Там, где тьма и свет неразличимы

      Есть ли в этом мире более идеальная симфония, чем у матушки-природы? Есть ли что-то настолько же гармоничное и притягательное, как песнь ветра? Может ли что-то так же заворожить взор, как капелька дождя на «голой» ветке? Природа идеальна в своем балансе и контрасте, она не создает ничего лишнего или же ненужного. Каждый рожденный ею элемент является своеобразной частью чего-то более сложного. В противовес силе всегда идет хрупкость, красоте — обаяние, интеллекту — легкомыслие.       Раньше Юнги и не задумывался о том, как четко в мироздании соблюден баланс. Как тщательно высшие силы подбирают своих преемников. И каким способом ограничивают их силы. И особенно, как важен их контроль. Кирин по своей сути являлся ограничителем для четырёх высших Богов. Силой своего сознания он мог даровать им силы или же отнять. Все зависело от ситуации, в которой тот или иной Бог находился.       Юнги провёл несколько томительных часов за старыми свитками, и ему все-таки удалось более подробно узнать о каждом из своих невольных «подчиненных». Он с интересом отметил то, что в соответствии с древней китайской астрономией — небо было поделено на четыре квадрата, каждому из которых соответствовал отдельный сезон года. Эти квадраты были, в свою очередь, поделены на двадцать восемь различных сегментов, называемых «сейшуку». Квадраты ассоциировались с животными различных цветов, служивших хранителями.       Самая холодная пора года досталась черепахе Генбу, что господствовал на северной части неба. Из-за связи с зимой он обладал силой контролировать холод. Его цветом был черный, так как зима всегда ассоциировалась со смертью, а значит — с тьмой, с черным цветом.       Весной же повелевал могучий дракон Сейрю, который являлся восточной частью неба. Несмотря на то, что основной цвет весны все же зеленый, цвет Дракона был голубым, потому что весна все же дождливый сезон, а дождю тоже соответствует голубой цвет. Его стихией была вода.       Когда в свои права вступало жаркое лето, знамя первенства переходило фениксу Судзаку, с которым Юнги уже успел познакомиться. Сокджин являлся южной частью неба и мастерски справлялся с огнём. Его цветом издавна был красный — оттенок любви и романтики.       Осенью свои силы пробуждал Бьякко, владыка западной части неба. Его цветом был белый. Получил он его благодаря одной старой легенде о том, как кусок металла, оставленный позади трона одного из королей, стал Тигром, чтобы защищать короля от свержения. Кроме того, белый цвет мог ассоциироваться с осенью, когда все еще живо, но все же уже стареет и как бы сереет. Он был самым свирепым из Божественной четверки. Уже заочно Юнги не хотелось с ним ссориться.       Отложив свитки на край стола, Юнги устало потер глаза и откинулся на спинку стула. Изучая информацию, он совсем позабыл о том, что послал Сокджина за Чимином. Интересно, его новый знакомый уже нашел непутёвого цуру?       Посмотрев в окно, Юнги немного заторможено задумался о том, что скажет Чимину при их встрече. Пусть он и не ненавидел цуру, но обида все же, словно маленькая мышка, грызла его изнутри. Он очень надеялся на то, что, поговорив с виновником всех своих душевных терзаний, сможет унять эту боль.       Поднявшись на ноги, Юнги неторопливо подошел к окну, настежь открывая его. Всего момент — и в его комнату влетает слегка потрёпанный феникс, неся в своих когтях бессознательного журавля. Оказавшись в помещении, Сокджин «случайно» уронил цуру на пол и, обернувшись человеком, развалился на кровати, запричитав, как старый дед.       — Какой он тяжелый! — захныкал Сокджин, строя невинное личико.       — Почему он без сознания? — охнул Юнги, подлетая к тельцу Чимина и напрасно пытаясь нащупать у него пульс.       — Ты что делаешь? — слегка приподнявшись и уперевшись на локти, спросил Сокджин.       — Пульс проверяю.       — У журавля? — гаденьким голосом протянул феникс.       — А? Блин… Что с ним? — поняв свою оплошность, спросил, наконец, Юнги.       — Он сопротивлялся, и я его вырубил.       — Вырубил? — пискнул Юнги, во все глаза глядя на Сокджина.       — Успокойся уже, скоро очухается. Водичкой брызни свою кисейную барышню — и будет тебе счастье, — хмыкнул феникс, явно не раскаиваясь в содеянном.       Моментально отреагировав, Юнги в считанные секунды раздобыл графин с водой и щедро побрызгал ею цуру. Журавль сначала пискнул, потом выругался матом и лишь после этого обернулся человеком. Подняв свои огромные глазки на Юнги, он, мило улыбнувшись, хотел только было что-то ему сказать, как вдруг заметил голого Сокджина, что вальяжно развалился на кровати его мужчины.       — Юнги, что эта пернатая болячка делает в твоей постели? — ледяным голосом рыкнул цуру.       — Пернатая болячка? — опешил Сокджин. — Это я, что ли?       — Повелитель Юга любезно согласился доставить тебя ко мне, — прокашлявшись, ответил Юнги, откровенно наслаждаясь реакцией цуру.       — Вот как… любезно, говоришь… то есть подлететь к источнику Хосока и спалить там половину кустов, при этом чуть не утопив меня, это любезно? — разъярённым котом прошипел Чимин.       — Выходит, что да, — тихо ответил Юнги, кинув укоризненный взгляд в сторону Сокджина, который тот предпочел не заметить.       — Юнги, ты так мстишь мне? — совершенно по-детски топнул ногой Чимин. — Знаешь, а я ведь ревнивый!       — Ну да, и я уже поплатился за это, — кивнул Юнги, внимательно посмотрев на журавля.       — В смысле? — не понял Чимин.       — Ты меня убил, — «любезно» пояснил Юнги.       — Убил? Выходит, у нас теперь Отелло в двух экземплярах? — оживился Сокджин, гаденько захихикав.       — Юнги, почему этот… пернатый… все ещё здесь? — недовольно спросил Чимин, начиная закипать, словно поставленный на огонь чайник.       — От пернатого слышу, — огрызнулся Сокджин.       — Сокджин, спасибо за помощь, твой личный Отелло, наверное, уже ищет тебя, — мило улыбнувшись, проговорил Юнги, не желая больше слушать перепалки двух пернатых представителей ёкайного мира.       — Дракончик мой нынче в работе, а вот тигр накостылять может… — поник Сокджин и, поднявшись на ноги, обернулся птицей. — Я полетел, если что — зови!       — Хорошо, спасибо, — обворожительно улыбнувшись, проговорил Юнги.       Проводив Сокджина и закрыв за ним окно, Юнги, устало выдохнув, подошел к своей кровати и, стянув с неё покрывало, осторожно положил его на плечи Чимина. Голый журавль как-то совсем не располагал его на разговорный лад.       Прикрыв своё нагое тело, Чимин, виновато опустив глаза, принялся без особого интереса рассматривать пол под собой. Он не совсем понимал, зачем Юнги позвал его. Захотел отомстить? Наказать? Проучить?       — Юнги, я… — не выдержав тишины, проблеял Чимин, тут же запинаясь. И что он должен сейчас сказать? Извиниться? А нужны ли его извинения Юнги? Рассказать о причинах своего поступка? А интересно ли это тому?       — Что «ты»? — присев напротив цуру, спросил Юнги.       — Ты мне очень нравишься, — на одном дыхании выпалил Чимин, лишь чудом не обернувшись вновь журавлём.       — Это повод для убийства? — приподняв бровь, осведомился Юнги.       — Нет.       — Ты правда считаешь, что вправе решать судьбу другого человека?       — Я испугался, — не стал лгать Чимин. Да и смысл? Чем ему это поможет?       — Чего?       — Что ты уйдешь.       — Не понимаю тебя.       — Юнги, я прожил в одиночестве не одну тысячу лет, и ты даже не представляешь, как страшно терять того, кто стал дорог, — слишком очевидно подбирая слова, произнёс Чимин. — Но ты прав… тебе и вовек не понять моей души.       — В одиночестве? — хмыкнул Юнги, потерев переносицу. — Слабо верится. Каппа, Чонгук, милый енотик — они всегда рядом с тобой.       — Это разные вещи. Ни один из них не обнимет меня ночью, не скажет ласковых слов, не будет заботиться изо дня в день…       — И ты решил оставить меня при себе? А если бы я стал монстром, что тогда? — не сдержавшись, повысил голос Юнги.       — Мне неважно, монстр ты или человек. Я был бы рядом.       — Ты совсем не боишься возмездия? Не думаешь, что оно тебя настигнет?       — Уже настигло. Только я поверил в то, что ты останешься со мной, как к тебе тут же потянулись сотни тысяч рук, и теперь… ты тут, на небе, а я по-прежнему на земле. По-твоему, этого мало?       Слушая Чимина, Юнги все больше терялся в своих мыслях и чувствах. По поведению цуру было отчётливо видно, что он не жалеет о своем поступке, и верни все назад, опять поступил бы также. Но стоит ли его в этом винить? Неважно, кто ты, ёкай или человек, чувства способны сломать даже самых стойких, что уже говорить о глупом и одиноком журавле…       Сейчас, анализируя все проведённое с Чимином время, Юнги понимал, что он сам подтолкнул того на этот отчаянный шаг. Ведь ответь он тогда более деликатно, всего этого можно было бы избежать. А сейчас… Стоит ли перекладывать всю вину на хрупкие плечи цуру, особенно если её часть лежит и на нем? Не стоит. И он это прекрасно понимал. Но так же он понимал и то, что прости он сейчас Чимина, тот так и не осознает, насколько жестоко поступил.       Поэтому Юнги решил не спешить и не прогонять цуру, оставив того возле себя. Им обоим нужно время. И славу Богу, оно у них есть.       — Хочешь остаться со мной? — неожиданно спросил Юнги, сам себе удивляясь.       — Хочу, — не задумываясь, ответил Чимин.       — Мне сейчас очень сложно…       — Я знаю… я ведь тоже был Богом. Вся эта сила поначалу словно сжигает тебя изнутри, не давая и минуты на передышку. Совладать с нею так непросто.       — Поможешь мне?       — Конечно. Я сделаю все, что в моих силах, — улыбнувшись, проговорил Чимин, протягивая руку и касаясь ею щеки Юнги.       Наслаждаясь невинной лаской, Юнги так не вовремя вспомнил о том, что Сэнгэн-сама была категорически против пребывания Чимина возле него. А значит, ему не помешало бы как можно скорее познакомиться с тремя оставшимися Богами и заручиться их поддержкой.       Но вот с кого ему стоит начать? Может, с Бьякко?