Вчерашний инцидент не даёт Арсению спокойно смотреть на директора с утра, когда тот, не глядя в общем-то на секретаря, проходит в свой кабинет.
— Ты напряжённый какой-то, — замечает Матвиенко, пока Арсений ложится на стол, мученически вздыхая.
Он вчера слегка перегнул, заставив смущаться даже себя самого, а Антона Андреевича вообще, наверное, успел заебать так, что тот теперь будет придираться с двойной силой. На самом деле Арсений понимает, что фикус, стоящий теперь рядом с его рабочим местом, не то что был обязательным атрибутом, без которого невозможно было работать, это не ноутбук в конце концов, просто вчера придирки начальника вывели Попова из строя.
Арсений всегда легко признавался себе в том, что он мстительный. И как будто это никогда не доставляло особых проблем. Арсений часто не следил за языком и не вдумывался, какой вес имеют слова, произнесённые им в адрес другого человека, если этот человек доставил ему неудобства или как-то обидел. Он едва контролировал себя с близкими, иногда всё же становясь последней мразью, которая не умеет фильтровать речь.
А что касалось теперешнего начальника Арсения вообще мало волновало. Шастун придирался к нему временами слишком сильно, даже когда был на должность ниже, так что задел его вчерашний диалог, смутил или опустил с небес на землю, Арсения не должно было волновать.
В конце концов директор это заслуживал. Эта мысль позволила расслабиться и не думать о начальнике в контексте жертвы, павшей под язвительностью секретаря.
Шастун правда жертвой себя совсем не считал, несмотря на то, что с утра был не в лучшем расположении духа. На самом деле он такой каждое утро, но сегодня особенно. Начиная с дороги в офис, где его успели обматерить все встречные водители, заканчивая приходом в этот ебучий офис.
Мысли о вчерашнем не давали ему покоя, когда он только проснулся. Те же мысли о секретаре не утихли и в офисе. Как будто их количество увеличилось даже, стоило увидеть Арсения на рабочем месте. Антон вот лично вообще не хотел его видеть.
Ни его, ни фикус этот дурацкий.
Они оба мозолили ему глаза, были слишком яркими и притягивающими взгляд. Этот Арсений весь слишком. А тут теперь ещё и большой зелёный цветок рядом с ним. Яркие цвета слишком бесят.
Антона всегда бесили.
Он не может сосредоточиться и это раздражает похлеще фикуса. Ебучий Арсений, выскочка, и ещё много других синонимов.
Антон думает о том, что вчера он всё же проиграл. Это задевает, бьёт по самолюбию. Почему какой-то несуразный подчинённый решил, что может так разговаривать с начальством? Если Павел Алексеевич позволял Арсению вести себя так вольно, то это не значит, что позволяет Шастун.
Он не хочет признаваться в этом даже себе, но главной причиной его раздражения является то, что Арсений его не боится. Он не трясётся от одного только взгляда, более чем спокойно принимает замечания и критику. Он не боится высказать своё мнение, даже если его никто не примет. И уж точно Арсению абсолютно всё равно, как он выглядит в глазах других людей. Он уверен в себе ровно настолько, чтобы раздражать тех, кто не уверен.
Антона, например, как его диаметральную противоположность, Арсений раздражает. И даже очень. Не то чтобы Шастун был совсем закомплексованным и отбитым наглухо. В конце концов без какой-либо уверенности он никогда бы не стал директором. Просто он и правда был сильно зависим от мнения общества.
Ему было важно, что про него подумают и скажут. Именно поэтому он не открывал рот лишний раз, делал так, как было нужно. Не всегда ему самому. Просто нужно. Кому-то другому.
И это нормально. Антона ведь это не напрягает. Ну, по крайней мере так было, пока не появился его пришибленный и дохуя уверенный секретарь, который своей ебанцой Шастуна иногда пугал.
Но бесил всё-таки чуть больше. И вчерашний день будто бы стал толчком к тому, чтобы возненавидеть персону Арсения ещё сильнее. Его давно нужно было поставить на место. Но Павел Алексеевич бы не дал этого сделать, а теперь Антона ничто не сдерживает.
Если Попов решил, что он может играть на чужих нервах, позволять вести себя так, словно считает начальство пустым местом, то Антон считает своим долгом показать ему, что бывает с теми, кто осмеливается идти против правил и говорит больше, чем положено.
— Видит Бог, я этого не хотел, — Шастун крутит на пальцах ключи от офиса с увесистым брелком в виде медведя, который ему когда-то подарила племянница, окрестив Борисом.– Ты свидетель этому, Боря.
Шастун кивает сам себе несколько раз. Он смотрит в хрустальные глаза медведя, словно оправдываясь за свое поведение. И сидя, откинувшись на спинку кресла и глядя в белый потолок, он не знает, что хуже: то, что он собирается начать войну со своим собственным секретарем или то, что он пытается оправдаться перед брелком на ключах.
Как будто бы ему нужно выпить. Борис с ним явно солидарен.
Арсений, стандартно сонный и всё ещё слегка смущённый, тоже был бы с ним солидарен.
— Арс, кофе будешь?
— Ты прийти не успел, уже за кофе сваливаешь, — Арсений открывает ноутбук. Ему сегодня предстоит собрать отчёты за прошлые месяцы в одну кучу, чтобы понять, где они просчитались, потому что компания понесла некие убытки.
— Не выёбывайся, — Серёжа уже стоит около двери, выходящей в коридор.
Он не дожидается ответа, устав его ждать, вероятно, и уходит к автомату с кофе. Арсений смотрит на него исподлобья и думает о том, что ему повезло встретить здесь Серёжу. Он иногда бесит одним своим видом, словами, особой раздражительностью с утра, но Арсению действительно с ним повезло. Серёжа отличный заместитель и друг. Который принесёт ему кофе, не спрашивая, нужен он или нет.
Серёжа делает простые вещи, не задумываясь даже, что проявляет заботу. Арсений видит в этом нечто хорошее, что притягивает к себе.
— Попов, зайдите ко мне в кабинет.
Арсений чуть ли не вздрагивает, когда слышит свою фамилию. Он поднимается с места, думая о том, что ситуация весьма ироничная. Он второй раз уже не дожидается Серёжу с кофе и плетётся в кабинет к начальнику. Вероятнее всего получать пиздянок. С Шастуном по-другому у него пока не получалось.
— Доброе утро, Антон Андреевич.
На лице начальника написано, что нихуя оно не доброе. И Арсению хочется выйти вон. Желательно в окно, но всё, что он может, это мечтательно смотреть в его сторону. Даже окно зашторил. Ни капли солнечного света в этом кабинете. Кощей, блять.
— Вы собрали отчёты?
— Конечно нет, рабочий день только начался. Общий отчёт будет лежать у вас за час до его окончания, как обычно.
Шастун поднимает на него тяжёлый взгляд. Ебучий Арсений. На всё-то у него есть ответ.
— Сегодня у меня на столе должен лежать дополнительный отчёт по ближайшим поставкам.
— Но я не смогу чисто физически…
— Не сможете? — Шастун удивляется так наигранно, что у Арсения всё перед глазами покрывается пеленой ярости. — Хотите заставить меня усомниться в вашей компетенции? Или может хотите вспомнить, что такое «по-собственному»?
Антон, продолжая сверлить взглядом, возвращает Арсению его вчерашнюю фразу, видя, как у секретаря багровеют кончики ушей от возмущения. Какое милое зрелище. Начальник еле сдерживается, чтобы не улыбнуться своей самой мерзкой улыбкой. Сегодня он выиграл.
Какое прекрасное чувство.
— Никак нет, Антон Андреевич, — у Арсения разве что зубы от злости не скрипят. — Я всё сделаю, не переживайте.
Арсений даже не спрашивает, можно ли идти, потому что ему похуй. Если он прямо сейчас не выйдет из этого кабинета, он разобьёт Шастуну лицо. И на его нескромный взгляд будет прав. Потому что нельзя быть такой мразью.
— Это вам стоит переживать. Вы же не хотите потерять работу, да?
Пизда
Арсений хлопает дверью с такой силой, с какой бы хотел, чтобы она прилетела в лицо начальнику. Мудак, блять.
Он этот цирк развёл из-за вчерашнего? Поиграть решил? Отомстить? Глупость.
— Ты нормуль? — Матвиенко подлавливает Попова за локоть, когда тот чуть ли не сносит горшок с фикусом и останавливает около себя. Арсению хочется орать громко и с матами.
Он кусает Серёжу за плечо, глуша свой гнев в его пиджаке. Матвиенко молчит, не особо-то удивляясь. Арсений ведь из кабинета начальника вышел. Можно было ожидать очередной драмы. Но в этот раз Шастун, кажется, превзошёл себя. Арсений и без того чересчур эмоциональный, а сейчас его злость физически ощущается.
Серёжа молчит, хлопает по плечу сочувствующе и ещё раз спрашивает, что не так. Арсений кричит долго, а потом с головой в отчёты утыкается. Бегает по отделам периодически. И Серёжа с той же периодичностью бегает ему за капучино.
На Арсения смотреть страшно. Он с такой серьёзностью и яростью составляет отчёты на ноутбуке, что скоро у клавиатуры начнут вылетать клавиши. Секретарь делает всё на чистом автоматизме, потому что сотни раз подготавливал подобные документы. Просто не в такие сжатые сроки как сейчас.
— Можно? — он, как и положено, за час до официального окончания рабочего дня заходит к Шастуну. Тот привычно не поднимает глаз, завершая с кем-то телефонный звонок.
У Арсения болит поясница и ноют затёкшие колени после долгого сидения в одном положении. Глаза тоже болят, но он старается выглядеть бодрым настолько, чтобы этот мудак и не смел думать, что Арсений не справляется с обязанностями.
— Всё проверили?
— А сами-то как думаете?
Они задерживают друг на друге взгляд, чтобы снова побороться за превосходство, но Арсений сегодня явно уступает, прикрывая глаза от усталости. Шастун не замечает, что секретарь уже клюёт носом. И по правде говоря, Арсений уже готов лечь на этот стол вместо папки с отчётами, потому что ноги не держат вообще.
— Тут нет никакой информации о комплектации оборудования. В чём дело?
— В том, что мне её не прислали. Или вы считаете, что я должен был сам составлять этот отчёт?
— Считаю, что вы, как квалифицированный специалист, должны были сообщить мне во время составления отчёта, что вам не предоставили информацию. А теперь это ваша вина.
Арсений стискивает зубы и, поправив ворот рубашки, резким движением зачёсывает назад челку. Антону на мгновение кажется, что его сейчас ударят, но секретарь лишь сладко улыбается.
— Каюсь, Антон Андреевич. К завтрашнему утру на столе будет лежать полноценный отчёт.
— Конечно. Это ведь в ваших интересах.
Арсений сидит над отчётом полночи в офисе вместе с Зайцем — секретарём отдела комплектации оборудования. Вообще официально он — Максим Загайский. Но для Арсения, который старше его на три года, Макс остаётся просто Зайцем, как и для половины их офиса.
— Блять, если это не всё, я повешусь прямо в его кабинете.
— Я повешусь следом, — подтверждает Заяц, выключая свет в кабинете. — Андреич совсем двинулся.
Арсений только тихо угукает. Они идут до выхода молча, потому что сил на разговоры не остаётся ни у одного, ни у второго.
Шастун видит из окна своего кабинета, как Попов вместе с Загайским прощаются, расходясь по разным машинам. Он усмехается, напоминая себе дать завтра Загайскому втык за то, что не предоставил информацию вовремя. И в то же время хочется пожать ему руку. Его ошибка выбила Арсения из колеи.
***
Телефон звонит ровно в тот момент, когда Арсению наконец удаётся заснуть. В последнее время он засыпает чертовски плохо — Нурлан из отдела стратегического планирования говорит, что это из-за стресса. Неудивительно, с такой-то работой.
И какой уёбок решил, что пять часов утра — это отличное время для звонка?
Ах, ну да, конечно
— Доброе, — Арсений прочищает горло, — доброе утро?
— Слышу, для вас не особо. Вы не читали мои сообщения, так что пришлось звонить. Заберите перед работой мой костюм из химчистки.
— Что, простите?
Арсений распахивает глаза в лютом ахуе. Этот конченный звонит ему в пять утра, чтобы попросить забрать костюм? Какой костюм, блять?
— Вы плохо слышите?
— Я плохо понимаю, — Арсений всё ещё безбожно хочет спать. Но прописать Шастуну пиздюлей (хоть и словесных) хочется чуточку больше. — Я ваш секретарь, а не личный помощник, и забирать костюмы из химчистки не входит в мои прямые обязанности.
— Думаю, нам с вами стоит перечитать договор, — Шастун молчит пару секунд, в динамике слышно его тихое дыхание. — Ой, кажется, я забыл вам сообщить о его некоторых изменениях.
— Какая досада, — тянет Арсений со всей присущей ему язвительностью.
— И правда. Ну так что? — деловито продолжает начальник. — Я скидываю вам адрес химчистки?
— Конечно, Антон Андреевич, — Арсений бы промолчал, но не будет. Если начальник позволяет себе переходить грань, Арсений сделает то же самое. — Но в следующий раз, когда захотите услышать мой голос, придумайте повод поинтереснее.
***
— На сегодня ещё один отчёт, вы помните?
— Разумеется, Антон Андреевич.
— Я вижу, вы слегка уставший, вы точно в состоянии с этим справиться?
Арсений хочет пробить ноутбуком сразу две черепных коробки. Свою, чтобы перестать мучиться, и Шастуна, чтобы мучался.
— А вы так сильно обо мне волнуетесь? — Арсений видит, как начальник хмурит брови, отводя взгляд, и не может не улыбнуться самой сучьей улыбкой.
Этот мудак действует по принципу загасить, сделать так, чтобы Арсений умолял его перестать, чтобы признал, что слабее. Но Арсений не любит проигрывать. Так было всю его жизнь. И в этом вся соль.
Арсений нашёл способ не хуже начальника доводить его до состояния крайнего раздражения. Шастун может сколько угодно заваливать его работой — Арсений ни за что не попросит притормозить, ни за что не признается, что из-за тупых поручений не может спать больше трёх часов в день уже целую неделю. Арсений ведь тоже может довести. Он знает, слово — лучшее оружие.
Он словами начальника умеет доводить, смущать даже, и это удовлетворяет его настолько, чтобы пахать как заправский конь, выполняя и прямые свои обязанности и те, которые захочет Антон Андреевич.
***
Арсений две недели подряд крутится как белка в колесе, успевая с утра пораньше заезжать в кофейню за любимым чаем Шастуна, после ехать в пекарню за свежими эклерами, которые «именно такие, Попов» готовят только там, а после едет в офис раньше остальных, дабы подготовить начальнику рабочее место, достать все необходимые на подпись документы, оставить расписание на день на столе и, конечно, оставить завтрак.
— Ты, блять, видел себя?
Матвиенко пальцем у виска крутит и говорит Арсению, что тот совсем уже двинулся. Говорит, что нельзя так перетруждаться. Это подтверждает Макар, который зовёт его и Серёжу выпить на выходных, на что получает от Арсения отрицательное мычание и очередную тираду об очередном отчёте.
Арсений вторые выходные подряд вливает в себя кофе и энергетики, составляет план на два месяца вперёд и делает два масштабных отчёта по предстоящим поставкам. Он готов лезть на стену от усталости, потому что для организма такие нагрузки — явный перебор, но чувство того, что он может проиграть гложет его изнутри. Он не останавливается.
***
— Доброй ночи, — на экране «04:13», Арсений уснул полчаса назад. — Попов, вы слышите меня?
— Разумеется.
Арсений закипает. Этот уёбок звонит ему стабильно несколько раз в неделю посреди ночи и озвучивает ещё более идиотскую просьбу, чем в предыдущие дни.
— Что на этот раз? Купить вам эклеры, особый чай, отвезти обувь в ремонт?
— Я хочу, чтобы вы приехали и приготовили мне завтрак, — выпаливает Шастун прежде, чем успевает сообразить, что он только что ляпнул. — Я только ложусь спать, и моя проблема в том… — он судорожно пытается придумать, что же сказать, — что я не смогу проснуться от будильника. Вы приедете утром, разбудите меня и к семи утра приготовите мне завтрак.
Шастун мысленно избивает себя кулаками. Какой, блять, будильник? Да он ими не пользуется уже несколько лет. В трубке слышится тяжелый вздох; Антону на миг становится стыдно.
— Вы звоните мне в четыре утра сказать, чтобы я приехал к вам и к семи утра приготовил вам завтрак? — уточняет Арсений. Ну мало ли он от недосыпа совсем двинулся.
— Приготовьте омлет и травяной чай, — говорит Шастун тихо, прикусывая язык.
На другом конце снова вздыхают:
— Как скажете, Антон Андреевич.
В трубке слышатся гудки, а Шастун на секунду задумывается о том, что это перебор. Он действительно только сейчас ложится спать, но ему не нужен ни будильник, ни завтрак. Он просто в очередной раз хотел проверить секретаря на прочность.
А её-то у Арсения совсем не осталось. Он не ложится спать после звонка, идёт в душ, но легче ему не становится. Тело почему-то ватное и он не чувствует ног, когда выходит из такси и звонит в домофон. Дверь открывают только со второго раза.
Уёбок
Арсений поднимается до лифта и словно забывает, как передвигаться, ноги не слушаются, он еле доходит до чужой входной двери. Перед ним начальник стоит в махровом халате. На лице улыбка, которую Арсений бы при всём желании стёр с самодовольного лица Шастуна.
Арсений стёр бы, но он почему-то не может даже шага сделать. Кажется, начальник что-то ему говорит, но шум в ушах заглушает любые звуки. Арсений чувствует, как в момент закрываются глаза. Он надеется лишь, что чужие руки не дадут упасть ему на пол.
