой была до всего этого. Такая же весёлая, слишком добрая. Она остаётся человеком несмотря ни на что. И это именно то, что нужно ценить и беречь в себе.Часть 4
23 декабря 2023 г. в 18:00
Хулия вновь проснулась по будильнику. Потянувшись в кровати, она испугалась, что находится не у себя дома, потому что то, где она сейчас спала, было куда больше, чем у неё дома. Она с трудом распахнула глаза, осматриваясь по сторонам, и только тогда воспоминания решили к ней вернуться. Она у Ивана и на ней его одежда.
Медина застонала, когда попыталась сесть. Все попытки двигаться причиняли ей адскую боль во всём теле и она упала обратно головой на подушку. Как она умудрилась так сильно заболеть?
В дверь постучали и через мгновение там показалась голова Ивана. Его волосы были растрёпаны после сна, кудряшки спутались, а футболка, в которой он был, обтягивала мышцы на руках. Хулия прикрыла слезящиеся глаза. Она думала, что пойдёт сегодня на работу, но сейчас даже сесть нормально не может.
— Привет болеющим, — усмехнулся Нойрет, войдя внутрь и включая свет. Резкий световой перепад сразу же ослепил девушку и она закрыла лицо руками.
— О, Господи, я ослепла, — хнычет она. Иван подходит к ней ближе, прикладывая ладонь ко лбу.
— Потому что у тебя всё ещё высокая температура, Лапуля, — с сожалением продолжает он, — Как ты себя чувствуешь?
— Я не могу подняться, — жалуется она, — Такого ещё никогда не было, Иван.
— Наверное раньше ты не работала до поздна больной, — объясняет Нойрет. Он поправляет часы на тумбочке рядом с её кроватью и его желание наклониться и поцеловать её в лоб становится ещё сильнее. Сейчас она выглядит куда лучше, чем вчера, но он знает, что выйди она сегодня снова на работу, сляжет опять и надолго, — Я принесу тебе завтрак, лежи, не вставай. После смены я заеду в аптеку и куплю градусник, потому что, как оказалось, у меня в доме нет обычного термометра, чёрт возьми!
Хулия хмурит брови.
— Ты сейчас хочешь сказать, что я не пойду на работу и останусь у тебя? — спрашивает она, пока он с недоумением смотрит на неё.
— Хулия, ты горишь! — восклицает он. — Помимо всего прочего, позаботься хотя бы о своём здоровье. Ладно?
— Но Иван, я же…
— Нет! — по слогам говорит он. — К тому же, воспользуюсь случаем, что ты находишься у меня дома и я твой лечащий врач на это время. Ты должна меня слушаться, чтобы встать на ноги в ближайшие дни. Договорились?
Девушка поджимает губы и кивает. Иван поднимается на ноги с победной улыбкой и спешит к двери, оборачиваясь лишь возле неё. Хулия отвернулась от него к окну, и венка на её шее стала ещё больше видна. Эта девушка сведёт его с ума раньше, чем он себе предполагал. Как она может быть такой маленькой, но такой упрямой в то же время? Как она может вызывать в нём столько эмоций и желаний положить всё возле её ног?
Парень думал о ней всю ночь. Он расстался с Мануэллой пару дней назад не из-за того, что ему, вдруг, она наскучила, как партнёр для секса, а из-за того, что рядом всегда была Хулия и он не мог больше никого видеть, кроме неё. И сейчас, когда она находится так близко к нему, ему хочется заботиться о ней.
Возможно, дело в её истории. Она долгие годы жила в одиночестве, ей никто не помогал и она справлялась со всеми проблемами самостоятельно. То, что произошло вчера — лишь доказательство этому, когда она с высокой температурой продолжала ездить на вызовы и помогать пациентам. Он знает, что она гордая и привыкла ко всему, но сейчас ей нужно было просто расслабиться, и он сделает всё возможное, чтобы добиться этого.
Иван помогает ей сесть в кровати, когда приносит завтрак на подносе. Она старается не подавать виду, что ей больно, когда он чётко видит, как трясутся её тонкие ручки, когда она поднимается на них. Огромная футболка съезжает с её левого плеча, волосы взлохмачены, но она остаётся такой же прекрасной как и всегда. Нойрет быстрыми движениями поправляет ей подушки и она может спокойно об них облокотиться спиной.
— А ты говорила — работать, — горько усмехается парень, — Когда ты сесть нормально не можешь.
— Я бы расходилась, — стоит на своём девушка. Ему так сильно хочется взять это личико в руки и расцеловать каждый миллиметр, но он лишь опускает взгляд вниз, поставив поднос ей на ноги.
— Пожалуйста, Хулия, я умоляю тебя, — начинает он, — Вставай только тогда, когда тебе это действительно нужно, ладно? Я попробую вырваться в обед к тебе, но оставайся в постели. Ладно? Есть какие-то пожелания в магазине?
Хулия смотрит на него, и её глаза блестят в свете ламп. Иван всё же кладёт ладонь ей на щёку, поглаживая её.
— Тебе нужно как можно больше спать, — продолжает он. Хулия кивает, впервые соглашаясь на все его условия.