Последний враг: Темные метки

      Размытое багровое пятно квоффла просвистело мимо лица Джеймса Поттера, едва не задев оправу очков. − Осторожнее! – крикнул он через поле. − Придурок, ты должен был его поймать, − донесся сквозь ветер голос его лучшего друга Сириуса Блэка. – Сколько игр в квиддич ты провел? − Сейчас я пытаюсь не навернуться. − Серфинг на метле – твоя идея, дружище. − И у меня здорово получается.       Джеймс в самом деле стоял на метле, подсунув носок ботинка под металлическую ручку метлы, а свободной ногой упираясь в гладкую рукоять «Чистомета 6». Он завис в нескольких футах от земли, разведя руки, чтобы сохранить равновесие.       Сириус, сидевший на метле нормально, полетел за пропущенным квоффлом, затем скользнул обратно, наблюдая за другом с легким сомнением и интересом. − Ты слишком сильно давишь на хвост, − сказал он. – Немного подвинь правую ногу, и тебя перестанет шатать. − Я вообще не шатаюсь, − ответил Джеймс (возмущенно пошатнувшись). – Ты пробовать будешь или хочешь поиграть в крутецкого критика?       Сириус расхохотался и спрыгнул, отбросив квоффл. Мяч с тихим стуком упал в траву. Пока Сириус пытался умоститься на метле стоя, Джеймс отодвинул ногу примерно на дюйм от хвоста. − Готов, − сказал Сириус, раздражающе устойчиво балансируя на метле. − Мерзавец, − отозвался Джеймс. – Наперегонки? − Кто первый до сада? − Погнали.       Они одновременно взлетели. Управлять метлой лишь одной ногой было, по общему признанию, непростым делом. Мальчишки зигзагами летели над лужайками Поттер-хауса, скользя по траве, подталкивая носком рукоять метлы, чтобы поднять её выше. Джеймс примерно на полпути раскрыл секрет и теперь набирал скорость. Но тут Сириус налетел на него справа, и оба кубарем полетели с метел в мягкую летнюю траву. Они рухнули, громко хохоча, сад по-прежнему был довольно далеко. − Пожалуй, я кое-что понял в полетах, − сказал Джеймс, высвобождаясь из объятий Сириуса и веток своей метлы. − Как недавно назначенный капитан сборной по квиддичу, − отозвался Сириус, − ты имеешь право… нет, на тебе лежит ответственность сделать так, чтобы все будущие матчи проводились именно так.       Джеймс фыркнул. Недавно они получили письма из школы с ежегодным списком литературы, а также новость, что Джеймса выбрали капитаном сборной по квиддичу. Это смягчило неизбежный удар, нанесенный известием, что Сириус опередил его по баллам за С.О.В. − Что ж, − Джеймс остановился, чтобы выплюнуть почти проглоченный пучок травы, − это был бы один из способов установить школьный рекорд. Самый короткий срок на посту капитана сборной, прежде чем его выгнали соигроки за то, что достал. − Важно отличиться.       Джеймс расхохотался и откинулся на траву, скрестив руки за головой. Жаркое летнее солнце грело кожу. Мгновение он с удовольствием прислушивался к жужжанию пчел, кружащихся над полевыми цветами, к трелям птиц на деревьях. Наконец, он произнес: − Трудно поверить, что на следующей неделе начинается новый семестр. Как здорово будет вернуться в замок.       Сириус сорвал пригоршню травы и принялся рвать её на кусочки. − Пожалуй. − Ты не согласен? – Джеймс повернулся и взглянул на него сквозь блики солнечного света на очках. − Не-а, − ответил Сириус. – Я просто не тороплюсь, вот и все. Это лето было… приятным.       Джеймс обдумал его слова, вновь подняв взгляд к облакам, небрежно плывущим по небу. Он подозревал, что знает, о чем думает Сириус. Он никогда не рассказывал ему об этом, ведь Сириусу нравилось считать себя непостижимым. Но Джеймс знал друга, как книгу, которую читал ежедневно с самого детства. В прошлое Рождество Сириус сбежал из дома, и это были первые школьные каникулы, которые он провел вдали от семьи, полностью свободный от их тиранического контроля. Хотя в школе у него всегда было немного больше свободы, там тоже были сложности.       В прошлом семестре война между Гриффиндором и Слизерином (факультетом, в основном состоявшим из многочисленных родственников Сириуса) достигла точки кипения, причем с катастрофическими последствиями. В наказание за побег из дома и новообретенный статус «предателя крови» родственники воспользовались привязанностью Сириуса к потерянному младшему брату и устроили ему засаду в подземельях. Они избили его до полусмерти. Сириус, в свою очередь, выместил ярость на Северусе Снейпе, «случайно» проговорившись, как пройти мимо Гремучей Ивы, временами злобного дерева, охранявшего путь к Визжащей Хижине, где их друг Ремус Люпин раз в месяц превращался в оборотня. Не лучший поступок Сириуса. Снейп предсказуемо воспользовался наводкой – в полнолуние, как и планировалось. И если бы не вмешательство Джеймса, Ремус, несомненно, убил бы его.       Да, по сравнению с драмой и отчаянием прошлого семестра, лето действительно было очень приятным. − Чертовски жаль, что полнолуние приходится на ночь перед началом занятий, − произнес Сириус, подтверждая догадку Джеймса. Они думали об одном и том же. – Мне противно думать об одиноком Лунатике, запертом в подвале в Уэльсе. − Да, − Джеймса эта мысль тоже не обрадовала. – Хотя это ненадолго. Скоро мы сможем приступить к осуществлению Плана.       План Джеймс и Сириус охотно обсуждали дни напролет. После многих лет изучения и поисков, проб и ошибок – за которыми следовали другие ошибки, − в прошлом году Джеймсу, Сириусу и даже Питеру успешно удалось стать незарегистрированными анимагами. Они взялись за реализацию этой трудной задачи потому, что благодаря животным обличьям могли сопровождать Ремуса во время его болезненных превращений в полнолуние. Оборотни не могли заразить других животных.       Они стали анимагами четыре полнолуния назад – если не считать последнее, катастрофическое (и Джеймс, и Сириус предпочитали притворяться, будто ничего не произошло). Первые два полнолуния они безвылазно просидели в хижине. Было мучительно наблюдать, как друг раздирает себя на части, и Сириус убедил всех выбраться из лачуги и побегать по лесу. Следующее полнолуние они провели, носясь по неизвестным, незнакомым территориям, просто следуя прихотям волка и делая все возможное, чтобы удержать его в узде.       Однако в этом году они все продумали. Они собирались тщательно распланировать свои полнолуния, каждый месяц выбирая для изучения ту или иную часть территории Хогвартса. У них было целое лето, чтобы обсудить будущие приключения. Возможности были столь же захватывающими, сколь и бесконечными. Джеймс был полон решимости воспользоваться преимуществами каждой из них.       Все, что от них требовалось: убедить Лунатика вновь согласиться.       Проще пареной репы.       После еще нескольких неудачных попыток заняться полетами на метлах мальчишки устали от свежеизобретенного вида спорта и вернулись домой на обед. Мама Джеймса самозабвенно подрезала в саду куст спиреи. Каскад белых цветов трепетал на легком летнем ветру. Юфимия Поттер всегда была очень увлечена своими растениями. И, хотя иногда требовалась помощь домовика – все же она была уже немолодой женщиной – Юфимия любила проводить лето по локоть в мульче и навозе. − А, вот и вы, мальчики, − произнесла она, вытирая пот со лба перепачканной в земле рукой. Широкополая соломенная шляпа оттеняла её улыбку. – Только что прибыли ваши школьные учебники. Надеюсь, вы не против, что я их заказала. Косой переулок в это время года так оживлен, что я решила сэкономить нам время на поездке. Книги уже в ваших комнатах. − Спасибо, мам, − весело ответил Джеймс.       Он прекрасно знал, что она сделала это намеренно, чтобы избежать обсуждений и смущения Сириуса по поводу того, что он не мог оплатить собственные школьные принадлежности. Сбежав из дома в прошлом году, Сириус подвергся финансовой блокаде со стороны своей семьи. У него не было денег, не считая нескольких монет, которые он сунул в карман перед побегом. − Спасибо, миссис Поттер, − пробормотал Сириус. − Не за что, − лаконично ответила она, быстро щелкнув секатором. – Если вы голодные, Пикси приготовила сэндвичи на кухне. И, Джеймс… Отец хочет с тобой поговорить. − Что, сейчас? – моргнул тот. − После обеда. Идите. Но не сидите дома целый день, сегодня очень хорошая погода.       Мальчики поспешили в дом и направились на кухню, где, как и было обещано, их ждал поднос с разнообразными сэндвичами. Оставив окно открытым, чтобы насладиться сладким летним воздухом и не позабыть о вкусностях, Под воздействием приятного летнего ветерка, задувавшего из открытого окна, и горы хлеба, мяса и сыра Джеймс отмахнулся от шепотка тревоги, вызванного отцовской просьбой, и с удовольствием принялся за еду. − Жалко, что он не ответил, − примерно на середине второго сэндвича произнес Сириус.       Джеймс немного отвлекся и ему потребовался момент, чтобы сообразить: Сириус имеет в виду Ремуса, который ни разу не ответил ни на одно письмо. По мере того, как шли недели, это вызывало у Сириуса все большее беспокойство. − Он всегда так делает, − ободряюще отозвался Джеймс, − прячется на все каникулы. Подозреваю, он втихаря наслаждается уединением. − Думаешь, он все еще расстроен? − Он же сказал, что нет.       Сириус пренебрежительно фыркнул, и Джеймс вздохнул. − Слушай, это же Лунатик. Он так поступает каждое лето. Мы получим одно письмо, может, два, если повезет. А в сентябре он объявится, как ни в чем не бывало. − Да, а потом нам месяц придется убеждать его, что мы по-прежнему хотим быть его друзьями. − Вот именно. − Только в этом году, − пробормотал в свой сэндвич Сириус, − подозреваю, роли могут поменяться.       Джеймс откусил большой кусок и долго, вдумчиво пережевывал его, чтобы не отвечать. Честно говоря, его так же тревожило молчание Ремуса, как и Сириуса. Ремус никогда не любил писать письма, но никогда не было такого, чтобы они не получали от него вестей целое лето. За последние несколько недель Джеймс не раз подумывал о том, чтобы сесть на метлу и просто прилететь в дом Ремуса без приглашения, и будь проклят Статут о секретности. Он представлял, как будет колотить в дверь, пока, наконец, растерянный Ремус (босой и заросший, чтобы полностью соответствовать новехонькой роли отшельника) не впустит его в дом, горячо извиняясь за беспокойство, которое причинил своим друзьям. Эти мысли были очень приятны.       Два фактора мешали Джеймсу осуществить эти мечты. Во-первых, он точно не знал, где живет Ремус. Он смутно предполагал, что дом находится где-то на побережье. А название оставалось совершенно неудобоваримым для человека не кельтского происхождения. Этого незначительного препятствия было явно недостаточно, чтобы его остановить. В конце концов, Уэльс не так уж велик. Однако второй сдерживающий фактор был куда сильнее. Он подозревал, что Ремус не хочет его видеть. И, как бы противно ни было это признавать, после окончания прошлого семестра Джеймс не мог его в этом винить.       Он доел корочку сэндвича и вздохнул. − Все будет хорошо, − произнес он, убеждая в этом и себя, и Сириуса. – Это же Лунатик. − Это твой профессиональный диагноз новоявленного специалиста, изучающего маггловскую психологию?       Джеймс предсказуемо закатил глаза. Сириус постоянно его подначивал, заметив, что Джеймс проявляет интерес к некоторым маггловским книгам, найденным в библиотеке. Когда в начале лета их грандиозный план составить план территории замка начал обретать форму, мальчики забрели в библиотеку в поисках чего-нибудь полезного. Библиотека в Поттер-хаусе была такой же многогранной и разнообразной, как сами Поттеры, пополнявшие эти полки на протяжении многих поколений. Хотя, к сожалению, ни один из предков Джеймса никогда не питал страсти к картографии, он наткнулся на довольно пыльный раздел, посвященный маггловским психологам и философам девятнадцатого века. Джеймс мало что знал о психологии – да и о философии, если уж на то пошло. Но ему было очень интересно узнать, как работают умы других людей. За последний год он собрал множество доказательств того, что ему особенно не хватает знаний в этой сфере. Поэтому он взял несколько книг, чтобы прочесть их у себя, и нашел их достаточно увлекательными.       Его попытки объяснить Сириусу новое хобби успехом не увенчались. Сириусу это показалось забавным, но не более. − Если ты хочешь научиться понимать девушек, могу дать несколько куда более эффективных советов, нежели психоанализ. − Девушки здесь ни при чем, − возразил Джеймс, и в некотором роде это было правдой.       Если бы он пытался понять особу женского пола, а он не пытался, то лишь одну-единственную. Но, честно говоря, он очень старался не думать о ней этим летом. У него это почти получалось. Он едва вспоминал о ней. На свете существовало столько интересностей, куда более увлекательных, нежели какая-то девушка, которая, возможно, была или не была самым совершенным созданием, которое он видел в жизни, и которая абсолютно точно была самой умной, блестящей и совершенной почти во всех отношения, и которая… ненавидела его.       Необъяснимо, страстно ненавидела.       На свете существовало столько интересностей. В конце концов, был План, это было гораздо важнее. И если время от времени он оступался и ловил себя на том, что зацикливается на всем, что она говорила ему за пять лет знакомства… что ж, это была еще одна веская причина постоянно держать у кровати стопку интересных книг. Для редкого, но иногда необходимого отвлечения внимания. И если благодаря этим книгам он случайно получил некоторое представление о тайнах человеческого разума… что ж, это просто дополнительный плюс, не имеющий абсолютно никакого отношения к стремлению добиться привязанности какой-то девушки, в единственном или множественном числе, гипотетической или… более реальной. − Ты хочешь взглянуть на меня сквозь призму психоанализа? – фыркнул Сириус в другой раз.       Хотя Джеймс посмеялся, про себя он подумал, что это не такая уж плохая идея. Он предпочитал не зацикливаться на неприятных темах, но поведение Сириуса в конце прошлого семестра было… тревожным. Джеймс еще не до конца раскрыл причины его поступков.       И книги в этом не слишком помогли.       Но он выбрал оставить это позади, простить, забыть и двигаться дальше. Этим летом Сириус был мальчишкой, которого он всегда знал, его лучшим другом, иногда теряющимся под грохочущими волнами кошмарных семейных драм.       Однако все это осталось в прошлом. В этом году все пойдет по плану. ***       Покончив с ланчем, Джеймс в одиночестве направился в спальню отца в восточное крыло Поттер-хауса. В эти дни Флимонт Поттер редко выходил из своей комнаты. Его здоровье всегда оставляло желать лучшего, сколько себя помнил Джеймс. Но он был поражен, когда, приехав домой на летние каникулы, обнаружил, как сильно сдал отец. Теперь тот почти не поднимался с постели, только изредка присутствовал на ужине, если чувствовал себя особенно хорошо. На протяжении лета такие случаи выпадали все реже и реже.       Когда Джеймс поднимался по узкой, покрытой ковром лестнице, ведущей из кухни на первый этаж, в груди сгустился ком страха. Он попытался его подавить, стыдясь своих эмоций, но безуспешно. Джеймс не любил заходить в спальню отца. В последнее время она больше напоминала импровизированную больничную палату, и это казалось… неправильным. Как будто его присутствие здесь открывало некую опасную тайну, которую отец предпочитал скрывать.       Преодолев лестницу, Джеймс пошел по коридору, уделяя необычайное количество времени и внимания множеству портретов, покрывающих стены. Не было никакой реальной причины для столь внезапного интереса к обстановке, он просто тянул время. Тем не менее, интересно было разглядывать картины: маленький набросок углем изображал причудливую садовую беседку, картина маслом – его прадеда с потрясающим моноклем, акварель – симпатичный маленький коттедж, принадлежавший какому-то давно умершему родственнику, о котором Джеймс забыл… Забавно, как можно проходить мимо чего-то сто раз и никогда по-настоящему об этом не задуматься. И все же этот дом и множество мелких нюансов были фоном для грандиозных просторов его детских воспоминаний. И, хоть он редко обращал внимание на подобные детали, он знал их наизусть. Случись одному пейзажу в позолоченной рамке вдруг исчезнуть из коридора, он бы это тут же заметил, как пропавшую пуговицу с плаща.       Наконец Джеймс подошел к двери в спальню отца. Глубоко вздохнул.       Прошло почти четыре года с того дня, как он стоял за этой самой дверью и стал свидетелем того, что не должен был видеть. Ему вообще не положено было там находиться. Мать велела ему пойти поиграть на улицу, но Джеймс знал, когда взрослые от него что-то скрывали. А секрет, в который его не посвящали, был единственным, чего Джеймс Поттер не мог вынести.       Поэтому он скрылся от присмотра Пикси и прокрался обратно по лестнице. Дверь в спальню отца была приоткрыта ровно настолько, чтобы он мог разобрать фигуры в комнате. Его отец, слабый и измученный, лежал в постели, а его обычная добродушная улыбка превратилась в гримасу покорности судьбе. Перед ним стояла целительница, женщина в лимонно-зеленых одеяниях. На её лице можно было увидеть отработанное выражение профессионального сочувствия. В речи она использовала слова «обезболивание», «моральная поддержка», «безнадежные больные» и другие сложные фразы, которые для Джеймса тогда ничего не значили.       Но ему и не нужно было разбираться во всей терминологии, чтобы понять, что имела в виду целительница. Он понимал, почему его мать всхлипывает, закрыв лицо руками, сидя в кресле рядом с отцом.       Это было четыре года назад, спустя некоторое время показалось, что его отец оправился от болезни, повлекшей вызов целительницы в тот летний день. Он уставал, это было правдой, но он все же был стар. «Старше отцов других детей». Джеймс старался не слишком огорчаться или обижаться из-за этого. Он любил отца, даже боготворил, но не мог не чувствовать себя слегка обделенным из-за этого.       На протяжении нескольких лет, последовавших за тем днем, Джеймс не хотел иметь ничего общего с целителями и больницами. Он прятался на заднем дворе, чтобы потренироваться в квиддич, когда в дом приходил целитель. Находил предлоги, чтобы не сопровождать отца на осмотры в больницу Святого Мунго. Он старался сдерживать тревогу. Он никогда больше не видел рыданий матери.       Но он знал, что это неправильно. Папа всегда говорил, что, когда падаешь с метлы, надо тут же садиться обратно. А когда столкнулся лицом к лицу со своими страхами, надо встречать их прямо и гордо, как мужчина.       И вот Джеймс столкнулся с ними лицом к лицу. Он читал книгу за книгой об исцелении, заставлял себя ходить в больницу Святого Мунго с родителями, совершенно непринужденно проводил часы в Больничном крыле с Ремусом. Он больше не боялся больниц, целителей и остального. Так почему же его сердце колотилось сейчас как безумное, когда он стоял за дверью?       Еще один глубокий вздох. Он приложил костяшки пальцев к двери и постучал. − Войдите, − прохрипел отец.       Дверь с тихим скрипом распахнулась, открыв вход в комнату, которую он так избегал. Даже воздух казался неподвижным и тяжелым, и создалось ощущение, что в него пришлось проталкиваться. Отец лежал в постели, опираясь на гору подушек, из-за которых казался особенно маленьким и хрупким. Прикроватный столик был завален бутылочками с зельями и целебными принадлежностями. На исписанных страницах потрепанного романа стояла чашка холодного чая. Парчовые шторы на окнах были плотно задернуты. Видимо, для того, чтобы солнечный свет не бил в глаза. Комната из-за этого казалась темной и вызывала клаустрофобию. Джеймс не любил здесь находиться. Он вновь начинал чувствовать себя двенадцатилетним беспомощным мальчиком, как тогда, когда смотрел, как плачет мать. Внезапно стены словно сомкнулись, на какой-то постыдный миг у него возникло желание развернуться и убежать. Конечно же, он этого не сделал.       «Ты столкнулся лицом к лицу со своими страхами».       Когда отец заговорил, нелепая волна паники отступила. Это лишь отец. Чего бояться? − Ах, Джеймс, мальчик мой. Я надеялся, что это ты. Подойди, присядь рядом со мной.       Джеймс пересек спальню и сел на стул рядом с кроватью отца. − Мама сказала, ты хотел меня видеть? − Да, − прохрипел его отец. – Да. Всего через несколько дней ты вернешься в школу. Твой пятый курс… − Шестой, − поправил Джеймс. − Правильно, шестой. Как быстро летит время. Я как будто вчера купил тебе первую палочку и метлу. − Её конфисковали, едва я явился в школу, поскольку первокурсникам не разрешали носить метлы, − с усмешкой напомнил Джеймс. − Ну что ж. Благими намерениями…       Джеймс поморщился, когда хриплый смех перешел в отрывистый кашель. Содрогаясь всем телом, отец нащупал на прикроватном столике носовой платок, едва не перевернув чашку с чаем. Когда, наконец, приступ кашля утих и отец убрал платок от губ, Джеймс увидел на ткани темно-красные пятна. Его желудок сжался.       Отец как ни в чем не бывало убрал платок и вновь посмотрел на сына. − Я хотел поговорить с тобой наедине, прежде чем ты вернешься в школу, поскольку это может стать моим последним шансом. − Папа, − начал Джеймс. Ему не нравилось, куда клонится этот разговор. – Не говори так…       Но отец просто поднял руку, морщинистую и покрытую старческими пятнами, как карта, про которую Джеймс забыл. − Пожалуйста, мальчик мой. Будь ко мне снисходителен. Это очень важно для меня.       И Джеймс замолчал. − Вон там, − произнес его отец, указывая на комод в другом конце спальни, на котором лежал маленький пакет, обернутый в коричневую бумагу и завязанный бечевкой. – Это для тебя. Давай же, забирай.       Бросив на отца быстрый, любопытный взгляд, Джеймс встал и забрал сверток. Тот оказался очень легким. Джеймс вернулся на стул и примерился к веревке. − Не разворачивай его здесь, − предупредил отец. – Твоя мама считает, что я пока не должен отдавать её тебе. Говорит, что ты еще слишком молод, но… − Он развел руками, как бы говоря: «А что делать?».       Джеймс нахмурился, глядя на пакет. − Что это? − Семейная реликвия, − ответил отец. – Передается от отца к сыну, от матери к дочери, из поколения в поколение. Она твоя по праву рождения, но я вручаю её тебе с предупреждением. Нет… не с предупреждением. С отеческим советом, − он вновь остановился из-за очередного приступа кашля. Потом судорожно вздохнул и поудобнее устроился на подушках. – Как и многие до меня, я тоже в юности хотел познать тайны Смерти. Я стремился понять их, победить… но тебя, сынок, я хотел бы избавить от лишних хлопот.       Джеймс едва не рассмеялся сдавленным грустным смехом. − Зачем мне вообще гоняться за Смертью?       В самом деле, зачем? Ведь это она явилась непрошеной гостьей на его порог?       Но отец лишь улыбнулся. − Две стороны одной медали, мой мальчик. Те, кто стремится понять Смерть, часто ищут тайны вечной жизни. Но вечная жизнь – это не секрет. − Тогда в чем же секрет?       Отец приподнялся на подушках и наклонился к сыну, его взгляд за стеклами очков был глубок и серьезен. − В том, чтобы жить.       Джеймс моргнул. Внезапно его осенило: возможно, отец в последние дни немного не в себе. − Да, − медленно произнес он. – Хорошо, папа. Хороший план. Тебе следует последовать собственному совету. − Ты меня неправильно понял, − сказал отец, грустно улыбаясь и вновь опускаясь на подушки. – Я уже свое прожил. Полную приключений и любви жизнь, и теперь мое время подходит к концу. − Папа… − Это неизбежно, Джеймс. Я стар, я болен, и я умру.       В груди Джеймса поднялось знакомое паническое чувство. − Ты этого не знаешь. − Как раз наоборот. Это единственное, что мы все знаем. Единственная судьба, которую разделяем. Но я не боюсь Смерти, мой мальчик. – Тонкие, как бумага, губы отца изогнулись в кривой улыбке, до боли знакомой и дорогой. – Я буду приветствовать Её как старого друга. ***       Матрас прогнулся и привычно жалобно заскрипел, когда Джеймс тяжело сел, вернувшись в свою спальню. Он все еще сжимал маленький сверток в руках. Хотя сверток был довольно легким, он казался тяжелым, словно якорь, тащивший его на дно моря.       Джеймс тупо уставился на стену. Окно было открыто, в спальню врывался ветерок, насыщенный ароматом травы и гардений, отчего тяжелые бархатные шторы колыхались. Ища возможность отвлечься, Джеймс сосчитал маленькие шрамы от оспин на ткани: следы ожогов от его детских экспериментов с магией.       Он не понял и половины из того, что сказал отец, да и не слишком старался. Подозрения, что отец не в себе, укреплялись по мере того, как он вновь и вновь прокручивал диалог в мыслях. В последние дни отец все чаще что-то забывал. Путал даты, имена, однажды и вовсе тупо уставился на Джеймса, будто не понимал, кто перед ним. Все, что сегодня рассказал отец, звучало не более чем путаными отрывками из одной из его многочисленных историй.       Флимонт Поттер был создан из них, как другие люди из костей и плоти. Его узловатые колени скрипели от небылиц, морщинистая кожа складывалась, как страница, губы хитро ухмылялись в сюжетном повороте. Некоторые истории он сочинял сам – рассказы о путешествиях и приключениях. Другие принадлежали своим авторам, были заимствованы с любовью. Но все они прочно обосновались в детском воображении Джеймса, помогая понять отца и самого себя. Он тоже был создан из историй, воспитан на их пересказе, на их дымном привкусе, посиделках у костра и завитках дыма из трубки.       То, что теперь все это могло исчезнуть, погаснуть, как огонек задутой свечи, повергало его в ужас. Он с трудом переносил саму мысль об этом.       В дверь постучали. − Да? – Джеймс поспешно вытер предательские слезы.       Это был Сириус. Он вошел, засунув руки в карманы, небрежно опустив плечи, и спросил: − С тобой все нормально? − Конечно, − ответил Джеймс.       Сириус кивнул, пересек комнату и сел в кресло с крыльями у окна, в то время как Джеймс застыл на кровати с пакетом на коленях. − Что это? − Видимо, семейная реликвия.       Он крутил веревку меж пальцев и гадал, почему так и не решился открыть последний подарок отца. Может, именно это сбило его с толку? Словно принять этот подарок равноценно принять его слова: «Я стар, я болен, и я умру…» − Открывать будешь?       Джеймс перевел взгляд с подарка на Сириуса. Выражение его лица было заинтересованным, но ненавязчивым. Джеймса захлестнула волна благодарности при мысли о том, как он рад, что Сириус здесь. Не только здесь и сейчас, в его комнате, но и в Поттер-хаусе. Возможно, это было эгоистично (хотя Джеймс так не думал), но он был рад, что Сириус сбежал из дома на прошлое Рождество, несмотря на все последствия. Он был рад, что Сириус сбежал от своей ужасной семьи. Но сильнее всего он был рад тому, что Сириус теперь стал членом его семьи. Его братом. Он был рад и благодарен, так несказанно благодарен, что ему не придется открывать этот последний подарок – чем бы он ни был – в одиночку. − Да, − сказал Джеймс и быстро дернул веревку на свертке.       Бумага легко разорвалась. Из свертка с шелковистым шелестом выскользнула серебристо-серая ткань. Он поднял её, она струилась в его руках, словно жидкость. Из складок на пол вывалилась книга.       Сириус поднял ее. − «Сказки Барда Бидля», − вслух прочитал он, прежде чем передать её Джеймсу. – Ваша семейная реликвия – детская книга?       Джеймс забрал книгу и внимательно осмотрел. Это был очень старый и потрепанный экземпляр классической детской книги, которую, Джеймс это помнил, он читал вместе с отцом много лет назад. − Мне кажется, папа начинает сходить с ума, − признался Джеймс. – Он уже не в первый раз забывает, сколько мне лет. – Он пролистал страницы, его губы тронула улыбка. – Я забыл её с тех пор, как был ребенком… Мне всегда нравился «Волшебник и Прыгающий горшок». − Никогда не читал, − равнодушно ответил Сириус. – Моя мать говорила, что Бидль был неисправимым любителем магглов.       Остановившись, чтобы поностальгировать по знакомым иллюстрациям, Джеймс отложил книгу в сторону и вновь обратил внимание на серебристую ткань. С любопытством поднял её. − Похоже на мантию. Интересный выбор, папа. − Погоди… − окликнул Сириус. – Это что?..       Джеймс обернулся и взглянул на него. − Что? − Надень ее. − Серьезно? Хочешь устроить показ мод? − Просто надень.       Чувствуя себя довольно глупо, Джеймс встал и накинул плащ на плечи. Сириус вытаращил глаза. − Мерлин, − выдохнул он. – Я думал, это… Поверить не могу… − Что? − Посмотри вниз.       Джеймс так и сделал и обнаружил, что смотрит в никуда. Его тело исчезло. − Это, − торжествующе сказал Сириус, − Мантия-Невидимка. − Ты шутишь. – Джеймс поспешно пересек комнату, подошел к зеркалу и уставился на свою парящую голову. – Какого черта, папа? − Ладно, − продолжил Сириус, − официально заявляю: твое наследство лучше моего. Ты можешь стать невидимым, когда захочешь. А мне достался уродливый дом, полный отрубленных голов эльфов. Точнее достался бы, если бы меня не лишили наследства. В общем, я сделал хороший ход, правда… Эй! Сними-ка капюшон. Я тебя не вижу, и это жутко бесит.       Джеймс в самом деле накинул капюшон мантии на голову и полностью исчез. Он с удивлением наблюдал, как Сириус оглядывает пустое пространство, где больше не было Джеймса. − Сохатый.       Джеймс подкрался сзади и дал другу подзатыльник. − Черт возьми!       Сириус протянул руку, чтобы схватить мантию, но поймал лишь воздух. Джеймс ткнул его в бок. − Я тебя заколдую. − Нет, если не поймаешь, − насмешливо фыркнул Джеймс, совершив стратегическую ошибку.       Сириус бросился на голос, повалил Джеймса на пол и сорвал капюшон с его головы. − Умно, − со стоном признал Джеймс. − Засранец, − хохотнул Сириус.       Джеймс приподнялся и снял Мантию-Невидимку. Мгновение он позволил себе полюбоваться мерцающей тканью, размышляя об отцовских байках, какими бы невероятными и фантастическими они ни казались. Затем перевел взгляд на Сириуса. − Ты понимаешь, что это значит? − Твой папа чертовски крут? − Ну, да. Верно. Но еще… − на его прежде мрачном лице расползлась ухмылка, когда перспектива новых приключений развернулась перед его воображением. – Наш План растет.