Последний враг: Темные метки

      Хогвартс спал. Хотя в нескольких далеких окнах на самом верху башен то и дело вспыхивали мерцающие огоньки свечей, замок и его окрестности были погружены в дрему, когда ночь сменилась утром. Полная луна, бледная, окрашенная розовым рассветом, едва начавшим разливаться по горизонту, висела низко над Запретным Лесом. Безмятежные ветви Гремучей Ивы тихонько колыхались, хотя ветра не было. И лишь очень внимательный человек заметил бы тень стройного оленя, стоявшего около леса.       Затем из леса пулей вырвалось серое пятно и помчалось к замку, преследуемое огромным черным псом. Пес бросился на пятно – волка – и повалил на землю. Волк, похоже, воспринял это как забаву и игриво цапнул черную песью морду. Олень поспешил за ними гарцующей походкой, а вслед засеменила крыса, едва заметная в мокрой от росы траве.       Олень указал рогами в небо, в сторону заходящей луны, пес издал низкое ворчание, по всей видимости, означающее согласие. После этого, демонстрируя межвидовую координацию, которая, будучи замеченной, легла бы в основу сотни зоологических трудов, олень и пес принялись подгонять разыгравшегося волка поближе к Иве. Ветви дерева напряглись, суля бой… и тут крыса бросилась вперед и прижала крошечную лапку к сучку у основания ствола, после чего Гремучая Ива замерла в безмолвном приветствии.       Ночь миновала. ***       Убедить волка спуститься в нору рядом со стволом оказалось непростой задачей. Лунатик упирался. Но время таяло, как темнота вокруг, а Сириус дал слово. Он обменялся быстрым взглядом с Сохатым, который всем телом загораживал Лунатику путь обратно. Сириус – Бродяга – вцепился зубами волку в загривок и поволок его вниз. Он проигнорировал возмущенное сопение Сохатого: Джеймс всегда возражал, если Сириус был груб с Лунатиком. Он не понимал, что иногда волку требовалось именно это. Сириус считал, что понимает Лунатика лучше, чем кто-либо из них – лучше, чем Джеймс, и, конечно, лучше, чем Ремус. Потому-то волк всегда следовал за ним, когда они бродили по лесу.       И все же, когда пес и волк клубком рухнули на земляной пол туннеля – взмах когтей, скрежет клыков, вой, скулеж – даже Сириусу стало не по себе. Он был точно уверен, что не причинил вреда, но искорка веселья, горевшая в волке всю ночь, погасла. Лунатик внезапно испугался и запаниковал. Он не хотел возвращаться в туннель. Волк пополз обратно к выходу, раздирая когтями вытоптанную землю, но Сириус преградил ему путь.       Рычание, поскуливание – и Лунатик вдруг рванул в противоположном направлении, вниз, вниз, вниз по извилистому туннелю под деревом. Сириус бросился за ним в одиночку. Сохатый был слишком велик, чтобы пролезть в дыру, даже без учета рогов, а Хвост годился лишь на то, чтобы остановить дерево, поэтому было решено, что вернет волка Сириус. Он вовсе не возражал. Ему нравилось сопровождать Лунатика в хижину и обратно. В эти минуты они были максимально близки.       Сириус замедлил шаг, продвигаясь по туннелю. Он не волновался, что Лунатик уйдет, – идти было некуда – к тому же, Мерлин, он жутко устал. Добравшись до тупика, он увидел, что волк съежился под люком, прижав уши и ворча. Лунатик ненавидел ощущать себя в западне.       Сириусу потребовалось немало усилий, чтобы убедить волка забраться в люк. Но, едва тот вышел из туннеля и очутился в хижине, он будто бы слегка успокоился и начал мирно бегать из комнаты в комнату, обнюхивая половицы и разыскивая Мерлин знает что.       Сириус закрыл люк лапой – он теперь довольно легко управлялся с собачьими конечностями – и, сладко зевнув, устроился на полу. Делать было больше нечего. В Визжащей Хижине присмотр Лунатику не требовался, а Сириус чувствовал себя полностью вымотанным. Беготня по ночному лесу в погоне за дорвавшимся до свободы оборотнем утомила бы любого пса. Он положил морду на лапу и сонно наблюдал, как Лунатик заканчивает свои изыскания. Очевидно, результаты того устроили: волк подошел, с довольным вздохом устроился рядом, свернулся калачиком и вскоре заснул.       Несмотря на усталость, Сириус не позволил себе последовать его примеру. В противном случае он мог вовремя не проснуться, тогда мадам Помфри обнаружит в Визжащей Хижине неизвестного пса, чего, разумеется, допустить нельзя. На самом деле Сириус не слишком волновался, он думал, что наверняка проснется от звука открывающегося люка, успеет превратиться в человека и накинуть на себя Мантию-Невидимку Джеймса… но рисковать не хотел. По крайней мере, не в это полнолуние.       Он обещал, что в этот раз все пройдет гладко, и должен был сдержать слово. Ставки были слишком высоки. Это было первое полнолуние на их шестом курсе, первый раз, когда они превратились с… с тех пор, как Сириус сильно облажался в прошлом году.       Тихонько заворчав, он стряхнул накатившее чувство вины. Джеймс сказал ему в конце семестра, а потом повторил еще несколько раз летом: «Когда мы лажаем, все, что мы можем, – сделать так, чтобы в следующий раз получилось лучше».       Сириус пытался делать именно так. Чтобы получилось лучше. Черт возьми, он пытался.       Конечно, когда впереди простирается весь мир, необыкновенно заманчиво бежать так быстро и далеко, как позволяют лапы, исследовать многочисленные уголки территории, не следить за мелочами и временем… Однажды они это сделают. Но не в это полнолуние. В этот раз все должно пройти идеально.       Поэтому они держались поближе к Иве, позволяя себе изучить только лес, и то недалеко. Они действовали по плану и вернулись в хижину заранее. Это было нелегко: пришлось отказаться от уймы заманчивых троп, причем Лунатик был самым восторженным исследователем. Но целью этого полнолуния были не приключения, а восстановление доверия.       Доверия Лунатика.       Это было легко. С волком вообще не было никаких проблем. Он приветствовал Бродягу как старого друга, радуясь его компании, безоговорочно принимая его главенство.       Проблема заключалась в Ремусе.       Возможно, со стороны Сириуса было наивно надеяться, что за лето буря их последней ссоры утихнет хотя бы частично. Вместо этого над головами собирались, все никак не проливаясь ливнем, темные тучи, а кругом бесконечно громыхал гром.       Летом Джеймс постоянно твердил, что отшельничество в случае Ремуса естественно. Он уверял, что рана не гноится, а заживает, и пространство – важнейший ингредиент этой метафорической настойки. Джеймс полагал, что много знает об исцелении, – конечно, он читал книги. Но Сириус был настроен скептически. Рана не зажила, Ремус просто научился её лучше маскировать.       Иногда Сириусу казалось, что все так и останется. Это ощущение его преследовало – в вечной скрытности Ремуса, в постоянных попытках Джеймса понять. Иногда Сириусу хотелось наорать на них обоих, взбеситься и спросить, если они оба такие правильные, то на хрена им дружить с таким говнюком, как он?       Но он этого не сделал.       Он пытался быть лучше. − Поверить не могу, что нам это сошло с рук, − пробормотал Питер, когда они с Сириусом поднимались по лестнице в башню Гриффиндора после вечера в кабинете Дамблдора в то роковое полнолуние три месяца назад. – Поверить не могу, что тебе это сошло с рук.       Но Сириус не считал, что ему это сошло с рук. Да, официально наказание ему досталось незначительное – благодаря Питу, настоявшему, чтобы Сириус соврал, будто Снейп подслушивал. Трудно утверждать, что длинный язык – тяжкое преступление. Но у Сириуса по-прежнему было ощущение, что его наказывают. Ремус наказывал его все лето… и каждый день с тех пор, как они вернулись.       Стены хижины заскрипели, когда по Хогсмиду снаружи пронесся ветер. Лунатик рядом не проснулся. Сириус смотрел, как тихонько поднимается и опускается серая шерсть, чувствовал негромкое дыхание волка, спокойное, доверчивое… и ненавидел себя. Скоро луна померкнет, вернется Ремус, вновь воздвигнет стену, и они не будут Лунатиком и Бродягой, а превратятся в Ремуса и Сириуса.       Друзей, но едва-едва.       Наконец, рассвет заглянул в щели заколоченных окон, и Сириус вздрогнул, когда волк забился в конвульсиях и начал вытягиваться… А потом превратился в Ремуса. Его быстро, сильно тряхнуло, после чего он плотнее свернулся калачиком и даже не проснулся.       Время действовать.       Сириус приподнялся, зевнул и тоже превратился в человека. Расправил плечи, быстро размял руки, затем вынул палочку из кармана, наколдовал тяжелое шерстяное одеяло и накрыл им друга. Ремус пробормотал что-то неразборчивое, не просыпаясь.       Память сразу же подбросила первое увиденное им превращение. Ту ночь словно выжгли в ней: волк раздирал стены, себя, постоянно выл от боли и отчаяния. А когда Ремус трансформировался обратно, все его тело было в крови и синяках, и Сириус никак не мог это изменить.       «Так-то лучше», − подумал он, усевшись на пыльный пол и скрестив ноги, наблюдая за мирным сном друга. То, что прежде было мучительным превращением, теперь его даже не разбудило. А единственные шрамы на бледном теле были родом из прошлого. Возможно, Ремус все еще сердится на Сириуса, но нельзя отрицать, что присутствие Бродяги помогло Лунатику.       Это была хорошая, удачная ночь, и они её повторят.       Скрип люка резко вывел Сириуса из задумчивости. Он встал, с легким уколом сожаления снял со спящего одеяло и уничтожил его. В конце концов, мадам Помфри не должна знать, что здесь был кто-то еще. Ремус слегка пошевелился от холода и заморгал в утреннем сумраке. − Бродяга?..       Сириус подмигнул и скрылся под Мантией как раз в тот момент, когда вошла мадам Помфри.       Целительнице не потребовалось много времени, чтобы прийти к выводу, что Ремус в полном здравии. Когда она повела его к туннелю, Сириус услышал её голос: − Это очень хороший знак, Ремус. Я всегда подозревала, что трансформации будут становиться болезненнее с наступлением половой зрелости, но, похоже, теперь, когда ты вырос, они стали спокойнее. − Ммм… − уклончиво отозвался Ремус.       Сириус под Мантией ухмыльнулся.       Он прождал добрых двадцать минут, прежде чем воспользоваться туннелем, дав целительнице хорошую фору. Да, у Сириуса была Мантия-Невидимка, но придется остановить Гремучую Иву, чтобы пройти без увечий, а ему вовсе не хотелось привлекать к себе внимание. Когда он выбрался из туннеля и прижал кулак к сучку дерева, мадам Помфри и Ремус уже превратились в две точки вдалеке, исчезающие в замке.       Уходя, Сириус ласково похлопал по стволу застывшую иву. − Спасибо, подруга, − пробормотал он.       Почти наверняка у него разыгралось воображение, но он готов был поклясться, что ива скрипнула в ответ. ***       Он не снимал Мантию-Невидимку до самой башни, хотя в этом, строго говоря, не было необходимости. Стояло утро, пусть и очень раннее, и он имел полное право гулять где угодно. Тем не менее, он все же не спешил избавляться от Мантии. Отчасти это была мера предосторожности, чтобы никто его не заметил и не сложил кусочки паззла, но ощущалось и просто удовольствие от возможности незамеченным побродить по замку, знакомое, особенное волнение от нарушения правил.       Он сбросил Мантию, когда добрался до входа в башню Гриффиндора, и протиснулся сквозь дыру в портрете. Общая гостиная была пуста, не считая нескольких ранних пташек, сгорбившихся над книгами и кружками чая. Джеймса и Питера среди них не было, и Сириус поднялся по лестнице в спальню.       Как он и предполагал, друзья оказались там, совершенно вымотанные. Питер наверняка скрывался за задернутыми шторами, но шторы на кровати Джеймса были широко распахнуты, а сам он, похоже, просто упал ничком, рука и нога свисали с матраса, очки съехали набок, а нос уткнулся в подушку.       Сириус взглянул на мирно спящих друзей. Джеймс предложил побродить по лесу, пока Сириус не закончит в хижине, но Сириус счел, что в этом нет необходимости. Он сам предложил приятелям возвращаться и поспать немного. Поэтому следующую штуку выкинул не из-за негодования при виде их беспечного сна, а чисто ради смеха. − ЭЙ! ПОДЪЕМ, ЛЕНИВЫЕ ЖОПЫ!       Раздался шорох постельного белья, ворчание, стон и глухой удар головой о столбик кровати. Сириус фыркнул, когда Джеймс, подскочив как ужаленный, нашарил и тут же нацепил очки. − Гребаный ты придурок, − сонно выдохнул он. − Отвали, − простонал Питер, выглядывая из-за штор. – За что, блин? − Расплата за пять лет жизни с неисправимым жаворонком, − отозвался Сириус, падая на кровать и ухмыляясь возмущенным минам друзей. – Сделал, и сразу полегчало. Можете дрыхнуть дальше. − Пошел ты, − Джеймс широко зевнул. Устроился поудобнее. – Я уже проснулся. В хижине все прошло гладко? − Как жир с волос Нюнчика, который он несомненно использует вместо смазки. − Отлично, теперь, когда я засну, мне будут сниться кошмары, − скривился Джеймс. − Все прошло идеально, − фыркнул Сириус. – Лунатик проспал превращение, как мирный щеночек, сейчас он в Больничном крыле с мадам Помфри. Думаю, скоро вернется, он почти не пострадал. − Хорошо, − Джеймс снова зевнул и взглянул на часы на запястье. – До занятий у нас осталось около часа. − У тебя, − уточнил Сириус. – А у нас с Питом окно или, как мне нравится его называть, тихий час, − он рассмеялся, перехватив возмущенный взгляд Джеймса. – Эй, дружище, продолжить изучение Зельеварения было твоей идеей.       Джеймсу было что сказать по этому поводу и почти все было нецензурным. ***       Ремус вернулся из Больничного крыла где-то между моментом, когда Джеймс в одиночку потащился на Зельеварение, и моментом, когда он вернулся. Сириус не очень вдавался в детали, поскольку все это время крепко спал.       Свернувшийся на кровати калачиком Ремус мало чем отличался от волка, спящего рядом с Бродягой. Сириус был почти недоволен, проснувшись и обнаружив его рядом. Было неприятно, что Ремус не потрудился разбудить его или предупредить о своем возвращении. Но потом он подумал… а с чего бы? Для Ремуса сон был священен, ему бы и в голову не пришло без необходимости кого-то будить. − Я пришел с подарками, − объявил Джеймс, и дверь спальни с глухим стуком захлопнулась. − Есть повод для беспокойства? – сонно спросил Сириус, ожидая мести за грубую побудку несколько часов назад. − Ха. Нет, хотя ты этого заслуживаешь. Но я решил стать для тебя образцом для подражания, бесовское ты отродье. Я принес вам бутерброды. − Бутерброды? − Вы проспали обед. У нас Защита через пятнадцать минут. − Черт. − Уверен, что нельзя просто сачкануть? – простонал Питер в подушку. − Нет, − ответил Сириус, хотя ему этого безумно хотелось.       Он с сожалением приподнялся и покрутил головой, разминая шею. Они договорились, что в это полнолуние все должно пройти идеально, включая последствия. Прогул казался заманчивой идеей, но они не могли рисковать, привлекая внимание. − Я тоже пойду, − раздался усталый голос.       Сириус и Джеймс одновременно обернулись и увидели, как Ремус надевает кроссовки, моргая от очевидного недосыпа. − Тебе не надо, − сказал Сириус. – Я все законспектирую для… − Заткнись, − отозвался Ремус, и Сириус заткнулся. − Можешь законспектировать для меня, − предложил Питер, − а я посплю. − Держи карман шире, − фыркнул Сириус. − Лично я не понимаю, чем вы все недовольны, − сказал Джеймс, весело раздавая бутерброды. – Я проспал вполовину меньше, чем вы, и являю собой воплощение бодрости. ***       Все шло отлично, пока Джеймс не захрапел.       Сириус развалился в кресле и, откинув голову назад, считал пятна влаги на потолке. Так он просидел на протяжении всей лекции профессора Красти-Моула о юридических последствиях использования проклятия Империус. Он почти не слушал, поскольку это был очевидный бред. Сириус не питал большого уважения к Министерству и прекрасно понимал: «юридические последствия» таковы, какими в отдельно взятый день их захочет увидеть какой-нибудь чинуш, скорее всего, в зависимости от рода и статуса крови преступника. Уделять внимания такой ерунде казалось пустой тратой времени.       Джеймс сидел рядом. Время от времени он начинал клевать носом, только чтобы сразу же встрепенуться, рискуя опрокинуть чернильницу. Питер сидел позади, почти наверняка в таком же кататоническом состоянии. Ремус же крепко спал, уложив подбородок на сложенные руки, на заднем ряду. Картер-Майлз в начале урока бросил на него испепеляющий взгляд, а затем продолжил, будто ничего не случилось. Вероятно, так бы оно и шло, если бы не храп.       Внезапный, громкий и раскатистый, он эхом разнесся по классу. Несколько студентов издали сдавленные смешки. Сириус незаметно пнул Джеймса. Джеймс резко проснулся, но слишком поздно: Картер-Майлз навис над их партой. − Какие-то проблемы, мистер Поттер?       Сириус почти наяву увидел, как в сонном мозгу Джеймса начинают с трудом вращаться шестеренки – будто в часы налили густого меда. − Э-э… − пробормотал Джеймс. – Хроническая бессонница, сэр. − Понятно, − сказал Картер-Майлз. – И мистер Петтигрю тоже от неё страдает? − Это заразно, сэр, − отозвался Питер. − А мистер Блэк? − А мне просто скучно, − ответил Сириус.       Он откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди, презрительно глядя на профессора.       Глаза Картер-Майлза сузились, затем на миг его злобный взгляд задержался на Ремусе. После этого он вновь взглянул на Сириуса. − Увидимся после занятий, мистер Блэк, − вежливо произнес профессор и вернулся к лекции.       Естественно, Сириус вовсе не собирался оставаться, и, когда прозвенел звонок, он направился к двери вместе с остальными. Но Картер-Майлз не собирался его так просто отпускать. − Мистер Блэк?       Сириус страдальчески вздохнул. − Встретимся за ужином, − сказал он Джеймсу и резко повернулся к профессору: − Вы звали? − Садитесь, − сказал Картер-Майлз, указывая на место в первом ряду.       Сириус нагло уселся на стол. Картер-Майлз не стал комментировать столь вопиюще неверно истолкованное указание, лишь несколько раз сложил на груди и опустил руки, после чего очень серьезно взглянул на Сириуса. Сириус приготовился к долгому и скучному выговору, но слова Картер-Майлза застали его врасплох. − Я хотел бы дать вам дружеский совет, мистер Блэк. − Простите? – моргнул Сириус. − Видите ли, − с легким деловитым кивком продолжал профессор, − я знаком с вашим отцом. Мне выпала честь работать с ним в Министерстве, и я льщу себя надеждой, что могу называть его своим другом.       Сириус не верил, что отец способен на дружбу, а даже если и способен, то никогда не стал бы дружить с такой пронырливой канцелярской крысой, как Картер-Майлз. − Учитывая мои близкие отношения с вашим отцом, я чувствую себя обязанным дать кое-какие рекомендации относительно вашего образа жизни здесь, в школе. − Вот повезло. − Я бы посоветовал вам очень тщательно формировать круг общения, мистер Блэк. − Круг общения? – повторил Сириус.       Знай Картер-Майлз близко хоть кого-то из Блэков так хорошо, как утверждал, он бы мгновенно опознал этот особый изгиб брови, предвещающий опасность. − Именно, − Картер-Майлз явно не подозревал, что тучи сгущаются. – Не думайте, что я вас не раскусил сегодня на уроке. Вас, Поттера и Петтигрю. Ваша маленькая пантомима с сонливостью. Вы прикрывали Люпина.       Сириус замер. Конечно, учителям было известно о Ремусе, но до сих пор авторитета Дамблдора было достаточно, чтобы даже скептики не разглашали тайну оборотня в классе. Если Картер-Майлз позволяет себе столь небрежно – даже косвенно – упоминать ликантропию Ремуса, обращаясь к обычному студенту… это, цитируя Ремуса, очень и очень плохо. − Я не понимаю, о чем вы, − наконец, сказал Сириус. − А я думаю, понимаете, − ответил Картер-Майлз, − но даже если я ошибаюсь, мой совет все равно остается в силе. Все же вы Блэк, уверен, ваш отец хотел бы, чтобы я вам напомнил об этом. − О боже, − произнес Сириус. − Что-то не так? – озадаченно моргнул Картер-Майлз. − Да. Не хочу разбивать ваше сердечко, но, боюсь, вы с моим дорогим папочкой вовсе не так близки, как вам кажется. В последнее время произошли некоторые события, о которых вы, очевидно, плохо осведомлены, поскольку, похоже, пребываете в заблуждении, будто я испытываю хоть каплю гордости из-за своей фамилии. Позвольте ввести вас в курс дела: я, Сириус Орион Блэк, позор имени предков, позор плоти своей матери и в придачу гребаный предатель крови. А вы – старый сварливый фанатик, который откусил кусок больше, чем может прожевать.       Картер-Майлз хотел разразиться полной негодования речью, но Сириус его перебил: − А что касается вашего совета, он хорош, но я на несколько шагов впереди, и, вот увидите, так будет всегда. Видите ли, я долго и упорно формировал свой круг общения и давным-давно определился, − Сириус встал с парты. Он был выше профессора и разглядел несколько редких седых прядей на неуклонно лысеющей макушке Картер-Майлза. Сириус возвышался над ним и собирал в кулак каждую частицу столь презираемой им личности Блэка. – А если вы попытаетесь испортить жизнь хоть кому-то из моих друзей, то будете иметь дело со мной. − Вы смеете угрожать профессору? − Да. Смею. Я много чего смею. Я вообще немного отбитый.       Последовала пауза. Сириус ждал ответа от Картер-Майлза, но тот лишь пролепетал нечто невнятное. Сириус вздохнул: придется все самому решать за этого идиота. − Если вы хотите оставить меня после уроков, то сейчас самое подходящее время. ***       В конце концов, наказания он не получил, и это его странно разочаровало. Не то чтобы Сириус втайне мечтал мыть ночные горшки. Скорее, он рассчитывал подтолкнуть Картер-Майлза к реакции, несмотря на жалкое почтение этого человечишки к древней родословной. Но Сириус в нем не ошибся: гребаный старый хрен оказался неспособен наказать сына «Священных двадцати восьми», чтобы не прогневить толстый кошелек папочки Блэка.       Идиот. − Чего хотел профессор Пышка-Булочка? – спросил Джеймс, зевая, когда Сириус присоединился к ним в Большом зале за ужином.       Он бросил взгляд на Ремуса, который, подперев голову рукой, сонно возил ложкой в супе. − Позже, − Сириус покачал головой.       Вечером мальчики с облегчением ввалились в спальню, с удовольствием проигнорировав объемные домашки, и заползли прямо в постели. Вдруг Ремус резко сел на кровати. − Сегодня вторник. − Супер, − пробормотал Джеймс в подушку. − Мне нельзя спать, у меня в восемь часов встреча префектов. − Ну и черт с ней, − сказал Сириус, но Ремус уже вставал. − Я должен патрулировать с Лили. Я не могу её бросить! − Она большая девочка, с ней все будет в порядке.       Но Ремуса было не остановить. − Она будет ждать меня внизу. Она и так считает меня хреновым префектом, и она права…       Сириус, уютно устроившийся под пуховым одеялом, с недовольным стоном сел. Он взглянул на Джеймса, но тот либо уже спал, либо активно притворялся. Сириус подозревал второе. − Если я спущусь и скажу Эванс, что ты сегодня не сможешь патрулировать, ты ляжешь спать?       Ремус прикусил губу и взглянул на кровать. Подушка манила. − И ты будешь с ней любезен? − Я всегда любезен, − отозвался Сириус. Ремус приподнял бровь, и Сириус вздохнул: − Я буду еще любезнее, нежели моя обычная отвратительно любезная личность. − И скажешь ей, что я искренне сожалею? − Я сочиню самую трогательную историю о скорби и раскаянии. Она обрыдается.       Ремус сдался и рухнул обратно на матрас. − Ладно. Хорошо. – Пауза. – Спасибо.       Сириус спустился в общую гостиную в поисках Лили Эванс, чувствуя себя настоящим мучеником. Он обнаружил её в одиночестве за столом у окна. Она сосредоточенно строчила что-то на длинном пергаменте. Рядом стояло маленькое радио, откуда раздавалась незнакомая музыка. Маггловская, наверное. − Привет, Эванс.       Она подняла глаза и поджала губы.       Сириус склонил голову набок. − Почему каждый раз, когда я с тобой разговариваю, у тебя такое лицо, будто ты не можешь определиться, хочешь запустить в меня проклятием или нет? − Ты неверно понимаешь, − чопорно ответила Лили. – Я уже определилась, что хочу. Это выражение лица означает «отчаянно пытаюсь сдержаться».       Сириус рассмеялся и уселся рядом, подняв руки в притворной капитуляции. − Я пришел с миром. – Лили лишь закатила глаза и вернулась к домашней работе. – Я пришел передать тебе сообщение. От Ремуса. − Да? – она отложила перо и, наконец, заинтересованно взглянула на него. − Да. Он… э-э… неважно себя чувствует, так что сегодня патрулировать не сможет. − Ага, − интерес Лили тут же испарился. – Да, я так и подумала. – Правда? – замер Сириус. − Сегодня на уроках он выглядел ужасно, − она пожала плечами. Вновь взглянула на него: − Честно говоря, как и вы все. Поттер чуть не заснул над котлом на Зельеварении. Мог бы остаться без носа, если б я его вовремя не пнула хорошенько. − Хорошо, что ты была там.       Лили усмехнулась и развернула свежий лист пергамента. − Ну… − Сириус подумал, что нужно какое-то оправдание. – Наверное, какая-нибудь болячка ходит. Именно в это время года Помфри начинает пичкать всех Бодроперцовым зельем. − Ммм… Не стесняйся держаться от меня на расстоянии шести футов. − Боишься, что я заразен? − Нет, − сладко пропела Лили. – Ты мне просто не нравишься.       Сириус поймал себя на том, что снова ухмыляется. Что бы ни говорили об Эванс, она умела за себя постоять. − Ремус просил передать, что ему правда очень жаль. Я обещал эффектно показать глубину его горя, но слишком устал, так что… используй свое воображение. Он хотел пойти… правда хотел, это я затащил его обратно в постель, но… − Все в порядке, − перебила Лили. – Честно. Патрулирование – та еще задачка, но два человека там и правда не нужны. Пусть отдыхает и выздоравливает. − Я рад, что ты не сердишься, − сказал Сириус. – Спасибо.       Лили кивнула, затем вновь вернулась к домашнему заданию. Когда Сириус не пошевелился, она подняла голову. − Что-то еще? − Кто это? – спросил он, указывая на радиоприемник. Он невольно заслушался песней, где мужской голос умолял «прорваться на другую сторону». − Где? – смущенно переспросила Лили. − Песня по радио. Кто это поет?       Лили на миг нахмурилась, будто вела молчаливый, но жаркий спор с собой. Видимо, спор она проиграла, поскольку ответила: − Джим Моррисон. Группа называется «The Doors», − она замолчала и добавила: − Они магглы. − Да, я так и понял.       С минуту он слушал, будто зачарованный. Знакомство Сириуса с маггловской музыкой на протяжении многих лет было весьма ограниченным. Недолго он хранил маленькое маггловское радио под кроватью в доме на площади Гриммо, пока его не нашла и не уничтожила мать. Оно ловило лишь иногда – он решил, что дело в том, что вокруг так много магии. Но несколько песен он запомнил наизусть и тайком хранил в памяти, как революционную брошюру, брошенную на городской площади. Однажды он даже пробрался в музыкальный магазин в Лондоне и купил несколько пластинок. Он понял, что это было глупо, ведь возможности их слушать у него не было. Их мать тоже уничтожила…       Лили кашлянула. − Если это все…       Сириус вынырнул из музыкального транса и взглянул на слегка нахмурившуюся девушку-префекта. Он всегда считал Лили Эванс не более чем скучной занудой с сомнительным вкусом в выборе друзей. Так было до того, как она победила его на дуэли в прошлом году, застав его – и, как он подозревал, всех остальных – врасплох. Её маленький трюк с сигаретой тоже впечатлил его. К тому же она, похоже, очень нравилась Ремусу, да и Джеймс от неё был абсолютно без ума, пусть ему и нравится сейчас это скрывать. Возможно, Сириус что-то упускал.       Почему-то он был не готов закончить разговор. Он снова указал на радио. − А это… Кенни как там его? − Кенни Кирк. − Да, − Сириус был рад, что смог вспомнить хотя бы имя, ему не терпелось продемонстрировать свои познания в области жизни магглов. – Он ведущий маггловского музыкального шоу. − Это больше, чем просто шоу, − пробормотала Лили, очевидно, вопреки собственному желанию. − А что же это? − Это… − она заколебалась. – Это маяк.       Сириус с любопытством взглянул на неё. Интересная точка зрения.       Лили, однако, кажется, пожалела, что заговорила. − Просто… Ладно, я не жду, что ты поймешь. − А ты рискни.       Она бросила на него свирепый, хмурый взгляд. Он смутно подозревал, что его оценивают. И приветливо улыбнулся. Наконец, она спросила: − Откуда ты, Блэк? − В каком смысле? – нахмурился он. – Из Англии. − Откуда именно? − Из Лондона. − Из Лондона? – она словно удивилась. − А что ты думала, у каждого чистокровного есть загородное поместье? − У вас его разве нет? − Ну… есть, но речь же не об этом. − Ты когда-нибудь тусил в маггловском Лондоне? − Иногда, − он вовсе не собирался признаваться, что каждый раз, когда сбегал туда, его за это должным образом наказывали. − Ну, представь себя одиннадцатилетним чистокровным франтом, как у вас говорят, совсем не знающим маггловского Лондона. Кто-то забирает тебя из дома и бросает посреди… ну, не знаю, площади Пикадилли. Ты застрял, у тебя нет ни карты, ничего, тебе говорят «ну, разберешься». И ты разбираешься. Но в одиночку. Одиннадцатилетний. Кругом никого, кто научил бы тебя тратить деньги, купить билет на автобус, ездить в метро. Все, что связано с прежней жизнью, исчезло: все пасхалки, шутки, детские рассказы – все это на площади Пикадилли воспринимается в лучшем случае забавой, в худшем – там делают вид, что таких как ты не существует. А потом однажды ты проходишь мимо магазина и слышишь песню. Песню, которая напоминает тебе о доме, о твоем мире, откуда ты пришел. Это похоже на взывающий маяк, говорящий, что ты не единственный, кто потерялся здесь, на площади Пикадилли, есть другие такие же, как ты, и они тоже скучают, что ты не одинок. Это больше, чем шоу. Это спасательный круг. Это важно.       Сириус вспомнил о маленьком радио у себя под кроватью. Действительно, маяк… призывающий… трель черного дрозда… поющего под покровом ночи… − Ну, − наконец, сказал Сириус, − лично я бы не хотел услышать ни одну песню, напоминающую мне о доме, но понимаю, о чем ты.       Лили сильно покраснела. − Сама не знаю, зачем я тебе все это рассказала, − пробормотала она, вновь погружаясь в домашку.       Сириус откинулся на спинку кресла, наблюдая за ней. − Я тебе не очень-то нравлюсь, да, Эванс?       Она подняла глаза и саркастично произнесла: − Ух ты. Хорошо, что на С.О.В. не было продвинутого курса по активному слушанию. Из разговора с тобой в жизни не догадаешься, что ты достаточно умен, чтобы заработать так много «Превосходно». − Сочту за комплимент, − рассмеялся Сириус. − Не стоит. − Слишком поздно, − весело сказал Сириус. – Давай разберемся. Я тебе не нравлюсь, Джеймс тоже, зато тебе нравится Ремус.       Зеленые глаза Лили вспыхнули. − Он мой друг, − отрезала она. − А я что, против, что ли? Просто сказал. Интересно, вот и все. − Ремус совсем не такой, как вы. − Да, я слышал, − он вздохнул и встал. – Какая жалость, а то я крепко прикипел к тебе со времен нашей маленькой дуэли в прошлом году. − Когда я надрала тебе зад с другого конца класса? – усмехнулась Лили. − Не забудь, я забрал твою палочку, − напомнил Сириус. − Она мне и не понадобилась. − Верно, − улыбнулся он. – Вот что я тебе скажу: если когда-нибудь заскучаешь и захочешь провести матч-реванш, ты знаешь, где меня найти. В следующий раз я не стану тебя недооценивать.       Шутливо отсалютовав, он ушел, с трудом поднялся по лестнице и с несказанным облегчением рухнул в постель.