Эта молодость будет вечной

Похороны прошли в срок и совершенно обыденно. Тооно держался потрясающе. Таку мало знал его отца, но понимал, что видит их почти абсолютное сходство. Как и все остальные, очевидно. Пока взрослые выражали соболезнования и демонстрировали Тооно восхищение и почтение, малыш Харуто прижался к Таку, которого выделил среди всех чужаков, и сообщил по секрету, что «Масами сегодня злой». — Серьезный, — поправил Таку. — И занятой. Он просто не может теперь… — Он станет как папа, — понял и вздохнул Харуто, и Таку почувствовал странный укол тревоги. Его это, пожалуй, расстраивало почти так же, как Харуто. — Не станет, — возразил Таку, мягко улыбаясь, успокаивая так и мальчика, и себя самого. В институте Тооно легко пошли навстречу: позволили перейти до выпуска на заочное обучение и сдать часть экзаменов отдельно. Тооно успешно и на полную использовал эти поблажки и возможности, а потом с головой погрузился в бизнес отца. Таку же старался ничем ему не перечить и не напрягать попусту, потому без возражений переехал в новую квартиру, которую Тооно купил в центре города — теперь они жили вместе. Таку не оставил работу в баре, но смен брал все меньше — Тооно не настаивал на этом прямо, но всякий раз раздражался, когда Таку нужно было уйти вечером. Синхронизировать их графики стало почти невозможно — слишком многих людей они касались, и Тооно не уставал намекать, что работать после восьми вечера — это плохая, плохая идея, и никто так не делает. Тооно действительно стал жестче, резче, требовательнее, но все же оставался тем человеком, которого Таку любил. Также, как и раньше, они проводили вместе вечера, делились новостями, занимались любовью, и Тооно упорно отвозил Таку в университет. Мать Таку почти не отпукали из реабилитационного центра, и это тоже было в основном решением Тооно. Таку, впрочем, считал его верным, в отличии от матери. Она злилась, ненавидела центр, врачей, Тооно, но больше всего — Таку. Другой проблемой стала женитьба Тооно. Если в первые месяцы семьи его невест затихли, как бы сочувствуя горю утраты, то потом принялись штурмовать Тооно еще настойчивее. Ему удалось отказать семье Айри почти безболезненно, но Кин отступаться не желала. И поскольку Тооно больше не назначал ей их обязательных свиданий, она однажды пришла к ним домой. Открыл ей Таку — Тооно еще говорил с кем-то из партнеров в кабинете. Кин окинула Таку презрительным взглядом и процедила: — Уже уходишь? Таку вздохнул: он, конечно, натянул ради незванных гостей футболку, но его пижамные штаны особенно не оставляли простора для фантазий на тему того, какое место он занимает в квартире и жизни Тооно. — Он пока работает, — сообщил Таку вместо ответа. — Подождешь в гостиной? Кин фыркнула, сбросила туфли и уверенной походкой прошла к дивану. Таку последовал за ней. — Принесешь мне чай? — усмехнулась Кин, выгибая брови. — Могу, — отозвался Таку, не двигаясь с места. — Так вперед, — Кин повернула голову в сторону кухонной стойки. Таку не стал осаживать ее, в конце концов, он уже выиграл, и Кин несомненно могла изойти ядом и презрением, но больше не могла вызвать у Таку ни ревности, ни тревоги. Он прошел за стойку и начал возиться с чайниками. — Надеюсь, это будет достойный сервис, — не удержалась Кин. — Я не на работе, — ответил Таку с усмешкой, не поднимая взгляда. — А где же ты? — голос Кин поднялся от возмущения. — Ты знаешь ответ, Кин. Не стоит нам ругаться сейчас, это не поможет тебе ничего добиться от Тооно. — Ты так уверен? Уверен, что он поддержит тебя, когда ты оскорбляешь его невесту?! Кин не встала, но вся подалась вперед, навстречу Таку, а он все же посмотрел на нее: — Да, Кин, уверен, — ответил он просто. — И я не оскорбляю тебя. Я просто никогда не уйду. Так и буду сидеть здесь до завтра, или до послезавтра, — процитировал Таку и вернулся к чаю. Он на удивление даже не ждал особо появления Тооно. Таку, конечно, не стал бы выставлять Кин, но зная, что Тооно ее приход не обрадует, считал в общем-то заботой о нем самому с ней поговорить. Просто Кин бы не послушала. И много больше ее претензий Таку волновало то, что он мало может помочь Тооно. Тооно старался не вести дела с якудза дома. Он и без этого то и дело осекался, хотел, но не мог рассказывать Таку об этой части своей жизни. И тем более не хотел обсуждать что-то с кланом, когда Таку дома. Хотя со стороны разговоры эти выглядели весьма буднично и мало отличались от любых других деловых переговоров — Тооно не делал ничего ужасного. Он лишь все больше… Включался. Якудза, в отличие от остальных, вообще не тревожились вести дела с Тооно. Несмотря на его вопиющую молодость. Если бы Тооно задумался, он бы понял, что эти партнеры по бизнесу принимают его как-то уж слишком легко, без вопросов, сомнений и проволочек, словно они… Знали, ожидали и были рады сотрудничать именно с Тооно-младшим. Но Тооно было не до того. Жизнь после смерти отца оказалась слишком… Интенсивной, насыщенной и вовсе не развлечениями без надзора, о нет. Тооно легко согласился сдать экзамены досрочно, его уже не беспокоило, какие оценки он получит — реальный бизнес учил его много больше, а никто уже не прикрывал его задницу. У Тооно больше не было человека, который пусть со скрипом и с претензиями, но решил бы все его проблемы, если бы Тооно не справился. Это значило лишь одно — Тооно не мог не справиться. И он справлялся, как бешенный трудоголик, тихо ненавидя свой рабочий график, забывая иногда поесть, жертвуя ради того, чтобы бизнес отца рос, развивался, а состояние пусть пока не множилось, но не уменьшалось, в общем-то всем, кроме разве что времени с Таку. Даже вымотанный до предела и совершенно пустой Тооно все равно хотел быть, говорить и, черт возьми, трахаться с Таку. Даже сон шел побоку. Тооно боялся бы подсесть на волшебные энергетики, будь у него такой шанс, но Таку засек бы зависимость, и оттого Тооно принимал их редко, в исключительных случаях. Тооно хотел бы отказаться полностью и от светской жизни… На время. Какое-то время. Потому что месяца, двух, трех было мало. Чтобы разобраться во всем и взять всю работу под контроль, чтобы отладить то, что хотели якудза, и запустить отмывание денег, требовалось больше. Тооно надеялся, что хватит полугода. Не для окончательного решения, но чтобы… Заработало. Рюдзиро не был отцом Тооно, его требования были проще, понятнее и касались только работы. Но его все же не стоило разочаровывать. И Тооно как раз говорил с ним — только Рюдзиро и мог позвонить Тооно домой. Они закончили обсуждение обоюдно довольные, Тооно повесил трубку, и в этот момент к его сознанию подступил обычный мир. Мир, в который Тооно так хотел. К Таку, с которым за сегодня Тооно не успел еще и парой слов перекинуться. Но реальность резанула по ушам голосом Кин, и Тооно понял, что светская жизнь явно не готова отпустить его. Какого черта? Тооно выругался про себя, хоть так выпуская злость, и резко распахнул дверь, выпадая в гостиную из кабинета. Тооно был в домашних брюках и без пиджака, манжеты рубашки он давно расстегнул, в них болтались ненужные сейчас запонки, волосы, собранные в хвост, почти рассыпались. Осмыслив свой вид, Тооно решил не извиняться, а завершить образ. Он выудил сигареты из кармана и закурил, попутно поправляя очки костяшкой согнутого указательного пальца. — Как неожиданно застать тебя здесь, Кин, — поприветствовал ее Тооно. — Поистине, женщины полны сюрпризов. Внезапная встреча. Что-то случилось? Тооно решил, что прелюдии займут слишком много времени, и перешел сразу к делу, как отец. Кин ужасно мешала ему — не позволяла добраться до Таку. Тооно не удержался и бросил на него тоскливый взгляд. — Извини, Масами, я не собиралась отвлекать тебя от дел, — Кин улыбнулась ему. — Ты устал. Может быть… Чаю? — Как мило, — Тооно усмехнулся. — Вижу ты оценила, как Таку делает его. Но я не хочу чаю, я бы хотел узнать… Чем обязан твоему позднему визиту? — Обязан? Ну что ты… Я просто соскучилась. Разве невеста не может просто так, без всякой причины заехать к своему жениху? Или я мешаю вашему мальчишнику? Планировалась пижамная вечеринка? Тооно сжал зубы, а в них фильтр сигареты, и выпустил струю дыма. Напряжение жило во всем теле: Тооно в общем-то не чувствовал ничего кроме. Оно заставляло стоять очень прямо, чувствовуя себя не меньше, чем принцем Датским. И недоумевать. Тооно очень хотел остаться вежливым и тактичным, но Кин… Кажется, вымогала его? Хотела услышать… Что? — Именно так, Кин, — вставил Таку, выходя из-за стойки — как и ежевечерне. Твой чай, — Таку поднял поднос, перенося его на столик перед диваном, а потом обратился к Тооно: — Если не чай, то какао или сразу вина? Таку не слишком беспокоился, что звучит и правда, как бармен, он чувствовал не так. Он вовсе не был спокоен, как хотел казаться, но на взводе тоже не был. Он двигался ловко, а звучал легко и насмешливо. Это было то его настроение, которое Тооно всегда замечал, на которое реагировал мгновенно: все внутри приходило в движение и всякие настроения отпускали, заменяясь на этот настрой Мурасе. Глядя на Таку и его прекрасные едва затянутые пижамные штаны в брутально-геройскую серо-голубую клетку, точно под цвет глаз Тооно, Тооно затянулся снова и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Он не подмигнул Таку, хотя захотелось, но ответил: — Сразу вино, для чая после ужина уже слишком поздно, а для какао еще слишком рано. Таку, — Тооно поймал Мурасе за плечо, — остановись хоть на минутку. Присядь, я принесу нам… обоим. Кин изумленно выгнула брови, а Тооно усмехнулся: ей не показалось — Тооно демонстрировал. Он был у себя дома и открыто показывал Кин, что она в гостях, а Мурасе дома. У себя дома. Там, где Тооно наливает ему вино и любуется ежевечерне на его пижамы — все без исключения разные. — Пижамные вечеринки — это мое, — сообщил Тооно с совершенно серьезным лицом, — недавно я понял, что нет более приятного времяпровождения. Кин не растерялась и, казалось, не обиделась, но Тооно знал ее хорошо: Кин была королевой, она не расстраивалась, а злилась. — Ты такой разносторонний, Масами. И занятой. Очень занятой человек, тебе нужно чаще расслабляться. Я тоже люблю пижама-пати. Мы будем отличной парой. Я с удовольствием составлю тебе компанию. Тооно чуть не раскрыл рот, Кин напрашивалась, она… откровенно предлагала? То есть… как глава семьи, Тооно устраивал ее словно еще больше, чем как богатый наследник. Таку с трудом удержал привычный жест — не обнял Тооно, но и не сел, конечно, оставляя его перед Кин. Приличных ответов на ее выпад не находилось, а к неприличным Таку еще готов не был. Хотя придумал уже парочку. Кин играла ва-банк, и это заслуживало, наверное, уважения. Может, Таку почувстововал бы что-то такое, если бы не знал, как устает Тооно. Когда-то, во времена их вечеринок, эта пикировка была бы равлечением, но не теперь. — Боюсь, что я не согласен, а все-таки это наше общее с Тооно увлечение. Только не предлагай привести подружку, Кин, у меня кое-кто уже есть. — Ты не можешь решать, — ответила Кин резко. Тооно вздохнул, ему точно требовалось немного вина, но намечались только очередные деловые переговоры. Тооно хотел бы ответить Кин, у него было целых два варианта: от насмешливо-едкого «Прости, дорогая, но ты не захватила пижаму», до честного и прямого «Таку как раз может решать». Но оба они были недопустимы: оскорблять Кин на глазах Таку было очень и очень плохой идеей, не для Тооно, но для Таку. Кин была мстительна, и не стоило хамить ей так уж откровенно. Тооно точно не стоило. Таку она могла позволить себе не заметить, но Тооно бы оскорблений не спустила. Кин пришла и требовала прояснить, Тооно устал ходить вокруг да около, он был готов полностью удовлетворить ее запросу. — Пойдем в кабинет, Кин, — пригласил Тооно так, как обычно партнеров, — там нам будет удобнее. — Конечно, дорогой, — Кин улыбнулась. — Я надеялась, что ты захочешь остаться со мной наедине. Кин поддевала и дразнила так Таку, а Тооно чувствовал, как у него начинает болеть голова и как… Он хотел бы просто ее выставить. Но он лишь тоже улыбнулся. Эта улыбка была точной копией отцовской — Тооно словно все больше походил на него. Он подал Кин руку и, когда она отвернулась, взглянул на Таку. С ним Тооно был похож только на себя, и это утешало. — Прости, — прошептал он одними губами, — я скоро. Тооно сделал приглашающий жест, пропуская Кин вперед, а потом прошел сам и уселся в кресло, закинув ногу на ногу. — Ты… у тебя отвратительный характер, Тооно! — Кин чуть притопнула ногой, — Неужели ты не мог сразу… удалить посторонних? Кин явно пыталась задать тон разговора, но Тооно не имел обыкновения заражаться чьими-то, кроме Мурасе, настроениями. — Кин, Таку — не посторонний. Я не знаю, как еще сказать тебе, поэтому буду прям, честен и откровенен. Тооно подозревал, что Кин может и записать их разговор. Но… он не собирался сказать ей ничего, о чем потом мог пожалеть. Тооно решил все уже слишком давно. — Помнишь… мы говорили как-то. И я… обещал, что если возьму кого-то в жены, то тебя. Я все еще верен своему слову. И мне очень жаль, но я не женюсь никогда. Я сделал свой выбор, и он окончательный. Кин тряхнула волосами, прошла к Тооно, теперь возвышаясь над ним и глядя серьезно. Не так, как влюбленные девушки. — Я же не слепая. Я все знаю о твоем выборе, Масами. Дерзай, не стану тебя останавливать. И я не веду речи о нашей любви до гроба и не жду ее от тебя. Лишь уважения. Наш союз умножит наше состояние. Наше общее состояние. Ты станешь еще богаче и влиятельнее — это правда очень выгодная сделка. А я ничем тебе не помешаю. Мурасе так Мурасе, кто угодно. Он даже может жить с нами, как друг семьи и личный бармен. Только твой, конечно, я поняла. Ты тоже не станешь ограничивать мою свободу, и мы… договорились. Как видишь, я тоже предельно честна, Тооно. И ты будешь последним идиотом, если откажешься. В нашем браке ты ничего не потеряешь, но столько всего приобретешь, включая поддержку моего отца. А она ведь еще дороже денег. Наш союз будет идеальным, и он никогда не распадется, задавая тон в обществе. А если ты вдруг захочешь наследника, будет и он. Соглашайся. Кин говорила, и Тооно… считал. Он считал ее доводы один за другим, и рядом с каждым можно было бы поставить большой и жирный плюс. Говорить с Кин так было гораздо проще. И она… в общем-то была права. Только это ничего не меняло. Но Тооно не знал, как объяснить ей. Он даже себе мог объяснить это с трудом. Просто знал, что не женится. В его жизни был только Таку, и Тооно хотел, чтобы так и оставалось. Он не хотел еще одну часть времени своей жизни играть в идеальную семью. Не хотел давать кому-то те клятвы… Что… Черт возьми, дал бы Таку не раздумывая! И они предназначались только ему. Тооно подумал вдруг, что из его разных признаний Таку уже смог бы собрать ее — его клятву. И она имела огромное значение. Таку — имел. — Значит, я буду идиотом, — заключил Тооно. — Я услышал тебя Кин. И я восхищен твоей прямотой и тем, как ты ведешь дела. Если ты когда-нибудь захочешь, мы станем отличными партнерами по бизнесу. Я готов оберегать и преумножать твое состояние, когда ты преумножишь мое. Так что ты немного потеряешь. Но я люблю другого человека. И он не будет смотреть, как я что-то обещаю кому-то другому. Кин задержала дыхание, моргнула. — Масами, — позвала она. — Нет… Давай без этого. Я понимаю, что огорчил тебя. И мне жаль. Когда ты… такая, тебе трудно отказать. Тем успешнее ты выйдешь замуж. И… Если бы мой отец был жив, твое предложение могло бы быть удивительно… уместным, но… я бы и тогда отказался. — Что Мурасе делает с тобой? Ты же ненавидишь пижамы, Тооно, — Кин не смеялась. — Он любит меня, — ответил вдруг Тооно внезапно даже для себя. — И мне нравятся не только его пижамы. — Это глупый поступок, Тооно. Передумай. Подумай еще, или… я ведь не дам тебе жизни здесь, мой отец — не даст. — Тебе пора, — заключил Тооно, вмиг становясь жестче. Угрозы Кин его не напугали, лишь разозлили и раззадорили. Тооно и не делал ставку на «здесь», основной бизнес якудза теперь переехал в Шинкоми, и Тооно… уже планировал купить там небольшой отель. Но Кин знать об этом не следовало, а Тооно вдруг понял, что… в якудза есть своя особая прелесть. Если Тооно захочет, он получит их защиту. Хотя он рассчитывал со всем справиться сам. Тооно чертовски нравилось ни от кого не зависеть. Кин не возразила, Тооно проводил ее до самого порога, не оставляя другого выбора и захлопнул за ней дверь, оглушительно, не сдержавшись. А потом, наконец, повернулся к Таку, который удивительно спокойно сидел на диване. Тооно был вполне удовлетворен, по крайней мере, эту тяжесть и наполовину данные обязательства можно было сбросить с плеч. А Кин могла со временем отойти от своей обиды — делать бизнес с ее семьей и правда было бы неплохо. Но все же Тооно безумно устал от этого трудного, бесконечного дня, полного чем угодно, но только не тем, чего он на самом деле хотел. Таку встал, подхватил уже налитое вино и подошел к Тооно. — Тяжелый день, — не спросил он, подавая Тооно бокал и, наконец, целуя его, пусть только в висок. Таку не понравилось отпускать Тооно, но он меньше всего хотел нагружать его еще и этими чувствами. Тем паче, что реальной ревности к Кин Таку не чувствовал. Он не хотел даже спрашивать, о чем они говорили и договорились ли — это имело мало значения. Таку лишь самую малость жалел о том, что сам не выставил Кин за дверь. Тооно вряд ли бы рассердился из-за этого на него, но все же для его бизнеса, а значит для него самого, такие вещи имели значение. — Ужасно, — пожаловался Тооно, приобретая капризные нотки, и уронил лоб Таку на плечо, утыкаясь в него носом и вдыхая его божественный запах после недавнего душа. — Хотя успешный… во всех смыслах. Даже… она ушла навсегда, — Тооно чувствовал себя странно, он не любил себя таким, усталым и словно… опустошенным, но жаждал, признаться, делиться и оваций. — Кажется, я слишком устал — ненавижу это. Знаешь, я так соскучился. Тооно понимал, что мало логичен и плохо внятен, но Таку обладал способностью терпеть, принимать и даже понимать его и в этом состоянии. Тооно потерся о Таку носом и обвил его за талию, забирая бокал из руки. Тооно хотел, чтобы эти руки уже… Оказались заняты только им. — Я тоже соскучился, — Таку улыбнулся, забираясь руками в волосы Тооно, окончательно распуская его хвост, оставляя резинку в своей руке. — Помнишь, были такие времена, когда это я все время уставал? И ты меня таким любил, так что… Тооно чуть застонал, поддаваясь, но притягивая Таку к себе: — Нет, сделай так еще… Это… просто волшебно, твои руки… — Тооно снова чуть застонал. Он не был готов отпустить Таку, его пальцы касались затылка, продвигались за уши, и Тооно, наконец-то чувствовал удовольствие от жизни. Довольно сильное, надо сказать, весьма… очевидно действующее вовсе не только на голову, но и на то, что пониже. Хотя Тооно правда слишком устал и знал: ему нужно хотя бы полчаса, чтобы прийти в форму. Но ему нравилось и просто хотеть Таку. Таку наклонился, накрывая губы Тооно своими. Долгожданно и нежно. А потом потянул его за собой к дивану. — Моему герою нужен отдых, — Таку забрал бокал и чуть толкнул Тооно, усаживая на диван. Тооно откинулся на спинку со вздохом, а потом поймал Таку за руку. Таку вроде бы… разрешил Тооно его слабость, он… в общем-то всегда разрешал, в отличие от самого Тооно. Но сейчас Тооно не мог отказать себе. — Еще! Ты же доктор, ты исцелишь мою больную голову. Тооно даже не пытался представить себе, как именно он положит голову Таку на колени, полностью отдаваясь его рукам. Зато именно это и собирался сделать. Попутно рассказывая Таку о том, что битвы с ведьмами — это крайне энергозатратно. — Кин сделала мне предложение, — выдохнул Тооно. — Это было мощнейшее проклятье. Но я справился. И теперь мне полагается… Тооно специально остановился, желая услышать, что же ему полагается по мнению Таку. Таку упал на диван рядом с Тооно, повернулся к нему, почти накрывая собой, действительно снова зарылся рукой в его волосы, чуть массируя затылок, и пока размышляя, лучше будет опрокинуть Тооно на спину или самому оказаться под ним. — Награда. Есть предпочтения? — Таку улыбнулся и поцеловал Тооно в шею, сначала чуть касаясь губами, потом ведя языком. — Или уступишь мне предлагать? — Тебе, — сразу решил Тооно, — но я сначала расскажу еще немного. Мы поговорили прямо, и я… сказал Кин, что люблю другого человека. И что никогда не женюсь. Тооно подставил Таку голову, чуть склоняясь к нему, не понимая, хочет он предложить ему затылок или уже шею. Или губы? — На самом деле мне нужен только ты, — прошептал Тооно, прикрывая глаза. Ему было важно озвучивать такие вещи Таку, а не просто думать о них. — А мне — ты, — ответил Таку серьезно, вглядываясь в лицо Тооно, усталое и все же невероятно красивое. Отказать Кин казалось Таку поступком совершенно естественным, но Тооно было непросто сделать это. Тооно отказывал ей не просто как парень или даже жених, он отказывал ей как бизнесмен. Это имело и для него, и для Кин свое особое значение. Вероятно, даже грозило сложностями. — Мой герой, — повторил Таку шепотом, теперь касаясь губами уха Тооно. Таку продолжал чуть поглаживать затылок Тооно, но теперь высвободил вторую руку и начал расстегивать его рубашку, неспеша целуя открывающуюся кожу и сползая на пол, чтобы оказаться перед Тооно на коленях. Распахнув рубашку Тооно, Таку уже гладил его обеими руками, то поднимаясь к соскам, то ведя от колена вверх, понемногу распаляя. Расстегнув его брюки, Таку сдвинул белье, открывая себе член Тооно, так же неторопливо, как делал сейчас все, гладя его пальцами, а потом касаясь языком. — О, мой Бог, — выдохнул Тооно, такие решения Таку всегда оказывались для него внезапными. Тооно только что нежился в мягких прикосновениях, легких и почти невесомых, почти невинных, щурясь от удовольствия, безвольно растекаясь по дивану, а Таку вдруг оказался… там. Внизу. И его язык уже действовал. Тооно задохнулся, чувствуя теперь эту острую на самом деле ласку. Он смотрел на Таку, и это заводило отдельно. Таку был безумно красив, восхитителен до одури. А еще… Он словно был у ног, но Тооно точно знал, чувствовал, как Таку миллиметр за миллиметром совершенно завладевает им, забирает себе желание, волю, право решать, каждый вздох Тооно. У Тооно были все возможности управлять, но… на самом деле, он не смог бы сейчас, и было так… Все еще странно быть в чьем-то полном распоряжении, позволять делать с собой все, что угодно. И в тоже время это было особенное, то, что могло существовать только между ними. То, для чего Тооно не требовалось быть на коне и сиять в центре внимания. Эти мысли распаляли сознание также, как Таку возбуждал. Тооно чуть съехал вниз, откидываясь головой на спинку дивана. Вместе с возбуждением к Тооно начали приходить и силы, какой-то порыв уже родился внутри. Он звенел едва слышно и трепетал в груди крошечной точкой, он рос по мере того, как Таку сводил Тооно с ума, постоянно меняя глубину, траекторию, полноту движений. Тооно не мог бы угадать ни одного, и он стонал, то замирая, то подаваясь навстречу и бесстыдно, неуемно желая. Руки и губы ныли, Тооно прикусил нижнюю, сжимая обивку дивана, но ему все сильнее не хватало Таку. Тооно все же скользнул рукой к шее Таку, поднимаясь к затылку, чуть оттягивая за волосы, и Таку отозвался этому жесту. Тооно крайне редко был готов кончить просто от ласк, он всегда хотел больше, и Таку это нравилось тоже. Он поднялся, распуская завязки штанов, переступил через них, уперся руками в спинку дивана вокруг головы Тооно, и не меняя неторопливого темпа опустился на Тооно, обхватывая коленями его бедра. Таку хотел уже достаточно сильно, и любовью они занимались достаточно часто, но все же это было так томительно, чуть больно, но гораздо больше сладко. Таку застонал, опираясь руками уже о плечи Тооно. Тооно стонал в голос, позволяя себе прочувствовать себя внутри Таку. Там было охрененно и очень горячо. Тооно наконец-то смог дать волю рукам и губам. Теперь он пышел жаром и чувствовал прилив энергии: точка разгорелась в нем, вошла в силу, и Таку каждым выдохом раздувал пожар. Рядом с Таку силы всегда так и появлялись — ниоткуда. Сначала просто становилось легче, а потом уже можно было сворачивать горы. Тооно знал — Таку не угадал. Он никогда даже не старался. И оттого все, что было между ними, имело особенную ценность. Таку просто хотел того же, и их желания пересекались, сплетались, сливались в одно, как и они сами. Тооно целовал Таку теперь сам, запальчиво и несдержанно, гладил по спине, уже найдя второй рукой его член и чуть сжимая его, но не оставляя себе свободы двигаться в Таку. Тооно хотел, чтобы Таку выбрал сам, выбрал темп и ритм, выбрал глубину, выбрал, как сегодня это ему понравится. Тооно тоже не собирался угадывать, он просто давал Таку время и место, просто любил его.