epiphanies

Как только инженер сообщает ему о красном флаге, Макс просто знает. Его руки начинают трястись, когда он выезжает на пит-лейн, а за ним следуют Haas и Williams, и он молчит, видя, как остальная часть стартовой решетки начинает приближаться к нему. Он не может разглядеть пит-лейн, но одно может сказать наверняка. Ни одна из них не та красная машина, которую он отчаянно хочет увидеть. Что-то пошло не так. Все чертово утро у него было плохое предчувствие, чувство страха в глубине живота, которое никак не проходило. Он предупредил его, Макс сказал ему пообещать, что он будет водить машину безопасно. Шарль обещал. Но он этого не сделал, не так ли? Вернее не совсем. Все, что сказал Шарль, это то, что он вернется целым и невредимым. Это обещание на самом деле ничего не значило, и Макс должен был понять это раньше, но его настолько отвлек тот факт, что это была домашняя гонка Red Bull. Что это была Австрия, которая видела, как на ее гоночной трассе писалось и разыгрывалось так много историй Шарля и Макса. Продолжающееся отсутствие обеих машин Ferrari также было проблемой. Если бы вернулся хотя бы один, то, по крайней мере, с вероятностью в пятьдесят процентов это был бы его мальчик. Тот факт, что они оба пропали без вести, не оставляет места притворству. Произошло что-то плохое, и в центре всего этого находится Шарль. В один ужасный момент, момент, которого Макс будет стыдиться до конца жизни, он отчаянно надеется, что именно Сайнс вызвал красный флаг. На секунду он почти убеждает себя, что машина Шарля под номером 16 вернется невредимой, и его задержали, когда он помогал Сайнсу выбраться из машины. Он знает, логично, что это невозможно. Судя по последним данным Гран-при, Шарль значительно опережал Сайнса до красного флага. Если бы Сайнс разбился, Шарлю пришлось бы выехать на пит-лейн почти сразу за Максом. У него не было бы возможности помочь Сайнсу. Он знает, что это означает одно из двух. Либо Сайнс врезался в Шарля сзади, и в этот момент Макс не может нести ответственность за свои действия в следующий раз, когда увидит его, в независимости от того, в порядке ли Шарль или нет. Другой вариант заключается в том, что Шарль разбился, и Сайнс намеренно остановил свою машину рядом с автомобилем Шарля на трассе. Он знает, что это более вероятно. Возможно, у него были проблемы с Сайнсом, многие из них возникли еще во времена, когда он выступал в Toro Rosso, но в последний раз он слышал, что Сайнс проиграл P3 Расселу. Маловероятно, что Сайнсу удалось не только догнать Шарля за такое короткое время, но и обогнать Рассела и вызвать столкновение. Черт возьми, конечно, команда Шарля не смогла собраться с силами всего на одну гонку. Шарль так усердно работает, чтобы вывести на поул машину, даже не предназначенную для него, хотя на самом деле ей там нечего делать, а его команда все еще не может гарантировать, что он завершит сессию без штрафа или неисправности машины. Или без чертовой аварии, судя по всему. Это нелепо. Макс и Себастьян говорили об этом весь сезон. Количество раз, когда Ferrari подвела Шарля только в этом сезоне, ошеломляет, но Шарль отказывается воспринимать это таким образом. Всякий раз, когда Макс пытался поднять этот вопрос его немедленно закрывали. (— Макс, — говорил Шарль строгим тоном, — Да, мы боремся, но мы боремся как команда. Наши инженеры, механики и стратеги — такая же часть этой команды, как и я. Даже в их худший день нет другой команды, за которую я бы хотел выступать. Даже в наш худший день на стартовой решетке нет другой машины, на которой я бы предпочел оказаться. Да, меня расстраивает то, что моя производительность - не единственное, что мешает мне выигрывать гонку за гонкой, но, в конце концов, это не имеет значения. Если у меня будет выбор, я буду выступать за Ferrari до своего выхода на пенсию.) Макс, конечно, хотел поспорить, но ему следовало знать, что лучше не подвергать сомнению преданность Шарля красной команде. Хотя он, черт возьми, этого не понимает. Если Red Bull перестанет строить для него машину, на которой он мог бы побеждать, все, включая Кристиана, поймут, если Макс уйдет в лучшую команду. В конце концов, это прописано в его чертовом контракте. Он не понимает, как Шарль мог продолжать ходить под носом команды, которую он боготворит и любит больше всего на свете. Вопреки своему собственному мнению, Максу пришлось признать, что преданность Шарля своим ошибкам до смешного привлекательна. Ему просто хотелось, иногда в темноте после того, как Шарля засыпал рядом с ним, чтобы они оба были верны одной и той же команде. Итак, Макс на протяжении всего сезона обращался к Себастьяну Феттелю. Помимо того, что Себ был единственным гонщиком Формулы-1, выступавшим за обе команды, он также был одним из немногих, кто знал об их отношениях. Всякий раз, когда у Ferrari была ужасная гонка, Макс знал, что Шарль предпочел бы поговорить с Себом, чем с ним, и он мог понять, почему. Были вещи, которые Шарль не мог обсуждать с Максом, как бы сильно он ему ни доверял. Вещи, о которых они не говорили из-за своих контрактов и соперничества. Каждый раз, когда Ferrari портила гонку Шарлю, Макс привык писать Себастьяну и просить его отправить сообщение Шарлю. Иногда Себ уже это делал. К настоящему времени они разработали своего рода систему. Их общая близость к Себу также является причиной того, что он знает, что, хотя Себ начал эту гонку с гаражей Red Bull, его, скорее всего, уже не будет там к тому времени, когда Макс сможет выйти из машины. Если с Шарлем действительно что-то случилось, то Себастьяна Феттеля уже давно не будет, когда Максу сегодня разрешат покинуть ринг. Он в последний раз бросает взгляд в зеркала заднего вида, прежде чем въехать в гараж, но все еще не видит красного цвета. Когда он пытается взглянуть на один из экранов, предназначенных для людей, наблюдающих за происходящим над гаражами, он видит только камеру, фокусирующуюся на машинах на пит-лейн. Это, конечно, означает, что они отключили связь с местом происшествия. А это значит, что это плохо. Ебать. Однако ему нужно подтверждение, и он знает, что так оно и есть. Он знает, что своим молчанием лишь оттягивает неизбежное, и, вероятно, своим продолжающимся молчанием он сбивает команду с толку. В конце концов, в гараже Red Bull есть только два человека, которые поймут, насколько его может опустошить это утверждение. Нет. Оно уничтожит его. Его руки слегка трясутся, и он тянется, чтобы включить микрофон. Быстро взяв себя в руки, он спрашивает, — Кто разбился? Инженер не знает о нем и Шарле, у Макса не было причин рассказывать ему. Но какой-то причине он все еще слышит в голосе нотки беспокойства и раскаяния, когда тот ему отвечает. — Леклер, в самом конце второго сектора. Инженер больше ничего не говорит, а Макс знает, что это означает, больше нечего сказать. Если бы с Шарлем все было в порядке, он бы уже давно был бы на пит-лейн. Инженер больше ничего не говорит, потому что он больше ничего не знает о катастрофе Шарля, кроме того факта, что она произошла. Он застывает, пока его разум движется по спирали, швыряя в него кривые мячи слишком быстро, чтобы он мог в них разобраться. Макс закрывает глаза и запрокидывает голову к небу, пытаясь успокоить свои мысли. Шарль перевернулся в воздухе? Он приземлился на свои колеса или на свой ореол? Какая часть машины Шарля застряла в барьерах? Что стало причиной крушения? Сколько топлива осталось в баке, достаточно, чтобы вызвать взрыв? Какова сегодня стратегия Ferrari в отношении управления топливом? Сработало ли это или это лишь подтолкнуло Шарля к еще большим неудачам и еще большему вреду? Было ли это полное лобовое столкновение или большую часть повреждений получили его боковые капсулы? Сколько G получил Шарль в момент удара? Было ли у него время вообще попытаться замедлить удар? Затем, Удалось ли Карлосу поговорить с ним на месте крушения? Очнулся ли он? С ним сейчас медицинская машина, или ему пришлось ехать в больницу? Неужели ремень безопасности оставил на нем синяки, как это было на Максе в 2021 году? Была ли у него кровь, когда они подошли к нему? Кричал ли Шарль? Если бы кто-нибудь мог просто сказать Максу, сколько G получил Шарль, он мог бы сам посчитать шансы когда-нибудь снова увидеть своего парня. Увидит ли он через несколько минут Шарля, возвращающегося в гаражи Ferrari раненым, или это займет несколько часов в больнице? Это займет несколько дней? Будет ли он когда-нибудь... Нет. Ему нужно сосредоточиться, и сделать это быстро. Он не оказывает Шарлю никакой пользы, предполагая самое худшее, не зная фактов. У Макса Ферстаппена нет никаких логических причин сходить с ума из-за того, что Шарль Леклер разбился. С большей частью паддока у них в лучшем случае временная дружба, а в худшем — ожесточенное давнее соперничество. Ему нужно сохранять самообладание, если он хочет выбраться из всего этого, при этом сохранив их секреты. Он прочищает горло, чтобы слова звучали не так грубо, — Мне нужно поговорить с Кристианом. Когда я смогу выйти из машины? Кристиан отвечает почти сразу, без сомнения, уже слушая. В его голосе звучит спокойствие, которому Макс завидует. — Гонка вряд ли возобновится в ближайшее время. Вы можете выйти из машины, когда будете готовы. Он кивает, зная, что Кристиан может видеть его со своего места. Максу нужно все самообладание, чтобы не выскочить из машины, как только он получает разрешение, но он старается не выглядеть так, будто он торопится. Его руки слегка дрожат, когда он ослабляет руль и вылезает из машины, несмотря на все свои усилия. Макс мчится в одну из наиболее приватных комнат, как только его ноги касаются пола гаража, и Кристиан встречает его там менее чем через минуту после того, как Макс закрывает дверь. К этому времени Макс уже сел, обхватив голову руками и закрыв глаза, пытаясь снова выровнять дыхание. Сделать это труднее теперь, когда никто не смотрит на него и не ожидает этого. Он всегда умел надевать маску перед другими, умел играть и выполнять любую роль, которую от него требовала его команда. Он распадается на части, и его удерживает только тот факт, что он нужен Шарлю. Они не могут позволить Максу потерять самообладание прямо сейчас, как бы отчаянно он этого ни хотел. Ему, вероятно, следовало это знать, учитывая их карьеру, но почему-то он никогда не предполагал, что окажется в таком положении после Сильверстоуна 2021. Он всегда был безрассудным, тем, кто попадал в ненужные аварии и за это подвергался пристальному вниманию со стороны СМИ. После всего, что произошло с тех пор, он никогда не думал, что именно ему придется поддерживать Шарля. Во всяком случае, он боялся, что нарушит свое обещание и вместо этого поставит Шарля в такую ситуацию. Он не знает, какой исход он предпочел бы. — Я знаю, что ты знаешь больше, чем показываешь, Кристиан, — бормочет он в ладони, прежде чем поднять голову, чтобы посмотреть на руководителя своей команды, и, вероятно, это самое близкое к нему существо, похожее на позитивную фигуру отца. В каждом споре и любой критике Кристиан Хорнер защищал его, был на его стороне. Когда шесть месяцев назад Макс пришел к нему, чтобы рассказать правду о Шарле и его отношениях, Кристиан согласился хранить их тайну, как если бы она была его собственной. ( — Я буду честен с тобой, Макс: если это станет известно, это, скорее всего, может разрушить твою карьеру. Разрушить его карьеру, — сказал Хорнер в тот день, вернувшись в свой офис. Только после того, как Макс объяснил, насколько хорошо они знают о рисках, насколько хорошо они понимают, что это может означать для их карьеры, если о них узнает не тот человек, Кристиан понял, что для Макса это не подлежит обсуждению. — Я не могу сказать тебе, чтобы ты перестал с ним встречаться, не так ли? — спросил Кристиан, но его улыбка сказала Максу, что он уже знает ответ. Макс все еще решительно покачал головой. — Тогда очень хорошо. Твой секрет – мой секрет, только, пожалуйста, помни, что вы оба по-прежнему выступаете за команды-соперники. Никаких секретов компании, и я защищу вас обоих от любого внимания, которое может возникнуть в связи с этим, — заверил Кристиан, прежде чем встать и обнять Макса, — А теперь возвращайся в симулятор Ферстаппена, нам нужно подготовиться к новому сезону.) Но он не сможет защитить Макса от этого. — Просто скажи мне, что ты знаешь, и мы пойдем дальше, — Макс продолжает, — Мне нужно, чтобы ты мне это сказал, мне нужно это услышать. Руководитель его команды выглядит растерянным, очевидно, раздумывая, сколько правды следует сказать Максу. Скорее всего, он подумывает о том, чтобы приукрасить это, чтобы снизить риск того, что Макс каким-то образом взорвется. В конце концов он этого не делает. В конце концов, Кристиан Хорнер не из тех людей, которые что-то приукрашивают. — Мне очень жаль, Макс, — начинает он, прежде чем глубоко вздохнуть и сесть в кресло напротив Макса, — Это произошло в конце прямой, когда он собирался защищаться от Рассела на повороте. Это была ужасная авария: его машина заблокировалась и вместо этого понеслась к барьерам перед трибуной, а гонка была отмечена красным флажком. Сайнс остановился рядом с ним на пути, поскольку это было отмечено, и они отключили камеры, как только он вышел из машины. Макс знает, что это один из худших признаков, когда камеры перестают транслировать место крушения. Это означает, что они не думали, что Шарль вылезет из машины сам. Иногда это означает, что машина горит, иногда кровь. Сегодня это могла быть кровь Шарля. Кристиан не позволяет ему двигаться по спирали, вместо этого продолжая говорить, чтобы привлечь внимание Макса. — Они вызвали машину скорой помощи, и Шарля доставили по воздуху в больницу почти сразу же, как его вытащили из машины. Его машина — развалина, и они сейчас пытаются вернуть ее в гаражи, — говорит он, прежде чем Макс перебивает его. — Чего ты мне не говоришь, Кристиан? Не говори сейчас о его машине, почему он едет в больницу? Кристиан вздыхает и смиренно проводит рукой по лицу, прежде чем заговорить снова. Независимо от того, насколько подготовленным, по его мнению, был Макс, следующие слова разрушают его. — Они прекрасно вытащили его из машины, я слышал, что Сайнс уже ослабил ремни безопасности, когда они приехали, но его сердце остановилось прежде, чем они смогли доставить его в машину скорой помощи. Однако они запустили его обратно перед отъездом! Он был жив, когда его увезли отсюда по воздуху, — Кристиан спешит закончить, прежде чем мозг Макса сможет осознать тот факт, что Шарль умер . Кристиан продолжает говорить, но Макс его не слышит, его разум замирает на этих словах, а сердце остановилось. Сколько ночей Макс засыпал под ровный стук сердца Шарля под ухом? Сколько раз он тянулся к пульсу Шарль, наслаждаясь тем, что вообще способен заставить пульс Шарля участиться? Сколько раз он обнимал руку Шарля, чувствуя под большим пальцем пульсацию его крови? Для него непостижимо, что это сердце просто остановилось сегодня. Как он мог это допустить? Его собственное сердце, бьющееся в груди, издевается над ним, пока он движется по спирали. Но Макс знал, не так ли? С тех пор, как они проснулись, у него было такое чувство, но он так отчаянно пытался избавиться от этого чувства перед гонкой. Он знал, что с Шарлем что-то случилось, как только его вызвали обратно в боксы, но что Шарля не было в живых, пока он сидел там и ждал? Он почувствовал тошноту. Сегодня утром ему следовало постараться сильнее, он не должен был позволить Шарлю так легко отмахнуться от него. Если бы он знал, сегодня он многое бы сделал по-другому. Если, если, если. Внезапно Макс понимает, что, если Шарль не выберется из этой ситуации, ему придется сменить команду. Он никогда больше не сможет участвовать в гонках в Австрии так же, как прежде, и уж тем более с командой, которая праздновала здесь свою домашнюю гонку. Если Шарль не выберется из этой ситуации, он даже не уверен, что захочет когда-нибудь снова вернуться в эту богом забытую страну. Кристиан возвращает внимание Макса к себе, когда понимает, что Макс отключился, похлопывая Макса по колену, — Сайнс тоже возвращается, кажется, он привезет с собой шлем Шарля? Я не знаю, что это значит, но я подумал, что ты можешь. Он замирает. Артур. Артур был здесь сегодня. Это было так же одной из причин для волнения Шарля, несмотря на то, что это был домашний Гран-при Red Bull. Вчера вечером он сказал, что Артур был его талисманом на удачу, решающим фактором, который дал ему сотую долю секунды преимущества, что дало ему поул-позицию. Макс притворно обиделся на это, но в конце концов в согласился с ним. Артур, младший брат Шарля, который обычно улыбался и восхищался своим старшим братом. Тот кто превратил эту улыбку в слегка угрожающий взгляд, когда они с Лоренцо разговаривали с Максом, когда Макс впервые встретил семью Леклеров в их семейном доме в Монако восемь месяцев назад, когда Шарль помогал их матери готовить в соседней комнате. Артур, который с тех пор полюбил Макса, несмотря на то, что ему, казалось, пришлось изо всех сил смириться с тем фактом, что его брат встречался с гонщиком Red Bull. Артур, который теперь стал писать Максу через день, завязал легкую дружбу с парнем своего брата и поставил перед собой задачу отвечать на любые вопросы Макса, которые он не хотел задавать Шарлю. Мелочи, например, какие цветы Шарль любит больше всего или как называлось кафе, в котором продавались любимые запеканки Шарля. Затем мелочи превратились в дело побольше, например, как Артур сегодня выступал в Формуле-2 благодаря Шарлю, и как Артур не решался перейти к Шарлю в Формулу-1. В то время как Макс, хотя и неосознанно, всю свою жизнь ждал, что Шарль присоединится к нему на гоночной трассе Формулы-1, Артур Леклер долгое время боялся этого, прежде чем смог принять это. Артур рассказал Максу о дне в доках Монако и о шлеме Формулы-2. Должно быть, именно поэтому Сайнс сейчас вез его с собой в боксы, должно быть, сказал ему Шарль. Мысли об Артуре побуждают его к действию. — Где брат Шарля? Где Артур? — спрашивает он Кристиана. — Себ пошел за ним в гаражи Ferrari сразу после того, как ты попросил меня поговорить. Пока мы говорим, они едут в больницу, — уверенно отвечает он, и Макс кивает. Это хорошо. Себ — надежный человек в данной ситуации, и Артуру это понадобится прямо сейчас. Также обнадеживает то, что Шарль скоро будет со своей семьей, даже если Макс еще не в пути. Еще. Но ему пора идти, он не может здесь оставаться. Кажется, что стены начинают давить на него с каждым новым вдохом. Тогда они еще не были вместе, но теперь он знает, что Шарль испытывал к нему чувства задолго до Сильверстоуна 2021 года. Чувствовал ли Шарль то же, что чувствует Макс сейчас, в те моменты, когда он знал, что с Максом все в порядке? Чего бы он только не сделал, чтобы повторить эту гонку сейчас, потому что это намного хуже. Тогда они еще не были вместе. Шарль едва знал его, и всего через несколько минут он узнал, что с Максом все в порядке. В свою очередь, Макс остается с Шарлем, которого перебросили по воздуху, Шарль был мертв, прямо здесь, на гоночной трассе, и теперь ему нужно выбраться отсюда, прежде чем он рискует развалиться на глазах у всего автоспортивного сообщества и их чертовых производственных компаний. Ему просто нужно добраться до Шарля. — Что угодно, Макс, просто скажи слово. Что тебе нужно? — Кристиан продолжает, без сомнения, чувствуя его беспокойство и пытаясь отвлечь его. На удивление это работает. — Мне нужно уйти отсюда как можно скорее. Ты можешь связаться со Стеллой? А ещё мне нужен мой телефон, и мне нужна машина, — отвечает он, и Кристиан вытаскивает два телефона из кармана куртки, прежде чем передать один Максу. Когда он включает экран, его кошки смотрят на него. — Что тебе нужно от Стеллы? — Кристиан продолжает. — Скажи ему, что мне нужно одолжить его звездного водителя. И скажи ему, что его звездному водителю нужно проверить свой телефон. Пока Кристиан пишет Стелле, Макс отправляет сообщение самому Ландо. «Нужно, чтобы Стелла позволил тебе уйти», — печатает он, «А затем мне нужно, чтобы ты зашел в гаражи Ferrari, прежде чем встретиться со мной на стоянке Alpha Tauri. Тебе нужно забрать у Карлоса шлем Шарля, ты единственный, кому он его сейчас отдаст» Минуту спустя Ландо отвечает большим пальцем вверх. Пять минут спустя Макс переоделся из гоночного костюма в более удобную, чуть менее заметную одежду. Через пятнадцать минут после официального прекращения гонки он замечает, как Ландо торопливо идет к нему, а красный шлем Шарля спрятан в ярко-оранжевой сумке McLaren, одной из тех, которые обычно дарят людям в магазинах. Он хорошо скрывает шлем, но Макс не может не думать о том, что сказал бы Шарль, если бы когда-нибудь узнал, что они поместили его за логотипом команды-соперника. Он резко прекращает этот поток мыслей и вместо этого заводит машину, чтобы показать Ландо, в какой он находится. Он одолжил одну у команды Alpha Tauri, одну из машин компании, которая выглядит немного менее заметно, чем у Макса. Как только Ландо доходит до машины, он подходит к водительской стороне и открывает дверь. Когда Макс смотрит на него в замешательстве, он только говорит, — Я сегодня за рулем. Я сейчас не доверяю тебе машину, и я думаю, что ты тоже. И это справедливо. Как только они выезжают на главную дорогу обратно в Спилберг, Макс понимает, что Ландо на самом деле не знает, почему он сейчас в машине. Он и Шарль не рассказали о них Ландо, и тем не менее он все еще здесь, отвозит Макса в больницу, не задавая вопросов. В сотый раз за последний час Максу кажется, что он вот-вот заплачет. Он также знает, что, находясь здесь, Ландо не может не узнать о них сегодня. Ландо умен, он, вероятно, соберет все воедино, как только Макс попадет в одну комнату с Артуром и Себом и сам увидит, насколько Макс сейчас близок к разрушению. Только Пьер знал, и только потому, что он скорее умрет, чем позволит кому-либо узнать что-то, что поставит под угрозу его мечту участвовать в гонках с Шарлем в Формуле-1. Не то чтобы Макс был бы против, если бы Ландо узнал об этом. Если бы Макс мог рассказать кому-то, кого он еще не знает, так это Ландо. Единственное, что мешало им сказать ему, это тот факт, что он не выступал ни за одну из их команд. Но даже если и так то ни Чеко, ни Сайнс о них тоже не знали. Жизнь в тайне была не так уж и плоха, если не считать нынешнего момента. Прямо сейчас ему хотелось бы, чтобы все знали, как сильно он любил Шарля. Возможно, тогда он мог бы уже позволить себе разбиться, вместо того, чтобы терпеть слезы и крики. Ему просто нужно, чтобы с Шарлем все было в порядке. Медсестра, работающая в регистратуре, замечает их двоих, как только они переступают порог, и выглядит почти так, словно ждала их, судя по тому, как она сразу же приветствует их, направляя в импровизированную частную комнату ожидания. Он крепче сжимает оранжевую сумку McLaren, пока они идут по коридору. По какой-то причине первое лицо, которое он видит, когда они доходят до комнаты, — это лицо Льюиса Хэмильтона, который выглядит таким же потрясенным, увидев его. Вероятно, это было бы смешно, если бы они оказались в любой другой ситуации, но сейчас он не может не чувствовать себя побежденным из-за того, что ему потребовалось так много времени, чтобы добраться сюда, даже Хэмильтону удалось добраться сюда быстрее. Когда Макс вошел, он писал сообщения на телефоне, но теперь его рука была расслаблена, когда он заметил прибытие Ландо и Макса. Тогда Лэндо приходит на помощь Максу, и это уже не первый раз за сегодня. — Эй, ребята, что мы знаем? — Ландо спрашивает, не обращаясь ни к кому конкретно. Это помогает, и хотя говорил не Макс, он внезапно обнаруживает, что на него смотрят три пары глаз. — Не так уж и много, — в конце концов говорит Себ Ландо, отводя взгляд от Макса и отвлекаясь от удушающего напряжения в комнате, — Он лежал в хирургии с тех пор, как мы здесь. Его ребра, очевидно, сильно пострадали, и есть внутреннее кровотечение. Это все, что нам известно на данный момент. Тяжело это слышать, но он напоминает себе, что могло быть гораздо хуже. — Никакой черепно-мозговой травмы? — спрашивает он, потому что ему нужно быть уверенным. — Нет, насколько нам известно, — отвечает Пьер, — Медсестра сказала, что доктор придет поговорить с нами, как только сможет, но ничего не сказала о его голове. Это не категорическое «нет», но Макс примет это, будет держаться за эту надежду изо всех сил. Даже если бы он хотел остановиться на этом, его взгляд метнулся к Артуру, который до сих пор не открыл глаза, чтобы посмотреть на него. Максу еще есть о чем позаботиться, прежде чем он сможет полностью сосредоточить свое внимание только на одном из брате Леклер. Он снова сжимает сумку McLaren, подходит к тому месту, где сидит Артур, и становится перед ним на колени. — Можем ли мы получить минутку? — спрашивает он, все еще глядя на Артура, и сзади он слышит, как остальные ребята расходятся, а Себ возглавляет атаку. Через несколько мгновений двери за ними закрываются. — Он не может умереть, — говорит Артур тихим голосом, когда они наконец остаются одни. Его глаза все еще закрыты, голова лежит на руках, и Макс тянется одной рукой к колену брата своего парня, чтобы заземлить их обоих. — Он не умрет, — Макс отвечает, пытаясь звучать более убедительно, чем он чувствует, — Мы с тобой оба знаем твоего брата. Ты когда-нибудь видел, чтобы Шарль отказывался от борьбы? По правде говоря, Макс знает, что сейчас это не имеет значения. Он все еще боится, что Шарль не выживет, слишком много неопределенных переменных, чтобы он мог с уверенностью сказать, что, по его мнению, Шарль выберется из этого живым. Он не знает, были ли у Шарля сломаны ребра, он не знает, насколько сильным было внутреннее кровотечение, и уж точно не знает, как долго сердце Шарля не билось. Однако, если вы скажете что-либо из этого, то Артуру это не принесет никакой пользы, это не то, что ему нужно услышать. Артур видит его насквозь, даже не глядя. — Это не имеет значения, Макс. Жюль тоже никогда не отказывался от борьбы, и посмотрите, какую пользу это ему принесло. Боже, это снова похоже на Японию, — говорит Артур, прерывисто рыдая вслед за ответом. К его сожалению, у Макса осталось только одно воспоминание о Жюле Бьянки, произошедшее почти два десятилетия назад. Если бы он знал, насколько важен Жюль для его будущего парня, он бы позаботился о том, чтобы запомнить каждую деталь их взаимодействия и как оно происходило. А на самом деле ему было двенадцать, и он был один под дождем на парковке картинговой трассы где-то в Германии, и отец только что на него накричал за то, что он занял третье место в соревновании, которое он уже даже не может вспомнить. Затем, казалось бы, из ниоткуда, к нему подошел Жюль Бьянки, когда его отец складывал все гоночное снаряжение Макса в багажник их семейной машины. Жюлю тогда было всего двадцать, но Макс вспоминает, что думал, что он выглядит таким зрелым и крутым. Благодаря Жюлю Макс узнал, кем был Николас Тодт, поскольку отец Макса заметил потенциал Жюля из-за того, что с ним связалась семья Тодта. — Подписание контракта с Николасом Тодтом заслуживает внимания, — сказал Джос, одобрительно кивнув, — Это означает, что однажды он, вероятно, попадет в Формулу-1. Конечно, его отец был прав. В лучшем или худшем случае. Но тогда Жюль Бьянки был просто классным парнем, гонщиком, на которого Макс равнялся, и он подошел к Максу только для того, чтобы сказать ему «хорошая работа» на ломаном голландском языке. Макс даже не знал, что он знает голландский. Ему неловко признаться, что он был слишком ошеломлен, чтобы ответить. Заметив это, Жюль лишь ухмыльнулся ему и сжал плечо, прежде чем уйти, и вскоре отец Макса закончил собирать вещи, и они отправились домой в Нидерланды. Вернувшись в настоящее, Макс резко качает головой, чтобы снова сосредоточиться на Артуре перед ним. Свободной рукой он оттягивает руку Артура от лица. — Эй, посмотри на меня. Это не Япония, ясно? — говорит Макс и наконец смотрит в глаза Артуру, — Твой брат был в совершенно другой машине, предназначенной для того, чтобы лучше выдерживать такого рода удары. Он также не смог бы сделать столько же перегрузок, как Жюль, да и условия трассы были совсем не такими. Выражение тревоги на лице Артура не уменьшается, но Макс все равно продолжает говорить. — Помнишь, ты говорил мне, как волновался, когда Шарль впервые подписал контракт с Sauber и о том, что он пойдет по стопам Жюля? — Помню? —Артур недоверчиво усмехается, и это долгожданное изменение по сравнению с его прежним унылым отношением, — Макс, это все, о чем я думал с тех пор, как увидел аварию. Люди постоянно сравнивают их, будь то навыки вождения, нереализованный потенциал или просто внешний вид. В его чертовом первом сезоне в Формуле-1 Netflix решил переложить все наследие Жюля на плечи Чарльза ради хорошего телевидения. Ты не думал, что он уже боролся с этим? Внезапно все эти новые фанаты продолжали вспоминать о Жюле, куда бы он ни пошел, и это только ухудшало ситуацию! Артур уже тяжело дышит, но еще не закончил. — Мы все любим Жюля и скучаем по нему каждый день, но Шарлю в каком-то смысле еще хуже. Люди продолжают чего-то от него ожидать, и если он не выполняет это, ему кажется, что он подводит и Жюля, и себя. Он никогда не жаловался и никогда не говорил плохого слова, но утомительно видеть, как его постоянно сравнивают с Жюлем, хотя я знаю, что Жюль гордился бы Шарлем, даже если бы он не получил эти чертовы 20 баллов в Монако! Вы думаете, я не знаю, что как только он разобьется, то комментаторы скажут: "Ох, смотрите, Шарль разбился так же, как и его крестный отец". Завтра утром в каждом автоспортивном журнале появятся сравнения аварий. Даже если Шарль выберется из этого, это будет первое, о чем они, черт возьми, спросят! Макс видит, как Артуру приходится изо всех сил удержаться от крика, и в глазах Артура горит огонь, которого Макс никогда раньше не видел. Он ненадолго задается вопросом, знает ли Шарль, что Артур чувствует себя так, задается вопросом, что думает Лоренцо, прежде чем решает отложить эти вопросы на более поздний день. В конце концов, он тоже заметил такую модель поведения, но думал, что он единственный, кто это заметил. — Что сделал Шарль, когда заметил, что ты беспокоишься о нем? Что он тебе дал?, — Макс продолжает. — Ты знаешь ответ, Макс, я сейчас не понимаю, с чем это связано, — Артур говорит в ответ. — Ну, каким-то образом Сайнс тоже об этом узнал. Я думаю, Шарль сказал ему в какой-то момент, — говорит Макс, показывая вниманию Артура довольно оскорбительную ярко-оранжевую сумку. Его глаза отслеживают движения Макса, когда он вытаскивает знакомый красный шлем и кладет его Артуру на колени, — Эта вещь сохранит ему жизнь до сих пор. Медленно протягивая руку, Артур несколько раз медленно обводит красно-белую цифру 16. Тишина заполняет пространство между ними двумя, пока Артур осматривает шлем в поисках каких-либо изъянов, каких-либо пятен. Есть небольшие потертости, козырек слегка треснут, возможно, на внутренней подкладке есть немного крови, но в целом выглядит невредимым. Учитывая, что Шарль столкнулся с полным лобовым столкновением, это неудивительно. Тем не менее, это победа, и Макс и Артур отчаянно хотят получить как можно больше от этого сегодня. Через минуту Артур тихо выдыхает, — С ним все будет в порядке. Облегчение охватывает Макса сразу же, как только Артур улыбается тому месту, где Макс все еще сидит на полу, балансируя на цыпочках. — С ним все будет в порядке, - повторил Макс. Говоря это, он отчаянно надеется, что говорит правду. — Он не лгал, — продолжает Артур, но, кажется, он говорит это больше себе, чем Максу, и на этот раз Макс не понимает, что он имеет в виду. Но, возможно, ему это не нужно. Тишина окутывает комнату, пока Артур смотрит на шлем. Внезапно Артур встает и, сжимая шлем в одной руке, крепко обнимает Макса. Жестко контролируемый фасад Макса не сломался даже тогда, но это почти что. Вместо этого он обнимает Артура, притягивая его ближе. Через несколько минут их друзья возвращаются в комнату, и Пьер на секунду бледнеет при виде Артура, держащегося за шлем Шарля. Он быстро приходит в себя, но Макс это видит. Весьма вероятно, что Пьер тоже знает, что означает этот шлем. Господи. Шарлю лучше выбраться из этого живым, иначе обещание, которое он дал много лет назад, будет нарушено, и Макс не уверен, что кто-нибудь из них переживет последствия. В течение следующих нескольких часов Макс ведет несколько неприятных разговоров, пока они ждут новостей о состоянии Шарля. Льюис поздравляет их обоих и клянется хранить это в секрете, а Ландо находит все это забавным. — Я понимаю секретность, правда. Но как только Шарль уйдет отсюда, я хочу знать все. Не могу поверить, что тебе удавалось скрывать это от меня целый год, Макс, ты хреново хранишь секреты! — такова была его реакция, когда он узнал, насколько важен Шарль для Макса. В конце концов, им приходится ждать семь часов, пока наконец к ним не придет врач. В целом это хорошие новости, и они верят, что Шарль полностью выздоровеет. У него был разрыв связок, который потребует реабилитации, а его ребра будут болеть в течение нескольких недель. С сердцем Шарля тоже все в порядке, оно остановилось только из-за тупой травмы груди, полученной в результате аварии, но его голова практически не пострадала. Макс не упускает из виду недоверчивый смех Пьера, когда доктор говорит им это, или твердую хватку Артура, который все еще держит в руке красный шлем. А затем, когда Пьер задает им главный вопрос, способный все разрушить, врачи сообщают им новость, которую Шарль сочтет самой важной, когда проснется. Новость, от которой у Макса вышибло дыхание при напоминании о том, как много сегодня было под угрозой. Шарль Леклер снова сможет участвовать в гонках. К тому времени, когда им разрешили увидеться с Шарлем, уже стемнело, и даже тогда в отделении интенсивной терапии находились всего три человека. Льюис и Ландо отправились домой, как только убедились, что с Шарлем все в порядке, в плохо замаскированной попытке облегчить нагрузку на персонал больницы. Необходимость спрятать четырех пилотов Формулы-1, пилота Формулы-2 и Себастьяна Феттеля в относительно небольшой австрийской больнице была для них довольно утомительной, поэтому Ландо и Льюис по очереди уходили и устраивали из этого настоящее шоу. Макс уверен, что при других обстоятельствах Кристиан бы решил позволить Ландо уехать на машине Alpha Tauri, и он может только представить, как разозлится Зак Браун, когда завтра мельница слухов начнет разрастаться. Возможно, это положит начало дурацкому сезону перед летними каникулами. Однако это сработало, и это все, что действительно имело значение для Макса сейчас это то, что большинство съемочных групп, разбивших лагерь на стоянке, уехали вместе с Льюисом, и они так же узнали от Албона в групповом чате водителей, что, хотя им удалось сделать несколько снимков машин на больничной парковке, многие из опубликованных историй в основном были сосредоточены на информации, которую Ferrari опубликовала в своем заявлении ранее. Сами Ferrari ничего не сказали, кроме того, что Шарль выздоровел и находится в стабильном состоянии, а также пожелали всего наилучшего, отправленного от всего завода Ferrari. Макс тихо усмехнулся, когда прочитал это через некоторое время после публикации, не в силах полностью подавить горечь. Логично, он знает, что в команде Ferrari нет ни одного виноватого в этом человека и что Шарль, вероятно, расстался бы с ним за намеки на обратное, но он ничего не может с этим поделать. FIA установила, что причиной столкновения стала смесь изношенных шин и аэродинамического дисбаланса, а это значит, что это не была ошибка водителя. Сегодня Шарль боролся за свою жизнь, потому что машина, которую ему дала команда, была нестабильной. Как долго это может продолжаться? Пока Ferrari наконец не осознает, что в Маранелло что-то не так? К его шоку, тифози соглашаются с Максом. Под заявлением, опубликованным в Твиттере, есть сотни ответов, повторяющих одно и то же заявление: «Когда будет достаточно?» Макс не упустил из виду тот факт, что всякий раз, когда Ferrari терпит неудачу, почти всегда это касается машины Шарля. Только в этом сезоне Макс на мгновение задумался, не саботирует ли кто-нибудь Шарля. Непостижимо, что команда Формулы-1, имеющая такую богатую историю в спорте, в этом сезоне испытывает такие трудности. То, что тифози соглашаются с ним, весьма обнадеживает, даже если сам Шарль никогда в этом не признается. Макс Ферстаппен и тифози согласны? Макс никогда не думал, что доживет до этого дня. Поверьте, что Ferrari скоро облажается настолько, что их главный соперник перейдет на сторону их фанатов. Когда наконец пришел доктор и сказал, что они позволят троим из них войти и осмотреть Шарля, ни Макс, ни Пьер не стали спорить. Когда в комнате находился Артур Леклер, дебатов не было. Вместо этого Себ решил продолжить ждать в зале ожидания, за что Макс благодарен. Сначала Артур зашел к Шарлю, потому что он, конечно же, это будет он. Вся семья Леклерков в течение дня направлялась в Австрию, но из-за проблем с рейсом их задержали. Макс не сомневался, что они разговаривали по телефону все время, пока Артур находился в этой комнате. Следующим вошел Пьер, отчасти потому, что Макс мог видеть, как Пьер трясется от беспокойства с тех пор, как вошел Артур, а отчасти потому, что Макс был эгоистичен. Он не хотел, чтобы кто-то ждал своей очереди, когда он, наконец, сможет увидеть Шарля после всего этого. Он хотел остаться с Шарлем, не чувствуя вины за то, что держит кого-то после от него. Всю свою карьеру Макса обвиняли в эгоизме, но люди не понимают, насколько они правы. Он также знает, что сломается, как только снова окажется в одной комнате с Шарлем. Вся сегодняшняя тревога и стресс, смешанные с приступами гнева и вины, сказались на нем, но когда он поднимает глаза и видит, что Пьер наконец-то выходит из комнаты Шарля спустя почти час, Макс встает на ноги за секунду. — Ты хочешь поехать обратно с Себом, Артуром и мной? — спрашивает Пьер, подходя, и впервые за несколько часов он выглядит немного спокойным. Макс не колеблется. — Нет, ты иди поспи, Артур, наверное, уже заснул на плече Себа. Убедитесь, что ребенок немного отдохнул, прежде чем завтра ему придется иметь дело с семьей Леклеров. Пьер кивает в ответ, а затем поворачивается и направляется в коридор отделения интенсивной терапии, что на самом деле оставляет Максу только одно дело на сегодня. Как только он добирается до двери больничной палаты Шарля, ему до боли вспоминается это утро, когда они оба проснулись вместе. Если бы он знал, что в конце концов они окажутся здесь, он вообще никогда бы не позволил Шарлю покинуть их постель, будь проклята эта трасса. Он бы весь день не выпускал Шарля из виду. Он не уверен, насколько понравилась была бы эта идея у Шарля, но его это не волнует. Вид Шарля на больничной койке — это то, чего он больше никогда не хочет видеть. Одного раза хватит на всю жизнь. Больничное освещение портит цвет лица Шарля, но он все равно выглядит красивее, чем когда-либо. Если Макс старается, он почти смог притвориться, что Шарль просто спит, несмотря на небольшой порез на его щеке и трубки, входящие и выходящие из его рук. Чем дольше Макс остается в дверном проеме, тем быстрее непрерывный сигнал машин становится фоновым шумом. Волосы Шарля представляют собой беспорядочные локоны, рассыпанные по подушке, медсестры, должно быть, вымыли их ранее, потому что они не содержат средств, которые он обычно вкладывает в них. Он старается не думать о том, почему им пришлось мыть его, когда Шарль сегодня утром принимал душ, и вместо этого закрывает за собой дверь, прежде чем предпринять шаги, необходимые для преодоления пропасти между ними. Он садится на сиденье, которое только что освободил Пьер, и придвигает кресло как можно ближе к краю больничной койки Шарля, прежде чем потянуться обеими руками к одной из рук Шарля, чтобы попытаться согреть ее, и благодарит того, кто за это отвечает. Отвечает за то, что здесь не холоднее. Что это не хуже. Через мгновение Макс начинает проводить большим пальцем по венам на запястье Шарля, просто чтобы почувствовать пульс под кожей. Его сердце снова забилось ровно. Макс уже знал это, но часть его отказывалась в это верить, пока он не убедится в этом сам. Часть его все еще верила в это с тех пор, как Кристиан сказал ему, что сердце Шарля остановилось, и это все. Что Шарль мертв, и что все, что произошло после этого, было всего лишь ложной надеждой. И только когда он чувствует, что Шарль горит под подушечками больших пальцев, Макс наконец позволяет себе поверить, что с Шарлем все будет в порядке. Он позволяет себе поверить, что не лгал Артуру, когда впервые попал в больницу. А затем, когда устойчивый пульс Шарля начинает биться в тандеме с пульсом Макса, он наконец позволяет себе сломаться. Прижав голову к руке Шарля, Макс закрывает глаза, пытаясь не дать слезам пропитать больничное одеяло Шарля, но это тщетная попытка, потому что через несколько секунд он начинает рыдать, и к этому моменту уже нет шансов вернуть все в норму. Он старается не держать руку Шарля слишком сильно, опасаясь причинить ему вред или повредить любую из трубок, поддерживающих его жизнь, и в конечном итоге держится за бедро Шарля, когда это становится слишком тяжело. Черт возьми, почти недоверчиво думает Макс сквозь тихие рыдания, Шарлю больше никогда не позволено делать это. Макс знает, что Шарль никогда не боялся разбиться, хотя он, как никто другой, имел бы на это право. В интервью много лет назад Шарль сказал о том, что у него нет страхов, пока он находится в машине. Что все риски отпадают и что у него нет времени на страх. Время — это все, что осталось у Макса сейчас, и им овладел страх. Ожидая, пока Шарль проснется, у него есть все время в мире, чтобы обдумать бесчисленные варианты того, что этот день мог закончиться по-другому. Через несколько минут, когда он, наконец, начинает успокаиваться, он вытирает глаза уже влажным одеялом и кладет левую щеку на безвольную руку Шарля, глядя на своего спящего парня снизу вверх. Однако, даже если Шарль спит, он здесь и жив, Макс начинает говорить. Если есть шанс, что Шарль может его услышать, Макс должен ему сказать. — Я люблю тебя, — шепчет он, прежде чем обхватить левой рукой бедра Шарля для большего контакта. — И тебе никогда, никогда больше не будет позволено поступать так со мной. Машины продолжают пищать на заднем плане, но Макс их больше не слышит. Все, на чем он может сосредоточиться, — это на своем парне и тепле тела, которое он чувствует под одеялом. Это постоянное напоминание о том, что Шарль все еще жив. Он все еще есть у Макса. — Ты и я, Шарль, всю нашу жизнь мы так долго танцевали друг вокруг друга, — Макс вздыхает. — Даже когда я презирал тебя, ты постоянно заставлял меня становиться лучшим водителем, даже если это начиналось из чистой злости. А потом ты, наконец, присоединился к Формуле-1, чего, как мне казалось, я боялся с тех пор, как ты начал подниматься по карьерной лестнице позади меня, выигрывая чемпионат за чемпионатом. Я помню, как думал, что это катастрофа, ожидающая своего часа, что ты — катастрофа, ожидающая своего часа, и так оно и было, но по иной причине, чем я ожидал тогда. С тех пор мы с тобой провели так много времени, работая на наши команды, и, возможно, все было бы по-другому, если бы мы работали в одной и той же команде. Он много раз думал об этом, о том, какими могли бы быть гонки в одной команде с Шарлем. Сначала все началось с чувства гордости, когда Макс хотел доказать, что он лучший водитель, чем Шарль, даже если бы они были с одинаковой техникой. Позже, после Италии в 2019 году, речь шла больше о том, чтобы проводить время с Шарлем без пристальных глаз всех автоспортивных СМИ и болельщиков, которые смотрели бы на него с подозрением. Из-за их соперничества и соперничества их команд каждое взаимодействие между ними двумя всегда сопряжено с риском быть неправильно истолкованным. Если бы мы были товарищами по команде, поймал себя Макс на мысли в один из вечеров вскоре после того, как рассказал Кристиану об их отношениях, никто бы тогда не сомневался в нас, когда мы разговаривали в паддоке или если бы мы упоминали друг друга без подсказки в интервью. Это дало бы им больше свободы. Но, в конце концов, Red Bull всегда будет домом для Макса, а Ferrari всегда будет больше, чем просто домом для Шарля. По общему признанию, найти баланс между работой на свою команды и ездой на пределе своих возможностей, а также попытками построить и укрепить здоровые отношения было трудной задачей для них обоих и для их конкурентоспособности, но Макс считает, что они добились в этом больших успехов, до сегодняшнего дня. Потому что, как бы нелогично и неразумно это ни казалось Максу, особенно учитывая, что Макс прекрасно понимает, что встречается с будущей легендой гонок, он знает, что какой-то его части будет трудно позволить Шарлю вернуться в машину Формулы-1 когда для этого придет время. И оно придет. Другой части Макса, большей, не терпится увидеть это. С того места, где он все еще держит руку на вялой ладони Шарля, он может видеть, как грудь Шарля поднимается и опускается, когда он вдыхает и выдыхает, вдыхает и выдыхает. — Мы с самого начала подталкивали друг друга к тому, чтобы стать лучшими водителями. Сейчас я чувствую, что, несмотря на то, что мы выступаем за разные команды, мы с тобой по-прежнему занимаемся гонками вместе. Это, любовь моя, также означает, что когда ты терпишь неудачу, часть меня чувствует, что я тоже потерпел неудачу, — Макс продолжает. — И сегодня это означает, что мне нужно, чтобы ты поскорее проснулся, потому что до тех пор, пока ты этого не сделаешь, я думаю, что буду продолжать чувствовать, что мне не хватает части себя. До сих пор он старался не повредить повязки вокруг ребер Шарля, но протягивает руку, чтобы слегка коснуться пальцами кожи над его сердцем, чтобы снова почувствовать ровное биение сердца под ними, чтобы еще раз напомнить себе, что Шарль все еще жив. Он понимает, что в прошлом он постоянно принимал это как должное. Подумать только, что сегодня это было потеряно на мгновение, что оно могло бы быть потеряно для Макса навсегда, и он был бы бессилен против этого. — Когда мы выберемся отсюда, — начинает он говорить, когда тишина становится слишком напряженной, — я собираюсь узнать имена каждого врача, медсестры и пилота вертолета, которые спасли тебя сегодня, и послать им всем самую большую корзину с фруктами. Я смогу найти. Возможно, если я добавлю несколько Red Bulls, мы сможем заставить команду оплатить наши пресловутые расходы на питание. Шарль бы посмеялся над этой шуткой, думает он, но пока Шарль остается перед ним без сознания. Он, вероятно, пошутил бы о том, что Red Bull в прошлом году добился победной серии только из-за своего бюджета на питание, и что, возможно, им стоит вместо этого попробовать положить их на счет Ferrari, чтобы посмотреть, поможет ли это их удаче в следующем году. Не то чтобы Шарлю Леклеру нужна была удача, чтобы выигрывать гонки, но он, конечно, хотел бы этого. Это знает любой, кто хоть что-то знает о Формуле-1. Макс продолжает разговаривать с Шарлем следующие тридцать минут, останавливаясь лишь ненадолго, когда одна из медсестер подходит и спрашивает, не нужно ли ему что-нибудь. Когда он говорит ей, что с ними все в порядке, она только кивает и уходит, а Макс продолжает рассказывать Шарлю о том случае, когда ему и Дэниелу пришлось пройти импровизированный сеанс терапии после печально известной катастрофы в Баку в 2018 году. В конце концов, Макс засыпает, согнувшись, его голова все еще лежит на кровати Шарля, и усталость, наконец, погружает его в сон без сновидений. И вот этот ужасный день наконец-то закончился.