А это злобный начальник

      Арсений не слишком удивляется белым стенам и запаху лекарств, когда еле разлепляет глаза. В лицо бьёт яркий свет ламп, и невольно хочется зажмуриться. Арсений моргает часто, облизывает пересохшие губы и чувствует во рту отвратительный привкус. Очень хочется пить.       Но больше этого хочется хотя бы найти в себе силы приподняться или дотянуться до телефона, который лежит на прикроватной тумбочке. Тоже кстати белой, как и всё остальное в палате. Стены, потолок, стул возле входной двери и простынь, которой укрыт Арсений.       Он замечает сразу, что находится не просто в городской бесплатной клинике, как минимум потому, что в палате не потрескавшиеся стены и потолок. Он в месте явно покруче. И, конечно, он знает, кто об этом позаботился.       Собственно, как и о том, что Арсений в принципе попал в больницу. Пусть и адекватную (читать как «платную»).       Пока перед глазами всё ещё мелькают белые раздражающие пятна, а голова кружится, Арсений-таки садится и дотягивается до телефона, чтобы хотя бы посмотреть на время. В палату, словно выжидая этого момента, врывается медсестра, которая тут же выхватывает телефон у Арсения из рук и снова укладывает его голову на подушку. — Переутомление? — буднично спрашивает Арсений хриплым голосом. В горле словно наждачкой водят и губы сохнут адово. Ему нужно попить воды. — Да, — девушка с приятным парфюмом, который доносится и до Арсения, заполняет какие-то бумаги. — Сейчас придёт ваш врач, а пока подпишите это. — Могу попросить воды? — Конечно, секунду.       Медсестра, улыбаясь, уходит, а у Арсения в руках оказываются два листа. Изучать их и вдумываться в содержание после потери сознания казалось непосильным трудом, кроме того, у Арсения всё ещё слабо открывались глаза. Он так и норовил снова подняться и сесть, но голова кружилась. Решил не рисковать. — Добрый вечер.       Мужчина в белом халате и с яркой улыбкой врывается в кабинет так стремительно, что Арсений даже не успевает понять, когда он успел оказаться рядом с ним. Ещё через секунду у доктора в руках оказывается стул, и вот теперь врач сидит очень близко, проделывая стандартные процедуры. Он задаёт несколько вопросов о самочувствии, измеряет температуру электронным градусником и кивает сам себе. Арсений решает, что этот жест означает, что всё в порядке. — Что это?       Вместо ответа врач с бейджиком «Игорь Валентинович», который Арсений разглядел только сейчас, протягивает ему ручку, и Арсений несмело берёт её слегка дрожащими пальцами. — Вы ставите подпись, как согласие на выписку сегодня в восемь вечера. — Почему именно в восемь? Ещё почти два часа. Я подпишу и уеду сейчас, — врач отрицательно машет головой.       В палату снова заходит медсестра со стаканом воды и новым листком. Пока она передаёт Арсению воду, он успевает разглядеть на бейджике «Оксана». Она передаёт ему в руки принесённый с собой лист, где врачебным, но, на удивление, вполне разборчивым почерком, написаны рекомендации, какие-то препараты и обязательные к соблюдению правила на ближайшую неделю. — Арсений, — Игорь Валентинович кладёт Арсению руку на плечо, отвлекая от листа. — Отпустить сейчас вас не могу. Антон Андреевич велел его дождаться. — Ну, — отпив воду, Арсений приподнимается на локтях, стараясь не отвлекаться на головокружение и внезапно возникшую тошноту. — Мало ли что он там велел.       Арсений не то чтобы злится на начальника, в конце концов, они оба хороши. Устроили непойми что, превратив рабочий процесс в состязание за превосходство. Арсений мог бы просто не выполнять все эти тупые поручения, не доводить себя до изнеможения, не выполнять по два отчёта в день, который каждый раз плавно перетекал в ночь, лишая сна.       Арсений мог бы, но их безмолвный конфликт с Шастуном был столь интересным занятием, что азарт и гордость заставили забыть о собственном состоянии. — Вы не поняли, — тон врача всё больше был похож на приказной, и Арсений хотел было сказать, что он сам имеет право решать, когда ему уходить, как Игорь Валентинович, сжав его плечо, заставил молчать. — Я не имею права отпускать вас до приезда Антона Андреевича. Он сказал, что ручается за вас и заберёт из больницы лично. — Вы это серьёзно? — Арсений переводит взгляд с медсестры на врача и обратно, но на лицах у обоих не было ни намёка на шутку, пусть и идиотскую. — К вашему сведению я попал сюда по его вине.       Арсений, сквозь пелену охватившего раздражения, увидел, как Оксана недовольно поджала губы, сложив руки на груди. Она, казалось, думала о чём-то своём, но всё говорило о том, что её недовольство тоже было вызвано этой информацией. — Ничего не могу поделать, — интонация врача снова стала игривой и какой-то чересчур дружелюбной. Он похлопал Арсения по плечу, наконец перестав его сжимать, сказал о том, что зайдёт позже.       Арсений проводил его высокую ладную фигуру взглядом, когда Игорь Валентинович выходил из кабинета. Тело слабело с каждой секундой всё больше, кажется, упоминание начальника только усугубило состояние. Ебучий Шастун. — Ты его секретарь, да? — Оксана села на освободившийся стул, с интересом уставившись на Арсения.       Интересно, как он выглядел сейчас в её глазах? Да в принципе в глазах другого человека?       Арсений наверняка был бледным после обморока и походил на труп, он чувствовал, что влажная чёлка липнет ко лбу, ощущал неприятную сухость губ и, что самое отвратительное, тремор. Его мешки под глазами совершенно точно напоминали бездонную яму, контрастируя с бледной кожей, отражаясь на ней нездоровой синевой.       Полный отстой. — Да, с недавних пор. А ты? — Арсений тоже позволил себе перейти на неформальное обращение, даже не зная толком, что это за девушка. Возможно, это пассия начальника.       Окинув Оксану быстрым взглядом, Арсений обнаружил сходства. Лицо похоже на лицо Антона Андреевича, губы поджимает также, как он, когда раздражён. Они даже сидят одинаково. С ровной спиной, чуть приподняв подбородок. Сестра что ли?.. — А я сестра его. — Арсений кивнул, подтверждая свою догадку. — На этот раз он явно переборщил.       Оксана, судя по выражению её лица, одновременно сочувствовала Арсению и злилась на Шастуна. Вот никогда бы Арсений не подумал, что у него есть сестра. Хотя, нет. Вот будь она его женой, тогда бы точно не подумал. — Ты о чём? — Арсению, если честно, всё равно, что она имела в виду, потому что он сейчас едва способен разговаривать, губы то и дело слипаются и сил нет от слова совсем. — Ну, до этого его подчинённым тоже несладко приходилось. Я б даже сказала хуёво. Максимально, — Арсений взглянул на Оксану поражённо. Её милое лицо, больше напоминающее детское, сыграло на контрасте с тем, что она сейчас сказала. Арсений бы даже посмеялся, будь у него силы. — Чего улыбаешься? Он реально кретин со своим желанием работать каждую свободную секунду. Под ним надолго не задерживаются. А до такого вообще первый раз дошло. Фетиш на чужие страдания что ли…       Оксана, заметив заминку, легко рассмеялась, и Арсений также легко это подхватил. Он на секунду задумался о том, что неправильно говорить о начальнике с его ближайшей роднёй, но, если честно, ему так похуй. Тем более, что Оксана вызывала доверие и, как Арсений понял, Антон ей тоже доверял. Иначе бы она не знала обо всё том, о чём рассказывает. — Ты так легко об этом говоришь. — Да, — девушка согласилась охотно, как будто это в порядке вещей. — Просто я к тому, что ты странный. Ты влияешь на него не так. Потому и рассказываю. — А как я влияю?       Арсений в целом удивился словам о каком-то влиянии. И либо он ебанулся, либо ёбнулся. Или, может, ещё не отошёл после сна и обморока. — Он обычно не говорил о своих подчинённых с такой яростью, с какой о тебе. Даже имён их не называл. Просто «суки ебаные», а ты другой экземпляр. — Ну, — Арсений на секунду смутился даже. — И поверь мне, — не обращая внимания на чужую заминку, продолжает девушка, — если бы кто-то другой попал в больницу из-за него, то вряд ли бы он стал сам забирать его, — Оксана смотрит на Арсения внимательно, словно на реакцию проверяет. А Арсений всё, что может, это хлопать глазами в полном ахуе. Он тянется к кружке с водой. — И он точно бы не стал везти к себе кого-то, чтобы присматривать за состоянием. — Чего? — Арсений чуть ли не проливает оставшуюся воду. А Оксана, задумчиво так глядя на пол, пожимает плечами, словно не сказала ничего такого. — Ты его явно чем-то зацепил. — Не смеши. Он просто каменная глыба. Его ни волнует ни что живое, — Арсений слова немного не фильтрует. — Бля, не, в смысле… — Не смеши, — передразнивает его Оксана. — Если он этого никому не показывает, это не значит, что у него нет другой стороны. Типа изнанки.       Арсений спросить и сказать что-то хочет, ну, например, что значит «везти к себе и присматривать», но Оксану окликают из коридора, видимо, не найдя её на рабочем месте, и она спешно прощается, наскоро сообщая Арсению, что он классный и что они ещё точно увидятся.       Если Арсений был в ахуе, то теперь он в трихуе. И когда он говорил сам себе, что на начальника злиться ни к чему — чушь. Он берёт слова обратно.

***

— Забирайте своего Арсения. — Спасибо.       Врач прикрывает дверь, подмигивая Арсению, бросив напоследок «общайтесь». Арсений приподнимается, чтобы сесть. Ловит взгляд начальника полный сожаления и слегка пугается, когда сердце на секунду ускоряет ход. Ну полный пиздец. — Я припозднился. Работа не отпускала.       Начальник вообще-то приехал вовремя, время ровно восемь вечера. Пунктуальность подкупает, но Арсений думает, что в случае с Антоном Андреевичем она даже пугает.       Часы посещения вообще-то действительно давно закончились, но только не для Шастуна. Арсений понимает, что для него здесь, видимо, в любое время двери открыты. Кроме того, начальник приехал конкретно за ним. Забрать. К себе.       Боже — Добрый вечер, — Шастун неловко двигает стул поближе к Арсению, и тот невольно задерживает дыхание. Неловкость осязаемая, как будто липкая и по телу расползается. Изнутри чувствуется, а снаружи просто укутывает. Максимально неприятно. — Не особо, — Арсений, не смущаясь, смотрит на Шастуна с интересом. Тот старается привычно не отводить взгляда, но всё равно сдаётся. Не может он смотреть. — Я вас смущаю?       Арсений, несмотря на полное отсутствие сил и некую радость от прихода Шастуна, хотя признаваться себе в этом он не будет, хочет уколоть. Он даже сейчас не может успокоиться. Упёртый и сучливый. Начальник вздыхает. — Не нужно этого сейчас, — говорит он твёрдо. Но потом будто бы приходит в себя, добавляет чуть тише и мягче. — Пожалуйста. Я должен извиниться перед вами.       Шастун сглатывает застрявший в горле ком. Он совсем не умеет извиняться и признавать то, что бывает не прав. Хотя в этом случае он не просто «не прав». Глядя на похудевшего и крайне бледного Арсения, который впервые за две с лишним недели даёт слабину, Антону хочется дать себе по лицу.       А ещё хочется прописать пиздянок Арсению, за то, что ни разу не высказал Шастуну, какой тот урод; за то, что не просил выходные, в которых нуждался; за то, что брался за хуевы тучи отчётов на несколько месяцев вперёд и не спал нормально; за то, что исполнял все тупые прихоти начальника и забыл про себя.       Но, стискивая зубы, перед тем как извиниться по-настоящему и как-то помягче сообщить Арсению, что Шастун на время забирает его к себе, дабы проследить, чтобы с ним точно ничего не случилось, потому что упёртый до жопы Арсений вряд ли станет сидеть и просто отдыхать, Антон понимает, что единственный, кто заслуживает пиздянок — это он сам. — Простите за то, что довёл до больницы. Это настолько халатно и нездорово по отношению к собственному секретарю, что я до сих пор не понимаю, почему вы не прописали мне по морде. — Арсений горько усмехается, перебирая в пальцах простынь. Видимо, от нервов. — Ну, или не уволились. Клянусь, я бы не выдержал такого мудака.       Арсений удивлённо поднимает на Шастуна глаза. Он впервые слышит что-то подобное от начальника. Такие выражения как будто бы разнились с его привычным официальным тоном и в целом обыденными фразами. Но, видимо, даже камни могут хотеть быть чуть мягче.       Шастун выглядит уставшим и потерянным, и Арсений, может, странный, но почему-то вид такого Антона Андреевича нравится ему гораздо больше, чем привычный образ самовлюблённого и холодного циника. Наверное, так Антон Андреевич выглядит более живым, похожим на человека, а не на бездушного робота. — Извинения приняты, Антон Андреевич. — Шастун немного расслабляется, но Арсений, как ни крути, не может засунуть свою сучью натуру куда подальше и просто замолчать. — Мы стоим друг друга. В конце концов я и правда мог съездить вам по лицу. Видимо, я ненормальный, раз мне нравилось наша с вами борьба.       Начальник смотрит на него, как на что-то инопланетное. Хотя Арсений и есть что-то инопланетное. Ну как человек в здравом уме будет говорить такие вещи? Они и смущают, и выводят из себя одновременно. Но Шастун понимает, что не имеет никакого права злиться. Арсений пусть говорит всё, что хочет, потому что в этой ситуации накосячил точно не он. — Мне тоже, — зачем-то признаётся директор, вместо того чтобы просто закрыть рот. — Но давайте всё же попробуем вернуться туда, откуда начали. Вы будете работать в привычном графике, никаких больше дополнительных поручений. Потому что то, что вы делали — перебор, — Шастун вздыхает, смирившись с тем, что нужно договаривать. Он проебался, теперь разгребает. — Я не говорил вам этого, но вы — отличный секретарь, пусть иногда и раздражающий, но профессионал.       Арсений зачем-то подаётся вперёд, смущаясь собственных действий, но не останавливает себя. Он несмело кладёт слегка дрожащую ладонь на плечо начальника. Он знает, что это, возможно, нагло, потому что вряд ли Антон Андреевич любитель тактильного контакта, но Арсений предпочитает думать, что ему сегодня всё можно.       Директор вроде не возражает, наоборот, расслабляется что ли. Ну, или у Арсения на нервной почве крыша едет. Он сейчас не думает об этом, все мысли почему-то заняты тем, что они с начальником близко, Антон Андреевич позволяет к себе прикасаться и ведёт себя не так, как обычно. И это почему-то цепляет. — Зачем мне ехать к вам? На сколько? — Шастуну кажется, что он сквозь плотную ткань пиджака чувствует тепло чужой руки, и она его словно обжигает. Ему неловко признаваться в том, что Арсений в данный момент его пиздецки смущает. Больше смущает только то, что он уже всё знает.       Антон не особо удивлён, потому что Оксана никогда не умела держать язык за зубами. Теперь вопрос только в том, не успела ли она сказать чего-то ещё. С её умением всё гиперболизировать, она любую новость могла превратить в нечто похожее на интересный слух, за который вполне бы мог зацепиться секретарь. — В одиночестве вы продолжите истощать себя работой даже дома. На выходных побудете у меня, чтобы я убедился, что вы действительно отдыхаете. — И вы всё решили за меня? — Арсений, мне действительно очень стыдно, я хочу искупить вину, если это возможно, — Арсений смотрит начальнику в глаза и понимает, что не может отказать.       Он вообще-то и не планировал, но вести себя как последняя сука — его жизненное кредо. Просто в перспективе, если бы он планировал поизъёбываться подольше, он уверен, что даже этого не смог бы сделать. Когда на него так смотрят. Искренне. — Нам нужно заехать за вещами.       У Антона почему-то перехватывает дыхание от этих слов. Выдавить из себя больше ничего не получается, только кивнуть. Они по-прежнему смотрят друг другу в глаза, и Шастун чувствует, что теряется. Рука на его плече слегка сжимает пиджак. Диафрагму тоже сжимает от какого-то вспыхнувшего воодушевления.       Шастун только сейчас задумывается о том, что позволил себе чуть больше, чем обычно. Позволил себе показаться уязвимым. Обычным человеком, умеющим ошибаться. Он пожалеет об этом. Обязательно.       Но сейчас он хочет подобраться к секретарю ближе, поддаваясь какому-то внезапному порыву, он хочет почувствовать искренность, исходящую от них двоих и перекрывающую неловкость, напрямую. Он начинает сдаваться просящему взгляду напротив, который, собственно, просит о… чём?       Арсений бездумно подаётся вперёд, почти соприкасаясь с Шастуном носами, видит трепет его ресниц и взволнованный взгляд. Он чувствует страх, и знает, что директор тоже это чувствует. Влажной ладонью Арсений, не замечая даже, сильнее сжимает чужое плечо, и именно это отрезвляет.       Нельзя       Нельзя.       Директор отшатывается, стараясь игнорировать чужой взгляд, в котором плещется явное разочарование. Арсений тоже словно приходит в себя, отползая обратно к стене и судорожно поправляя простынь. Они случайно встречаются взглядами, неловко моргая.       Стук в дверь ускоряет и без того сбившийся пульс. Оксана показывается в дверном проёме, хмуро глядя на брата. Арсений наспех поднимается с постели, зачёсывает влажную чёлку и панически смотрит на Оксану, как будто она сейчас уличила их за чем- то неприличным.       Но она несколько минут читает брату нотации и обещает лично дать ему по щам, если произойдёт что-то подобное. С Арсением она прощается намного теплее, чем с Антоном, но наспех обнимает их обоих, во второй раз сообщая Арсению, что он классный, и бежит на сдачу смены. — Ну… заедем к вам? — Заедем.       Арсений, усаживаясь в машину начальника на переднее сидение, надеется лишь на то, что румянец на щеках не будет замечен. Шастун, заводя машину и незаметно поглядывая на секретаря, тоже на это надеется.