epiphanies

На мгновение Пьер Гасли никогда и никому так не завидовал, как к Шарлю Леклеру, когда тот разбился на Red Bull Ring, и его пришлось экстренно доставлять по воздуху в ближайшую больницу после того, как его сердце остановилось прямо на гоночной трассе. Поймите, Пьер не склонен к самоубийству, но боль, которую он чувствует, сидя на пит-линии и ожидая выхода из машины, в то время как жизнь его лучшего друга висит на волоске, слишком велика для него. В какой-то чрезвычайно эгоистичный момент ему захотелось поменяться местами с Шарлем, просто чтобы ему не пришлось иметь дело со всей этой чертовой неопределенностью. Ему пришлось проехать мимо обломков машины Шарля по пути на пит-лейн. Судя по данным гонок, которые Лоос ему сообщил, авария произошла как раз в тот момент, когда Пьер входил в сектор 2, а Шарль пытался его покинуть. Красный флаг появился почти сразу же, и хотя Пьера и предупредили о катастрофе, ничто не могло подготовить его к тому, насколько плохо выглядела машина Шарль, припаркованная у ограждения. Когда Пьер проезжал мимо него, то он смог увидеть рядом с обломками красную гоночную машину Сайнса-младшего, водитель которой уже выбрался из нее и завис над кабиной, над Шарлем. На секунду эта сцена дала ему надежду, и он включил микрофон, чтобы попросить Лооса сообщить обновленную информацию о статусе Шарля. Конечно, подумал он, если Карлос разговаривает с Шарлем, это должно означать, что с ним все в порядке? Карлос, вероятно, уже рассказал Ferrari о сбое связи Шарля и на этом все. Конечно, судя по состоянию его машины, Шарль не сможет вернуться в гонку, но, по крайней мере, разговор Карлоса с ним должен был означать, что с ним все в порядке, верно? Однако через несколько секунд Лоос перезвонил ему по рации и сообщил, что контакт все еще не установлен. Вскоре после этого маленький кусочек надежды Пьера угас. Карлос был там, но ему до сих пор не удалось установить контакт. Это означало, что Шарль не мог говорить и даже двигаться. Это означало, что Шарль потерял сознание и не пришел в себя. Это означало, что что-то было очень, очень не так. Оставшаяся часть поездки на пит-лейн после этого осознания была мучительной. В то же время вернулась большая группа гонщиков, но Пьер сомневается, что в этом паддоке есть еще один гонщик, более напряженный, чем он. Его двигатель все еще громко гудит, когда он останавливается, но все, что он слышит, — это стук собственного сердца, звенящий в ушах, а паника распространяется по всему его телу. Лоос часто связывается с ним, сообщая ему небольшие новости, когда они у него появляются. Благодаря ему он узнает, что состояние Шарля очевидно, настолько плохое, что его необходимо доставить по воздуху. Лоос также рассказал ему о том, как Сайнс наконец вернулся в паддок, потому что к тому времени команды получили добро на доставку машин в свои гаражи. Красный флаг до сих пор не поднят, и приказ выключить машины, скорее всего, означает, что они больше их не включат. Пьер мгновенно устанавливает связь. Его не было там в последний раз, когда это произошло, когда гонка была отмечена красным флажком, а затем не возобновлена, но он наблюдал. Сидя на диване семьи Леклеров в Монако, в выходные дни, когда он участвовал в чемпионате Формулы V8 3.5, Пьер сидел рядом с Шарлем, когда они увидели, как Жюль Бьянки потерял контроль над своей гоночной машиной в Сузуке. Он своими глазами видел хаос, видел опустошение на лице Шарля. В тот день дома были только они вдвоем и отец Шарля, но второй уже встал со своего места и разговаривал по телефону еще до того, как Шарль сдвинулся хотя бы на дюйм. Пьер смотрел в экран, а Шарль, стоявший рядом с ним, слушал каждое слово комментаторов, и отказывался признать существование Пьера до тех пор, пока Пьер не схватил его за плечи и не отвернул всем телом от телевизора. Остаток дня прошел в хаосе, и последующие месяцы были ничуть не легче. Поскольку длительное пребывание Жюля в больнице в Ницце затянулось, Пьеру стало труднее поддерживать оптимизм своего лучшего друга в отношении исхода. Поначалу Шарль отказывался даже думать о том, что Жюль однажды не выйдет из больницы. Его отец пытался поговорить с ним об этом, но тот отказался, а только выбежал из дома, чтобы немедленно позвонить Пьеру, который затем провел три часа по телефону с Шарлем, пытаясь его успокоить, пока Шарль жаловался на своего отца и его отсутствие оптимизма. Несколько месяцев спустя, когда собственный оптимизм Шарля начал угасать, Пьер изо всех сил старался сохранить его. На неопытный взгляд, Шарль, казалось, все время вел себя как обычно, но Пьер разговаривал с Шарлем по телефону несколько раз в неделю в течение нескольких месяцев, ожидая, пока Жюль поправится. Когда пришло неизбежное известие, именно Пьер упросил родителей позволить ему поехать в Монако, чтобы лично побыть с Шарлем. Он не был на похоронах, но смотрел новости из дома. Он помнит, как видел на экране Шарля с опущенными глазами, когда тот стоял позади пилотов Формулы-1, таких как Ромен Грожан и Себастьян Феттель. Пьер знал, что в любой другой день Шарль выпрыгнул бы из кожи вон, чтобы получить возможность поговорить с Себастьяном Феттелем, но сейчас все, что он мог видеть, это Шарль, который выглядел так, будто предпочел бы оказаться в тот момент где-нибудь вместо того, чтобы стоять на ступенях церкви под солнцем, которое никогда больше не будет сиять так ярко. Последствия были тяжелыми. Потребовалось время и многочисленные визиты Пьера, чтобы Шарль снова начал вести себя как естественно. Пьер не думал, что у Шарля была депрессия сама по себе, но он мог сказать, что что-то не так. Шарль был таким, каким Пьер никогда раньше его не видел. Пьера разрывало на части: он знал, что его лучшему другу больно, и не мог ничего с этим поделать. Он много говорил об этом с Антуаном, и они вдвоем обдумывали идеи, как подбодрить Шарля между гонками и визитами. В конце концов, это была групповая попытка, но Шарль в итоге справился. Это было не только благодаря Пьеру, но мать Шарля однажды поблагодарила его, много лет спустя, когда они оба пробились в Формулу-1. Она догнала его в паддоке после одной из их гонок, когда он был новичком, и крепко обняла его, прежде чем прошептать маленькое: «Спасибо. Его бы не было здесь сегодня, если бы ты не поддержал его во всем». Пьер был, мягко говоря, шокирован, но ему удалось слегка улыбнуться, а Паскаль Леклер, казалось, была достаточно довольна невербальным ответом. Когда Шарль оттащил его в сторону, чтобы спросить, что его мать сказала Пьеру позже в тот же день, Пьер только пожал плечами и сказал, что она поздравила его с гонкой. Мама Леклера даже не знала всего этого тогда. Она не знала о том апрельском дне 2015 года, когда Шарль затащил Пьера в доки Монако и посадил в небольшую лодку, а затем отвез их двоих в океан. Это была одна из тех поездок, которые семья Гасли разрешила Пьеру в те дни, когда все было еще так неопределенно. Они были всего лишь подростками, а к настоящему времени прошло уже почти десять лет. Однако Пьер и теперь прекрасно помнил ту прогулку на лодке. _ Чарли, куда мы идем? Там ничего нет! — спросил Пьер, дергая Шарля за руку, пытаясь заставить его хотя бы немного сбавить скорость, когда он вез их прямо в Средиземное море. Однако Шарль продолжал вести их все дальше и дальше, остановившись только тогда, когда они едва могли разглядеть береговую линию Монако. Только после этого он выключил двигатель и позволил их маленькой лодке легко плыть по волнам, прежде чем потащить Пьера на корму лодки, чтобы он сел на диван в зоне сидения. — Я должен кое-что тебе сказать, — проговорил Шарль. — И это что-то, что я не мог услышать на суше?, — спрашивает Пьер. — Ну, я не знаю. Я не хотел, чтобы кто-то подслушал, — отвечает Шарль, ненадолго переводя взгляд на горизонт, прежде чем посмотреть на свои сложенные на коленях руки. Пьер почти чувствует тревогу, исходящую от своего лучшего друга, и протягивает руку, чтобы взяться за ладони Шарля, прежде чем сжать их, побуждая того снова посмотреть на него. Спустя мгновение Шарль это делает. — Что бы ты ни хотел мне сказать, Чарли, я здесь. Я даже не возражаю против похищения, обещаю!, — Пьер шутит, наслаждаясь легкой улыбкой Шарля в ответ. — Это просто…, — Шарль вздохнул, — Мне нужно кому-нибудь рассказать, а из-за всего, что происходит, мне было так трудно разговаривать с мамой и папой, не говоря уже о Лоренцо! Дом полон печали, и я чувствую, что медленно схожу с ума, потому что мне просто нужно кому-нибудь это рассказать, но потом мне становится плохо, потому что насколько важным я могу быть прямо сейчас, когда Жюль в коме? Кома, Пьер!, — Шарль бормочет, высвобождая одну руку из хватки Пьера, проведя ею по челке, прежде чем продолжить. — Но в то же время,— вздыхает Шарль, — мне нужно с кем-нибудь поговорить об этом, мне просто нужно, чтобы кто-то знал . Не говорить никому — значит лгать, а я не хочу лгать, Пьер. Я просто не хочу лгать, ты должен понять, — умоляюще призывает Шарль. Вероятно, следовало бы забеспокоиться, но Шарль настолько измотан, что Пьер не может не сохранять спокойствие ради своего лучшего друга. Что бы ни происходило, стресс Пьера наверняка не поможет Шарлю сейчас. — Чарли, я понимаю. Я твой лучший друг, ты можешь сказать мне все, я серьезно. Ты кого-нибудь убил? Отлично, они это заслужили, позвольте мне спрятать тело и дать вам алиби. Ты снова разбил велосипед Лоренцо? Я возьму вину на себя. Что бы это ни было, Чарли, что бы ни случилось, ты можешь мне сказать. Ты не можешь сказать мне ни единой вещи, которая заставила бы меня думать о тебе хуже, ясно? Это ты и я, Чарли, ты и я, — призывает Пьер. — Но что, если ты передумаешь? Знаешь что…, — Шарль останавливается и поспешно встает, — Может быть, это была плохая идея, давай просто вернемся на берег. Пьер тянется, чтобы утащить его обратно на диван, кладя обе руки Шарлю на плечи, чтобы удержать его на месте. Шарль необычайно нервозен для человека, который так часто способен сохранять спокойствие, несмотря на ситуацию. Тогда все то, что происходит, должно быть действительно чем-то большим и серьезным. — Слушай, — снова начинает Пьер. — Тебе совершенно не обязательно мне ничего говорить, если ты не хочешь, ладно? Что бы это ни было, если ты хочешь изменить свое мнение сейчас, то ты можешь это сделать. Но, Чарли, пожалуйста. Я знаю, что сейчас происходит много всего, но Жюль не хотел бы, чтобы ты корил себя из-за него. Жюль любит тебя, ты это знаешь. Видеть, как ты прячешься и чувствуешь себя так плохо из-за него, не сделает его счастливым. Он видит, как слова усваиваются, поскольку Шарль, похоже, с ним согласен. Его лучший друг вздыхает, прежде чем расслабиться под ладонями Пьера. — Ты должен пообещать никому не рассказывать, Пьер, ты клянешься?, — спрашивает Шарль, его глаза напряжены. Что бы ни происходило, Пьер уверен, что он легко дать такое обещание своему лучшему другу. — Я обещаю, Чарли, что бы ты ни собирался сказать дальше, это останется между нами и морем, и никем другим. Шарль несколько секунд удерживает пристальный взгляд, словно выискивая в глазах Пьера хоть какой-нибудь признак обмана. Кажется, он ничего не находит, потому что следующее, что он говорит, заставляет Пьера наконец понять, почему они вообще находятся так далеко в море. — Хорошо, ну да, ты прав. Я знаю, что ты прав, ты один из моих лучших друзей. Верно, — бормочет тот, в основном про себя, — Так. Я никогда тебе не говорил, потому что не знал, что это такое, но я уже давно чувствую… ну, немного другое, наверное? Я до сих пор не очень уверен, потому что мне все еще нравятся девочки, конечно, мне нравятся девочки, но несколько месяцев назад я понял, что мне могут нравиться и мальчики, понимаешь?, — аккуратно говорит Шарль Пьер моргает несколько раз. — Ох, — выдыхает он и видит, как страх быть отвергнутым немедленно затуманивает глаза Шарля, чтобы это не закрепилось в нем, он спешит добавить, — Да, хорошо. Честно? Теперь, когда Пьер оглядывается назад, это приобретает больший смысл. Хотя Шарль и не был новичком в общении с девушками, несмотря на то внимание, которое гонщики обычно оказывают в кругах, в которых они ездят, иногда Пьер ловил Шарля на этом, как он смотрел. Он всегда как бы объяснял это восхищением, потому что Шарль когда-либо смотрел так только на одного мальчика и это гонщик, но теперь он не так уверен. Он не собирается спрашивать об этом Шарля прямо сейчас, но отложит это на потом, когда Шарль не будет выглядеть таким чертовски напуганным. — Хорошо? — спрашивает Шарль в ответ, все еще не решаясь пошевелить даже мускулом, — Что ты имеешь в виду под «хорошо? Пьер почти хихикает над выражением лица Шарля, но успевает вовремя сдержаться. Он не думает, что Шарль воспринял бы такой ответ слишком благосклонно прямо сейчас. Вместо этого он пожимает плечами, прежде чем заговорить снова. — Как ты думаешь, что это значит, Чарли? Это значит, что ты один из моих лучших друзей, и то, что тебе нравятся мальчики, на этот факт никак не влияет. Я не могу притворяться, что знаю, с чем ты боролся, но с этого момента я здесь, если я тебе для чего-нибудь понадоблюсь, Чарли, что угодно. Наверное, хорошего совета не дам, но все же. Я здесь. Шарль краснеет, пока Пьер говорит, но в нем тоже виден намек на улыбку. На самом деле он не готовился к этому разговору и прекрасно понимает, что если сказать что-то не так, это будет иметь последствия. Он отчаянно пытается не все испортить. — В конце концов, тот, кто тебе нравится, не имеет никакого отношения к нашей дружбе. Ты все тот же раздражающий парень, которого я встретил почти десять лет назад и с тех пор не изменился, — Пьер шутит, надеясь немного поднять настроение Шарлю и облегчить его беспокойство. И это работает. Пьер получает в ответ удар в плечо, но самое главное, что Шарль наконец-то смеется. Его лучший друг вернулся. — Как будто ты знаешь, что делать без меня!,— восклицает Шарль, — Кто еще вытерпит твое ужасное пение в караоке и драматическую личность? — Пожалуйста, у Антуана, кажется, нет проблем с моим так называемым ужасным пением! И я не драматизирую, да ладно! — Пьер стреляет в ответ. — Конечно, Антуан с этим смирился, у него нет другого выбора, когда он с тобой каждый день, а вы оба драматичны! Это потому, что вы, французы, конечно же, — парирует Шарля с самодовольной улыбкой на лице. — Да, да, а ты что? Знаешь, ты сам практически француз, — Пьер улыбается в ответ, зная, какой ответ он вот-вот получит. Обычно он никогда не уязвил бы монегасскую гордость Шарля, но сейчас это хорошее развлечение для него. — Ты идиот! Ты знаешь, что я не француз! Приходит предсказуемый ответ, и Пьер улыбается шире, услышав возмущение Шарля. Он встает, чтобы убежать от ударов Шарля, но смеется так сильно, что спотыкается и вместо этого падает на пол палубы. Тогда Шарль перестает смеяться над ним, и когда он протягивает Пьеру руку, чтобы помочь ему подняться, Пьер вместо этого использует это как возможность стащить Шарля на пол. Они остаются на несколько минут, смех медленно переходит в комфортную тишину. Небо над ними свободно от облаков, а вода под ними спокойна. Это идеальный день. Через некоторое время твердые половицы становятся слишком твёрдыми для его спины, и он садится, чтобы облегчить боль. Шарль не следует за ним, а только открывает глаза и смотрит на Пьера. На этот раз, когда Пьер встречается с ним взглядом, тревога ушла из глаз Шарля, и в его плечах больше нет напряжения. Вместо этого его лучший друг, кажется, полностью расслабился под солнцем Монако. — Давай, — говорит он, — Давай вернемся на берег, пока мы не уплыли слишком далеко, и тогда нам придется позвонить Лоренцо, чтобы он пришел за нами снова, прежде чем ваши родители узнают. Шарль смеется, в то время как Пьер встает, и тоже протягивает руку, чтобы предложить ее Шарлю, поднимая его на ноги. На этот раз это не уловка. — Не веди себя так, будто в прошлый раз это была моя вина, каламар. Это ты забыл поставить якорь, — отвечает Шарль. Пьер ухмыляется, — Если тебе от этого легче спать по ночам, можешь винить в этом меня. Мы оба знаем правду. Тогда Шарль усмехается, но возвращается обратно, чтобы снова завести лодку. Пьер знает, что мир, который они здесь создали, вот-вот рухнет, как только они вернутся на берег. Хотя Шарль рассказал Пьеру о… ну, Пьер также знает, что вряд ли тот рассказал кому-нибудь еще. Это означает, что Шарлю придется снова скрывать свое истинное «я» дома, и эта мысль гложет Пьера. Реальность ждет их на суше. Но на горизонте есть и положительные стороны, какими бы незначительными они ни казались. Шарлю еще предстоит выиграть чемпионат в этом году, и им обоим предстоит доминировать в гонках, если они когда-нибудь захотят попасть в Формулу-1. Шарлю, возможно, придется снова немного скрываться, но, по крайней мере, ему никогда больше не придется делать это с Пьером. — Эй, — говорит Пьер, как только Шарль снова завел двигатель, и они возвращаются на берег, — Когда мы через несколько дней поедем в Англию, ты хочешь полететь со мной? У них там такая штука, когда летаешь в трубе? Я плохо это описываю, — Пьер смеется, главным образом над своим ужасным описанием, но глаза Шарля загораются от волнения. — Что бы это ни было, я бы упал. Наши родители и менеджеры, вероятно, убили бы нас, если бы мы попытались прыгнуть, — говорит Шарль делая очень важное замечание. Они начинают строить планы и вскоре снова пришвартованы в Монако. Прежде чем они покидают лодку, Шарль останавливает его, положив руку на плечо. — Спасибо, Пьер, за все сегодня. Мне это действительно было нужно. Прежде чем ответить, он снова смотрит на Шарля, — Я хочу, чтобы ты знал, что тебе действительно не нужно благодарить меня за то, что я твой друг, ладно? Но если ты продолжишь настаивать на этом, я просто скажу пожалуйста. С моей стороны это действительно совсем не трудно. — Я знаю, — вздыхает Шарль, — Но я столько всего выстроил в своей голове, и я просто очень благодарен, что то, что я выстроил, оказалось неправдой. — Эй, — он останавливает Шарля, прежде чем тот успевает сказать что-нибудь еще, — Как я уже говорил, ты не можешь сказать мне ничего такого, что заставило бы меня думать о тебе плохо. Даже когда меня здесь нет, я на расстоянии одного телефонного звонка. Мы с Антуаном можем отвлечь тебя даже по телефону нашим ужасным пением в караоке и всем остальным. Шарль улыбается, прежде чем кивнуть, и разговор превращается в шутки и рассуждения, пока они возвращаются к дому Шарля. К тому время как они вернулись, Паскаль уже приготовила ужин, и они ужинают с Лоренцо и Артуром в гостиной, обсуждая последний Гран-при Формулы-1 в Малайзии, прошедший неделей ранее. Шарль и Артур были в восторге от того, что Феттель наконец-то так долго победил с Ferrari, а Лоренцо пошутил, что, возможно, Хэмильтону следовало бы выиграть вместо этого, чтобы разжечь спор. Пьеру было достаточно просто сидеть сложа руки и наблюдать за спором братьев, и он улыбался их маме, когда спор перерос в то, что они повысили голоса, чтобы отругать старшего брата. Паскаль рассмеялася вместе с Пьером поверх голов братьев, и вскоре день закончился. Они легли спать, и Шарль почти сразу же заснул. Пьер не сильно отставал, но он не спал достаточно долго, чтобы осознать, насколько важным был сегодняшний день для Шарля и для него. Отклонение от нормы не только не одобрялось в гонках, но и являлось активным препятствием для гонок в некоторых странах. Риск, на который пошел сегодня Шарль, мог бы иметь разрушительные последствия для его карьеры, если бы Пьер был засранцем. Однажды, засыпая, думает Пьер, мир точно узнает, кто такой Шарль Леклер, если он этого захочет. Однажды Шарль сможет любить гонки так же сильно, как и сейчас, без необходимости скрывать часть себя. Пьер не может дождаться этого дня. Мысль о том, что Шарль еще не добился своего, звенит в ушах Пьера, пока он ждет, когда контрольная комиссия наконец решит прекратить гонку. Он уже вышел из машины и сидит в гаражах Alpine, скрытый от камер. Эстебан оградил его от глаз, когда съемочная группа впервые пришла посмотреть, а Отмар поместил его за ширму, чтобы избежать прямой трансляции страданий Пьера. Его команда, возможно, и не борется за чемпионский титул, но сегодня они вышли в схватку. Это ужасно, думает Пьер, моего лучшего друга только что доставили по воздуху в больницу, и все, о чем они заботятся, — это как можно лучше понять, насколько и как я волнуюсь. Шарль, возможно, умирает прямо сейчас, и все, что их волнует, это то, какое название будет лучшим для заголовка. Но это еще не самое худшее во всем этом. Шарль здесь для всех особенный. Для тифози Шарль — водитель, которого они любят и которым восхищаются. Для Ferrari он — шанс завоевать чемпионский титул. Для большинства других гонщиков на стартовой решетке он является жестоким соперником и угрозой. И, несмотря на все это, большинство из них не знают Шарля так, как Пьер. Они не знают всех лучших сторон Шарля Леклера, всех тех сторон, которые делают его тем человеком, которым он является за его личностью водителя. Они ничего не знают о том, как Шарль смеется, когда Лоренцо спотыкается из-за того, что за ужином с ним разговаривала красивая девушка, или о том, как он поддерживает многих молодых гонщиков в картинге. Они не знают ни о шраме на внутренней стороне ноги Шарля, который он получил во время ловли крабов несколько лет назад, ни о том, как в свое время он удивил Пьера, приехав в Руан, чтобы рассказать ему о своем контракте с Prema. В день после того, как это стало официальным. Хуже всего то, что Шарль так долго скрывал от мира большую часть себя. Пьер был не единственным, кто знал об этом в эти дни, но это все еще было большой тайной от публики. Пьер мог посчитать по пальцам одной руки, сколько людей в паддоке сегодня по-настоящему знали Шарля Леклера. Кто знал, кого любит Шарль Леклер. Если бы Шарль Леклер умер сегодня, люди бы об этом никогда не узнали. Это будет невыразимая история, и никто никогда не узнает, насколько новаторским был лучший друг Пьера. Они никогда точно не узнают, насколько Пьер восхищался им и тем, что Шарлю пришлось преодолеть. Было так много вещей, о которых Пьер никогда не мог сказать, так много вещей, о которых он не мог сказать. И Шарль так же не был готов полностью поделиться собой с миром, и Пьер всегда уважал это. Просто Пьер всегда предполагал, что однажды он это сделает, и конечно, он знал, что Шарль в конечном итоге захочет это сделать. Пьер никогда даже не думал о том, что этого может не случиться. Это всегда был вопрос «когда», а не «если». Он не уверен, что его рассудок сохранится, если Шарль умрет, не имея возможности этого сделать. Он не уверен, что выживет, потеряв еще одного друга на гоночной трассе в Европе. Прежде чем Пьер успевает отойти подальше, к нему подходит Отмар и возвращает ему телефон. Он просил их намеренно скрывать это от него с тех пор, как вышел из машины, чтобы не просматривал их общий фотоальбом. Хуже того, он не знает, как бы он отреагировал, если бы узнал о смерти Шарля из богом забытого новостного агентства еще до официального окончания гонки. Прежде чем Пьер успел бы добраться до него. — Не возвращай мне телефон, пока мне не разрешат выйти из гаража, — сказал он. — А, это значит, что теперь мне разрешено уйти, — с опозданием понимает он. Он поднимается на ноги, чтобы отобрать телефон у руководителя своей команды. — Феттель только что отправил вам сообщение с названием и адресом больницы, и Хэмильтон предложил отвезти тебя, если не хочешь ехать один. Эстебан тоже предлагал, но мы бы предпочли оставить одного из вас здесь, — говорит Отмар с извиняющимся видом. — Когда мы сказали ему это, он вместо этого вызвался остаться, поэтому Гасли, — продолжает он, — Сходи к нему. Мы будем прикрывать тебя столько, сколько сможем. Он и Льюис были друзьями, но он все еще не ожидал, что тот пойдет на это добровольно. Тем не менее, ему сейчас не очень хочется задаваться этим вопросом. Он горячо благодарит Отмара и уходит через заднюю дверь альпинских гаражей. Льюис ждет его прямо снаружи, прислонившись к стене и пролистывая телефон в ожидании Пьера. Как только дверь за Пьером закрывается, и Льюис поднимает глаза, чтобы посмотреть на него, он кладет телефон в карман и обнимает Пьера. — Джордж делает все возможное, и он хочет, чтобы ты знал, что это не его вина. Он сказал, что Чарли внезапно врезался в стену перед ним. Он ничего не мог сделать, — говорит Льюис, как только отпускает Пьера. — Я знаю, — вздыхает Пьер, — Я наблюдал за ним и за Шарлем. Это был ужасный несчастный случай. Ему хотелось бы обвинить Рассела, просто чтобы было кого винить, но он не мог. Именно на такой риск они все шли, садясь в машины каждый гоночный уик-энд. Льюис ободряюще улыбается ему в ответ. — Давай, — добавляет он, прежде чем повернуться к своей машине, — Давайте посмотрим, как наш мальчик сотворит еще одно чудо в эти выходные. Если Шарль смог добиться поул-позиции против этих ракет, то он, черт возьми, сможет это пережить. Тогда надежда начинает расти, хотя Пьеру, вероятно, не следует этого допускать. Надежда всегда была опасна для него и Шарля, но теперь, когда она пустила корни, он уже не может остановить ее. Пьер не может потерять еще одного лучшего друга из-за гонок и не потеряет. Он должен верить, что Шарль не заставит его снова пройти через это. Он должен. Им еще предстоит многого достичь вместе. Шарлю еще так много дел предстоит сделать. Выиграть чемпионат среди других гонщиков, открыто любить. И Пьер хочет стоять рядом с ним все это время. Он следует за Льюисом до его машины и позволяет надежде расти с каждым шагом. Она продолжает расти с каждым километром, который проезжает Льюис, и к тому времени, когда они встречаются с Артуром и Себастьяном в больнице, Пьер абсолютно уверен, что Шарль справится с этим. Он должен. Вот и все.